1036 дней президента Кеннеди

Глава шестая. В ПОИСКАХ ВЫХОДА

Подходил к концу 1962 год. Впереди начинали маячить новые президентские выборы 1964 года. Но деятельность Кеннеди на посту президента не дала еще заметного позитивного вклада в международную политику.

Находясь во главе государственного аппарата США, контролируемого монополиями, и постоянно испытывая давление со стороны военно-промышленного комплекса, Кеннеди действует как бы по заранее написанному сценарию. Формально являясь его автором, он, по существу, лишь исполняет в нем отведенную ему роль - с большими или меньшими отклонениями от «текста». Так было во время американской авантюры в заливе Кочинос, так было во Вьетнаме, так в основном было и во время карибского кризиса.

На исходе 1962 года в деятельности Кеннеди начинают, однако, проглядывать новые черты. Они становятся все более отчетливыми весной и летом 1963 года. В действиях президента проявляется все больше самостоятельности. Мрачный хор сторонников «холодной войны» в США стал время от времени нарушаться новой темой, которую развивал теперь президент. Ее лейтмотив состоял в том, что США должны отказаться от попыток проводить в отношении Советского Союза политику, построенную «на враждебности и предрассудках». Термоядерная война, признавал Кеннеди, была бы для американского народа катастрофой.

Весна и лето 1963 года были интересны не только тем, что президент США заговорил новым тоном. Еще более значительным было то, что Кеннеди оказался в состоянии от слов перейти к делу. 1963 год стал свидетелем заметного улучшения международного климата и положительного развития советско-американских отношений.

Есть все основания полагать, что Кеннеди стал разумнее в своих действиях под влиянием карибского кризиса. Сказалось также, очевидно, и то, что сам президент не был непосредственно связан финансовыми узами с военно-промышленным комплексом. К тому же он вынужден был учитывать активное «мирное наступление» советской дипломатии по целому ряду международных проблем.

В американской политической литературе не раз делались попытки доказать, что положительный сдвиг в советско-американских отношениях летом 1963 года был якобы результатом неких «уступок» со стрроны Советского Союза. Подобный подход не в ладах с истиной. Широко известно, что достижение соглашений, направленных на ослабление международной напряженности и улучшение советско-американских отношений, всегда оставалось одной из важнейших целей советской внешней политики. Но, само собой разумеется, эта цель может быть достигнута только на условиях мирного сосуществования и отказа США от «холодной войны» и агрессии, попыток навязать другим народам «американский образ жизни» и «свободу», как ее понимают нью-йоркские банкиры и техасские нефтепромышленники, пентагоновские генералы и сенаторы-диксикраты. Ослабление международной напряженности зависело от того, найдется ли в конце концов на американском политическом Олимпе достаточно здравомыслящая группа буржуазных деятелей, которая перестанет уделять все свое внимание опасной для человечества игре с огнем.

Факты третьего года президентства Кеннеди говорят о том, что он стал склоняться к проведению акций, направленных на ослабление международной напряженности. Они также говорят о том, что в этом президент опирался прежде всего на свой авторитет и поддержку ближайших советников.

Авторитет Кеннеди после карибского кризиса упрочился. И хотя «бешеные», военщина и ЦРУ были недовольны «нерешительностью президента», большинство американских политиков в этот период считало, что Кеннеди поступил разумно и дальновидно, не переступив грань, за которой начиналась большая война. В этих условиях президент обретает уверенность в своих силах, что начинает сказываться на ряде его решений в области внешней политики.

Ничто так явно не свидетельствует о сдвигах в настроениях Кеннеди, когда дело касалось отношений с Советским Союзом, как его подход к проблеме мирного сосуществования. Эволюция его взглядов по этому вопросу была довольно заметной.

С первых дней президентства Кеннеди столкнулся с необходимостью определить свое отношение к принципу мирного сосуществования государств с различным общественным строем. Перед ним стояла дилемма: или объявить принцип мирного сосуществования «коммунистической пропагандой», неприемлемой для США, или признать этот принцип и развивать его в области государственных отношений. Одним словом, Кеннеди предстояло решить, способствовать ли ему как президенту США процессу укрепления мирного сосуществования или тормозить его утверждение в качестве общепризнанного принципа международного права, продолжая проводить «холодную войну» и балансирование «на грани войны». Кеннеди поначалу выбирает второй путь. Он оставляет американскую внешнюю политику на старом курсе, который он сам до своего избрания президентом считал обанкротившимся.

Программа «новых рубежей» Кеннеди была в 1961 - 1962 годах лишь словесной оболочкой, ярлыком для политики нового президента. Что скрывалось под этой оболочкой? Какие новые тенденции могли появиться в американской внешней политике? На эти вопросы могло ответить только время. Теперь оно давало свой ответ. Ответ сложный, свидетельствующий о том, что в послевоенной политике США, пожалуй, не было периода столь противоречивого, чем три года президентства Кеннеди.

Кеннеди старался облечь «новые рубежи» в либеральную и даже антиколониалистскую одежды. Однако сшиты они были наскоро и не могли скрыть агрессивную сердцевину внешнеполитического курса США. Вместе с тем, пропагандируя «новые рубежи», Кеннеди высказывал и ряд реалистических идей. Однако они оставались на заднем плане, как бы на задворках американской внешней политики.

На первых порах президентства Кеннеди не только забывает об уроках истории и необходимости оценивать явления, основываясь на фактах, но и идет на поводу у наиболее агрессивно настроенных кругов США. Под их влиянием администрация Кеннеди принимает решение преодолеть кризис американской внешней политики не путем ее изменения, а путем дальнейшей активизации сложившегося курса.

Таким образом, в первые два года президентства Кеннеди некоторые разумные политические формулы, которые он выдвигал до своего избрания в Белый дом, оказались лишь звонкими фразами, лишенными позитивного содержания. Декларировались «новые рубежи» во внешней политике, но она оставалась, по существу, старой недоброй политикой «холодной войны».

Мозг Кеннеди постоянно сверлила мысль о том, что капитализм на международной арене проигрывает в соревновании с социализмом. Не случайно в своем первом послании конгрессу США он откровенно заявил: «Время работает не в нашу пользу», т. е. не в пользу Капитализма как социально-экономической системы. Вот эта постоянная сдача американским империализмом своих позиций больше всего и тревожила Кеннеди. Являясь представителем монополистической буржуазии, он, когда дело дошло до реальной политики, подгоняемый желанием как-то поправить дела капиталистических США, стал на путь активизации борьбы против стран социализма, разработки неоколониалистских методов политики в отношении развивающихся стран.

Вместе с тем Кеннеди на третьем году президентства больше, чем раньше, волнуют вопросы войны и мира. Он начинает более активно искать пути соглашения с СССР, осознав, очевидно, всю бесперспективность попыток основывать американскую внешнюю политику только на догмах «холодной войны».

Одним из наиболее сложных явлений периода 1963 года были взаимоотношения, сложившиеся между Белым домом и государственным департаментом. Практика показывала, что из госдепартамента в Белый дом не поступало предложений, которые могли бы способствовать смягчению международной напряженности. Более того, многие там с опаской наблюдали за деятельностью президента. Все это Кеннеди не нравилось.

Как уже упоминалось, после того как Кеннеди победил на выборах, он стал искать среди политических деятелей и ученых людей, которые бы с наибольшей отдачей сил, гибко и умело защищали интересы американского капитализма. Определенные надежды возлагались им и на Дина Раска. Однако, по свидетельству лиц, работавших с Кеннеди, в частности Шлезингера, Кеннеди после двух лет деятельности своего правительства не был доволен работой государственного секретаря. К осени 1963 года президент пришел к мысли, что Раск должен уйти. Наилучшим временем для этого Кеннеди считал надвигавшиеся выборы 1964 года.

Откровенные высказывания Шлезингера, сделанные им в 1965 году, об отношении Кеннеди к Раску были с раздражением встречены в правительственных кругах США. Шлезингера тут же обвинили в безответственности, ему бросили упрек в том, что он пишет историю, «подсматривая в замочную скважину», ставит под угрозу национальные интересы. В ответ на это Шлезингер заявил, что, «когда историк скрывает важные факты, которые могут повлиять на суждение его читателей, он идет на обман». Справедливости ради можно отметить, что сам Шлезингер, будучи буржуазным историком, не был до конца последователен. Он, например, опустил в своей книге «Тысяча дней» ряд любопытных оценок Кеннеди в отношении некоторых деятелей своего правительства.

Надо сказать, что Раск довольно спокойно выдержал укол Шлезингера. «Только два человека, - утверждал Раск, - знают о моих взаимоотношениях с президентом Кеннеди. Один из них мертв, а другой не хочет говорить». Но Раск выразил недовольство утверждением Шлезингера о том, что Кеннеди считал американскую политику во Вьетнаме «большим провалом».

По свидетельству некоторых очевидцев, Кеннеди не считал, что Вьетнам должен пользоваться каким-то особым приоритетом в американской внешней политике. Он отнюдь не придерживался точки зрения, что в джунглях Вьетнама решается судьба Америки. Накопив опыт в международных делах, Кеннеди, похоже, стал понимать, насколько авантюристичным было бы дальнейшее расширение американской агрессии во Вьетнаме.

Многое говорит о том, что к лету 1963 года Кеннеди стал лучше понимать необходимость мирного сосуществования стран капитализма и социализма. Он стал вести дело к тому, чтобы попытаться внести в американскую внешнюю политику позитивный элемент. Все это Кеннеди делал, разумеется, не потому, что симпатизировал Советскому Союзу. Он это делал в силу здравой оценки хода развития событий, изменения в соотношении сил на международной арене, которые диктовали реалистический подход к международным проблемам.

В этой связи особенно интересна речь, которую президент Кеннеди произнес 10 июня 1963 года в Американском университете. Работать над этой речью Кеннеди начал еще весной. Он сам готовил ее тезисы. Затем привлек «перо» Соренсена, а также Шлезингера и в какой-то степени М. Банди. Государственный департамент и Пентагон оставались в неведении о том, что речь вообще подготавливалась. Она была направлена в эти оба ведомства лишь за два дня до произнесения. Все это Кеннеди делал сознательно. Он не хотел, чтобы ему помешали.

Большое внимание Кеннеди уделил вопросу о войне и мире. Он назвал его «самым важным вопросом на земном шаре». Что касается термоядерной войны, то президент объявил ее бессмысленной. «Тотальная война, - сказал он, - не имеет никакого смысла в век, когда великие державы могут держать большие и сравнительно неуязвимые ядерные силы и отказываться сдаться без того, чтобы прибегнуть к применению этих сил. Она не имеет никакого смысла в век, когда одна ядерная бомба имеет взрывную силу почти в 10 раз больше той, которая была использована всеми союзническими военно-воздушными силами во второй мировой войне. Она не имеет смысла в век, когда смертельные яды, выделенные в результате взаимного применения ядерного оружия, с помощью ветра, воды, почвы и семян будут переноситься в самые отдаленные уголки земного шара…»

Надо подчеркнуть, что в своем выступлении Кен-* неди пошел против многих давно сложившихся в Америке политических догм. Последователи «холодной войны» утверждали, что достичь мира с коммунистами невозможно, что третья мировая война неизбежна. Кеннеди охарактеризовал эти взгляды как «опасные и пораженческие». «Давайте, - призвал он, - пересмотрим свое отношение к самому делу мира. Слишком многие из нас считают его невозможным. Слишком многие считают его нереальным. Но это опасное, пораженческое убеждение. Оно приводит к выводу, что война неизбежна, что человечество обречено, что мы находимся во власти сил, которые мы не в состоянии контролировать.

Мы не должны принимать такую точку зрения. Наши проблемы - дело рук человека и поэтому могут быть разрешены человеком. А человек может быть таким великим, каким он хочет быть. Нет такой проблемы человеческих судеб, которая находилась бы вне пределов досягаемости человеческих существ. Разум и дух человека часто разрешали то, что казалось неразрешимым, и мы верим, что они смогут сделать это снова».

Кеннеди наконец-то проявил политическое мужество, призвав американцев пересмотреть свое отношение к Советскому Союзу. Кеннеди заявил, что в случае войны с Советским Союзом США явились бы объектом опустошительной ядерной войны. Он призвал к прекращению «холодной войны» и решению проблемы разоружения.

В своем выступлении Кеннеди не обошелся без антисоветских и антикоммунистических выпадов. Это были стереотипные, дежурные фразы, и явно не на них президент делал акцент. Главное состояло в том, что Кеннеди посвятил значительную часть своей речи проблеме обеспечения мирного сосуществования. Но реализм и американская реакция постоянно находятся в ссоре по вине последней, и поэтому вряд ли стоит удивляться, что после своей речи в Американском университете Кеннеди стал объектом самых злобных нападок и угроз со стороны американской реакции. Ненависть к нему со стороны «ультра» росла с каждым днем.

Летом 1963 года по инициативе Кеннеди правительство США соглашается с предложением Советского Союза провести переговоры о прекращении ядерных испытаний в атмосфере, космическом пространстве и под водой. С 15 по 25 июля между представителями СССР, США и Англии были проведены переговоры и согласован текст Договора о запрещении испытаний ядерного оружия в трех средах.

Еще до переговоров в США вновь активизировались действия реакции, требовавшей не идти на заключение договора о запрещении ядерных испытаний. Правда, раздавались в США и другие голоса. В те дни был опубликован документ в поддержку договора, подписанный 21 крупным американским бизнесменом. В заявлении говорилось: «Эффективный договор о запрещении испытаний прогнал бы нависшую мрачную тучу, открыл бы дорогу для здравого смысла и тем самым породил бы надежду на конструктивный мир». Характерно, что заявление не было подписано ни одним представителем наиболее агрессивных групп американского монополистического капитала. Более того, Нельсон Рокфеллер показал себя открытым противником курса, взятого Кеннеди, заявив, что он-де вредит внешнеполитическим интересам США.

Напор со стороны крайне правых и военщины, требовавших от правительства Кеннеди отказа от заключения договора о запрещении ядерных испытаний, делался все сильнее. Недовольство Пентагона и ЦРУ становилось все более явным. Но Кеннеди дает указание американской делегации во главе с государственным секретарем Дином Раском отправиться в Москву для подписания Договора о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой.

5 августа 1963 года в Москве был подписан бессрочный Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в трех средах, вступивший в силу 10 октября того же года.

Договор, заключенный в Москве, стал памятной вехой в международных отношениях. Однако осень 1963 года явилась началом ухудшения внутриполитической атмосферы в США. Если раньше реакционеры всех мастей лишь опасались «необдуманных действий» со стороны Кеннеди, то осенью, после заключения Московского договора, они начали открытую атаку на президента.

В американских газетах помещаются многочисленные «платные объявления», которые пророчат, что курс на переговоры, взятый Кеннеди, приведет к «национальной катастрофе». Эта крикливая кампания финансируется монополиями, производящими оружие. Особенно усердствуют калифорнийские и техасские миллионеры. Активизируются неофашистские организации и группы. Американцев запугивают угрозой безработицы во многих крупных промышленных центрах в случае разоружения. Кеннеди, Раска и даже Макнамару объявляют «скрытыми коммунистами». В ноябре 1963 года журнал берчистов «Америкен опинион» призвал «избавить страну от Кеннеди и его соратников». Это был, по существу, плохо скрытый призыв к расправе с президентом.

Интересно, однако, что Кеннеди сумел противостоять яростным нападкам «ультра» и до конца дней считал договор о частичном запрещении ядерных испытаний своим главным успехом на международной арене. Московский договор пришелся по душе и американскому народу. В адрес конгрессменов шли тысячи писем от простых американцев, требовавших скорейшего одобрения этого договора. Под давлением общественного мнения сенат США 80 голосами против 19 ратифицировал Московский договор. Сенаторы, одобрившие договор, очевидно, учитывали, что не за горами были всеобщие выборы 1964 года. Надо было подумать о том, чтобы хоть в одном вопросе выглядеть перед избирателями в качестве поборников ослабления международной напряженности, а не подмастерьев «холодной войны».

Вскоре между правительствами СССР и США было также достигнуто соглашение «не размещать в космическом пространстве любых объектов с ядерным оружием или другими видами оружия массового уничтожения». 17 октября XVIII сессия Генеральной Ассамблеи одобрила резолюцию, в которой это соглашение закреплялось авторитетом ООН. Резолюция призывала и другие государства не выводить на космическую орбиту ядерное оружие.

19 октября 1963 года Джон Кеннеди снова выступил перед студентами одного из американских университетов. Кеннеди вновь говорил о путях дальнейшего развития внешней политики США.

«Американский орел, - сказал тогда Кеннеди, - зажал на президентской печати в своих когтях как оливковую ветвь мира, так и стрелы военного могущества. На потолке моего кабинета, построенного много лет назад, этот орел обратил свой взор на стрелы войны слева от него. Однако на более новом ковре, отражающем изменение, начало которому положил Рузвельт… этот орел уже смотрит в сторону оливковой ветви мира»…

Итак, подписание договора о частичном запрещении ядерных испытаний, принятие решения об отказе от вывода на орбиту вокруг Земли ядерного оружия и других средств массового уничтожения, установление прямой связи между Вашингтоном и Москвой - все это свидетельствовало о том, что впервые в послевоенные годы президент США подходил к решению международных проблем с более или менее реалистических позиций, и результаты не замедлили сказаться.

Однако сторонники «холодной войны», «бешеные» всех мастей в США не думали сдавать своих позиций. Для них новые тенденции во внешней политике Кеннеди оказались довольно неожиданными. Вскоре, однако, они оправились, перестроили свои ряды и с шумом ополчились на все разумное, что было сказано Кеннеди в Американском университете.

Да и миролюбивого запала у некоторых поддержавших Кеннеди американских деятелей и обозревателей хватило буквально всего на несколько недель. Если конец августа, сентябрь и начало октября 1963 года в США характеризовались довольно многочисленными высказываниями прессы и ряда политических деятелей в пользу мира, то уже в конце октября тон американской пропаганды резко изменился. Температура политического климата резко понизилась. Сторонники «холодной войны», словно сговорившись, выступили с призывами «не увлекаться», «не строить чрезмерных надежд на будущее», словом, не спешить с разрядкой международной напряженности. Уже в который раз американскому народу стали энергично «разъяснять», что за оттепелью обязательно последуют новые заморозки, а за ними и трескучие морозы.

Сам Кеннеди не проявил достаточной активности в отстаивании и развитии положительных тенденций во внешней политике США. Он, очевидно, считал, что с его стороны уже сделаны в достаточной степени необычные шаги и что ему не следует уж слишком искушать судьбу, восстанавливая против себя еще больше лагерь крайне правой реакции. Весьма характерны настроения членов его правительства, в том числе государственного секретаря Раска и министра обороны Макнамары. Они прохладно отнеслись к вашингтонской речи Кеннеди, предпочитая делать всякого рода «успокоительные заявления», в которых довольно тонко отмежевались от его наиболее реалистических высказываний. Не исключено, впрочем, что в данном случае они являлись к тому же исполнителями воли президента, решившего, так сказать, сбалансировать свою речь более «умеренными» высказываниями своих министров.

Как бы извиняясь за слова и действия президента, 27 октября 1963 года с официальным заявлением о внешней политике США выступил государственный секретарь Раск. Причем выступил не в США, а в ФРГ, во Франкфурте-на-Майне. Похоже, что Раск намеревался одним выстрелом убить двух зайцев сразу: успокоить и американских «бешеных» и приунывших было после заключения Московского договора западногерманских реваншистов. Вот что он заявил: «Ограниченное соглашение, которого мы достигли недавно в СССР, не представляет собой разрядки напряженности… Подлинная разрядка напряженности невозможна без успехов в деле урегулирования таких важных политических вопросов, как Берлин и раскол Германии, Вьетнам, Лаос и Куба…» Раск сразу же дал понять, что все эти проблемы должны быть решены на американских условиях. Это, конечно, был явный отход от духа реалистических высказываний Кеннеди.

В Бонне с восторгом встретили речь государственного секретаря. Испытывали удовлетворение и американские «ультра». Вот как оценила речь Раска реакционная газета Херста «Нью-Йорк джорнэл америкен»: «Нынешние дипломатические перспективы предвещают, что прогресс на пути лучшего взаимопонимания между Соединенными Штатами и Россией не выдержит темпов, набранных после июля нынешнего года с подписанием договора о запрещении ядерных испытаний, заключением соглашений о космосе, введением в строй линии прямой связи»…

Итак, правительству Кеннеди явно «советовали» дать «задний ход» в ослаблении международной напряженности. Более того, представители правых требовали остановить разрядку международной напряженности, а затем и покончить с ней. Особую прыткость проявляли старые соперники Кеннеди - Ричард Никсон, Нельсон Рокфеллер и набиравший силу на волне расизма сенатор Барри Голдуотер.

В октябре 1963 года Никсон пребывал в раздраженном состоянии. Ему не удалось стать ни президентом США, ни даже губернатором Калифорнии. И вот бывший вице-президент, отбросив в сторону всякую сдержанность, предпринимает фронтальную атаку на политику мирного сосуществования с Советским Союзом, на робкие шаги Кеннеди в сторону реализма. Никсон демонстрирует отношение американской реакции к Московскому договору, называя его началом «самого опасного периода холодной войны за все восемнадцать лет ее существования». Он призывает американцев не поддерживать Кеннеди, так как последний «дает возможность коммунистам удержать то, что они имеют».

7 ноября 1963 года Нельсон Рокфеллер выступил с открытым требованием «отбрасывания» коммунизма из восточноевропейских социалистических стран. Рокфеллеру не терпелось кого-нибудь «освободить», а не искать какие-то там позитивные соглашения.

Но, пожалуй, наиболее истошный крик поднял в это время представитель ультрареакционного крыла сенатор Голдуотер. Сенатор буквально-таки кипел от гнева при одном лишь упоминании о реалистических шагах Кеннеди на международной арене. Голдуотер обвиняет Кеннеди в том, что его внешняя политика является ни больше ни меньше как «самой гибельной за всю историю страны».

Излишне говорить, что Никсон, Рокфеллер и Голдуотер были, конечно, неодиноки в своих яростных нападках на Кеннеди. Вокруг них объединились все крайне реакционные силы США.

В такой острой политической обстановке, осложнявшейся к тому же расовыми волнениями в США, приходилось действовать в последние дни своей жизни президенту Кеннеди. Его выступления в пользу принятия нового гражданского законодательства еще более разъярили расистов и «ультра». Над головой Джона Кеннеди сгущались тучи.

Расисты из южных штатов уже неоднократно угрожали Кеннеди. За два последних года пребывания Кеннеди в Белом доме секретная служба по охране президента произвела только в одном штате Техас расследование 34 угроз убить Кеннеди. Особенно участились эти угрозы в 1963 году. Конечно, не все они делались людьми уравновешенными, но было ясно, что президента хотели запугать.

19 ноября 1963 года в Белый дом поступил еще один сигнал опасности для Кеннеди. Секретарь президента по вопросам печати Пьер Селинджер получил письмо от некой жительницы Далласа. Она предупреждала: «Не позволяйте президенту приехать сюда. Я беспокоюсь за него. Я думаю, что с ним случится что-то ужасное». Это письмо Кеннеди показано не было, так как Селинджер не придал ему никакого значения.

Накануне отлета Джона Кеннеди в Даллас, как рассказывает Селинджер, он зашел в кабинет президента, чтобы попрощаться и получить кое-какие инструкции. Часы в кабинете показывали 7.30 вечера. Кеннеди сидел за письменным столом и подписывал бумаги. Он работал в очках, которые никогда не надевал на людях. Ведь в них он выглядел бы куда старше, а это могло оттолкнуть от него кое-кого из избирателей.

«Я хочу сказать: до свидания», - обратился Селинджер к президенту. Кеннеди окинул его медленным взглядом. И в этот момент Селинджер ясно увидел, что президент устал, очень устал. «Я бы хотел не ехать в Техас», - вдруг сказал Кеннеди. Попрощавшись затем со своим пресс-секретарем, он снова углубился в работу.

Впереди был Даллас.