Почти полстолетия прошло с того времени, как в Далласе был убит Джон Кеннеди, но два вопроса еще тлеют: был ли действительно Ли Освальд киллером, а если так, то действовал ли он сам? Ничто из написанного мной в «22/11/63» не дает ответов на эти вопросы, так как путешествие через время — это всего лишь соблазнительная игра моего воображения. Тем не менее, если вас так же, как меня, интересует, почему эти вопросы все еще остаются, думаю, я могу дать вам довольно удовлетворительный ответ в двух словах: Карен Карлин. Не просто как историческое примечание, но как примечание к примечанию. А впрочем…
Джек Руби владел Далласским стрип-клубом «Карусель». Карлин работала там танцовщицей под nom du burlesque [721] Крошка Линн. На следующий после убийства президента день Джеку Руби вечером позвонила по телефону мисс Карлин, которой не хватало двадцати пяти долларов, чтобы заплатить аренду жилья за декабрь, и ей позарез нужно было их где-то одолжить, чтобы не оказаться выброшенной на улицу. Не поможет ли он ей?
Джек Руби, у которого голова была занята другими вещами, задал ей хорошую взбучку, озвучив самые брутальные сокровища из своего лексикона (похоже, что у Далласского Искрометного Джека весь лексикон был таким). Он находился в отчаянии из-за того, что почитаемый им президент было убит в его родном городе, и непрестанно повторял своим друзьям, как это ужасно для миссис Кеннеди и ее детей. Руби удручала сама мысль о том, что Джеки вынужденная будет вернуться в Даллас, когда начнется суд над Освальдом. Вдова станет общенациональным зрелищем, говорил он. Таблоиды будут использовать ее печаль для увеличения своих тиражей.
Конечно же, в том случае, если с Ли Освальдом не случится какого-то непоправимо смертельного происшествия.
В Далласском департаменте полиции каждый был знаком с Джеком, по меньшей мере, на уровне «кивнуть при встрече». Он со своей «женой» — так он называл свою маленькую таксу по имени Шиба — были частыми посетителями ДДП. Он раздавал бесплатные входные билеты в свой клуб, а когда туда заходили копы, он угощал их выпивкой. И никто не обратил особого внимания, когда он появился в участке в субботу, двадцать третьего ноября. Руби был там, когда Освальда, который, демонстрируя подбитый глаз, объявлял о своей невиновности, проводили мимо прессы. У Руби был револьвер (конечно же, 38-го калибра, но это был «Кольт Кобра») и он имел вполне осознанное намерение застрелить из него Освальда. Но в помещении было полно людей; Руби оттеснили в задние ряды; а Освальда тем временем провели.
Поэтому Джек Руби сдался.
Перед полднем в воскресенье он зашел в отделение «Вестерн Юнион», которое находилось приблизительно в квартале от ДДП, и прислал оттуда двадцать пять долларов «Крошке Линн». А потом Руби побрел в «коповню». Он допускал, что Освальда уже перевезли в окружную тюрьму Далласа, и пришел в удивление, увидев перед полицейским участком толпу. Там были репортеры, фургоны телеканалов и вездесущие обычные раззявы. Перевод арестанта не состоялся по графику.
У Руби был при себе тот же самый револьвер, и Руби проскользнул к полицейскому гаражу. С этим не возникло никаких проблем. Кое-кто из копов тогда даже поздоровался с ним, и Руби крикнул «привет» им в ответ. Освальд все еще находился наверху. В последний момент он еще спросил у своих конвоиров, может ли он надеть свитер, а то у него рубашка дырявая. Заминка на поиск свитера заняла меньше трех минут, но этого оказалось вполне достаточно — монетка жизни оборачивается мельком. Руби выстрелил Освальду в живот. Когда копы толпой навалились на Искрометного Джека, он даже крикнул: «Эй, ребята, я же Джек Руби! Вы все меня знаете!»
Убийца президента в скором времени умер в госпитале Паркленд, не сделав ни одного заявления. Благодаря стриптизерше, которая нуждалась в двадцати пяти долларах, и недоделанному идиоту, который не желал показаться в рваной рубашке, Освальд избежал судебного следствия по своему преступлению, и не получил настоящего шанса дать какие-либо показания. Последнее, что он заявил о своей роли в событиях 22 ноября 1963 года, была фраза: «Я всего лишь козел отпущения». С того времени споры относительно того, правду он сказал или нет, никогда не прекращались.
В начале этого романа друг Джейка Эппинга Эл допускает возможность того, что Освальд был одиноким стрелком, на девяносто пять процентов. Прочитав на эту тему гору книжек и статей высотой едва ли не с мой рост, я повышаю эту возможность до девяноста восьми процентов, а то и до девяноста девяти. Так как все тексты на эту тему, включая написанный приверженцами теории заговора, рассказывают одну и ту же американскую историю: вот опасное ничтожество, искатель славы, которому повезло оказаться в нужном месте в нужное время. Большими ли были шансы на то, что все случится именно так, как оно случилось? Да. Не меньше, чем шансы выиграть в лотерее, но кто-то в нее выигрывает каждый день.
Наверное, наиболее полезными материалами, которые я читал, готовясь к написанию этого романа, были книги: «Дело закрыто» Джералда Познера; «Легенда» Эдварда Джея Эпстэйна (в безумной манере Роберта Ладлама, но забавная вещь), «Сказка Освальда» Нормана Мейлера и «Гараж миссис Пейн» Томаса Меллона. Последняя содержит прекрасный анализ произведений теоретиков заговора и их стремлений найти порядок в том, что было цепью почти беспорядочных событий. Мейлер тоже выдающийся. Он рассказывает, как принял участие в проекте (что включало многочисленные интервью с россиянами, которые знали Ли и Марину в Минске), веря в то, что Освальд был участником заговора, но в конце пришел к выводу — вопреки самому себе, — что неповоротливая комиссия Уоррена права: Освальд действовал один.
Я также был глубоко поражен — и растроган, и взволнован, — перечитав «Смерть Президента» Уильяма Манчестера. Он неправ относительно некоторых вещей, он выдает целые пассажи орнаментальной прозы (называет Марину «женщиной с глазами рыси», например), его анализ мотивов Освальда поверхностный и предвзятый, но его массивный труд, опубликованный всего лишь через четыре года после того дня в Далласе, является ближайшим ко времени трагедии, написанным тогда, когда большинство участников были еще живы и их воспоминания оставались яркими. Вооруженный одобрением своего проекта со стороны Жаклин Кеннеди, Манчестер мог кого-угодно заставить говорить с собой, и хотя описание последствий у него весьма отвлеченное, ряд событий, которые происходили 22 ноября 1963 года, он подает с выразительностью, от которой леденеет кровь, это словно фильм Запрудера[722] в словах.
Конечно…с ним поговорили почти все. Не говорила Марина Освальд, и, возможно, именно этим и объясняется неприязненное отношение к ней со стороны Манчестера. Марина (она еще жива, когда это пишется) воспользовалась тем шансом, который возник перед ней благодаря подлому поступку ее мужа, и кто бы ее за это упрекал? Кто захочет полностью прочитать ее воспоминания, может найти их в книге Присциллы Джонсон Макмилан «Марина и Ли». Сам я мало доверяю ее словам (кроме тех фактов, которые подтверждаются другими источниками), но уважаю — с некоторым отвращением — ее талант к выживанию.
Сначала я пытался написать эту книгу еще в 1972 году. Я оставил те попытки, так как исследование, которых требовал этот проект, казались неподъемными для человека, который работает учителем на полную ставку. Существовала еще и другая причина: даже через девять лет после события рана от него оставалась свежей. Я рад, что смог подождать. Решив, в конце концов, взяться за это дело, я вполне естественно обратился за помощью в исследованиях к моему старому другу Рассу Дорра. Ранее он выстроил для меня замечательную систему поддержки в создании другой длинной книги «Остров Дума», на высоте проявил он себя и в этом случае. Я пишу это послесловие в окружении кипы нагроможденных исследований, самым ценным из которых является видео, которое Расс снял во время наших исчерпывающих (и изнурительных) путешествий в Даллас, и стопки футовой высоты распечаток электронных писем, которые пришли в ответ на мои запросы обо всяком-разном, от деталей Мировой серии 1958 года до устройств тайной прослушки, которые существовали в середине прошлого века. Именно Расс локализовал дом Эдвина Уокера, который сугубо случайно оказался как раз на маршруте кортежа 11 ноября (прошлое гармонизируется), и именно Расс — после продолжительных исследований Далласских архивов — нашел самый точный в 1963 году домашний адрес удивительной личности, Джорджа де Мореншильда. И, кстати, где же на самом деле находился мистер де Мореншильд вечером 10 апреля 1963? Возможно, и не в клубе «Карусель», но если у него и было какое-нибудь алиби относительно неудачного покушения на генерала, я его найти не сумел.
Мне ужасно не хочется утомлять вас речами того типа, которые звучат на вручении «Оскара» — сам не терплю писателей, которые это делают, — но все таки должен дотронуться до полей своей шляпы, отдав должное нескольким людям. Большое Первое место среди них принадлежит куратору Музея Шестого этажа в Далласе Гери Маку. Он отвечал на миллионы моих вопросов, иногда трижды на те же самые, прежде чем мне удавалось поместить нужную информацию в моей тупой голове. Поход в Техасское хранилище школьных учебников был для меня безрадостной необходимостью, которую он просветил своими энциклопедическими знаниями и остроумием.
Мои благодарности также заслуживает госпожа Никола Лонгфорд, исполнительная директорша Музея Шестого этажа, и госпожа Меган Браянт, директорша коллекций и интеллектуальной собственности. Браян Коинз и Рейчел Гавел работают в Историческом отделе Публичной библиотеки Далласа, это они обеспечили мне доступ к старым фильмам (некоторые из них довольно потешные), где я смог увидеть, какой вид имел этот город в 1960–1963 годах. Свой взнос сделала также Сьюзен Ричард, исследователь в Историческом обществе Далласа, а также Эйми Брамфилд, Дэвид Рейнолдс и персонал отеля «Адольфус». Давний житель города Мартин Ноблз возил нас с Рассом на машине по всему Далласу. Он нам показал здание теперь уже закрытого кинотеатра «Техас», в котором был схвачен Освальд, бывшее помещение Эдвина Уокера, Гринвил-авеню (совсем теперь не похожую на ту улицу проституток и баров, которой она была когда-то) и Мерседес-стрит, где больше не существует дома под номером 2703. Его действительно разрушил торнадо…хотя и не в 1963 году. И еще мой признательный кивок Мику «Тихому Мичу» Мак-Ичерну, который пожертвовал свое имя на использование в благотворительных целях[723].
Я хочу поблагодарить Дорис Кернз Гудвин, и ее мужа Дика Гудвина, бывшего спичрайтера и помощника Джона Кеннеди, за их снисходительность, когда я расспрашивал о наиболее плохих из возможных сценариев развития событий в том случае, если бы Кеннеди остался живым. Джордж Уоллес как тридцать седьмой президент, это была его идея… и чем дольше я об этом думал, тем более приятным становилось это предположение. Мой сын, писатель Джо Хилл, указал на несколько эффектов, связанных с путешествиями через время, которые я до этого не принял во внимание. Он же придумал новое и более лучшее завершение романа. Джо, ты драйвовый.
И, конечно же, я хотел поблагодарить свою жену, мою первую, видную читательницу, моего самого жесткого, самого честного критика. Пылкая поклонница Кеннеди, она видела его лично незадолго до его гибели и навсегда запомнила эту встречу. Несговорчивая всю жизнь Табита (это не удивляет меня и не должно приводить в удивление вас) остается на стороне тех, кто верит в заговор.
Подал ли я здесь что-то неправильно? Еще бы. Поменял ли я кое-что, чтобы оно улеглось в русло моей истории? Конечно. Один пример: правда, что Ли и Марина ходили на вечеринку к Джорджу Бухе, и правда, что там тогда собрались большинство местных русских эмигрантов, правда также, что Ли выказывал им свою ненависть за то, что они обернулись задом к Матушке России, но эта вечеринка произошла на три недели позже, чем она происходит в моей книге. И хотя Ли, Марина и крошка Джун на самом деле жили на втором этаже дома № 214 по Западной Нили-стрит, я понятия не имею, кто — если вообще кто-то — занимал тогда квартиру под ними. Тем не менее я в ней побывал (заплатив двадцать баксов за эту привилегию) и решил, что это просто стыд — не использовать это место в романе. А какое же это беспросветное место.
И, тем не менее, в основном, я придерживался правды.
Кого-то приведет в негодование моя чрезмерная жесткость в описаниях города Далласа. Прошу нас различать. Во всяком случае, рассказ от первого лица Джейка Эппинга разрешает мне делать это с чистой совестью, по крайней мере, когда события происходят в 1963 году. В тот день, когда Кеннеди приземлился в аэропорту «Лав Филд», Даллас был переполнен ненавистью. Всюду виднелись флаги Конфедерации, национальные флаги США висели вверх ногами. Кое-кто из тех людей, которые встречали его в аэропорту, держали плакаты с надписями: ПОМОГАЕМ ДжФК ИСКОРЕНИТЬ ДЕМОКРАТИЮ. Незадолго до того ноябрьского дня Эдлея Стивенсона и леди «Божью Коровку» Джонсон фактически заплевали далласские избиратели. И заплевывали миссис Джонсон домохозяйки среднего класса.
Сегодня там лучше, но все равно на Главной улице можно увидеть объявление, типа С ОГНЕСТРЕЛЬНЫМ ОРУЖИЕМ ВХОД В БАР ЗАПРЕЩЕН. Это послесловие к роману, а не газетная страница, но у меня есть собственная мысль относительно этого, в частности учитывая текущий политический климат в моей стране. Если желаете узнать, к чему может привести политический экстремизм, пересмотрите фильм Запрудера. Обратите особое внимание на 313 кадр, где взрывается голова Кеннеди.
Прежде чем закончить, я хочу поблагодарить еще одного человека: покойного Джека Финни[724], одного из самых лучших американских фантастов и рассказчиков. Кроме «Воров тел», он написал еще и «Временами и вновь», книгу, которая, на скромное мнение вашего автора, является выдающимся романом о путешествии через время. Я хотел посвятить эту книгу ему, но в июне прошлого года к нашей семье прибавилась чудесная внучка, поэтому посвящение получает Зелда.
Джек, я уверен, ты меня понимаешь.
Стивен Кинг
Бангор, Мэн