3:0 в пользу Шапочки

Глава 2

Вожак гневаться изволили. После того, как люди Вольфа привезли меня прямо в наш посёлок (хотя я очень-очень просила высадить меня на границе), глава нашей стаи посмотрел на моё знававшее лучшие времена платье, на резинку чулка, что торчала из разорванного едва ли не до пояса разреза, на босые ноги, на лохматую голову и обронил короткое:

– Понятно.

А потом ушёл. Меня же подхватила мама, и подруги с кузинами, и младшие братья, и уволокли, закружили, заболтали, я и сама не заметила, как пролетели два дня. Два очень долгих и богатых на события дня.

Начать с того, что Виталика нашли именно на том месте, где я его оставила. Точнее, там, где велела ему меня ждать, и так обрадовался спасателям, что обо мне спросил только тогда, когда люди Серого прощались с ним на железнодорожном вокзале – лететь вертолётом, как и самолётом, мой парень (наверное, уже мой бывший парень) отказался наотрез. А забирая свой билет у одного из оборотней, он вдруг огляделся по сторонам и неуверенно спросил:

– А девушку мою… я с ней… мы в лесу…

– С ней хорошо всё, – ответили ему. – Езжай.

И он уехал.

Откуда, спросите вы меня, я об этом так подробно знаю? Так от Вожака. Он, когда после двух дней молчания, из своей берлоги выполз, то первым делом спросил у меня:

– И как ты только умудрилась такого слизняка подцепить?

– А?

– И куда это ты с ним в таком виде летела?

– Я?

– Нет, я! Итить твою мать!.. Я тебя из стаи куда отпустил? Я тебя учиться отпустил! Ты мне что обещала? Учительницей в стаю вернуться! Учительницей, а не блудницей!!!

И вдруг как плеснёт силой. Все вокруг на колени упали, только мы с матерью, да братья, что зверя ещё призвать не успели, устояли.

– С кем блудила?! – обнажил в жутком оскале зубы Вожак. – Со слизняком?

Тут я сразу поняла, как Виталику повезло из-за того, что у нас до постели не дошло. В противном случае слизняку… тьфу-ты! Виталику! Виталику бы точно не жить.

– Аким, не говори ерунды, – решительно встряла мама. – У нашей девочки не может быть настолько плохой вкус.

– Значит, Вольф, – прорычал Вожак.

И как я ни пыталась достучаться, как ни объясняла, что Серый меня реально спас, услышать меня просто не захотели.

А тут и новости о Дикой Охоте подоспели.

Загнали их Вольфы.

Не всех, некоторым тварям, к сожалению, удалось сбежать, но главаря их – и даже живого! – Серый Wolf, говорят, голыми руками поймал, связал, ошейник надел и в багажнике той самой машины, за рулём которой я уже успела посидеть, поехал к Владыке.

Что на этот счёт говорил Вожак, я пересказывать не стану. Мне такие слова, как девушке приличной, знать не положено. Но если коротко, то злость от того, что злейший враг оказался на гребне волны, пересилила радость по поводу поимки терроризировавших наш лес уродов.

По посёлку народ передвигался вдоль стен, по тенёчку, и лишний раз старался не отсвечивать. Я тоже из своей комнаты лишний раз не выходила, а когда собралась уезжать, то так огребла – врагу не пожелаешь.

– Мало того, что на весь лес меня опозорила, – рычал Вожак, по своей привычке безбожно преувеличивая и искажая факты, – так теперь ещё и на самый главный день своего брата остаться не хочешь? Владислав в первый раз зверя призывать будет, а ты…

Вожак махнул рукой и снова скрылся у себя в берлоге, и я осталась.

Ну, правда. Брат зверя призывать будет, а у меня каникулы ещё не закончились… Несколько дней мы с мальчишками балду гоняли, рыбу ловили в озере руками, на зайцев охотились. Ну, как охотились? Я по лесу волчицей бегала, ушастых им прямо в руки загоняла, а они визжали от радости и вместе с зайцами на мне верхом по лесу ездили.

А однажды утром я проснулась и узнала, что в посёлок прибыл Владыка.

Разбудила меня мама, вбежала в мою комнату и тут же принялась выбрасывать из одёжного шкафа на пол мою одежду.

– Святая луна! – причитала она. – Целый шкаф шмоток, а ни одной приличной.

– Мам? – Я села, зевая. – Что происходит?

– Владыка на обряд приехал! Ох, дай Бог памяти, первый раз за двадцать лет!

– Гляди-ка, – фыркнула я и почесала правый глаз. – Выбрался-таки из своего игрушечного леса!

Владыка, как и вся его свита, как и вся его стая, жили в Финляндии, и предпочитали гулять по заботливо проложенным для туристов тропкам, а не носиться по буреломам за ошалевшими от страха зайцами.

– Вожак тебе язык с мылом вымоет за такие слова, – пригрозила мама. – И вообще, ты чего разлеглась? А ну, вставай немедленно!

Я ещё раз зевнула.

– Да из-за чего суета? Ну, навестил наш посёлок Владыка. Так он, поди, с Вожаком беседовать будет. Что же касается обряда, так он же только вечером, когда луна войдёт в полную силу, начнётся. Уж к тому времени даже я придумаю, что надеть.

Мама всплеснула руками и бросила в меня моей же старой юбкой.

– Поспорь мне, поспорь ещё, – пригрозила она. – Потом сама Вожаку объяснять станешь, почему нарушила его приказ.

В общем, к завтраку я спустилась умытая, причёсанная, в той самой старой юбке до середины колена и белой блузке с коротким рукавом. Хотела собрать волосы в хвост, но мама шлёпнула меня по рукам и сама взялась за мою причёску.

Вожак моим внешним видом остался доволен, а вот Владыка, спрятавшись за газетный листок, поначалу даже не глянул в мою сторону. Но когда я поздоровалась и опустилась на второй от правой руки Вожака стул, поднял голову и глянул на меня.

Говорят, Владыка с самого рождения был так силён, что своего волка призывал ещё в колыбели, а родители и не знали об этом, потому что принимать облик зверя дети всё равно не способны. Да и сам он не знал. И я в это даже готова была поверить. Ну, снились ему сны про волков. Про одного конкретного волка, так кому они не снятся? Мне моя волчица года три снилась, пока мы с ней воочию не встретились…

Как бы там ни было, но в день призыва будущий Владыка слегка переволновался и нечаянно поднял из берлоги медведя. Огромный гризли явился на зов и, говорят, даже подружился с волком. Ну, а Владыка… Владыка – единственный в мире оборотень, который способен призывать двух зверей. И именно поэтому у него один глаз с желтоватой волчьей искоркой в радужке, а второй – чёрный, как уголь, медвежий.

– Так это и есть единственная наследница Акамира Лютого, успешно прошедшая обряд?

– Пока единственная, – ответил вместо меня Вожак. – И именно та, которую Вольфы на весь лес ославили. Как теперь замуж выдавать – ума не приложу! А ты между тем этого лиходея почестями и славой осыпаешь.

Я открыла было рот, чтобы возразить. Чтобы напомнить, как всё на самом деле было. В конце концов сосед мне жизнь спас, а на честь даже не думал покушаться. Но вовремя вспомнила, что я не в городе, и не в принадлежащем Педу общежитии, а в своём родном посёлке. Здесь за такое непочтение можно не слабо схлопотать.

– Почестями, говоришь? – странно улыбнулся Владыка и снова посмотрел на меня. – Пожалуй, да. Так и есть за что. Или ты так не считаешь?

Вожак зыркнул из-под бровей и с такой силой макнул блином в вазочку со сметаной, что та перевернулась, образовав на столе белую то ли горку, то ли лужицу.

– Когда он беззаконие своё чинил, победителем он ещё не был, – продолжил он гнуть своё. – И ещё неизвестно, как там всё на самом деле было. Может, он из моей единственной дочери наживку сделал, а мы с тобой об этом и не подозревали даже.

Я почувствовала, как кровь прилила к моему лицу. Так стыдно стало.

У Вожака, который только что впервые назвал меня дочерью, была отвратительная черта характера: он не умел признавать собственную неправоту, и уж если попала вожжа под хвост, пёр напролом, по головам шагал, но своего добивался.

– Как же вы мне надоели… – глухо рыкнул Владыка, и я испуганно вжала голову в плечи, а ведь он даже силой не пользовался, просто глянул. – Один мне неделю в уши льёт, что его сына на верную смерть отправили, заманив в ловушку. И только Луну и Бога благодарить надо за то, что парень вышел из этой заварушки без единой царапины. Второй про бесчестье зудит… Надоели!

Я нахмурилась, вникая в сказанные Владыкой слова. Какая ловушка? Какая смерть? Кто заманивал? Я, что ли?

Вожак гневно вскинулся, но рухнул под мрачным взглядом, а в комнате запахло тяжёлым медвежьим духом – верный признак того, что зверь близко.

– И я вижу только один способ, как раз и навсегда вас примирить. – Он выдохнул, в звенящей тишине налил в стакан из графина клюквенного морса и с шумом выпил. – Так, говоришь, обесчестил Серго Вольф твою дочь?

Упрямо выдвинув вперёд подбородок, Вожак кивнул.

– Говорю!

– Хочешь, чтобы он за свой поступок ответил по справедливости?

– О большем и не мечтаю.

– Так тому и быть. – Владыка откинулся на спинку стула и улыбнулся, а потом и вовсе захохотал.

И мне как-то нехорошо стало от этого веселья.

– Эйнар! – кликнул своего помощника Владыка, и в столовую торопливо вошёл светловолосый викинг с планшетом наперевес. – Отправь к Вольфам гонца. Скажи, чтобы к свадьбе готовились. Нашёл я невесту нашему прославленному победителю Дикой Охоты. Да ещё какую! И умница, и красавица, и из старинного знатного рода! Да и живёт недалече, близко будет к тёще на блины ездить. Уж больно они у неё вкусными получаются.

Если бы я не сидела, точно бы на пол рухнула от таких новостей. Глянула затравленно на побледневшую маму, на красного от ярости Вожака и закусила губу, чтобы не расплакаться, отлично понимая, что о моём желании в этой ситуации никто спрашивать не станет.

Смутно помню, как досидела до конца завтрака. И уж точно не представляю, о чём ещё говорил Владыка с Вожаком. Мне не до этого было, я отчаянно пыталась придумать пути отступления. Побега. Может, сделать пластическую хирургию и уехать в Исландию? Исландия – единственное место в мире, где оборотни не живут постоянно.

Я бы могла стать первой…

– Русь! – Вадик поймал меня сразу за порогом столовой. Не иначе, как поджидал. – Ты же побежишь рядом со мной на обряде сегодня?

Владислава Вадиком называли только я, мама и братья. Он маленький букву «эль» не выговаривал.

Смешной такой был, о себе всегда в третьем лице говорил:

– Это Вадику? А что это такое Вадику купиви? А Вадик вагушку сегодня вавиу…

– Ну, конечно, родной! Кто, если не я?

Некому. Вожак точно не станет этого делать, хотя законы и позволяют, а мама… Ну, мама – это вообще отдельный разговор. Она волчицу призвала уже после рождения Вадика и с тех пор с ней не виделась. Не понравились они друг другу. Точнее, мама не смогла принять того факта, что внутри каждого человека тихонечко дремлет зверь. Но это отдельная история. Об этом когда-нибудь в другой раз.

– Русечка, спасибо! – Вадик воровато глянул на дверь за моим плечом (проверял, не идёт ли следом за мной Вожак), а потом бросился мне на шею. – Только что я буду делать, если зверь придёт…

– Что значит «если»? – возмутилась я. – Обязательно придёт!

– Мне же тогда придётся к НЕМУ переехать. – Он всхлипнул. – Навсегда!

Я крепко прижала своего глупого мальчика к груди рассмеялась. Хотя хотелось, конечно, расплакаться.

– Дурачок мой, пойдём.

Подтолкнула брата к дверям. Вожак, конечно, на женскую половину не ходит, но знаете, как говорят? Один раз в год и палка стреляет.

– Пойдём на качели, – предложила я. И вы думаете, он отказался? Вот уж нет. Этот взрослый человек, который с часу на час – совершенно точно! – заслужит право на переезд в другую половину дома, вприпрыжку помчался к платану, на толстенную ветвь которого ещё мой прадед повесил качели.

– Ну, что значит, переехать? – фыркнула я, начав раскачивать братца. – Что значит, навсегда? В мужском доме ты, фактически, будешь только обедать и спать. А мама, братья – они всегда будут рядом.

– А ты? – Глянул на меня несчастным взглядом. Он всегда был моим хвостиком и каждый раз переживал, когда я после каникул уезжала на учёбу. – Ты опять уедешь?

– Уеду, – тоскливо подтвердила я и нехотя пояснила:

– Замуж я выхожу, Вадик. И вот это уж точно навсегда.

Потому что у оборотней не бывает разводов. Ни к чему не обязывающий секс до свадьбы – возможен. Но если вы повенчались, если вас Бог связал и Луна – только вы двое, навечно.

Впрочем, мужчина может взять себе наложницу, если женщина не способна родить ему сына. Мама в моей жизни именно так и появилась.

– Замуж? – Вадик нахмурился. – А за кого? За капитана нашей команды? За Славомира?

За капитана. Только не за Славомира, а за другого… капитана.

– Ты не думай сейчас об этом. Отдохни хорошенько. Нам же бежать вечером, а потом испытание огнём и Луной…

– Это ОН тебе мужа нашёл, – перебил меня Вадик, сведя брови над переносицей. – И заставил. Ведь да?

У паршивца с рождения был дар: соврать ему никто не мог. И этим даром он пользовался совершенно не по-детски.

– Нет, – совершенно искренне ответила я. Манипулятор недоделанный. – Вожак вообще против нашей свадьбы. Но чувствам он не помеха.

– Вот вижу, что врёшь, а в чём – понять не могу. А ты не за ведьмака, часом, выходишь? Хорошо бы нам в стаю собственный ведьмак.

– Не за ведьмака. – Легонько щёлкнула по любопытному носику. – Ступай к себе, Вадик. Не думай ни о чём. Всё хорошо будет, я обещаю.

Хорошо бы ещё в собственные слова поверить.

Я поднялась в свою комнату, тихо прикрыла дверь и неспешно подошла к кровати. Раньше здесь был чердак, а я жила на втором этаже женской половины. Сначала одна, потом ко мне переехала мама, а ещё позже появился Вадик, который из принципиальных соображений отказывался спать по ночам и уже тогда обладал очень громким, хорошо поставленным голосом.

И мама, чтобы спасти меня от бессонных ночей, сначала переделала для меня кусочек чердака, а потом и всё помещение стало моей горницей. В крыше вырезали четыре больших окна, поставили кровать с балдахином, чтобы по ночам меня не будили призраки и сквозняки. Устроили учебный уголок, чтобы я могла нормально учиться.

И теперь мне придётся уехать отсюда. Навсегда.

Я опустилась на пуфик возле трельяжа и бездумно уставилась на собственное отражение. Это точно со мной происходит? Я не сошла с ума? Ещё неделю назад я думала, что влюблена в Виталика, готовилась перевести наши отношения на новый уровень, и мечтала о жизни среди людей. Понимала, что мне бы этого никто не позволил, но мечтать-то мне никто не запрещал.

И что теперь? Ни Виталика, ни любви, ни нового уровня. Зато неизбежная свадьба с фактически незнакомым мужиком, который, мало того, что оборотень, так ещё, судя по всему, и сам не в восторге от навязанного брака.

Я закрыла лицо руками и глухо застонала.

– Тупик.

На лестнице послышались шаги.

Мама.

Она остановилась за дверью, но входить не спешила. С духом собирается, догадалась я, и чтобы помочь одному из самых дорогих мне людей, громко позвала:

– Мама!

Она вошла бесшумно. Замялась на пороге, а потом стремительно подошла ко мне и крепко обняла со спины. Волосы привычно собраны в низкий узел, между соболиными бровями залегла тревожная морщинка, а в зелёных с желтизной глазищах океан сочувствия и боли.

Я вымученно улыбнулась и накрыла её ладони на моей груди своими руками.

– Ты замечала, как мы с тобой похожи? – спросила, чтобы отвлечь её от грустных мыслей.

– Конечно, похожи. Ты же дочь моя, – ответила она и поцеловала меня в макушку. – Боишься?

Я пожала плечами.

– Не поняла пока. Всё словно не со мной происходит.

– Не бойся. – Мама погладила меня по голове. – Не бойся, моя хорошая. И в таком браке есть свои плюсы.

– Это какие, например?

– Ты всегда будешь рядом. Вольф своего сына в будущие Вожаки метит, а они, ты же знаешь, надолго от стаи уехать не способны…

– Wolf, – исправила я.

– Что?

– Серый Wolf, – ответила я. – Мой жених говорит, что его фамилию правильно произносить именно так. Мам, ну как же так?

– Детка… – мама всхлипнула, а я вьюном выкрутилась из её объятий, чтобы обхватить её шею руками, уткнуться носом в мягкий свитер и позорно разреветься.

– Ну, тихо, тихо, – успокаивала она меня. Целовала руки, лицо, шею, гладила по волосам. И шептала что-то ласковое-ласковое. – Милая, глупая… Ну, что ты плачешь, будто жизнь закончилась. Может, она, наоборот, у тебя теперь только начнётся. Ведь ты ж не знаешь, как оно всё обернётся. Жизнь – штука непредсказуемая. Знаешь, как бывает? Живёшь себе в деревне, где даже электричества нет. Молишься богу, тятеньку с маменькой слушаешься и чтишь. За кузнеца замуж выйти мечтаешь. А потом – раз! И вся твоя жизнь кувырком. И ни деревни, ни тятеньки, ни кузнеца рядом, а ты бежишь одна по залитой луной дороге, дрожишь от холода, прислушиваясь к волчьему вою, и не знаешь, чего больше хочешь: того, чтобы Луна послала к тебе зверя, или того, чтобы отвернулась.

Я ведь, когда в отца твоего влюбилась, про оборотней не слышала даже. А когда он меня из родительского дома увёл, да спустя неделю всю правду открыл, бежать мне было уже некуда. Либо здесь оставаться наложницей, либо в омут. Пришлось остаться. Домой бы меня после такого позора не приняли. Я до сих пор Акамиру этого обмана простить не могу.

– Мама? – удивлённо прошептала я. – Как же так? Я думала, вы с Вожаком… Ну…

– Любим друг друга? – криво улыбнулась она. – Я когда-то думала, что люблю, а сейчас поумнела и знаю, что любовь – это блажь.

– Блажь?

– И без неё люди бывают счастливы. – Мама снова погладила меня по волосам, а потом стёрла с моих щёк остатки слёз. – Смотри, какие у меня сыновья-молодцы и дочь-красавица. Да я самая счастливая женщина в мире!

Я покачала головой.

– Разве это счастье?

– А как же? Я, конечно, не хотела тебе такой судьбы, но не стану врать. Иметь Владыку в сватах – это большая честь. Вожак бы всё равно не позволил тебе выйти замуж по своему усмотрению, а так ты хотя бы рядом будешь. Деток ваших я нянчить смогу…

– Ты мне не помогаешь, мам, – тихо призналась я. – Честно. После твоих слов мне только хуже стало.

– Русечка! Дурочка ты моя любимая! Ну как же мне тебя утешить? Как же объяснить?..

– Не надо. – Я расцеловала её в щёки. – Не надо, мам. Я сама утешусь, мне просто привыкнуть надо. А ты лучше к Вадику иди, ему твоя помощь сегодня нужнее больше, чем мне.

Мама ещё раз обняла меня на прощание и, горько вздохнув, ушла. А я несколько часов лежала, отгородившись от мира тяжёлыми шторами балдахина. Думала. Пыталась найти выход, но так и не нашла к тому моменту, как за мной пришёл Вадик, чтобы я составила ему компанию в пробежке по лунной тропе.

У обычных людей есть сотни, даже тысячи легенд об оборотнях. Особенно меня умиляют истории о нашей отравленной слюне. Якобы, если тебя укусит оборотень, а они, как всем известно обрастают шерстью исключительно в полнолуние, и только и мечтают, что загрызть парочку человеков… Так вот, если тебя укусит оборотень и тебе не посчастливится умереть, то спустя один лунный цикл у тебя вырастут когти и хвост, и ты станешь бегать нагишом по лесам и выть на луну.

Если бы всё было так легко.

Правда в том, что мы все рождаемся людьми, и каждый из нас должен пройти нелёгкий путь к тому, чтобы обрести второе я. Ну и без помощи шамана не обойтись.

Его у нас ещё называют Говорящим-с-Луной. И он, пожалуй, единственный, кто имеет хоть какое-то сходство с оборотнями из человеческих сказок. Он и вправду не может сопротивляться действию Луны. Она шепчет ему, она ему поёт, она отдаёт приказы, а его задача – донести её слова до нас. Ну и помочь нам отыскать на лунной тропе своё второе я.

Весь посёлок, включая детей, собрался на окраине. Владыка и его свита тоже были здесь. Мы с Вадиком подошли сначала к нему и поклонились, выражая почтение. Затем подошли к Вожаку за благословением.

– Вернись в стаю волком, – произнёс он ритуальную фразу, а когда мы шагнули в сторону огромного костра, у которого нас ждал шаман, внезапно подался вперёд и поймал меня за руку.

– Присмотри за братом, – тихо произнёс он. Я от удивления чуть язык не проглотила, потому что слова эти прозвучали почти как просьба.

С трудом справившись с замешательством, я всё же кивнула.

– Я присмотрю. Хотя ты бы с этим справился лучше.

Стряхнула с себя жёсткие пальцы и поспешила за Вадиком. Не мне судить Вожака, пусть я и не понимаю, какими мотивами он руководствуется, отказывая в помощи своим близким.

У костра было жарко, и брат уже снял верхнюю одежду и разулся. Я тоже сбросила халат, под который предусмотрительно надела спортивный костюм, и сняла кроссовки.

На голове шамана была корона из черепа волка, к пальцам приклеены когти, подбородок, шея и обнажённая грудь были в кровавых разводах. Значит, жертву уже принесли, догадалась я. И не ошиблась, потому что в следующий момент шаман подал Вадику кубок. Я отвела взгляд. Волчицей я от такого угощения не отказалась бы, но в человеческом облике… Хуже свежей овечьей крови – только кровь несвежая.

Однако братишка смело сделал несколько больших глотков, вытер губы тыльной стороной ладони и, в отличие от меня десятилетней, даже не сблеванул.

Шаман хлопнул в ладоши, запрокинул голову и завыл на желтобокую круглую луну, которую в наших краях неспроста называли волчьей. Стая отозвалась дружным рыком, а когда наступила тишина, Говорящий-с-Луной запел.

Его песня была об охоте. О запахе мокрой хвои. О снежном насте, по которому так легко бежать. О матёром волке. За его широкой холкой так приятно и правильно было прятаться от пронзительного ветра! А потом склонять голову, признавая в нём господина, и подставлять морду под шершавый язык. Он пел о шестерых волчатах. Маленьких, смешных, покрытых мягким пухом. У одного из них – самого маленького – были синие глаза. И мать-волчица любила его больше остальных.

А пахло от них молоком и теплотой безопасного логова.

Это была самая лучшая песня в мире.

Впрочем, насколько я знала, когда Говорящий-с-Луной пел, каждый оборотень слышал свою песню.

Я не знаю, что услышал Вадик, но он вдруг сорвался с места и побежал, а я следом за ним. По лунной тропе каждый оборотень бежит за мечтой. Стыдно признаться, но я мечтала не о карьере, не о больших деньгах, не о славе. Я мечтала о трёх вещах: о любящем и любимом муже, о шестерых волчатах, от которых бы пахло молоком и нежностью, и я даже согласна, чтобы у одного из них были синие глаза, и о собственном большом доме.

Ничего особенного, но моя волчица пришла ко мне уже на окраине, и весь остальной путь по лунной тропе мы бежали вместе. Она была намного старше, и опытнее, и мудрее, когда её душа услышала мой зов. Но, как ни странно, мы сразу же нашли общий язык. Буквально с первой минуты. И я не знаю, хорошо это или плохо, но у меня не было ни приступов неконтролируемого призыва зверя, ни перепадов настроения, ни агрессии, ни лунного безумия. Мне иногда вообще казалось, что я уже родилась со своей волчицей внутри.

Хотя, конечно, все мы рождаемся людьми. Этому правилу оборотни своих младенцев учат ещё до того, как те начинают ходить.

А Вадик тем временем бежал к Орлиному обрыву. В наших краях это был единственный смертельно опасный обрыв. Привередливый, как беременная первым ребёнком жена Вожака, хитрый, как взбесившаяся лиса, и такой же непредсказуемый. Не самый лучший путь для лунной тропы, если честно.

– Вадик! – позвала я, забыв о том, что после жертвенной крови брат меня уже не услышит. – Вадик, стой! Владислав!

Но он летел вперёд с такой скоростью, что я, даже призвав волчицу, никак не могла его догнать.

Мы выбежали из леса, и брат внезапно свернул, помчавшись вдоль обрыва, но по самому-самому его краю. А мы с волчицей, подвывая от ужаса и дурного предчувствия, следом. Лапы проваливались в мягкую глиняную почву, земля неаккуратными комьями летела вниз, туда, где ревел осенними водами Олений ручей.

И мы почти догнали, одного прыжка не хватило, когда земля ускользнула из-под ног Вадика, и мальчишка полетел вниз.

Закричав, завыв, зарычав, я рванула следом, но уже в полёте меня остановил мощный, выбивающий дыхание и сбивающий с ног удар. И одновременно плеснуло такой силой, что позвоночник выгнулся, выбрасывая меня из мира волков в мир людей.

Перед глазами плыло, но я повела головой из стороны в сторону, поднялась на четвереньки и поползла к краю обрыва. В этот раз меня схватили крепкие руки. Тряхнули с такой злостью, что я кончик языка прикусила, и зарычали:

– Тебе жить надоело?

Я полоснула отросшими когтями по светлому пятну, которое, судя по всему, было мужским лицом, и простонала:

– Мой брат! Там мой брат! Это его лунная тропа, идиот!

А потом из обрыва с пугающим клёкотом вылетела большая… нет, огромная… нет, гигантская. Да! Из обрыва вылетела гигантская птица, и, закрыв своими крыльями Луну, торжествующе прокричала:

– Адик! Адик! Адик!

– Чтоб мне сдохнуть, Красная Шапочка, – ахнул удерживающий меня мужчина, – если это не аргентавис! Как говоришь, зовут твоего брата?

– Владислав, – шепнула я, и огромная птица, будто бы услышав меня, издала такой пронзительный звук, что у меня заложило уши, а потом опустилась на землю и с игривым любопытством посмотрела в мою сторону. Клянусь, этот аргентавис тоже был птенцом.

И ещё он был прекрасен. Мощные лапы, невероятных размеров крылья, большой клюв, лапы с когтями чуть ли не в мою руку толщиной. Один глаз у него был зелёный с янтарной прожилкой, как у меня и Вожака, а второй – жёлто-чёрный, круглый, совершенно птичий.

Весело им с моим братом будет взрослеть. И да, кажется, Вадик не вернётся в стаю волком, как завещал наш Вожак. Кажется, волком он стал уже давно.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я у Серого, когда Вадик, накрасовавшись, взмыл в небо и исчез за облаками. Что ж, там я ему пройти испытание Луной точно не смогу помочь, а потому самое время разобраться с собственными проблемами. – И только не надо заливать, что вышел на пробежку по своему собственному лесу.

Мужчина оскалился.

– Ну, уж точно не по чужому. Не после тех новостей, которые мне сообщил отец к обеду.

Я скрипнула зубами.

– Одного не понимаю, – продолжил Вольф. – Тебе просто замуж приспичило, или я так понравился, что сердце в трусах удержать не можешь?

Лес вокруг меня скрылся за пеленой мглы, и я запрокинула голову, проверить, не скрылась ли луна за облаками. Не скрылась. Это просто у меня от злости и обиды в глазах потемнело.

– Зачем этот цирк? На кой дьявол надо было врать, что я тебя чести лишил?

– Я не врала, – с трудом взяв себя в руки, возразила я.

– Что? – задохнулся от возмущения Серый и, схватив меня за руку, подтащил к себе вплотную. Тело у него было горячее и твёрдое, как камень. И когда меня к этому камню прижали прямо грудью, я почувствовала, что лифчик мне внезапно стал мал, что заострившиеся соски неприятно трутся о жёсткую кружевную ткань, а сердце стало жидким и горячим. И пролилось… Да, собственно, прямо в трусы и пролилось. – Ты хочешь сказать, что я…

Я подняла взгляд. Даже в лунном свете было видно, как сильно оборотень зол. Тонкие ноздри подрагивали, рывками втягивая воздух, на скулах проступили желваки. На мгновение мне стало не по себе. Так или иначе, но я чувствовала за собой вину. Ведь не решись я поехать с Виталиком на эту чёртову дачу, не стояли бы мы тут сейчас и не...

– Я рассказала Вожаку всё, как было, – наконец нашла в себе силы произнести я. Голосом хриплым и незнакомым. – А Владыка меня не спрашивал, знаешь ли.

В янтарных глазах напротив полыхнуло что-то дикое, и мне одновременно стало страшно и сладко. И мне показалось, что из ночного леса мы перенеслись на морское побережье. И это не Олений ручей журчит внизу, а шелестит прибой. Что сосны плавятся от солнца ароматными смоляными слезами, а солёный ветер щекочет губы и заставляет жмуриться от счастья.

Моя робкая улыбка теннисным шариком отскочила от удивления, промелькнувшего во взгляде Серого, и я отшатнулась от мужчины. Насколько позволили по-прежнему удерживающие меня руки.

Исчезло море и запах хвои. Осталась лишь не по-осеннему тёплая ночь, желтобокая луна, плеск Оленьего ручья да клёкот арвин… армен….

– Как ты назвал птицу, которую умудрился призвать мой брат? – умирая от неловкости, спросила я.

– Аргентавис, – ворчливо ответил Серый и зачем-то провёл большим пальцем по коже на моём запястье. Сердце подскочило к горлу, и стало труднее дышать. Хотелось глубоко вздохнуть, но я боялась снова коснуться грудью не иначе как стальных мышц, что прятались под курткой оборотня. Поэтому стояла и сопела, как мышь. – Надо же было умудриться. Как вы его теперь прятать от мира будете?

– Прятать? – пролепетала я.

Серый склонился ко мне и прошептал:

– Аргентависы вымерли более пяти миллионов лет назад.

Я глубоко вздохнула.

– Да?

Он ещё больше сблизил наши лица. Я успела оценить свежесть его дыхания и обжечься о янтарный взгляд, прежде чем зажмуриться.

Вольф удовлетворённо хмыкнул и, отпуская, шагнул от меня в сторону.

– Пойдём в посёлок. А то я без обеда остался, того и гляди кого-нибудь съем.

– А? – Я шагнула подальше от этого насмешника, но он поймал меня за руку и оттащил подальше от края обрыва.

– Да пошутил я, Красная Шапочка. Пошутил.

– Вообще-то у меня имя есть, – заметила я, чувствуя какое-то совершенно нелогичное разочарование.

– Я знаю, – невозмутимо отозвался Серый.

– И ты так и не ответил, как здесь оказался.

Он помрачнел и, скривившись, буркнул:

– Случайно. И нам вправду лучше вернуться, а то Владыка подумает, что у меня вошло в привычку лишать тебя чести в лесу. И знаешь что? Вернёмся порознь, если ты не возражаешь. Ничего личного, но женитьба в мои планы пока не входит. Так что никакой свадьбы не будет.