Бывают такие события, которые в один момент переворачивают твою жизнь. Вот до этого момента ты жил одной жизнью, а спустя какой-то не очень фиксируемый момент — уже совсем другой. И ты даже можешь не осознать, когда ты прошел этот момент. Например, тот момент, когда был зачат Демьян, Андрей, разумеется, не помнил. Но это событие раз и навсегда направило его жизнь по определенному руслу. Только Андрей долго пытался из этого русла выйти.
Сейчас же момент был отчетлив. Андрей сказал: «Пусть мальчики останутся со мной». Это были только слова. Но именно они снова опрокинули его жизнь.
Тесть с тещей уехали. Судя по лицу тещи, она была уверена, что им скоро возвращаться.
Так оно и вышло. Им пришлось приехать еще раз — чтобы привезти необходимые документы. Это произошло через три дня. Эти три дня прошли относительно спокойно. Андрей потратил все воскресенье на то, чтобы одеть мальчишек. Результатом остался доволен. Совсем другое дело! И заинтересованных женских взглядов на себе стал ловить как будто еще больше. Надо же, сыновья, оказывается, добавляют отцу привлекательности в женских глазах. Может быть, зря он столько лет бегал от отцовских обязанностей?
Даже смешно было вспоминать, каким Андрей тогда был идиотом. Наивным, не понимающим, во что ввязался, идиотом.
Теща с тестем приехали еще раз, привезли документы. Не без удивления, но, кажется, смирились с тем, что решение Андрея оставить сыновей у себя — не блажь.
Они оставили мальчиков дома, а сами пошли посидеть в пиццерию неподалеку. Поговорить. Уже тогда надо было спохватиться. Нет, не передумать. Но хотя бы осознать, что ему предстоит. Но Андрей по-прежнему пока не понимал. Только слушал.
Слушать ему пришлось много. Про то, как мальчики росли. Чем болели. Как учатся. Что любят из еды.
Впрочем, разговор шел не только о детях. Тогда же Андрей узнал, что значительная часть денег, которые он переводил теще, уходила на то, чтобы попытаться избавить Наташу от ее зависимости. Что и к бабке какой-то возили, и не к одной. И в краевой центр в наркологическую клинику — зашить пытались. Все попытки проваливались.
— Почему вы мне не сказали, что все так плохо?! — в конце концов не выдержал Андрей.
— Да зачем тебе это, Андрюшенька? — теща смотрела в поверхность стола. — Моя это вина, и крест мой. Что-то где-то не доглядела, наверное.
Андрей не нашел, что сказать. Если что и понял он твердо к своим тридцати с небольшим, так это то, что есть вещи, в которых копаться не стоит. А еще бывает так, что виноватых нет. Пиздец случился, а виноватых нет. У юристов это называется форс-мажор. Вот и в их в жизни случился форс-мажор под названием «Наташка». И виноватых нет. Теперь остается только выгребать. Как-то всем вместе.
Тесть с тещей уехали. Вот тут-то Андрей и познал всю меру постигшего его «счастья».
Для начала он столкнулся с бюрократической машиной во всем ее могучем великолепии. Опека, школа, поликлиника. Поликлиника, мать ее! Когда он в третий раз пришел за справкой для школы, пришел по записи, а там очередь и орущие бабы с детьми — он тоже заорал. Так заорал, что заведующая поликлиникой из другого конца коридора прибежала — спрашивать, в чем дело. В чем дело, в чем дело?!
У него там банки, переговоры, люди! А он тут к врачу за справкой пробиться не может!
О существовании частных клиник Андрей узнал потом — сам он сроду ничем не болел. Как и о многом другом. Опыт отцовства прирастал исключительно методом набивания шишек. И при этом сыпался устроенный быт. И работа. И все вообще.
И собственные нервы.
О том, что он не вывозит, Андрей понял, когда Кася проделал здоровенную царапину на кожаном сиденье «бэхи». Откуда он вообще взял этот гвоздь — загадка. Но пацаны вечно тащили домой всякую дрянь с улицы, и сотрудница клининга регулярно выбрасывала из квартиры всевозможные веточки, железки и прочие сокровища. Ну а в этот раз от гвоздя досталось машине.
Андрей долго смотрел на длинную серую безобразную царапину на спинке сиденья. А потом он себя осознал уже орущим. Дико орущим на мальчишек. Он замолчал, когда стало саднить горло. Касьян прятался за старшего брата. А Дема сказал, привычно набычившись:
— Бать, хочешь втащить — мне втащи. Касю не трогай, он маленький.
Андрей рухнул на скамейку, будто его пнули под колени. Это что же… Демка серьезно, что ли?! Всерьез допускает, что Андрей может его ударить?!
Нет. Так дальше нельзя. Он не вывозит. И тут Андрей вспомнил о родителях. О том, что мать время от времени заводила разговор о внуках, но Андрей ее каждый раз осаживал. Он устроил свою жизнь так, будто мальчиков нет, и родители должны так же поддерживать это концепцию.
А теперь вот пришло время для других решений.
Родители примчались по первому звонку. Андрей предупредил сыновей, что приедут другие бабушка и дедушка. Но все же оказался не готов к тому, как произойдет эта встреча.
Мать плакала и гладила Демьяна по голове, а тот давался, что удивительно. И бубнил свое обычное: «Не реви, ба». А Кася и вовсе залез к деду на колени и что-то трещал без умолку.
Андрей смотрел на все это и почему-то вспоминал слова тещи: «Касьян не от тебя, может».
У мальчиков одна мать. Они братья. А значит, Кася такой же сын Андрея, как Дема. А сплетни свои оставьте себе.
Мальчики уехали с его родителями, и это оказалось для Андрея спасением. Он выдохнул. Перевел дыхание. Смог сесть и подумать.
Выходило так, что с появлением мальчишек вести тот образ жизнь, что раньше, не получится. И работать так, как раньше, тоже не получится. Переговоры, поездки, неизбежные пьянки с нужными людьми. Все то, что ему раньше казалось естественным, теперь мешало. Андрею нужно как можно больше времени. И как можно более свободная голова.
Решение пришло внезапно, и было очевидным. У Андрея какое образование? Правильно — ПГС. И сам Андрей сколько раз за время своей работы в должности генерального директора компании-застройщика высказывал претензии в адрес работы прорабов — что охренели в край, что денег хотят много, а работают, как попало?
Ну вот, и покажи себя. Все стройки города ты знаешь, нюансы работы тоже. Надевай белую каску — и вперед.
Решение, конечно, было, как сказали его партнеры, странное. Серега так и прямо и выдал: «Ты ебанулся, Лопата». Другой партнер, Иван, сказал обтекаемое — что-то про дауншифтинг. Но долю Андрея ребята выкупили без вопросов.
Андрей продал свою студию, «бэху» — все это было теперь без надобности. Купил квартиру побольше, машину попроще, а остатки денег вложил в землю. Ну а что, двоих сыновей родил, пора и о доме подумать. Но пока все стояло на стадии проекта и материалов. Куда Андрею торопиться?
Он втягивался. Привыкал, хотя ко всему привыкнуть невозможно. Особенно Андрея вымораживали всевозможные детские болячки. Пацаны, слава богу, болели не часто, Дема, как и сам Андрей, почти не болел, а вот первая Касина ангина принесла Андрею и первые седые волосы.
За два дня до годовщины смерти Наташи к Андрею подошел Демьян и, глядя в пол, глухо сказал: «Надо съездить, бать». Так Андрей впервые оказался на могиле своей бывшей жены. Хотя нет, бывшая — это если бы они развелись, а так… Он горе-вдовец.
Тогда же мальчишки впервые дали себя по-настоящему обнять. Кася еще иногда сам прижимался, но редко, а Демьян держал дистанцию. Не то, чтобы Андрей был сильно этим огорчен, но когда мальчишки с двух сторон прижались к нему, стоя под ударами сырого ветра перед простым деревянным крестом, Андрей отчетливо понял — все было не зря.
Все он сделал правильно.
Может, запоздало, но правильно.
Бутылка вина осталась недопитой. Марина взяла ее, покрутила, вернула обратно на стол.
— Теперь понятно… — голос после долгого молчания звучал тихо.
— Что тебя понятно? — голос Андрея был словно в противовес хриплым. Он же говорил — долго и много.
— Почему ты спросил, не много ли я пью.
— Я не имел в виду, что…
Марина встала, подошла к раковине и вылила в нее остатки вина. Обернулась.
Они какое-то время молча смотрели друг на друга — Андрей, сидя за столом, и Марина, стоя у раковины.
Марина не знала, что сказать. Молчание было не очень правильным сейчас, но слов не находилось. Что после рассказа Андрея сказать, вот что?!
«Мне тебя жаль»? Нет, такие люди, как Андрей, жалость не принимают. Они полагают это слово ругательным.
«Ты ни в чем не виноват»? А нуждается ли Андрей в ее оценке? Да и вообще, это компетенция судьи или коллегии присяжных — решать, виновен человек или нет.
«Ты отличный отец»? Да что Марина в этом понимает? У нее самой детей нет и не будет. Как она может об этом говорить?
Она судорожно искала слова, но они не находились. Зато слова нашлись у Андрея. Он встал.
— Ну что, штаны уцелели, так что пойду я. За ужин и… За ужин спасибо.
Да сейчас прямо! Сейчас прямо я позволю тебе уйти! Штаны, может, и уцелели. А треснул все же не только пиджак. У тебя лицо треснуло, Андрей. И совсем не в том смысле, в котором про это обычно говорят. Ты весь целиком сейчас треснул. И я тебя никуда такого треснувшего не отпущу.
— А как же гусь?
Андрей моргнул от неожиданности.
— Что? Какой гусь?
Марина подошла, закинула руки Андрею на шею и прижалась щекой к его плечу.
— Гусь-обнимусь. Мне сейчас очень нужен гусь-обнимусь. Ты же сказал, что ты — этот самый гусь.
Андрей замер. Марине вдруг стало страшно. Что сейчас отстранится. Оттолкнет. И в самом деле уйдет. Что не нужна ему она со всем ее так и облаченным в слова сочувствием.
А потом ее спины коснулась его рука — коснулась легко и почти невесомо. Но Марина от этого легкого касания вжалась в Андрея еще сильнее. Ткнулась носом в шею. Не отпущу. Слышишь, не отпущу тебя сейчас никуда!
— Тогда я останусь, да?
— Останься. Пожалуйста, останься.
— А если… — Андрей прокашлялся. — А если… Если я буду и другой гусь тоже?
Марина усмехнулась и поцеловала шею — вот прямо под губами.
— Давай, другой гусь придет завтра утром?
Андрей хмыкнул — и прижал Марину к себе по-настоящему.
Но в итоге гусем-обнимусем стала Марина. Андрей после душа плюхнулся в постель, сгреб Марину, прижал спиной к своей груди, положил руку под грудью. И они замерли.
Марина чувствовала, что сердцебиение учащается. Как в таком состоянии спать? И когда она вообще спала вот так — когда ее обнимают? Она уже несколько лет спит одна. А обнимал ли ее Митя когда-то вот так, в постели, засыпая? Марина не могла вспомнить. Ей теперь вообще казалось, что Мити не было в ее жизни. Все воспоминания были какими-то смутными и будто ненастоящими. Словно Митя, испугавшись появления Андрея в ее жизни, поспешил раствориться теперь и из воспоминаний тоже.
Господи, какая чушь лезет в голову! Марина вздохнула.
— Что, не привыкла спать с кем-то? — раздалось из-за спины.
— Ну да. Отвыкла. Привыкла уже спать одна.
— Я тоже привык один.
— Тогда… тогда давай каждый на свою подушку и под свое одеяло?
— Давай.
И ни он, ни она не шевельнулись. Так и заснули вместе.
Потому что были необходимы друг другу.
— Будь проклят ты и колена твои вплоть до седьмого!
Марина подскочила на кровати. Очень неожиданно просыпаться от того, что в твоей постели кого-то проклинают — но, вроде бы, не тебя. Впрочем, просыпаться от звонка Киркорова тоже неожиданно. Такое случается, если в твоей жизни появляется Андрей Лопатин.
И вот он сидит на твоей кровати, трет шею и орет на кого-то матом по телефону. Такого экзотического пробуждения в жизни Марины до этого не было. Она любовалась тем, как освещает яркое утреннее солнце широкую мужскую спину, а еще на коротко стриженный, но все равно взъерошенный затылок. Какая же привлекательная картина, даром, что матом ругается.
Андрей закончил разговор, отбросил телефон и развернулся.
— Разбудил? Извини.
Марина ничего не ответила. Солнце теперь било Андрею в спину, и выражение его лица скрадывалось. Она же любовалась силуэтом. И шириной плеч. И думала о том, что это как-то странно — чувствовать, что тебе хорошо от того, что кто-то взъерошенный, небритый и широкоплечий ругается матом по телефону в твоей постели.
— Мне надо идти. Точнее, бежать. Рукожопы! — потом он смачно выругался, снова вздохнул и еще раз произнес: — Извини.
— Беги.
Андрей и в самом деле встал с кровати, натянул одежду, оглядел себя и махнул рукой. Вид у него был в самом деле странный — и белая рубашка, и классические брюки порядком измяты. И где-то еще в прихожей валялся порванный пиджак.
— Заскочу все-таки домой, переоденусь, — пробормотал Андрей. А потом, без перехода: — Проводи меня, Мариш.
Марина все же не успевала за быстротой событий. У нее вообще до сих пор в голове мыслей толковых не появилось, а в теле, наоборот, какая-то томность странная. А Андрей уже в дверях спальни стоит.
Она спала в пижаме, состоящей из шорт и майки. В ней и пошла провожать Андрея. Он шагнул через порог одной ногой, остановился, развернулся.
— Совсем забыл…
Все же Марина не до конца проснулась. Потому что оказалась не готова к тому, что Андрей шагнет обратно в квартиру и притянет Марину к себе. Обнимет. Потрется слегка колючей щекой о ее и поцелует куда-то чуть ниже уха.
— Вернусь только вечером, там дел натворили, дебилы, б… Будешь ждать?
— Буду.
Это было очень удивительное субботнее утро. И невероятно чудесное. Марина сидела на балконе, где было оборудовано место для летних посиделок — столик и кресло, пила кофе, щурилась на яркое солнце и переписывалась с Демьяном. А потом, отложив телефон, допила кофе и посмотрела на балкон напротив. Марина вспомнила, как кипела на этом балконе в компании бокала вина, как хотела членовредительствовать типу, который бездушно посылал ей воздушные поцелуи с этого самого балкона.
Как все изменилось с того дня.
Чашка кофе, яркое летнее солнце, отсутствие Андрея рядом и присутствие его детей в телефоне расставили все, что вчера рассказал Андрей, по своим местам. По правильным местам в системе жизненных координат Марины.
Нельзя сказать, что ее этот рассказ не удивил. Удивил. Даже потряс. О Наташе Марина думать не могла и не хотела. Это совсем другая женщина, совсем другого типа характера и мышления, и Марина слишком мало о ней знает, чтобы попытаться разобраться. Да и не хочется. Этот этап в жизни Андрея и мальчиков завершен. Все, что надо знать, Марина знает. А вот что с этим делать дальше?
А что дальше? Ты можешь представить себе свой завтрашний день без троих Лопатиных в нем, Марина Геннадьевна? Да ты уже вечера ждешь с нетерпением, когда Андрей разгребет свой форс-мажор на стройке и приедет к ней. И можно будет обнять эти широкие плечи. Обомлеть. И услышать какую-нибудь фирменную лопатинскую ехидность на ухо. Или увидеть наимягчайшую улыбку. Марина не могла угадать, что будет вечером. И не хотела. Главное, чтобы Андрей пришел.
Хм. А что, может, и ей попробовать удивить чем-нибудь Андрея свет Евгеньевича? Ну, сможет же он на пару минут отвлечься в своих важных прорабских делах на телефон?
Марина Голубятникова: Есть пожелания по поводу ужина? Каннеллони мы вчера все съели.
Андрей Лопатин: Борщ.
Как мы лаконичны, однако. И сразу с козырей. Борщ, мать его! Марина его ни разу в жизни не готовила. И сама не была фанатом, и Митя тоже не просил, да и возни с этим борщом, судя по всему, выше крыши.
Марина Голубятникова: Борщ? Ты уверен?
Андрей Лопатин: Уверен. Сто лет не ел настоящий вкусный домашний борщ.
Настоящий вкусный домашний борщ. Андрей, ты уверен, что обратился по адресу?! Или… или ты снова берешь меня на «слабо», Андрей?! Как в тот раз, с рыбалкой? Нет уж, второй раз я в это озеро не шмякнусь, даже если буду знать, что ты меня оттуда достанешь.
Что там в этом борще такого сложного, с чем не справится высококвалифицированный юрист с красным дипломом? И Марина решительно встала с кресла.
— Что-то хорошее случилось, Андрей-джан?
Андрей покосился на бригадира каменщиков.
— Да с чего бы?
— Лицо у вас такое. Будто случилось что-то хорошее.
Учитывая то, что Андрей только-только разгреб последствия особой рукожопной одаренности, фраза о том, что случилось что-то хорошее, была не совсем уместной. Хотя… Это смотря с какой стороны посмотреть.
— Случилось.
Бригадир каменщиков довольно улыбнулся, кивнул и вернулся к своей работе. А Андрей — к своей.
Спустя два года работы прорабом можно признаться — решение было тогда принято правильное. И возвращаться в кабинет не хотелось. Наверное, не для всех это подходит. Вот Андрей сейчас что делает каждый день? Орет матом, проклинает всех, а рукожопых — отдельно, но его работа ему нравится. Вот она, его работа. Дом растет. И вырастет. И в нем будут жить люди.
Если Марина вопрос с землей дожмет.
Андрей вздохнул. О Марине он старался пока не думать и не вспоминать. А то сразу начинает улыбаться и, наверняка, как идиот. Однако, судя по словам бригадира каменщиков, не думать не получалось.
Андрей дошел до своей машины, сел, достал из подставки стакан с уже остывшим кофе, отхлебнул. Ну, если не получается не думать — давай думать. Здесь никто не видит, как ты улыбаешься как дурак.
А что такого-то случилось, собственно — чтобы улыбаться как дурачку? Ну, не в сексе же дело? С ним все просто — потрахался и забыл до следующего раза. А вот гуся-обнимуся хрен забудешь.
Ох, Марина-Марина…
И даже задавать вопрос: «Что делать?» глупо. И поздно. Она уже проросла в его жизнь — и в жизнь самого Андрея, и в жизнь мальчишек. Демка сегодня сам спалился, что переписывается с Мариной. А как они обнимались после больницы… Уже поздно думать и принимать какие-то решения. Марина уже в их жизни. Произошло это как-то быстро и совершенно незаметно. И… и это хорошо. Да нет, классно же!
Сам Андрей был не готов отказаться от Марины, вот взять и враз оборвать контакты. Как это? Они еще в постели столько всего не попробовали! Да и пацаны уже плотно присели ей на уши и не только. Так зачем рвать?
Только вот жить здесь и сейчас и не думать о последствиях — это не в характере Андрея. Может, по молодости он и мог совершать необдуманные поступки. Да что там мог — совершал. В последний раз такой поступок был — решение забрать сыновей. Хотя это не про необдуманность. Это про запоздалое исполнение того, что должен. Но теперь у Андрея два сына, он за них отвечает и обязан смотреть вперед хотя бы на несколько шагов вперед. А ситуация вперед не просматривалась. Если бы в его отношения с Мариной не были вовлечены пацаны — все было бы предельно ясно. Гулять с Маришкой на полную катушку, не отказывая себе ни в чем. Ну, в пределах разумного, конечно. Но так уж получилось, что их не двое в отношениях, а четверо. Так, стоп. Какие, на хрен, отношения?!
А что это такое, с другой стороны? Ведь ясно же, что в концепцию «Потрахались и ауфидерзейн до следующего раза» Марина не вписывается. Так Андрей ее и не хотел в этот формат вписывать! Он уже вечер у нее предвкушал, и совсем не борщ! Борщ — это так, подразнить. В том-то и дело, что секс с ней — далеко не самое вкусное. Хотя, конечно… Андрей поерзал, сделал глоток холодного кофе, вытащил из кармана двери купленный на заправке батончик, зажевал. Нет, о сексе лучше не думать. А то ему еще работать сегодня. А вот о другом подумать — запросто.
С ней кайфово все. И поддразнивать ее, и слушать, и смотреть. И вдруг захотелось узнать, как она жида до него, до Андрея. Умница, профессионал, сама все тащит, видно, что привыкла в жизни полагаться только на себя. Знакомый типаж, угу. И снова вспомнилось, как он доставал ее из озера. И как Марина вцепилась ему в шею, как дрожала и тихонько всхлипывала. Вот тебе и «полагается только на себя». А сама рыбу испугалась.
Или вот вчера. Вчера как она его слушала. И как обняла потом без всяких идиотских сюсюканий или охов-вздохов. Так обняла, будто и в самом деле все поняла.
Ну вот и как такую отпустить?! Тем более, что пацаны ей на уши присели. И не только на уши.
Как ни крути, выход пока только один. Пусть все идет, как идет. А там видно будет.
— Андрей Евгеньевич! — в щель прикрытой автомобильной двери донесся чей-то жизнерадостный крик. — Блоки привезли!
Наконец-то!
Но перед тем как выйти из машины, Андрей непоследовательно подумал о том, будет ли вечером борщ.
Сегодня Андрей в более привычном виде — джинсы, футболка, кроссовки. Ему это все идет и сидит на нем ладно. И в голове почему-то крутится странное слово — родной. Совсем не к месту и непривычное. Может, это из-за того, что он держит в руках?
— Боже мой, это ромашки?!
— Да прям. Лопухи какие-то. Под забором на стройке растут. Но Дема с Касей одобрили.
Марина завороженно смотрела на небольшой букет цветов. Наверное, именно такие скромно называют полевыми. Вчерашний роскошный букет расположился в самой большой вазе. А этот… Марина ткнулась носом в желтые цветочки. Они еще и пахнут!
— Даже не могла предположить, что ты такой романтик…
— Я не романтик. Мне борщ обещали, — эй, вообще-то не обещали! — Это им пахнет?
— Им. Иди, мой руки.
— Вкусно?
Какой неправильный вопрос! И какой неправильный тон! Но все это откуда-то вылезло. Будто Марине и в самом деле важно, чтобы этот проклятый борщ получился вкусно!
Рецепт взят с авторитетного кулинарного сайта и исполнен точно. Выглядел он как надо, как на фото с сайта. А вот вкус его Марина оценить не могла — она напробовалась, надышалась и перестала адекватно воспринимать вкусы. Но это же не повод спрашивать «Вкусно?» и при этом волноваться! Будто это на самом деле важно — получился ли у нее борщ. От всего этого фонило какой-то лубочностью. Словно приготовление борща — это тест на профпригодность на… на что?!
Да просто жаль, если столько усилий будут потрачено впустую!
Андрей аккуратно промокнул губы салфеткой. Но отвечать не торопился. Ел вроде бы с аппетитом. По крайней мере, без видимого отвращения. Ой, ну что она как на экзамене, в самом деле. Марина юрист, а не повариха! И уметь готовить борщ не обязана. Но непоследовательно хочется услышать «Очень вкусно». А ей не говорят.
— Что, у мамы лучше?
Ой, ну куда ее несет, куда?!
— Самый вкусный борщ, который я ел — это у тещи. Но его на русской печке готовили. А вот чтобы на плите — твой самый вкусный.
— Правда?! — откуда в ней взялась эта обомлевшая от счастья дурочка?!
— Правда. Можно мне добавки?
К моменту чаепития Марина худо-бедно вернула себя в светлый разум. Ну да, похвалили твой борщ, который ты готовила в первый раз в жизни. Ну да, съели этого борща два тарелки и еще половник прямо из кастрюли, когда Марина отвернулась. Но это же не повод светиться как электрическая лампочка.
В общем, светлый разум вернулся. Но и ехидный Андрей Лопатин тоже никуда не делся.
— Марин, а ты чего, реально загналась из-за этого борща? Ну, чтобы он мне прям понравился?
А ты чем думал, когда говорил про настоящий вкусный домашний борщ?!
— Вообще-то, я готовила борщ в первый раз в жизни! — Марина поставила перед Андреем чашку с чаем.
— Да ладно?! Такая взрослая — и ни разу не варила борщ?
— Даже очень взрослый человек не может делать все вещи в мире. Вот ты, например, тоже взрослый. Ты варил борщ?
— Пробовал. Вылить пришлось.
— Ну, наверняка есть вещи, которые ты даже не пробовал делать, — Андрей пожал плечами и отхлебнул чаю. — Например, ты никогда не делал куни.
Чаем Андрей Евгеньевич поперхнулся и закашлялся. А потом уставился ошарашенно на Марину. А вот так вот! Не только тебе можно!
— С чего ты взяла вообще… — он наклонил голову, привычным движением отер щеку о плечо, отхлебнул чаю. — С чего ты взяла, что не делал?
Марина с предельно невинным выражением лица — оно у нее иногда, под настроение, все же получалось — развела руками.
— А что мне следовало подумать?
— Ах вот как…
Скрипнули ножки стула. А следом Марину резко подняли за локоть на ноги и прижали. Ох… Андрей, кажется…
— Я пошутила… — удалось пискнуть.
Тяжелая мужская рука расчетливо прошлась по спине, сжалась на ягодице.
— Что ты, Мариша… Такими вещами, как борщ и куни, не шутят.
На «слабо», значит, решила взять? Зря, Мариша, зря.
Что значит — не делал? Ты еще скажи — не умею! Умею, делал. Без особого, это правда, удовольствия. Но «не хочу» и «не буду» — это две большие разницы. А сейчас на повестке оказались оба слова — и «хочу», и «буду».
То, что «буду» — это бесспорно. Нечего его на «слабо» брать. А вот «хочу»… Андрей осознал внезапно, что хочет. Реально именно хочет. Именно хочет. Сам. И именно с ней.
Раздеть ее догола, разложить на кровати и всю-всю… везде-везде… Попробовать на вкус. Как будет реагировать. Сумеет ли он реально довести до финала языком. Да вообще… Такое поле для деятельности открывалось, что не только стояк в застежку джинсов, но и сердце вдруг в горле.
Так, вот теперь будем все эти планы реализовывать.
Планы-то были охуенные. А уж их реализация…
Чего Андрей не ожидал — особенно после вчерашнего «Можно, я буду решать, как все будет» — так это того, как Марина опала под ним. Растеклась, распласталась, позволяя ему все — стаскивать с себя торопливо одежду, пялиться ошалело на нее голенькую, лапать жадно.
И только когда она, что-то торопливо пробормотав, потянулась руками к его шее — тогда Андрей опомнился. У них же сегодня с Маришкой серьезный обоюдный экзамен. Она свой на борщ сдала, Андрею вот сейчас предстоит свой сдавать.
Он стянул с себя последнее оставшееся — трусы — и навис над Мариной, опираясь на локоть. И поплыл. Ей так красиво, когда волосы растрепанные. Когда губы вспухшие от поцелуев. Когда взгляд затуманенный. Когда соски торчком. Такая нереально красивая… А самое красивое ниже.
— Андрей… — выдохнула она беспомощно.
Он провел ладонью по ее щеке — большим пальцем от уголка губ до виска.
— Не бойся, девочка моя. Я все сделаю сам.
Где-то еще вначале успела мелькнуть мысль: «Митя делал не так». Наверное, это была одна из последних мыслей. А потом все мысли дружно покинули голову Марины. И остались только ощущения.
Она уже не понимала, что там Андрей делает. Что, чем, как. Но по всем стадиям чувственного удовольствия он провел ее безошибочно. По нарастающей. И на взрыв наслаждения вывел безупречно точно.
И даже дал немного продышаться, прежде чем взять. И его глухое «Мариша», и собственный вкус на его губах, и горячая тяжесть большого тела, и глубокие мощные толчки, и всплеск общего удовольствия.
С Мариной все это точно произошло впервые. Не с чем сравнить. Ничего подобного раньше не было в ее жизни.
Что за день сегодня такой.
Удивительных открытий.