51-60 Сборник детективов про Ника Картера

Глава 2

Я хорошо выспался, приставив стол к двери в качестве меры предосторожности. Утром я начал прочесывать квартиру и вещи Карминиана, начиная с одной стороны дома и исследуя каждый дюйм.

Моим первым сюрпризом была его коллекция пластинок, сложенная рядом с небольшим портативным проигрывателем пластинок американского производства. Судя по тому, что мне рассказывала Эгги Фостер об этом человеке, я ожидал, что получится сборник хорошего джаза, Маггси Спаниер, Пи Ви Рассел, Бак Клейтон, Гудман, Армстронг, Эдди Кондон, по крайней мере, самых лучших.

Вместо этого это были записи Баха, Моцарта, Палестрины, Скарлатти и некоторые григорианские песнопения. На многих альбомах были короткие сообщения, написанные красивым женским почерком: «Антон, я видела это валяется и должна была забрать это для тебя». Или: «Надеюсь, тебе понравится». Все они были подписаны с «Мариной».

Что, черт возьми, делал джазовый фанатик, страстный приверженец le hot jazz, только с коллекцией классических пластинок, да еще и с классиким барокко? Конечно, мне было интересно, кто такая «Марина». Еще я нашел коллекцию трубок. Судя по всему, Карминиан был курильщиком и, как многие курильщики, также своего рода коллекционером трубок. Еще у него был хороший запас выпивки в шкафу и я приготовил себе на ланч холодный мартини.

Остальная часть квартиры не принесла мне ничего важного. Я решил следовать нескольким указаниям, которые мне дала Эгги, начиная с Йессифа бен Кашана, торговца тканями.

Медина, арабский квартал Касабланки, была многолюдным и тесным местом. Пахло слишком большим количеством людей, зажатых в слишком маленьком пространстве, и разнообразной едой, которую перекладывали на сотни маленьких прилавков. В Медине казалось, что каждый день это базар, а рынок - это постоянная суматоха.

Я прошел мимо женщин в длинных одеждах и туристов, мужчин в джеллабе и западных деловых костюмах. Я прошел мимо женщины, торгующей харирой, горячим супом, приготовленным в огромных железных котлах, и другими, которые готовили мехуи, что-то вроде марокканской баранины на гриле, поджаренной на раскаленных углях.

Ковры, медь, латунь, кожа и изделия из стекла продавались в сотнях ярких палаток и лавок. Местами меня толкала и давила толпа, и, прежде всего, это были крики голосов, во время торговли или ссоры, единственного приемлемого способа ведения бизнеса в Марокко.

Мне удалось спросить дорогу, и я услышал, что Йосиф бен Кашан не был одним из странствующих торговцев, которые приезжали в Медину. У него был магазин, постоянное представительство, которое я в конце концов нашел. Это была деревянная дыра в стене, устланная красочными марокканскими коврами.

Я видел их в горах Среднего Атласа, сотканных в оттенках бежевого, красновато-коричневого и коричневого. Коврики из Чикакуа, или Высокого Атласского хребта, были огненно-красными и охристыми, а ковры Сахары - приглушенными красными, белыми и синими. Узоры и мотивы линий напоминали узоры южноамериканских индейцев.

Вскоре я узнал, что Йосиф бен Кашан был не только торговцем коврами, но и проводником по всем прелестям Медины. Когда я вошел, он поклонился, его тарбуш, традиционная красная феска, почти касался земли. Он носил сервал с помпонами у его ног, с мягкими, изящными вышитыми марокканскими тапочками.

«Салам», - сказал он, кивая мягким, круглым и ангельским лицом. У него был такой же круглый живот. "Вы пришли полюбоваться моей красивой одеждой?"

«Салам», - ответил я. «Коврики действительно красивые, но я приехал к Йосифу бен Кашану по другой причине».

Его глаза на мгновение сузились, а круглое лицо расплылось в улыбке.

Он спросил. - 'Ах! Вы ищете удовольствий в Медине,

«Девочки, конечно. An? Два? А может много? Может быть, евнухи, мягкие и милые, как девушки?

Я поднял руку, чтобы заставить его замолчать. «Нет, нет», - бросил я, когда нашел место в потоке его слов. «Я ищу кого-то, и мне сказали, что вы можете знать его местонахождение. Я ищу человека по имени Карминян.

"Карминян?" - Глаза Йессифа бен Кашана расширились. «О, в самом деле я его знаю. Он приехал к Йосифу бен Кашану за множеством удовольствий. Он был мужчиной с множеством сексуальных пристрастий, одним из самых великих. Иногда он приходил с красивой женщиной, иногда один, но всегда для того, чтобы заставить меня искать самые необычные эротические удовольствия, которые может предложить этот район ».

И, держу пари, сказал я себе, это может быть очень необычно. "Вы знаете, где Карминян?" - спросил я, стараясь казаться озабоченным, а не решительным.

Торговец коврами пожал плечами. - «В конце этой улицы поверните направо, чтобы попасть в небольшой дом посреди маленькой дженины», - сказал он. «Иди туда и поговори с Фаташей, берберкой. Карминян часто проводит там дни ».

Торговец коврами остановился и улыбнулся больше себе, чем мне. «С Fatasha это место, где можно проводить дни».

«Шукран», - сказал я, поблагодарив его. «Я в долгу перед вами за вашу доброту. Я живу в квартире Карминяна. Если вы слышите о нем больше, позвоните мне, пожалуйста. Я с радостью заплачу за хорошую информацию ». Я написал номер телефона на клочке бумаги, который он осторожно засунул в карман. Я знал, что в случае, если я не обнаружу Карминяна в доме берберской женщины, приманка в виде денег привлечет бена Кашана.

«Пусть ваши поиски увенчаются успехом», - сказал он, низко поклонившись, когда я вышел за дверь.

«Инч Аллах», - ответил я, возвращаясь на палящее солнце. Я пошел по узкой улочке, пробираясь сквозь толпы людей, повернул направо в конце и подошел к маленькому домику, расположенному в маленьком дворике. Дверь была открыта, и я вошел. Было прохладно и темно из-за опущенных жалюзи, закрывающих солнце. Я остановился на мгновение и собирался крикнуть, когда из арочного коридора с занавеской появилась женщина.

Она была высокой, на ней был украшенный драгоценностями бюстгальтер, турецкие воздушные брюки и изящные бабуши. Распущенные, ниспадающие черные волосы придавали ее лицу с высокими щеками несколько свирепый вид.

У нее был характерный нос и широкий рот. Большие бронзовые серьги и драгоценный камень в центре лба добавляли ей причудливой внешности. Украшенный драгоценностями бюстгальтер изо всех сил пытался держать ее огромную обвисшую грудь под контролем.

Какой бы свирепой и причудливой она ни казалась, в женщине, в её взгляде, когда она смотрела на меня, царила неприкрашенная животная чувственность, руки на бедрах и насмешливый взгляд женщины, для которой больше не было сюрпризов.

«Салам», - сказал я. «Йосиф бен Кашан послал меня к вам».

Внезапно появилась красивая ухмылка, обнажив блестящие белые зубы. Она жестом указала головой, чтобы следовать за ней, и проскользнула через занавешенный проем. Я вошел и сразу оказался в окружении взволнованных болтающих девочек.

По моим оценкам, им было от 11 до 14 лет, и все они были голыми. Они столпились вокруг меня, толкая и подталкивая вперед свои молодые тела. Их тела были стройными, от светлого до темно-коричневого, и действительно очень красивыми в своей свежей цветущей красоте, и мне напомнили, что древние греки считали женщину самой красивой в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет, мальчишеской, но женственной, не более того, когда они недозрелые и просто незрелые.

Я чувствовал их руки на моем теле, скользящие вверх и вниз по моим рукам и ногам, чувствуя твердость моих мускулов, и их болтовня становилась все громче и благодарнее. Их пушистая нимфоподобная красота подчеркивалась безошибочной чувственностью их движений.

Один из них прислонился к стол и раздвинула ноги, видимо, чтобы показать мне, насколько она девственна.

Фаташа была среди них эротичной наседкой и гордо улыбалась. "Хорошо, да?" она сказала. 'Все для тебя. Тебе здесь, у Фаташе, очень весело. Вы увидите, что эти девушки могут поднять вас на большие высоты ».

«Успокойся, расслабься», - сказал я. «Я пришел задать вам несколько вопросов».

'Задавать вопросы?' - Она нахмурилась, темное облако, казалось, окутало все ее лицо.

Я вручил ей долларовую купюру.

«Здесь, раньше твоего времени», - сказал я. «Я ищу человека Карминяеа. Кто-то сказал мне, что он может быть в вашем доме.

Деньги помогли успокоить ее обиду из-за того, что я отклонил ее предложение. «Карминяна здесь нет», - сказала она немного грубо.

"Когда вы в последний раз видели его?"

«Неделя, может, чуть больше», - ответила она. Это хотя бы немного помогло его оценить. Неделю назад он был еще жив и рядом.

Я настаивал. - "Он сказал вам, куда идет? Он сказал одной из ваших девочек, что уезжает?"

Фаташа резко заговорила с девушками, и они покачали головами. Как только они поняли, что я не покупатель, они сели на большую кровать, разговаривали и играли в карты, у одной девочки даже была кукла, для которой она примеряла одежду, как и все маленькие девочки. За исключением того, что они были совершенно голыми и не обращали на это внимания.

«Карминяна здесь нет», - снова сказала Фаташа, отсылая меня с этим предложением.

Я кивнул ей, проскользнул через занавешенный коридор и снова оказался на улице. Следующей моей остановкой был Chez Caliph, за пределами Медины, и хотя улицы Касабланки были загружены после полудня, они казались мне почти безлюдными.

Я нашла это место на бульваре Зерктуни, как и сказала мне Эгги, и бармен совсем не прочь поговорить о Карминяне. Однако то, что он сказал, заставило меня, конечно, осторожно приподнять брови.

«Конечно, он приходил сюда за бокалом шерри около пяти часов», - сказал мужчина. Он был европейцем, хорошо говорившим по-английски. «Карминян был очень замкнутым и очень тихим. Он всегда просто сидел в углу и смотрел на людей. Я видел его всего один или два раза с женщиной, красивой черноволосой женщиной, высокой и действительно стильной ».

«Черт возьми, это была не Эгги Фостер, - подумал я. А Карминян ходил с другой? Это тоже было неправильно. Было уже поздно, и приближалась ночь. Без надлежащего описания того, как выглядел этот человек, было бесполезно пытаться обходить джаз-бары. Я решил вернуться в его квартиру и подождать, пока Эгги не устроит свое шоу, и я смогу навестить ее и попросить лучше описать этого человека.

Я остановился в ресторане «Риссани» и пообедал восхитительным блюдом из курицы. Он была с оливками и лимонами и начинена миндалем, изюмом, манной крупой, медом и рисом.

Вернувшись в дом Карминяна, я запил все это красивым высоким стаканом бурбона с водой и подумал о том, как мужчина может быть общительным, много пьющим любителем эротики и в то же время одиноким с хересом, джазом, с коллекцией пластинок Моцарта и Скарлатти. Карминян оказался многосторонним человеком.

Снаружи на лестнице я услышал топот шагов, прежде чем я услышал женский голос. В дверь резко и резко постучали.

- Антон, - сказал тихий сладкий голос, - впусти меня. Я знаю, что ты там. Я увидела свет, когда спускалась вниз ».

Последовала пауза, затем снова постучали. «Антон, - сказала она, - открой меня, пожалуйста. Что это? Что здесь происходит? Почему ты не дал мне знать, что вернулся?

В два быстрых шага я подошел к двери и распахнул ее.

Женщина чуть не ворвалась в комнату, и я поймал ее рукой. Ее глаза широко раскрылись от удивления, и я увидел сочные черные волосы, слегка завитые за ушами; узкие черные брови над темными глазами; коричневые, изящно выраженные скулы и довольно длинный орлиный нос. Это было незабываемое зрелище, прекрасное и гордое, нежное и чувственное одновременно.

Тело соответствовало лицу, полная, выступающая грудь в кремовом платье, которое висело вокруг ее тела, как лепесток на чаше. Ее бедра изгибались длинной плавной линией, и каким-то образом я знал, кто она.

«Ты не Антон», - выдохнула она, когда снова обрела голос.

«Нет, но ты Марина», - просто сказал я. "Пожалуйста, войди."

Она нахмурилась и подозрительно посмотрела на меня. И все же она вошла в комнату. Когда я закрыл дверь, я увидел, как ее груди мягко двигались и покалывали при ходьбе, очевидно поддерживаемые очень свободным бюстгальтером.

'Кто ты?' - спросила она, пригвоздив меня своими темно-карими глазами, которые, казалось, говорили больше, чем ее слова.

«Я Глен Трэвис», - сказал я ей с улыбкой. «Я ищу Антона Карминяна, и, поскольку его здесь нет, я остался здесь. Он должен мне деньги за картины, которые купил у меня ».

"Как вы узнали мое имя?" - спросила она тихим знойным голосом, мерцающим словно бархат над огнем.

«Угадал», - сказал я. «Я видел это имя на некоторых записях, и ты выглядишь так, будто тебя зовут Марина. Красивое имя, необычное имя. Он может быть только у красивой женщины ».

«Ты знаешь, что правильно говорить», - улыбнулась она, и ее красивое, гордое лицо озарилось особым сиянием.

«Как и большинство художников, - сказал я. «Я хочу найти Карминяна. И из того, что вы сказали, вы можете знать, где он ».

Она села, и в ее глазах закралась грусть. «Хотела бы я знать», - сказала она. «Все, что я знаю, это то, что Антон позвонил мне однажды днем ​​и сказал, что ему нужно уехать неожиданно. Он даже не успел меня увидеться и поздороваться ».

Я спросил. - "Вы были его девушкой?" Она холодно посмотрела на меня. «Я была его другом», - сказала она. «У нас с Антоном были очень необычные отношения».

«Я готов в это поверить», - сказал я. «Вы действительно похожи на человека, у которого могут быть необычные отношения. Но вы не знаете, куда он ушел?

Она покачала головой.

«Знаете, - продолжил я, - мне очень важно найти его. Я не могу вдаваться во все подробности, но если вы мне поможете, вы окажете мне большую услугу ».

«Я не могу тебе помочь», - сказала она, скрестив ноги. Ее ноги были обнажены, а длинная линия бедра была произведением искусства.

На мгновение мне захотелось, чтобы во мне действительно хватило художника, чтобы нарисовать ее.

«Марина, - сказал я, пробуя слово во рту, - необычное имя и необычная женщина, я бы сказал. Вы выпьете со мной бурбон?

«Скотч, пожалуйста, - сказала она, - с водой».

Она откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на меня, пока я готовил напитки и протягивал ей бокал. Ее груди, казалось, изгибались красивой элегантной линией, когда она сидела в кресле так расслабленно.

«Теперь, когда я тебя увидел, - сказал я, - может, я больше не хочу искать Карминяна».

Марина улыбнулась озорной, медленной улыбкой, скривившейся в уголках ее нежных губ. «Но ты знаешь», - сказала она. «Ты действительно хочешь его найти».

«Верно, - сказал я. «Он должен мне кучу денег».

"Нет", - сказала она. «Я думаю, это нечто большее».

Она была умной сукой, и я усмехнулся ей. «У тебя особая интуиция», - сказал я. "У тебя есть догадки?"

«Нет, но вокруг вас царит атмосфера, которая заставляет меня чувствовать необходимость, возможно, даже какую-то опасность», - ответила она. «И все же каким-то образом ты заставляешь меня чувствовать, что я должна тебе помочь. Я не очень верю твоему рассказу об Антоне, который должен тебе денег за твои картины ».

«Не говори мне, что ты египетская гадалка», - сказал я со смехом. Она была для меня слишком проницательной.

«Я наполовину испанка, наполовину марокканка», - сказала она. «Может быть, поэтому у меня странные способности».

«Тогда тебе лучше поверить мне, что твой друг Антон может оказаться в опасности, если я его не найду», - ответил я. «Они сказали мне, что он много пьёт, и это может быть опасно».

«Антон? Пьяница? - сказала она, нахмурившись. 'Точно нет. Просто немного вина и, может быть, коньяка после обеда.

Это соответствовало словам бармена Chez Caliph. Но остальное все равно не подошло. «Расскажи мне о нем побольше», - настаивал я.

«У нас с Антоном, как я уже говорила, были довольно необычные отношения», - сказала Марина, усаживаясь глубже в кресло, и ее темные глаза приобрели отстраненный и завуалированный взгляд. «Он интеллектуал, очень замкнутый. Он не любил толпу или много людей в особенности. Он предпочитал быть здесь или в моем доме; только мы двое, тихо слушаем пластинки. Он, конечно, любил Баха и Моцарта, хотя особенно отдавал предпочтение Палестрине ».

"Он курил?" - спросила я, задавая вопрос как можно небрежнее. «Только из его трубки», - ответила она.

«Они сказали мне, что он большой поклонник», - сказал я. Она нахмурилась.

'Что это обозначает?' - искренне спросила она.

Я улыбнулась.

«Это означает, что он был чувственным человеком, любителем сексуальных удовольствий, настоящим женственным мужчиной», - ответил я.

Марина нахмурилась, и когда она ответила, ее низкий мягкий голос прозвучал почти возмущенно. «Нелепо», - сказала она. «Он был почти застенчивым, человек разума, а не тела. Это было единственное… - Она замолчала, и я усмехнулся.

«Завершите то, что вы хотели сказать», - сказал я. Ее глаза сузились.

«Ничего подобного, - сказала она.

«Вы хотели сказать, что это был единственный недостающий аспект в ваших отношениях», - сказал я с ухмылкой.

Она посмотрела на меня, ее лицо было гладким и прекрасно контролируемым. Только отблеск темного огня в ее глазах сказал мне, что я попал в цель.

«Я надеюсь, что мне никогда не удастся понять этого интеллектуала», - усмехнулся я.

«С тобой такого не случится», - сказала она с ноткой резкости. «Только Антон смог понять ум и чувствительность женщины».

«Я тоже, дорогая», - сказал я. «Но не игнорируя остальную ее часть, и то, что вы показываете, нельзя игнорировать».

Она долго смотрела на меня, а затем рассмеялась музыкальным смехом, который вырвался из глубины ее горла и превратился в приглушенное кудахтанье. «Ты мог бы мне понравиться», - сказала она. «Ты так не похож на Антона».

Я чуть не сказал ей, что сильно отличаюсь от него, но она встала и подошла к двери. Я был убежден, что она знает больше, чем рассказывала мне, но это была не единственная причина, по которой я не хотел ее отпускать. В ее глазах были моменты колебания, некоторая сдержанность, и я хотел знать, что она знала.

Я спросил. - 'Тебе действительно нужно идти?' 'Ты очень красивая женщина. Я действительно хочу, чтобы ты осталась ».

Ее взгляд на меня был скрыт, но вуаль не скрывала полностью интереса в ее глазах.

«Может, поговорим еще раз», - сказала она.

«Вы можете рассчитывать на это», - сказал я. И прекратите эту сдержанность. Помогите мне найти вашего друга Антона, и вы окажете ему большую услугу ».

Она остановилась у двери и посмотрела мне в глаза. «Я живу на авеню Хасана Суктани, 9, - сказала она, и я буду спать там, как говорят американцы».

Я смотрел, как она уходит, ее спина вздымается, беспрепятственно и маняще. На мгновение я задался вопросом, понимают ли красивые женщины, как легко они возбуждают или поджигают мужчину, и я знал ответ почти сразу, как только у меня возникла эта мысль. да. Они знали.

Черт, они знали.

Я закрыл дверь и улыбнулся про себя. Карминян был не просто противоречивой личностью. Его вкусы в отношении женщин разделились поровну.

Мне было интересно, был ли он одним из тех мужчин, которых привлекали совершенно разные личности в разных женщинах, мужчиной, в котором разные женщины вызывали разные чувства. Я видел это раньше, хотя и не так сильно, как с Карминяном. Я также задавался вопросом, врали ли мне и кто. Описание этого человека Эгги Фостер подтвердили продавец ковров, а также Фаташа и ее не по годам развитые девочки. Марина и бармен в Chez Caliph знали совершенно другого Карминяна.

Крик пронзил мои размышления, как нож мягкое масло. Это был голос Марины, он сорвался в ужасе.

Я распахнул дверь, остановился, чтобы взять две тюбика с краской из ящика с краской, и бросился вниз по лестнице. Я приехал как раз вовремя, чтобы увидеть, как двое коренастых мужчин бросили ее в длинный черный лимузин Mercedes Pullman. Один из них взглянул на меня, и я увидел его квадратную, остриженную голову на толстой шее, маленькие голубые глазки на мясистом лице, на котором с таким же успехом можно было бы проштамповать «СДЕЛАНО В РОССИИ».

Я также заметил отблеск света фонаря на синей оружейной стали и нырнул в сторону. Пуля просвистела мимо моей головы и вонзилась в дерево дверного косяка. Должно быть, это был по крайней мере .44 Magnum.

Я встал и увидел, как за углом исчез большой черный «мерседес».

Затем я выбежал на улицу, чтобы поймать такси. «Следуй за ним», - крикнул я, указывая на два красных пятна за углом. Такси было старое лондонское такси «Остин», и водитель не желал этого делать. «Мерседес» быстро уехал, и моему мужчине больше нравилась феска на голове, чем начинать погоню.

'В сторону!' - Я закричал, когда мы повернули за угол. Он остановился, я выскочил и вытащил его из-за руля.

Я крикнул. - «Муккадем!», имея в виду «правительственный агент», и нажал на педаль газа. «Да благословит тебя Аллах», - крикнул я через плечо его изумленной фигуре, стоящей на улице.

Я погнался за мерседесом, пнув акселератор почти на дно. Я сделал еще один поворот на двух колесах, призывая Бараку, Божественную Защиту. Улицы Касабланки в этот час были изрядно пустынны, и старое такси, по крайней мере, не отставало от «мерседеса». Мне очень не хотелось их догонять. Я предпочел оставаться позади них и просто следить за ними.

Наконец я увидел, как большая черная машина свернула на улицу, и услышал звук тормозящих покрышек. Я остановился у обочины и выскочил. Я держался у каменной стены, пока не добрался до угла и не увидел возвращающийся «мерседес».

В нем оставался только один человек, и он уезжал.

Я позволил ему уйти и поспешил ко входу в богато украшенный марокканский дом. Внутри я увидел вспышку света и огляделся в поисках пути внутрь. Это было достаточно просто. Низкие перекладины составляли часть крыши крыльца.

Я вскочил, обнял балку и забрался на небольшую крышу.

Узкий выступ вёл к большому арочному окну. Я полз по нему и медленно перебирался через опасный край. Когда я дотронулся до окна, оно легко открылось, и я прокрался в дом, выжидая момент, чтобы глаза привыкли к темноте. Комната была пуста, но через арочный проход я видел свет и слышал голоса этажом ниже.

Я двигался тихо и молча, благодаря марокканскому кафельному полу. Через ворота я вышел в коридор, и теперь голоса стали громче и злее. Я услышал звук удара, за которым последовал короткий крик, а затем более длинный, полный боли крик.

Я обнаружил лестницу и осторожно спустился по ней. Марина снова закричала. Я добрался до узкого балкона, который тянулся вдоль четырех стен комнаты, и посмотрел вниз на пространство внизу.

Марина сидела на прямой стуле. На ней были только черные трусики и бесформенный черный бюстгальтер. Вокруг нее стояли четверо русских, один из них был похож на бандита с короткой стрижкой и мясистым лицом. Выпуклые груди Марины - полные и красивые - теперь торчали наружу, а ее руки были связаны за спинкой стула. У одного из русских был козий рог, и он дал его человеку с короткой стрижкой.

«Вот, Эстан, возьми», - сказал он.

Голова Марины свисала вперед, и тот, кого звали Эстан, грубо оттягивал ее за волосы.

Я видел, как на ее лице блестели слезы.

«Где Карминян?» - спросил тот, кого звали Эстан, с сильным русским акцентом. Остальные трое стояли там, наслаждаясь красотой девушки.

Я чувствовал, как мои руки смыкаются и разжимаются, мне не терпелось схватить эти толстые коренастые шеи.

Марина в бюстгальтере и трусиках была для этих ублюдков как драгоценная картина для стада свиней.

'Где он?' - снова крикнул русский. Он откинул голову девушки назад, и я увидел, как ее груди теперь заполняют гибкий бюстгальтер, когда она сгибалась и кричала от боли.

«Я не знаю, говорю тебе», - выдохнула она.

«Если вы продолжите лгать, мы займемся с вами по-настоящему», - сказал Эстан.

«Все это еще ничего». Он отдернул руку и сильно ударил ее по лицу.

Марина упала на бок со стулом и всем остальным, и я услышал ее сдавленный крик боли.

"Почему вы навестили своего друга в его квартире?" - крикнул русский, когда остальные подняли девушку со стулом и снова поставили его на пол: «Я думала, что Антон там», - ахнула Марина. «Я думал, он вернулся. Я не знала человека, который был там ». Русский снова ударил ее. На этот раз не так сильно. Девушка снова закричала.

«Вы лжете», - сказал русский. «Мы наблюдали за квартирой. Мы увидели, что новичок приехал и заселился туда. Мы скоро до него доберемся. Похоже, он тоже ищет Карминяна и объявляет себя художником ».

Это было более чем интересно, хотя бы узнать, что русские так же рвутся к Карминяну, как и мы.

Это означало по крайней мере одно. Если бы он был мертв, его бы не искали. А если он просто прятался, то от русских или от кого-то еще? С каждой минутой дело Карминяна приобретал все более захватывающие аспекты.

Крик Марины, раздирающий уши и полный боли, остановил мои размышления, и я посмотрел вниз. Русский ткнул ей в пупок рогом. Теперь он становился все более садистским в своих попытках получить информацию, которую Марина не могла дать.

«Мы, художники, ненавидим осквернение красоты», - сказал я себе, вытаскивая из кармана одну из двух тюбиков с краской.

Балкон вёл к узкой каменной лестнице на противоположной стороне выступа, свешивающейся с четырех сторон. Я отвинтил колпачок от тюбика и стал выдавливать лазурную краску по балконному полу, к стене.

Я пробирался назад по каменной лестнице, пока не наткнулся на длинную тонкую дорожку вдоль стены балкона. Краска была настоящей и на акриловой основе, поэтому любой художник мог рисовать ею, но в неё был включен еще один секретный ингредиент.

Я спустился на несколько ступенек, достал зажигалку и зажег конец длинной полоски краски. Началось горение. На мгновение она вспыхнет, а затем взорвется. Из-за длины трассы взрыв не будет концентрированным, но все же достаточно сильным, чтобы сделать то, что я хотел, а именно вызвать у них волнение.

Я был внизу лестницы, ныряя из виду в угол L-образного коридора, прямо через дверь от комнаты, где они были с Мариной.

Краска взорвалась, и потрескивание плитки и камня указывало на то, что этого хватило, чтобы взорвать одну сторону балкона.

Русские выскочили из комнаты, выкрикивая инструкции друг другу. Двое из них выстрелили вверх, третий стал подниматься по лестнице. Четвертый, остановился и подозрительно огляделся. Волна дыма и пыли покатилась по балконной лестнице.

Я на полной скорости выбежал из за поворота, держа Хьюго в руке.

Русский увидел меня, увидел стилет в моей руке и ударил меня ногой со скоростью и точностью, которые меня удивили. Его ботинок коснулся моего предплечья, посылая волну онемевшей боли до моего плеча.

Я почувствовал, как Хьюго выскользнул из моих пальцев.

Тогда россиянин совершил ошибку. Он пригнулся к стилету. Моя нога ударила его по шее сбоку. Я видел, как он схватился за шею, упал вперед и покраснел, хватая ртом воздух. Я мог бы дать ему еще один удар, который убил бы его, но каждая секунда была на счету. Ему потребуется несколько минут, прежде чем он сможет снова вздохнуть и принять меры.

Моя рука все еще немела, я взял Хьюго и побежал в комнату. Используя нож левой рукой, я перерезал веревки вокруг ее запястий и увидел крайнее недоумение в глазах Марины.

«Возьми платье», - сказал я.

Она протянула руку и подняла его с пола. Взяв ее за руку, я побежал к двери. Я слышал крики. Остальные вернутся сюда через несколько минут. Окно было выбито, и я ногой расширил отверстие. Мы прыгнули через него на улицу.

Во время бега Марина натянула платье. Она только начинала это делать, когда я вытащил ее. Мы перебрались через низкий каменный парапет за стеной, пока не вышли на улицу.

Из здания доносились крики и топот. Тем временем они обнаружили, что Марины больше нет, и теперь они выбегали наружу.

На углу я спрыгнул со стены и поднял руки, чтобы помочь Марине спуститься. В этот момент зажегся прожектор и быстро качнулся взад и вперед по улице. Через несколько мгновений он догонит нас, и я увидел, что им вручную управляет кто-то, сидящий на том же парапете, по которому мы только что переползли.

Я не мог видеть фигуру за светом, но я прицелился в прожектор и выстрелил. Он погас со звоном разбитого стекла.

Старое такси все еще стояло на месте, и мы побежали к нему.

«Садись, - сказал я Марине, - я водитель». Я развернул такси и уехал. Я знал, что через несколько минут нас будет искать большой черный «мерседес», но к тому времени мы уже были в безопасности. Может быть.

"Куда, леди?" - весело спросил я.

"Я ... я не знаю", - сказала она. «Я все еще дрожу».

«Я мог бы вернуться в дом твоего друга Карминяна, но я почти уверен, что они будут искать нас там. Как вы думаете, они знают, где вы живете?

«Нет», - ответила она. «Они наблюдали за квартирой Карминяна. Не за моим.'

«Тогда это будет дом № 9 по авеню Хассана Суктани», - сказал я. Мы приехали в кратчайший срок, и я припарковал такси в нескольких кварталах от ее дома. Это тоже был двухэтажный дом, но более элегантный и более высокий, чем у Карминяна, и дворец по сравнению с тем местом, где жила Эгги Фостер.

Марина открыла дверь, и я вошел в гостиную, богато украшенную золотыми и черными шторами. К краю комнаты пригибался длинный изогнутый диван, его черная ткань резко контрастировала с обилием ярких подушек всех форм и размеров. Я посмотрел вниз и увидел, что Марина смотрит на меня, стоя рядом со мной.

«Спасибо за то, что ты сделал», - сказала она. «Простите меня на минутку, и мы можем поговорить об этом. Я чувствую себя грязной и уставшей. Устраивайтесь поудобнее. В буфете есть спиртное. Пожалуйста, обслуживайте себя ».

Она исчезла в соседней комнате, и через несколько секунд я услышал звуки текущей воды.

Я налил ей бурбон со льдом и скотч и устроился между роскошными подушками. Когда я отпил свой напиток и поднял глаза, я увидел, что она стоит в дверном проеме в темно-золотом шелковом халате, который свисал от высоких точек ее груди до пола. Ее волосы ниспадали ей на плечи, и когда она подошла ко мне, я увидел ее полные, вздернутые кверху груди, медленно и свободно покачивающиеся под шелковой одеждой.

Марина приглушила яркий свет, и более мягкое сияние окутало ее нежные высокие скулы темными тенями, усиливая царственное аристократическое выражение ее лица. Она взяла свой скотч, сделала большой глоток, затем устроилась рядом со мной, глубоко погрузившись в груду подушек.

По какой-то причине шелковый халат никогда не открывался, никогда не сдвигался, чтобы обнажить даже дюйм ее тела. Только медленное движение ее грудей указывало на то, что под шелковой тканью больше ничего не было.

"Кто были эти люди?" - спокойно спросила она. - Я знаю, что они были русскими. Но зачем им Антон?

'Я пожал плечами. - Я не знаю.' «Может, он тоже должен им денег».

Она улыбнулась.

«Глен, - сказала она, - это твоя история, но я ей не верю. Теперь я знаю, что дело в другом. Хотел бы я знать что-то еще. Может, тогда я смогу тебе помочь. И Антон.

«И Антон», - сказал я. «Не будем забывать об Антоне. Скажите, где, по вашему мнению, мы можем найти Антона, и вы могли бы помочь нам обоим.

Она ничего не сказала, но ее темные глубокие глаза изучали меня. Она наблюдала, как мой взгляд скользнул мимо роскоши, мягкой чувственности комнаты и остановился на ней. ,

«Так вот где вы с Антоном проводили интеллектуальные вечера?» - задумчиво сказал я. Я заметил слабую улыбку на ее губах.

"Пустая трата вашего мышления, не так ли?" сказала она с улыбкой.

'Почему? Красивое окружение не менее важно для интеллектуальных удовольствий ».

«Никогда не говорил, что это не так», - ответил я. «Но я не разделяю тело и разум. Я никогда не был человеком того или другого. Я могу наслаждаться вашим умом так же, как и вашим телом, и наоборот. Я не верю в выбор между тем или другим. Я хочу и то и другое.'

«Ты жадный», - сказала она со смехом и откинулась назад.

На этот раз халат впервые раскрылся, обнажив нежный изгиб ее груди - холм, приглашающий его исследовать.

Я почувствовал, как моя рука непроизвольно двинулась вперед.

Глаза Марины были глубокими, почти черными, сверкающими сферами.

«Может быть», - признал я. «Не говори мне, что он никогда не был жадным».

«Никогда», - сказала она. «Я сказал вам, что у нас были очень необычные отношения. Я часто задавался вопросом, как Антон мог оставаться таким крутым и платоническим. Теперь я знаю, что это была его вина, что так и осталось. Он занимался со мной любовью по-своему, своим умом, музыкой и поэзией, нежным прикосновением своей руки к моей. Он никогда не заходил дальше этого ».

Я все думал о Карминяне, пьянице, потребителе Фаташи, наслаждающемся странных и жутких наслаждений в Медине. Этот человек был для меня странным.

«Вы говорите, что это была вина Карминяна в том, что это оказалось не чем иным, как этим», - сказал я. "Почему ты это говоришь сейчас?"

«Потому что теперь я вижу, что сидеть здесь с тобой было бы невозможно» - ответила она. Ее глаза превратились в два черных угля, тлеющих темным огнем.

«Вы абсолютно правы, - сказал я.

Я наклонился вперед, схватил шелковый халат за воротник и притянул ее к себе. Я увидел, как ее губы приоткрылись, когда мой рот встретился с ее, и я почувствовал сладкую сладость ее языка. Она позволила ему поиграть с моим, потянула его назад, затем снова вышла вперед, приглашая и дразня. Теперь ее дыхание участилось, и ее руки обвились вокруг моей шеи.

Я почувствовал, как моя рука коснулась мягкой гладкой кожи ее плеча. Мой большой палец мягко надавил на кожу чуть ниже плечевой кости. Она отпустила губы и прижалась щекой к моей.

«Нет ... нет», - выдохнула она. «Я ... я забыла, как сильно я этого хотел. Но я не могу… нет, пожалуйста.

Я переместил руки на несколько дюймов к ее груди и услышал, как она резко втянула воздух. Я спросил. - 'Почему нет?' «Страдаете от верности?»

«Может быть», - прошептала она, глядя на меня; ее глаза умоляли понять.

Но давно я понял, что понимание не всегда помогает.

«Может быть, все», - сказала она, - «выйти замуж».

"К чему?" - жестоко сказал я.

Я увидел, как потрясенная боль вспыхнула в ее глазах, и засунула руки в шелковую мантию, охватывающую обе красивые, полные, грушевидные груди.

Марина вскрикнула от мучительного восторга и запрокинула голову, закрыв глаза, остатки ее крика все еще эхом разносились по безмолвной комнате.

"К чему?" - повторила я, потирая большими пальцами мягкие, едва стоячие соски.

Марина снова вскрикнула, наполовину от ужаса, наполовину от восторга. Это был ее последний такой крик. Она протянула руку, схватила меня за шею и затащила мое лицо между своей грудью.

Я взял ее сосок в рот и погладил его мягкость, катая его взад и вперед под языком, пока Марина не вцепилась мне в спину, плечи и шею в лихорадочной похоти.

Я осторожно освободился от ее груди, пока она все еще тяжело дышала. Медленно я снял одежду, глядя на нее, и я знал, что она смотрит на меня своими полузакрытыми веками. Внезапно она бросилась вперед, чтобы прижать к себе мое обнаженное тело, и уткнулась лицом мне в живот, целуя меня с лихорадочным желанием. Здесь у вас было страстное существо, которое каким-то странным, интровертным образом сумело сдержать рев вулкана, который находился внутри нее. Я был рад, что оказался рядом, чтобы стать свидетелем извержения.

Марина подвигала под меня своим длинноногим телом, одна из ярких подушек подпирала ее талию. Она обхватила меня гладкими бедрами вокруг моей талии и приветствовала меня пронзительным криком удовольствия, вздохом безудержного удовольствия и криком тоски, который, наконец, был выпущен.

Она двигалась подо мной, задавая свой неистовый ритм, и я почувствовал, как кончики ее груди расширяются и поднимаются от желания. Мои губы с тоской искали его мягкости, а мой язык провел мягкими дорожками удовольствия по каждому кругу тоски, в то время как Марина стонала и бормотала в ночи дикие слова желания.

Внезапно я отделился от нее, и в течение доли секунды она лежала неподвижно, ее тело все еще было полно прерванного вдохновения. А потом она взорвалась против меня в ярости страстной тоски.

«О, нет, нет», - выдохнула она. «О, Боже, ты не можешь остановиться ... о, нет». Она схватила меня и притянула к себе, лихорадочно двигая бедрами, и теперь она издавала тихие рыдания.

Когда я вернулся к ней, она закричала от торжествующей смеси облегчения и желания, и ее голод был ненасытным.

Ее рот нашел мои губы, мою грудь, а затем она выгнула спину, приподнимаясь в своем лихорадочном желании насладиться мной всем.

Теперь я остался в ней и стал двигаться все быстрее и быстрее, пока не остались только горные вершины, причем каждая вершина была немного выше предыдущей, и Марина ахнула и вскрикнула от непреодолимой радости.

Я почувствовал, как она внезапно напряглась, ее тело сжалось вокруг меня, и хотя ее губы и широко расставленные не было ни звука, и ее глубокие глаза были где-то в другом месте, в собственном мире.

Только дрожащее окоченение ее тела рассказало мне, что происходит, и затем, наконец, она вздохнула, протяжный вздох, исходивший из глубины ее существа, и затем она лежала там, как безвольная, использованная тряпичная кукла, тряпичная кукла. красивая тряпичная кукла.

Я лег рядом с ней и прижался губами к восхитительно приподнятой груди, а она прижалась к себе моей головой.

«Это было давно», - прошептала она, едва дыша.

«И вы знали. Каким-то образом вы знали.

Я не ответил. Я не знал ответа, не уверен. Знал ли я ее желания, ее потребности, чувствовал ли я каким-то бессознательным образом? Или все было наоборот? Чувствовала ли она во мне кого-то, кто мог бы освободить все, что было угнетено? Тогда для нее это была бы и капитуляция, и победа. И она говорила об этой победе позже, когда прижимала меня к себе.

«Мы так мало знаем друг о друге», - сказала она. «Но это нужно было сделать. Я знал это с того момента, как мы встретились ».

Для нее победа была полной, но с ее капитуляцией она была такой же значительной, и я знал это по глубокой мягкости ее глаз.

Я начал действовать быстро, почти жестоко, но зная, что больше не могу сдерживаться.

"Где Карминян?" - мягко спросил я.

Она просто беспомощно покачала головой.

«Хорошо, - настаивал я, - кто мог знать, где он?» Она говорила с закрытыми глазами, стиснув зубы, как будто не хотела слышать свои собственные слова. «Есть человек, - сказала она, - по имени Рашид де Риф. Он живет в арабском квартале. Антон говорил с ним о важных делах ».

Я прижалась губами к мягкой грушевидной груди.

«Хорошо, что ты мне сказала, Марина», - сказал я, мягко дыша на розовый кончик. 'Поверьте мне.'

Она пошевелилась и подняла мою голову руками, глядя мне в глаза. 'Кто ты?' - спросила она, почти умоляя.

«Друг», - ответил я.

В некоторой степени это было правдой. Я был бы другом и хорошим другом, если бы это не противоречило моему приказу. В этой профессии дружба, как и любовь, имеет четко обозначенные пределы.