С тех пор, как мы высадили Гленна и Эмбер, в течении почти целой мили в машине царит тишина. Фэллон смотрит в окно всю дорогу, а я мечтаю, чтобы она взглянула на меня. Знаю, что даже представить себе не смогу какую боль причинил ей в прошлом году, но надеюсь, она понимает, что я хотел сделать все правильно. Даже если это займет всю мою жизнь, я сделаю все правильно. Я тянусь и беру ее за руку.
- Я должен извиниться, - говорю ей. - Мне не следовало говорить...
Фэллон качает головой, тихо перебивая меня.
- Не забирай свои слова обратно. Думаю, это замечательно, что ты был честен с Теодором. Большинство мужчин слишком трусливы, чтобы сказать что-то подобное и другой без объяснений просто украл бы девушку у своего друга.
Она даже понятия не имеет, из-за чего я переживаю.
- Я извиняюсь не за это. Я извиняюсь за то, что никогда не говорил, что люблю тебя - вслух, так, чтобы эти слова были адресованы непосредственно тебе. Ты заслуживаешь больше, чем второсортное "я тебя люблю".
Фэллон молча смотрит на меня, а потом снова отворачивается к окну. Я оглядываюсь на дорогу, но затем кидаю взгляд в ее сторону. Я вижу улыбку на ее щеке, когда она сжимает мою руку.
- Если сегодняшние объяснения и пресмыкания будут достойными, у тебя появится еще одна возможность признаться мне в любви, прежде чем завтра ты приготовишь мне завтрак.
Я улыбаюсь, потому что без сомнения знаю, пресмыкания и завтрак останутся на десерт.
Это объясняет, чего я на самом деле боюсь. У нас есть еще по меньшей мере пятнадцать минут езды, поэтому я решаю сделать шаг и начать сейчас.
- Я съехал в прошлом году сразу после Рождества. Мы с Йеном разрешили Джордин и Оливеру остаться в нашем доме.
Чувствую, как ее рука напрягается в моей только от упоминания имени Джордин. Ненавижу это. Ненавижу, что это из-за меня и ненавижу, что так будет происходить всегда, всю оставшуюся часть нашей жизни. Потому что хочет Фэллон того или нет, Джордин - мать Оливера, а Оливер мне как сын. Они всегда будут в моей жизни, несмотря ни на что.
- Ты поверишь, если я скажу, что между нами все отлично? Между мной и Джордин?
Фэллон бросает на меня косой взгляд.
- В каком смысле отлично?
Я убираю свою руку и хватаюсь за руль, чтобы снять напряжение с челюсти.
- Я хочу, чтобы ты выслушала меня, прежде чем начнешь говорить, ладно? Потому что я могу сказать то, что ты не захочешь слышать, но мне нужно, чтобы ты все выслушала.
Фэллон молча кивает, так что я обнадеживающее выдыхаю.
- Два года назад... когда я занимался с тобой любовью... Я отдал тебе все. Сердце и душу. Но когда той ночью ты решила выбрать целый год без возможности снова увидеть меня, я не мог понять, что произошло. Я не понимал, как я мог почувствовать то, что ты не почувствовала в ответ. И это, блядь, было больно, Фэллон. Ты ушла и я сильно разозлился на тебя. Даже не смогу описать тебе, насколько ужасны были следующие несколько месяцев. Я скорбел не только по Кайлу.
Я смотрю прямо перед собой, потому что не хочу видеть, что мои слова делают с ней.
- Когда родился Оливер, это был первый раз, когда я почувствовал себя счастливым с того момента, как ты внезапно появилась перед моей дверью. И это был первый раз, когда Джордин улыбнулась, с тех пор, как умер Кайл. Поэтому следующие несколько месяцев, мы проводили с Оливером каждую минуту. Ведь он был единственным светлым лучиком в нашей жизни. А когда два человека любят кого-то так сильно, как мы любили Оливера, то между ними рождается связь, которую я даже не смогу объяснить. В течение следующих нескольких месяцев, Джордин и Оливер стали теми, кто заполнили большую часть пустоты, которую ты и Кайл оставили в моем сердце. И, думаю, таким образом, и я заполнил ту пустоту, что Кайл оставил в сердце Джордин. Когда между нами все стало развиваться, сомневаюсь, что кто-то из нас думал об этом, прежде чем это произошло. Но это случилось, и рядом не было никого, кто смог бы сказать мне, что однажды я пожалею об этом.
- Я имею в виду... частично я верил, что ты будешь рада за меня, когда мы встретимся в следующем ноябре. Потому что я думал, возможно, ты хотела для меня именно этого, чтобы мы двигались дальше и перестали держаться за то, что ты считала вымышленными отношениями, которые мы начали в восемнадцать.
- А потом, когда я приехал в тот день... последнее, чего я ожидал от тебя - это боль. И когда ты догадалась, что у меня связь с Джордин, я понял по твоим глазам, что ты действительно любишь меня и это был один из худших моментов в моей жизни, Фэллон. Один из худших моментов, блядь, и с каждым вдохом, я все еще чувствую следы от твоих слез на моей груди.
Я сильнее сжимаю руль и стараюсь дышать ровно.
- Как только Джордин вернулась домой тем вечером, она увидела страдание на моем лице. И она знала, что не является причиной этих страданий. На удивление, она не сильно расстроилась. Мы говорили об этом на протяжении, наверное, двух часов. О том, что я чувствовал к тебе и о том, что она чувствовала к Кайлу и, что мы понимаем, как сами себя мучаем, поддерживая отношения, которые никогда не будут такими, какие были у нас обоих в прошлом с другими людьми. Так мы все и закончили. В тот же день. В ту ночь я перевез вещи из ее комнаты обратно в свою, пока не нашёл новое место.
Я осмеливаюсь посмотреть в сторону Фэллон, но она по-прежнему смотрит в окно. Вижу, как она смахивает слезы, и надеюсь, что не заставил ее злиться.
- Я нисколько не виню тебя, Фэллон. Понимаешь? Я упомянул про тот год, когда ты ушла только потому, что хочу, чтобы ты знала, что моё сердце всегда принадлежало тебе. И я никогда бы не позволил никому другому занять твое место, если бы знал, что есть хоть какой-то шанс, что ты когда-нибудь захочешь его вернуть.
Я вижу, как дрожат ее плечи, и ненавижу, что заставляю ее плакать. Я ненавижу это. Не хочу быть причиной её грусти. Фэллон смотрит на меня заплаканными глазами.
- А что насчет Оливера? - Спрашивает она. - Ты теперь не можешь жить с ним? - Фэллон смахивает еще одну слезу. - Я чувствую себя ужасно, Бен. Чувствую, что отрываю тебя от твоего маленького мальчика.
Она прикрывает лицо руками, после чего из нее вырываются рыдания, и я больше не могу терпеть ни секунды. Сворачиваю машину на обочину и включаю аварийку. Отстегиваю ремень безопасности и протягиваю руку через сиденье, чтобы притянуть Фэллон к себе.
- Малыш, успокойся, - шепчу я. - Пожалуйста, не плачь. Я и Оливер... у нас все идеально. Я вижусь с ним когда захочу, почти каждый день. Мне не обязательно жить с его мамой, чтобы продолжать любить его.
Провожу руками по ее волосам и целую в висок.
- Все хорошо. Все отлично, Фэллон. Единственное, что портит мою жизнь - это тот факт, что ты не являешься частью каждого её дня.
Она отстраняется от моего плеча и шмыгает носом.
- Это единственное, что портит и мою жизнь, Бен. Все остальное идет идеально. У меня два лучших друга во всем мире. Я люблю школу. Я люблю свою работу. У меня полтора отличных родителя. - последнее предложение она произносит со смехом. - Но единственное, что заставляет меня грустить - очень сильно грустить - это то, что я думаю о тебе каждую секунду каждого дня и я не знаю как тебя забыть.
- Не надо, - прошу ее. - Пожалуйста, не забывай меня.
Фэллон пожимает плечами и нерешительно улыбается.
- Я не могу. Я пробовала, но, наверно, мне придется пойти в клуб анонимных алкоголиков или куда еще. Думаю, ты стал моей неотъемлемой частью.
Я смеюсь с облегчением от того, что она... что она просто существует. И, что нам посчастливилось существовать в одной жизни, в одной части мира, в одном штате. И что, после всех этих лет, к моему удивлению, мне не хочется изменить что-либо из того, что в конечном итоге свело нас вместе.
- Бен? - спрашивает она. - Ты выглядишь так, словно тебе опять больно.
Я смеюсь и качаю головой.
- Я больше не буду. Мне очень нужно сказать тебе, что я тебя люблю, но чувствую, что должен предупредить тебя, прежде чем сделаю это.
- Хорошо, - говорит она. - Предупредить о чем?
- Что соглашаясь любить меня в ответ, ты берешь на себя огромную ответственность. Потому что Оливер всегда будет частью моей жизни. И я имею в виду не как племянник, а как будто он мой. Дни рождения и игры в бейсбол и...
Фэллон прикладывает свою ладонь к моему рту, чтобы заткнуть меня.
- Если ты кого то любишь, то ты любишь не просто человека, Бен. Любовь – это когда ты признаешь пристрастия своего возлюбленного, и разделяешь его любовь к остальным людям. И я буду любить. Я это сделаю. Обещаю.
Я действительно ее не достоин. Но я притягиваю ее ближе и усаживаю себе на колени. Тянусь к её губам и говорю:
- Я люблю тебя, Фэллон. Больше, чем поэзию, больше чем слова, больше чем музыку, больше, чем твои сиськи. Обе. Ты хоть представляешь, как это много?
Фэллон одновременно и смеется и плачет, и я прижимаюсь к ее губам, желая запомнить этот поцелуй больше, чем любой другой, что дарил ей. Пусть он и длится всего две секунды, потому что она отстраняется и отвечает:
- Я тоже тебя люблю. И, думаю, это было выдающееся объяснение. Такое, что даже не надо сильно присмыкаться. Хочу поехать в твою квартиру прямо сейчас и заняться с тобой любовью.
Я быстро целую её, а потом толкаю обратно на пассажирское сидение, готовый вернуть нас на шоссе. Фэллон пристегивает ремень и добавляет:
- Но утром я все еще жду завтрак.
- Итак, технически, суммарно мы провели приблизительно только двадцать восемь часов вместе с тех пор, как встретились, - говорит она.
Мы в моей постели. Фэллон на мне, щекочет пальцами мою грудь. Как только мы оказались в моей квартире, мы занялись любовью. Два раза. И если она не перестанет так ко мне прикасаться, это произойдет и в третий раз.
- Этого времени более чем достаточно, чтобы понять, что ты кого-то любишь, - отвечаю я.
Мы уже подсчитали, сколько всего времени фактически провели вместе на протяжении четырех лет. Я честно думал, что будет больше, потому что уверен в своих чувствах, но Фэллон была права, когда сказала, что это даже не полных два дня.
- Посмотри на это с другой стороны, - предлагая ей свой подробный расчет. - Если бы у нас были традиционные отношения, мы бы сходили на несколько свиданий, возможно, раз или два в неделю, каждый по несколько часов. Это в среднем двенадцать часов за первый месяц. Допустим, два-три свиданий с ночевкой во втором месяце. Пары, отношения которых, доживают до третьего месяца, в сумме проводят вместе двадцать восемь полных часов. А третий месяц - это определенно месяц для "я люблю тебя". Так что технически, мы на верном пути.
Фэллон закусывает губу, чтобы скрыть улыбку.
- Мне нравится твоя логика. Ты же знаешь, как сильно мне не нравится инста-любовь.
- Ох, это была еще та инста-любовь, - говорю ей. - Но у нас все законно.
Она приподнимается на локте и смотрит на меня сверху вниз.
- Откуда ты знаешь? В какой момент ты понял, что влюблен в меня?
Я отвечаю не задумываясь:
- Помнишь, когда мы целовались на пляже, я сел и сказал, что хочу сделать татуировку?
Фэллон улыбается.
- Это было так неожиданно, как я могла забыть?
- Вот почему я сделал эту татуировку. В тот самый момент я понял, что в первый раз влюбился в девушку. Настоящей любовью. Самозабвенной. Однажды мама сказала мне, что когда я беззаветно в кого-нибудь влюблюсь, то пойму это в ту же секунду, и что именно тогда я должен что-то сделать, чтобы запомнить этот момент, потому что это происходит не со всеми. Так что… вот так.
Она берет мое запястье и разглядывает татуировку. Проводит по ней указательным пальцем.
- Ты сделал ее из-за меня? - спрашивает Фэллон, поднимая взгляд. - Но что она означает? Почему ты выбрал слово «поэтичный»? И нотный стан?
Я перевожу взгляд на тату и думаю, следует ли мне вдаваться в подробности о причинах выбора. Но это перекроет то, что у нас есть сейчас, а я этого не хочу.
- По личным причинам, - отвечаю я, заставив себя улыбнуться. - И однажды я расскажу тебе о них, но сейчас я хочу, чтобы ты еще раз меня поцеловала.
Не проходит и десяти секунд, как я переворачиваю ее на спину, и оказываюсь глубоко внутри нее. В этот раз я люблю ее медленно - не дико, как мы сделали это дважды. Я целую ее, от подбородка до груди и обратно, нежно прижимая губы к каждому дюйму кожи, к которой мне выпала честь прикасаться.
И на этот раз, когда мы заканчиваем, мы больше не разговариваем. Мы оба закрываем глаза, и я знаю, что проснувшись завтра утром рядом с ней, я постараюсь сделать своей миссией простить себя за то, что скрыл от неё правду.
После того, как приготовлю ей завтрак.