90-е. Шоу должно продолжаться 3

Глава 12

А интересная личность эта Наденька-Пантера, вот что… Я слушал сбивчивые байки сеструхи и выделил несколько ключевых пунктов. Надя появилась в школе Лариски всего-то год назад. Про свое прошлое не особенно распространялась, но в предыдущей школе был какой-то конфликт, из-за которого отец ее и перевел сюда. Живет вдвоем с отцом, отец служит на каком-то немаленьком посту в милиции. И особого участия в жизни дочери не принимает. Училка все время жалуется, что родительские собрания он игнорирует, разок только его удалось вызвать в школу, да и то получилось так себе — он оттаскал классуху на херах, мол, отвалите уже, у девахи есть паспорт и своя голова на плечах, вы взрослые люди, вот и решайте проблемы по-взрослому, поздно уже папочке жаловаться. Братьев-сестер у Нади нет. Учится средне, конфликтует с учителями часто. Особенно с литераторшей, дамой старой закалки, искренне убежденной, что думать ее ученики должны только строго определенным образом. Шаг влево, шаг вправо — недопустимое вольнодумство. А Наденька ее постоянно с этим поддевает. То в сочинении в любви к отрицательному герою признается, то на уроке высказывается так, что училку трясти начинает. Однажды та даже к директору ее поволкла за опасные убеждения. Но тот оказался мужыком продвинутым, и литераторша эту конфронтацию проиграла. Мол, чего прицепилась? Ученица читала книгу? Читала. Мнение свое высказала? Еще как. Ах, оно от других отличается? Так мы в школе вовсе не должны воспитывать инкубаторское мнение, если вы, Марья Никитична, всем вот так будете рот затыкать, они никогда своей головой думать и не научатся.

Забавно. Сначала Надя довела училку своими подколами и троллингом до брызганья слюной и истерических визгов, развела ее чуть ли не на рукоприкладство, а у директора была паинькой и умницей, что на фоне беснующейся Марьи Никитичны выглядело, должно быть, весьма… сильно.

Ну и последний конфликт Лариски с классом был показательный, конечно. Когда весь класс практически объявил моей сеструхе бойкот, Надя оказалась единственной, кто продолжил общаться с ней, как ни в чем не бывало. И, как ни странно, одноклассники этот факт совершенно проигнорировали. Лариску продолжали сторониться, а перед Надей все так же ходят на цыпочках.

— Такое впечатление, что ей вообще все можно, понимаешь? — задумчиво проговорила Лариса. — Вот прикинь, есть у нас в классе звезда. Отличница, на медаль идет. Учителя ее превозносят, вокруг все время клубится свита. Такие, знаешь, преданные фанатки. Порвут на тряпки любого, кто в сторону их кумира косо посмотрит. Три дня назад она сделала модную стрижку. Ну, знаешь, такую, когда сверху волосы короткие, а на затылке длинные. Стоит у зеркала, а вокруг ее свита и другие девчонки. Все наперебой хвалят, как красиво она постриглась. И тут приходит Надя. Хихикает и говорит: «Как дура подстриглась!» И идет спокойненько на свое место. Если бы я так сказала, то меня бы сожрали просто! А ей — ничего. Заткнулись в тряпочку и промолчали.

— А постриглась правда как дура? — усмехнулся я.

— Ну… если быть честной, то да, — фыркнула Лариса. — Она сразу стала похожа на какого-то тифозного мальчика.

— То есть, она в авторитете у вас, — резюмировал я.

— Ты знаешь, наверное, нет, — Лариса покачала головой. — Ну, то есть, она могла бы, но мне кажется, что ей просто плевать на школьные дела.

И что, много я узнал, кроме того, что моя сестра своей плохой подруге немного завидует?

Достаточно, чтобы понять, что девочка может быть не так уж и проста. Ну, в том смысле, что вряд ли она законченная и однозначная стерва. Расчетливая, целеустремленная — да. Социопатка? Хм…

Я вытянулся под одеялом.

Деньги. Василий выдал мне довольно щедрую сумму. Достаточно крупную, чтобы попробовать прицениться к какому-нибудь из нужных инструментов, вроде драм-машины. Или гитары. Но делать это нужно быстрее, потому что буквально через пару недель на эти бумажки можно будет разве что чупа-чупс купить.

Значит настало время связаться с Конрадом. Если кто и в курсе, где можно разжиться годной музыкальной техникой, так это он. «Парк культуры и отдыха» укомплектован в Новокиневске чуть ли не лучше всех. Значит он хотя бы примерно может быть в курсе, где это все можно достать.

По моим расчетам, когда я домчал после суматошного дня до завода, репетиция должна была быть в самом разгаре. Это же я и услышал, когда спускался по лестнице.

Отлично, значит работают, а не трындят.

Остановился перед дверью, достал из сумки камеру, сунул в нее кассету. Сегодня как раз мне их передали. Только этот жук из киоска звукозаписи не стал сдавать место, где взял, конспиратор хренов. Да и пофиг. Эпоха дефицита всего на свете подходит к концу. Скоро продавать станет можно всем и все.

Я включил камеру и приоткрыл дверь.

— Велиал, ты что, снимаешь что ли? — возмутился Бельфегор. — Убери, лажа ведь получилась!

— Новую песню играете? — спросил я, осторожно, стараясь не дергать камеру, вдвигаясь в нашу берлогу. — А наша новая бэк-вокалистка где? Убежала уже?

— Она позвонила и сказала, что сегодня не сможет, — хмуро отозвался Астарот. — Только по средам и субботам.

— Астарот, тебе нужно делать более грозное лицо, — сказал я. — А то ты так и останешься в веках с выражением обиженного пупса!

— Я кому-то вломлю сейчас за такие комментарии! — Астарот шагнул в мою сторону.

— Эй-эй, оператора не бить! — шутливо запротестовал я и выключил камеру. — Не напрягайтесь вы так, я тренируюсь просто. Надо привыкнуть уже нормально держать эту штуку. Чтобы в следующий раз, когда случится мероприятие типа того, в театре, можно было наснимать всякого, из чего потом можно будет клип нарезать.

— О, кстати! — оживился Бельфегор. — А что там с нашим клипом?

— Тут такое дело, братва… — медленно проговорил я.

— Что, облом? — Бельфегор сквасил разочарованную мордашку.

— Да нет, я просто думаю, говорить вам или нет, — усмехнулся я. — А то до концерта всего ничего осталось, а если мы с вами сейчас еще и к Стасу в училище сорвемся…

— Так клип уже готов, а ты молчишь? — напустился на меня Бегемот.

— Черновик готов, — кивнул я. — Сейчас им старшие товарищи помогают устранить всякие недостатки.

— А ты сам видел? — глаза Бельфегора заблестели.

— Неа, по телефону только разговаривал, — ответил я, снова утыкаясь в окуляр камеры. — Не напрягайтесь вы так, я просто смотрю, — пробормотал я.

Пипец, неудобно, конечно, все время смотреть через глазок! Есть в этом какой-то ретро-шарм, но блин…

— А что за песню вы играли, когда я пришел? — спросил я. — Новая?

— Ага, — отозвался Кирилл. — Я подумал, что она простая, так мы можем успеть до концерта ее отрепетировать.

— Давайте под камеру споете? — предложил я. — Типа, черновик.

— Я текст еще не помню, — Астарот взял со стола школьную тетрадку. — Ты уже снимаешь?

— Нет еще, не мандражируй! — заржал я. — Астарот, ты же вроде не боялся камеры, когда мы клип снимали! Почему сейчас так очкуешь?

— Не очкую я! — возмутился Астарот. — Просто ты ляпнул про пупса…

— А ты человек с тонкой душевной организацией, — я поднял глаз от окуляра и подмигнул. — Братва, сниматься на камеру — это отличный способ посмотреть на себя со стороны и исправить недостатки. Скажите ведь, лучше если мы увидим эту запись своей маленькой компанией, чем если это пупсолицо ты сквасишь в телевизоре, когда весь город на тебя смотрит. Вы же помните, что у нас будут съемки для программы на ТВ «Кинева», да?

— Ох, — Бельфегор ссутулился и смущенно затоптался на месте.

— Да что с вами такое сегодня, але? — я отложил камеру на стол и оглядел своих «ангелочков». — Раз нашей новенькой сегодня нет, давайте я вас немного порадую. Ну и обсудить, опять же, надо.

Я достал из кармана пачку купюр и продемонстрировал им.

— Что это? — захлопал глазами Астарот.

— Это деньги, Саша, — усмехнулся я.

— Сам вижу, что деньги, — фыркнул он. — Но что это за деньги, вот вопрос…

— Это премия от Василия, — сказал я. — За хорошую работу над концертом «Папоротника».

— Вы же вроде не договаривались… — начал Бельфегор.

— Так получилось, тут сложно объяснить, — отмахнулся я. — Но дело тут в другом. Это наша гитара. Или драм-машина. В общем, фонд, который нам с вами нужно превратить из бесполезных бумажек в нужные нам инструменты. Я позвонил Конраду, он пообещал свести меня с нужным человеком, который торгует всякими музыкальным хламом и не очень. Так что если кто-то хочет составить мне компанию…

— А почему именно фонд? — спросил Бегемот. — Может правильнее было бы деньги поделить? Мы же все там работали…

— Если поделить, будут слезки, — пожал плечами я. — А гитара нам нужна.

— И драм-машина! — встрял Бельфегор.

— И басуха… — вздохнул Бегемот. — Но на все ведь все равно не хватит…

— Дюша, тебе деньги нужны? — в лоб спросил я.

— Ну… в общем… — Бегемот замялся, опустил глаза, потом махнул рукой. — Да нет, ты все правильно говоришь. Если делить, то непонятно по сколько, как считать, кто важнее работу делал? В общем… В общем, я за то, чтобы купить на них драм-машину. Или гитару.

— Если что, за концерт в военном училище наш полкан тоже обещает некий гонорар, — сказал я. — Но там все мутно как-то, не удивлюсь, если он кирзовыми сапогами заплатит.

Все заржали и расслабились. Наконец-то.

— А вот теперь, на этой радостной ноте можете и спеть уже наконец! — сказал я. — Под камеру, нам нужен видеоконтент.

— Что нам нужно? — недоуменно нахмурился Бельфегор.

— Контент, — сказал я и пожал плечами. — На английском означает «содержание». Так, ты мне зубы тут не заговаривай, пойте уже!

Выдал себе мысленного леща, но нежно. На самом деле, эпоха вроде не разительно отличалась от родного двадцать первого века. Ну, то есть, отличалась, конечно, все-таки мобильники и интернет очень сильно жизнь поменяли. Но общаясь с людьми, я периодически забывал об этой разнице. Потому что люди, в целом, были примерно такими же. Но не объяснять же им, что такое канал на ютубе, тик-ток и прочие распространители того самого видеоконтента, собирать архив которого я все никак не могу нормально начать.

Я демонстративно нажал на кнопку «Rec» и уткнулся в окуляр. «Ангелы» схватились за инструменты и заиграли. Кирилл выдал на гитаре перебор вроде детской колыбельной, потом этот же мотивчик повторил на клавишах Бельфегор.

Астарот запел, подглядывая в тетрадку:

«А Кирюха у нас молодец!» — в очередной раз подумал я. Очередной образец его творчества звучал при этом наборе инструментов вполне пристойно. Собственно, эта песенка про какой-то там крадущийся в ночи кровавый кошмар неплохо бы звучала даже в акустике. При желании, ее вполне можно было петь у костра, в отличие от сатанинских выкриков Астарота. А это хорошо… Всегда ведь круто, если какие-нибудь туристы или толкиенисты вместо «На границе ключ переломлен пополам…» или «Ели мясо мужики…» будут петь нашу песенку про монаха. Или про вот этого серенького волчка. Или что там на монстра имел в виду наш Каббал?

— Снято! — я нажал на стоп и опустил камеру. — Мы потом посмотрим, что получилось на видео, но песня отличная. Только давайте клип снимать будем весной, чтобы как-нибудь больше без зимних ночевок в холодном доме!

Репетиция продолжилась. Полкан Сергей Иванович, когда мы с ним встречались, сказал, что мы должны будем отыграть полтора часа с десятиминутным перерывом. «Ангелы» сделали попытку спеть весь свой репертуар, вместе с недавно разученными каверами. Получилось пятьдесят минут. Еще минут на пять можно растянуть концерт, если Кириллу дать возможность после каждой песни продемонстрировать свое мастерство гитариста и повыпендриваться модными запилами.

— А если мы некоторые песни по два раза споем? — предложил Бельфегор.

— Не вариант, — покачал головой я. — Но можно позвать кого-то еще. Этот момент я уточнил на всякий случай. Полкан не против, если мы кого-то возьмем к себе… хе-хе… на разогрев.

— Девчонок! — предложил Бегемот. — Люсю и Асю! Они хорошо поют и играют!

— Увы, — я развел руками. — Я про них еще когда с Сергеем Ивановичем разговаривал подумал. Нужна настоящая мужицкая рок-группа. Дуэт девчонок его не устраивает.

— «Каганат» можно позвать, — пожал плечами Астарот. — Они нам торчат еще за тот концерт в «Империи, блиг, рока». Или как там тот гадюшник назвался?

— Да ну, они забухают и не придут, а мы потом виноватыми останимся, — поморщился Бельфегор. — Опять. Может «Два валета»?

— Ага, в военное училище? — хмыкнул Астарот. — Очень смешно…

— А что такого? — я пожал плечами.

— Леха Темников — принципиальный пацифист, он каждый раз выступает за мир и любовь, — Бельфегор сложил руки молитвенно и закатил глаза наверх. — И призывает военную форму порезать и сжечь. В общем, не вариант, это точно.

— Может «Синий треугольник»? — предложил Бегемот.

— А они там не… того? — Астарот покрутил пальцем у виска.

— Да не, они нормальные теперь, — Бегемот для убедительности кивнул. — Я на днях с Рубильником встречался, он сказал, что после того раза они завязали и теперь ничего такого…

— После того раза — это когда их в ментовку забрали, потому что они здоровенный хрен на асфальте напротив дворца спорта нарисовали? — захихикал Бельфегор.

— Да не, я про тот раз, когда Рубильник в зрителей ведро зеленой краски выплеснул, — сказал Бегемот. — Их тогда побили, Рубильник в больнице даже лежал.

— А я не слышал эту историю! — Бельфегор похлопал глазами. — Это что был за концерт?

— Это в Закорске было, — Бегемот выбрался из ударной установки и устремился к своей сумке. — Помнишь, был такой гастрольный тур по области «Любите природу!» в октябре?

— Ну, — кивнул Бельфегор. — Потому что у нас ни одной песни про природу и экологию не было.

— Ну вооот! — Бегемот поднял вверх палец. — В общем, в Закорске был концерт в рамках этого самого тура. А Рубильник на концерт пришел бухой в сопли. На сцену выходит, а там зрители. Сидят чинно, как в консерватории, рожи серьезные. Никто козами не размахивает и не орет. Рубильник такой: «Опа-па! Давайте я вам про природу сейчас спою! Ох, как я эту природу люблю и уважаю… Сейчас бы так на зеленой травке и повалялся!» А за кулисами там почему-то стояло ведро зеленой краски. Хрен знает, что там в его пьяную башку пришло, может решил, что зеленого в зале маловато…

— А, точно, я что-то такое слышал тоже! — обрадованно заржал Астарот. — Сильно его побили?

— Да им всем там накостыляли, что мама не горюй, — Бегемот порылся в своей сумке и извлек бутерброд, завернутый в газету. — Рубильнику сломали три ребра и ногу еще. Ну и трещина в челюсти. А Шмель довольно легко отделался.

— И что они, не пьют теперь? — усмехнулся я.

— Ну как… — Бегемот пошевелил бровями и принялся сосредоточенно разворачивать газету. — В общем, Рубильник сейчас в фазе вменяемости и рассудительности. А поют они прикольно, курсантам должно понравиться. У них даже медляки нормальные есть.

— Ну-ну, а если на концерте у Рубильника перемкнет от обилия людей в военной форме, и он опять что-нибудь учудит? — Бельфегор забрался на стол рядом со мной. — Обоссыт их со сцены или, там… еще чего-нибудь.

— Слушай, ну давай будем честны, — Бегемот откусил от своего бутера внушительный такой кусок и продолжил говорить с набитым ртом. — «Парк культуры» будет лабать в своем кабаке и деньгу зашибать, как Конрад всегда делает. Если мы «Яну и цеппелинам» предложим с нами выступать, его на мелкий ливер порвет от возмущения…

— О, подождите! — глаза Бельфегора засияли вдохновением. — Я придумал, кого можно позвать!