— Не понял, вы мне предлагаете вести концерт? — я удивленно поднял бровь.
— А кто еще? — всплеснул руками Бельфегор. — Ты сегодня так зажег на сцене!
— Да? — я встал и подошел к зеркалу. Посмотрел на экран, где как раз замер на паузе ведущий, скрививший одну из своих гримас. Черт, как-то даже не задумывался о том, что я там плету со сцены. Как и вообще никогда. Я скорчил рожу, вывалил язык, показал козу… Народ сдержанно так заржал. — Никогда не думал о себе в таком ключе…
Не соврал. Правда, не думал. Как-то жизнь так не складывалась, чтобы в принципе выходить на сцену и что-то с нее вещать. Публика меня не пугала и не напрягала, просто как-то не было случая задуматься о сценической карьере. Что касается сегодняшнего случайного конферанса… Я ведь даже не думал об этом. Просто рулил процессом, и…
Я усмехнулся.
— А давайте! — сказал я. Концерты в рок-клубе обычно вел Женя Банкин, частенько в довольно затрапезном виде. И бубнил что-то скучное в микрофон при этом. А я… молодой патлатый. И уже могу без стеснения напялить майку и посветить новообретенной бицухой. Татуировок для полного образа не хватает, но их можно и ручкой нарисовать, если приспичит. — Только знаете что? Мне нужна пара… Девушка.
Ева пожала плечами и отвернулась. Надя нервно заерзала, глаза ее заблестели. Кажется, что прямо сейчас готова начать тянуть руку, мол, выбери меня.
— Помните, на кастинге бэквокалисток была такая очень худая девушка? — спросил я и снова скорчил рожу в зеркале. — Наташа. На самку богомола похожа.
— Она же страшная! — недовольно воскликнула Надя.
— Так мне такая и нужна, — я пожал плечами. — Если я буду изображать самца гиббона, то самка богомола — это как раз мой размерчик! Надо ей позвонить и спросить…
Я даже почти пошел к телефону, но вовремя опомнился и посмотрел на часы. Ну да, второй час ночи. Такое себе время для деловых переговоров.
Вечеринка покатилась дальше. Омерзительный цирк на экране сменила кассета с «Шокирующей Азией», разговоры, как всегда бывает в компании, перескакивали с одной темы на другую. О чем-то шутили, над чем-то смеялись.
Когда Макс в очередной раз направился на кухню, чтобы соорудить еще каких-нибудь закусок, я увязался за ним.
— Слушай, Макс, а «Пинкертоны» же не будут выступать в овощехранилище? — нейтрально спросил я.
— Ну я пытался их убедить, — не глядя на меня, ответил Макс, извлекая из холодоса банку вишневого варенья. — Сейчас морсик намучу, а то что-то пить хочется. Достань кувшин вон из того шкафа, пожалуйста.
— И что они, не убедились? — хмыкнул я.
— Неа, — Макс говорил напряженно.
— Так может с нами поиграешь? — предложил я. — Мы хоть послушаем, как наши песни с басухой будут звучать.
— Ну… наверное, можно, — замялся Макс. — Только мы же не репетировали…
— Так приходи в нашу берлогу! — я хлопнул его по плечу. — Время еще есть, успеешь освоиться, это же не Шопена разучивать. У нас на каникулах репетиции каждый день будут…
— На каких каникулах? — спросил Макс, сосредоточенно наливая на дно стеклянного кувшина вареньше.
— На школьных, — хохотнул я. Точно, праздничные каникулы для взрослых — это же сильно позже придумали. Сейчас официальный выходной только один, первое января. И про перенос праздников тоже пока никто не слышал. Если не повезет, и праздник выпадает на воскресенье, то никаких тебе дополнительных выходных. — Ну, после Нового года и до десятого.
Макс молча включил воду и подставил под него кувшин.
— Ну так как? — потормошил его я.
— У «Ангелов» такие прикиды… — замялся он. Ха. По лицу Макса можно составлять энциклопедию выражений лица, иллюстрирующих слово «мнется». Если в прошлый раз на такое же мое предложение он испытывал сложную гамму чувств насчет того, что подумает Ян и его прихлебатели, то сейчас его голову будоражили переживания о том, как бы так не согласиться слишком быстро, чтобы я не понял, насколько он моему предложению рад. Сложная он личность, наш Макс! Подходящая компания для Астарота, тоже, блин, человек с тонкой душевной организацией.
— Ничего, переоденем, — хмыкнул я. — Я второго встречаюсь с Бесом, попрошу у него напрокат похожую штуку, будешь как родной смотреться.
«Пожалуй, обещать, что закажем ему такой же костюм, рановато, — подумал я. — Испугается еще».
— Ну… — Макс вздохнул и посмотрел на меня впервые с начала нашего разговора. — Я пока ничего не обещаю, но… В общем, я не против, но мало ли, как может все сложиться…
— Хорошо, тогда думай, — сговорчиво кивнул я. — Звякну тебе послезавтра, сообщишь свое решение.
Макс кивнул и снова принялся изучать плитку на полу. И делал так еще несколько минут. Пока складывал на тарелку хлеб, резал сыр, колбасу и яблоки. Я больше с расспросами не лез, насвистывая песенку про монаха. А потом подхватил тарелку и двинул на выход.
— Стой! — Макс вдруг ухватил меня на плечо. — В общем, я согласен. Вот.
— Отлично, — кивнул я. — Тогда словимся, чтобы я тебя на завод провел. Ну или с кем-то из ребят состыкуетесь, если я не смогу.
На лице Макса было такое отчаянное выражение, будто он долго-долго пытался решиться это сказать, провел внутри своей головы сложный спор, в котором сам себе доказывал, что если он будет и дальше ломаться, то «Ангелы» найдут себе другого басиста, а он останется с разбитым носом, потому что Николаус обязательно узнает про его кувыркания с Ширли… И что вроде как ему, музыканту рок-группы верхнего эшелона как-то западло переходить к каким-то там начинающим «ангелочкам». Хотя, может, к «ангелочкам» как раз и не западло, вон они какого шороху наделали на отчетнике… Выразительное лицо у Макса, можно тренироваться в чтении мыслей.
Быстрая прогулка по пустым улицам ранним утром стала для меня уже чем-то вроде медитации. И давно уже перестала вызывать протест, нытье или что-то подобное. Просто принял факт — мое почти любое утро начинается в предутреннем мраке, когда все нормальные люди еще спят. И наважно, где я провел ночь и что делал, в определенный час я покидал это место и топал работать. Пешком, если был в центре. На промерзших и дребезжащих автобусах, если утро застало меня вдали от рынка. Иногда даже на такси, но это в крайнем случае.
Вот и сегодня я поднялся, когда все еще дрыхли без задних ног, сунул ноги в ботинки, нахлобучил шапку, замотался по самые глаза шарфом и вышел на улицу.
Центральная площадь Новокиневска была пуста. Как и центральный проспект. Под ногами хрустел снег. И никого. Как будто город вымер, отсыпаясь в последнюю ночь девяносто первого года.
Бодрящий морозец быстро прогнал остатки сна. Даже пробежался слегка от переизбытка энергии. Новогоднее настроение?
Елка у дворца спорта высилась темным конусом, огоньки на ней на ночь выключали. Пустые дороги, за те полчаса, которые я шел до рынка, встретил всего-то пару человек. Уличные фонари работали через один, их включали в шесть утра. Так что ощущение было такое, что вокруг какой-то постапокалипсис. Но у меня при этом отличное настроение. Парадокс… Как будто в детство вернулся. Когда и елка какая-то ободранная, и игрушки картонные, а в душе — радость, счастье и предчувствие чуда.
«Так вот куда делись все люди!» — подумал я, когда домчал до рынка. Казалось, тут вообще никто спать не ложился, и столпотворение со вчерашнего дня еще началось. К продуктовым лавкам выстроились длиннющие очереди, стоял гвалт, народ уже о чем-то спорил и ругался. А я чувствовал себя героем того анекдота, когда мужик берет трубку, а она ему женским голосом орет: «Сережа, ты ребенка из садика забрал? Купил туалетную бумагу, гречку и спички? Помнишь, что тебе сейчас нужно на вокзал ехать, к нам моя мама на две недели приезжает?!» А тебе так хорошо, потому что ты не Сережа, а Саша. Вот так и я. Протиснулся сквозь толпу на входе, полавировал между очередей, увернулся от грозно размахивающей сумкой бабки, которая думала, что я хочу ее место занять. И нырнул в свой одежный ряд. Тихий и малолюдный. Одни продавцы стоят, приплясывая.
— С наступающим, Володя! — Джамиля шагнула мне навстречу сразу же, как только увидела. — Сегодня короткий день будет, до одиннадцати поработаем, и можно расходиться.
— С наступающим, Джамиля, — кинвул я, раскладывая вещи на свой прилавок. — А что так? Праздник же, народу вроде должно быть много.
— Много, но не про нашу честь, — рассмеялась Джамиля. — Все за продуктами сегодня охотятся, так что нечего жопы тут морозить. В одиннадцать закрывайся, и приходи послезавтра.
— Понял-принял, — кивнул я. Сунул ноги в валенки, закутался в меховую доху. Рабочий день начался.
Кое-кого из волны посетителей рынка в одежные ряды все-таки заносило, но это были единицы. Так что мы с соседями все предновогоднее утро провели в праздном трепе. И даже бутылочку советского шампанского распили перед тем, как позакрываться.
Планы на празднование Нового года у меня были самые что ни на есть традиционные — сначала семейный праздник, салаты, закуски, шампанское, куранты, речь президента, или кто там сейчас выступает? А к часу ночи — на елку, кататься с горки, жечь бенгальские огни, а потом можно будет забуриться к кому-то в гости. Уже не в семейном кругу. Точно такие же планы были и у остальных «ангелочков». В чем-то было даже вдохновляюще, прямо-таки Новый год из детства. Тогда все праздновали похожим образом. Уходя с рынка я порадовался, что мне не нужно участвовать в оголтелых штурмах продуктовых прилавков. Предусмотрительная мама давно уже собрала все необходимое для новогоднего стола. Осталось превратить овощи в салаты, запечь вездесущие куриные ножки и накрыть на стол.
Когда я пришел домой, мои родственники уже позавтракали и увлеченно занимались очень семейным делом — лепили пельмени.
— О, ты сегодня пораньше! — радостно сказала мама, едва я переступил порог. — Мой руки и давай к нам, а то к нам гости придут, а у нас еще конь не валялся.
— Мам, зачем пельмени-то? — проныла Лариска, судя по всему, уже не в первый раз. — У нас же курица еще, кто это все жрать будет?
— Ничего не знаю, пельмени должны быть! — объявил отец. — Если сегодня до них очередь не дойдет, завтра съедим.
— А я бы и сейчас пельмешков навернул, — засучив рукава, сказал я. — Командуйте, что делать? Лепить или катать?
— Катать! — Лариса с облегчением вручила мне скалку. — А то у меня уже руки отваливаются!
— Вам четвертные оценки выставили уже? — спросил отец.
— Ну… да, — недовольно отозвалась Лариса.
— И как? — уточнил отец.
— Пятерка по физике, — Лариса уперла кулак в подбородок и посмотрела на потолок. — И по алгебре.
— А тройки? — требовательно выпытывал отец.
— Ну пап… — проныла Лариска.
— Ты давай отвечай, что кривляешься-то? — отец толкнул сеструху в плечо.
— По истории, — скривилась Лариса. — И по литре.
— Лара! — отец укоризненно покачал головой. — По истории-то ты как умудрилась трояк схватить? Это же просто говорильня!
— Да у нас историчка дура тупая, — буркнула Лариса.
— Что за выражения еще! — нахмурилась мама.
— Ну а как еще, если она дура? — сеструха насупилась. — Придумала какие-то таблицы… Ой, ну мам, пап, сегодня же Новый год! И вообще у меня каникулы, можно не портить настроение?
— Так это же у тебя трояки, что это мы настроение-то портим? — засмеялся отец. Лариска фыркнула и жалобно посмотрела на меня. Выручай, мол, а то сейчас весь мозг съедят с этими тройками.
— Прикиньте, прихожу сегодня на рынок, — встрял в разговор я. — А там Карен Ашотович навеселе прямо вот с утра. Радостный такой, сын у него родился ночью.
— Это который шубами торгует? — спросила мама.
— Ага, — кивнул я. — В общем, он хотел еще вина купить, но там на рынке бойня сегодня, а он дядька вежливый, даже пробиться в здание со своим «пожялуйста» и «извинити» не смог. Расстроился. Говорит, что всех угостить хотел, а теперь, получается, что и не может. Но щедрость потребовала выхода. Так что он устроил лотерею среди женщин-продавщиц. Главный приз — шуба.
— Серьезно? — ахнула мама.
— Ага, — покивал я. — Представляешь, сегодня Лейла заглянула на полчаса с ребенком. Он ей билетик вручил, а потом ее же номер из шапки вытянул. И ушла Лейла с рынка в новой шубе.
— Какая хоть шуба? — спросил отец.
— Нормальная шуба, — я пожал плечами. — Цигейковая, с мохнатым таким воротником. Вроде даже модная.
— Да это Джамиля, наверное, устроила, — с сомнением проговорила мама. — Лейла — девочка гордая, такой дорогой подарок не приняла бы. Вот она и договорилась с Кареном.
— Ну мам… — укоризненно протянула Лариса. — А почему не просто новогоднее чудо, а?
— Ну может и чудо, как скажешь, — мама потрепала сеструху по голове. — Володя, можно тебя на пару слов?
— Конечно, мам, — я отряхнул руки от муки, и мы с мамой вышли из кухни. — Что случилось?
— Слушай, что хотела спросить… — вполголоса проговорила мама, прикрыв дверь в гостиную. — Ларка же с твоим другом встречается, да?
— Да, — кивнул я.
— Ты же за ними присматриваешь? — с тревогой в голосе сказала она. — Он как вообще? Нормальный парень?
— Так ты вроде его должна знать, — я пожал плечами. — Это Борька из соседнего дома.
— Рыженький такой? — мать потерла переносицу. — Одноклассник твой бывший?
— Ага, — снова кивнул я. — Он отличный парень, правда. Можешь не переживать.
— Так она же скрытная, ничего не рассказала, — тихо рассмеялась мама. — Если бы я знала, что это Борис, то не волновалась бы. Хороший мальчишка. Лучше этого вашего главного… Который хмурый все время ходит.
— Да он тоже неплохой, если присмотреться, — усмехнулся я. — Мы только кажемся страшными, на самом деле у нас добрые души и вообще мы лапочки.
— Все тебе шуточки, Володя, — грустно улыбнулась мама. — Я же не могу за Ларку не волноваться, мало ли, с кем свяжется.
— Все нормально будет, мам, — я подмигнул. — Если Борька сеструху обидит, я ему голову откушу. Да и не обидит он, сам тот еще тепличный цветочек. Что-то еще? По глазам вижу, что ты меня не про личную жизнь дочери вызвала поговорить.
Мама молча прошлась по комнате, зачем-то включила телевизор. На экране танцевала Наталья Андрейченко с строгом темном платье и шляпке и мужик с головой кота. Надо же, не «Ирония судьбы», а вовсе даже «Мэри Поппинс, до свидания!»
— Ты только сразу не злись, ладно? — попросила мама тихонько. — На меня саму они как снег на голову свалились.
— Договорились, злиться не буду, — я присел рядом с ней на диван.
— Представляешь, вчера только позвонили и сказали, что приехали в Новокиневск Новый год справлять, — всплеснула руками она. — Ни телеграммы, ни письма, ни звонка.
— На всякий случай напоминаю, что я все еще не понимаю, о ком ты говоришь, — я приподнял бровь.
— Разве? — нахмурилась мама. — Я думала, что сразу сказала… Грохотовы приехали. Всей семьей.
Она посмотрела на меня с таким видом, будто ждет от меня какой-то конкретной реакции. По всей видимости, с этими Грохотовыми я как-то не очень дружу. Да и она тоже, раз не сильно рада их видеть.
— Внезапно, — сказал я и хмыкнул.
— Володя, ты обещал не злиться! — напомнила мама.
— Так я и не злюсь, — я пожал плечами. — Просто удивляюсь. Могли бы и предупредить.
— Вообще-то Лена просила тебе не говорить, что они приехали, — мама испытующе смотрела на меня. Искала признаки недовольства, не иначе. — Боялась, что если ты узнаешь, что она приехала, то обязательно сбежишь праздновать Новый год в другое место. Но я не могла тебя не предупредить, понимаешь?
— Спасибо, мам, — серьезно глядя ей в глаза, сказал я. Понимал бы я еще, в чем тут затык, ну да ладно.
— Ты же не сбежишь? — мама взяла меня за руку.