90-е: Шоу должно продолжаться

Глава 14

— Пожалуйста, не уходи, ладно? — всхлипывая, сказала Лена. — Я… Я боюсь одна. У меня мама в ночь работает, я каждый раз, когда ее нет, кого-то из подруг ночевать зову…

— Ну что ж с тобой делать, — я вздохнул. — Давай так. Я посижу с тобой, пока ты не заснешь, а потом уйду домой. Договорились?

— А может… — Лена посмотрела на меня умоляющим взглядом. Что в сочетании с поплывшей косметикой выглядело прямо-таки драматично. — Ладно, согласна…

Она оперлась на унитаз и встала на нетвердых ногах.

— Мне надо умыться… — пробормотала она.

Я вернулся в гостиную и сел в кресло. Что ж, вряд ли это та Лена, к которой неровно дышал Вова-Велиал. Это явно кто-то из одноклассниц Лариски. Впрочем, кто его знает, чужая душа — потемки. Вроде как, обычное дело, что кто-то из подруг сестры влюбляется в ее старшего брата. Может и брат мог запасть на кого-то из сеструхиных подружек. Это мне настоящему полтос, и смотрю я на нее, как на малолетку. Но объективно-то она хорошенькая. И Вова-Велиал вполне мог и проявить симпатию. Разница в возрасте не так уж и велика.

Ждать Лену пришлось минут десять. От нечего делать, я унес на кухню посуду, сполоснул графин и бокалы. Сунул тарелку с бутерами в низенький «Саратов», обклеенный переводными картинками. Вернулся в кресло.

Она появилась, закутанная с ног до головы в махровый розовый халат, волосы собраны в пучок, с миловидной детской мордашки смыт «боевой раскрас». Глаза, конечно, красные и опухшие, но это ее портило куда меньше, чем стрелки до ушей и болезненные пятна розовых румян во все скулы.

Ее комнатой оказалась та, которая была закрыта. Она была, практически, близнецом комнаты моей сестры, с той лишь разницей, что у Лены было очень много цветов в горшках. Практически оранжерея. Растения свисали с полок, цвели на подоконнике и оплетали решетку из штапика на стене. А в остальном — тахта, шифоньер, письменный стол, книжная полка. И цветные плакаты с Пресняковым, Маликовым и еще какими-то «звездными мальчиками».

На расстеленной постели рядом с подушкой — потрепанный плюшевый заяц. Милота какая!

Больше Лена не пыталась вести себя как роковая соблазнительница. Кажется, ей даже вспоминать об этом не хотелось. Под халатом обнаружилась фланелевая пижамка весьма пуританского вида. На меня она старалась не смотреть. Забралась под одеяло и прижала к себе игрушку.

— Ну что, сказку тебе на ночь рассказать? — усмехнулся я, усаживаясь рядом на стул.

— Ты смеешься надо мной, да? — жалобно проговорила Лена.

— Ничуть, — я подмигнул. — Сказки на ночь я сейчас бы послушал. Только вряд ли мне кто-то будет их рассказывать.

— По-дурацки все вышло, да? — Лена коротко вздохнула и уткнулась носом в пузо своего зайца.

— Забей, случается, — усмехнулся я. — Объясни мне только, зачем вы с ней дружите?

— С кем? С Надюхой? — удивленно вскинула брови Лена. — Она прикольная на самом деле. Всегда что-то придумывает. С ней весело.

— Да уж, очень весело, — фыркнул я. — Ладно, давай уже засыпай. Свет выключить?

— Я не выключаю, боюсь спать в темноте, — Лена высунула руку из-под одеяла. — Там лежит такая штука… Рядом с настольной лампой. Набрось ее сверху, пожалуйста.

Я накрыл квадратную настольную лампу темно-синим куском вельветовой ткани, и комната погрузилась с таинственный сумрак.

— Спокойной ночи, Лена, — сказал я.

— Ты уже уходишь?! — испуганно прошептала она.

— Обещал же подождать, когда ты уснешь, — вздохнул я и сел на стул.

— Мне кажется, я сегодня вообще не смогу ус… — она отрубилась, не закончив фразу. Дыхание стало ровным и глубоким, лицо — безмятежным и совсем детским.

Я тихонько встал, вышел из ее квартиры и потопал домой. Правда, пришлось сначала немного повозиться, чтобы замок защелкнулся. Не оставлять же ее спать в открытой квартире.

— Вова! — тихо прошептал кто-то и настойчиво потряс меня за плечо. — Вова, проснись на минуточку, а то мне на работу пора!

— Что? Где? — вскинулся я, с трудом соображая, кто я и где я вообще. Снилось мне что-то мутное, про рогатых демонов, играющих почему-то на ярко-розовых гитарах. И девиц в костюмах японских школьниц на подтанцовке. А когда я вынырнул из объятий сна, то несколько секунд вообще не мог сообразить, что происходит, пока взгляд мой не уперся в разрисованные рожи группы «Kiss», на плакат которой падал свет из приоткрытой двери.

— Ты спи потом еще, — шепотом сказала мама. — Еще половина восьмого утра. Просто хотела уточнить. Вас с ребятами ждать сегодня?

— А… — я потер кулаками глаза. Так, кажется, вспомнил. Надо помочь что-то там разгрузить. — Во сколько надо прийти и куда?

— Ты чего, не проснулся еще? К двум часам на проходную, как всегда, — сказала мама. — Николай Иванович вас пропустит.

— Все понял, да, — я сонно кивнул. — В два часа к НЗМА. Ребятам позвоню сейчас…

— Отлично, тогда я побежала, — мама мимоходом чмокнула меня в щеку. — Хорошего дня. Завтрак на столе.

Она стремительно вышла из комнаты и прикрыла дверь. Я опустил голову на подушку. Полежал с открытыми глазами, ощущая, кажется, каждую мышцу своего тела. Послушал как по своей комнате топает Лариска. Что-то грохнулось на пол и покатилось. Злой неразборчивый шепот. Ну, понятно. В школу собирается, почти опаздывает, вот все из рук и валится.

Хлопнула входная дверь. Ушла мама. Через пару минут еще раз — ушла сестра.

Я повернулся на бок, закрыл глаза, вознамерившись еще поспать. Но понял, что окончательно проснулся. И мысль о завтраке занимает меня куда больше, чем недосмотренный сон про демонов и школьниц.

Так что я вылез из-под одеяла и пошлепал умываться.

Последним к воротам завода приплелся мрачный Астарот. Он еще по телефону мне пытался вкрутить что-то о том, что ему некогда, мол, в этот раз без него, потому что… Причину он не придумал, пытался сплести что-то на ходу, но сам запутался и сказал, что ладно, придет. И сейчас всем своим видом старательно показывал, от каких важных дел мы его оторвались со своими глупостями. Хорошо хоть ныть не стал, а то пришлось бы ему воспитательное внушение под дых устраивать.

Дядя Коля в этот раз пропустил нас на территорию безо всяких ехидных комментариев насчет причесок. Видимо, моя мама в авторитете… О, кстати об этом! Надо будет сказать ей про докторшу, она же просила. А я обещал.

Чтобы не задавать тупых вопросов, типа «А куда нам идти?», я просто чуть приотстал. Раз мероприятие проходило не в первый раз, значит мои друзья-говнари в курсе, куда именно нам нужно. Как и получилось. Пока я зашнуровывал типа развязавшийся ботинок, Астарот с Бегемотом устремились к той части заводской территории, где я еще в прошлый раз отметил некое оживление.

Рядом с кирпичной коробкой склада стоял старенький фургон с буквами «вахта» на борту.

Мы зашли в здание и остановились на входе. Я оглядывался с любопытством. Вот, значит, как выглядит источник нашего семейного благополучия… В бывшем теплом складе стоял десяток промышленных швейных машин, на педали которых с сосредоточенным видом нажимали женщины разного возраста. В фартуках и косынках. Прямо кадр из советской хроники про ударный труд портних. Маму я тоже заметил сразу — она с еще тремя дамочками стояла над раскройным столом, на котором лежала разобранная на запчасти пара джинсов.

— Мам! — перекрывая стрекот швейных машинок, крикнул я и помахал рукой.

— Да-да, иду! — мама тоже мне помахала, отдала еще пару распоряжений и поспешила к нам. — Привет, ребятишки. Значит так, ткань из машины надо будет перенести в склад, а из склада товар погрузить в машину. Все понятно?

— Конечно, тетя Валя! — радостно вместо меня ответил Бельфегор. — Кстати, мама просила вам передать…

Рыжий клавишник достал из кармана пару клочков сероватой бумаги, которые выглядели как билеты.

— Это на «Мартовские иды»? — ахнула мама и порывисто обняла Бельфегора. — Да ты мой хороший!

— Только никому не говорите, что я вам билеты принес, а то на маму все насядут, — заговорщическим тоном сказал рыжий.

— Я уж думала все, не попаду на Вахтангова, — лицо мамы сияло от счастья. — Ни в кассе, ни у перекупщиков билетов уже нет.

— Тссс! — прищурился Бельфегор. — У нас мафия! Для своих всегда найдем.

«Мама Бельфегора работает в городском драмтеатре, — мысленно дополнил я свое досье. — Забыл записать, надо добавить».

Казалось бы, ну что сложного — перетаскать тряпки, да? Вот только рулоны оказались не такой уж и легкой ношей. Особенно рулоны темно-синего денима. Те весили, кажется, вообще целую тонну. Чтобы поднять один такой, наших дрищовых сил требовалось как минимум три. Вдвоем уже не справлялись.

С готовой продукцией было попроще — она была упакована в мягкие тюки, которые были объемными, но не тяжелыми.

Сначала думал, что мама занимается чем-то нелегальным. Ну, там, подделывает одежду под заграничные бренды. Шьют местные портнихи, а нашлепка какого-нибудь адидаса. Но нет, ничего подобного. На самом деле, на входе в склад даже табличка была.

И на каждой вещи имелась даже бирка соответствующая. С синей бабочкой и мелкими буквами. Похоже, моя мама была из тех людей, которые не прошлепали ушами закон о кооперации в СССР где-то в конце восьмидесятых. И поэтому так неплохо сейчас устроилась. Воспользовавшись мощностями завода, на котором до этого работала. Можно как-нибудь попросить рассказать, как у нее так получилось, интересно даже…

Я волок мешок с женскими юбками из шерстяной ткани в клетку. И в голове крутилась какая-то очень важная мысль. Кооперативы… Предпринимательство… Девяносто первый год… Либерализация цен…

Но в меня врезался прущий как танк мне навстречу Бегемот, и с мысли я сбился.

Погрузочно-разгрузочные работы мы закончили примерно за час. Мама отвела меня в сторонку и сунула в руку несколько купюр.

— Вот, это вам за работу, — сказала она тихонько. И потом незаметно вложила в другую руку еще несколько шуршащих бумажек. — А это тебе на карманные расходы. Отцу не говори только, а то он обидится.

— Спасибо, мам, — сказал я. Гордо отказываться не стал, ясен пень. Но пообещал, что обязательно своей мировой маме обязательно все верну. Не потому что должен, глупо как-то. Просто потому что захотелось, чтобы она мной гордилась. Надо же, досталась же говнарю такая фантастическая мама! Не пилит, мозг не компостирует, красивая, веселая. — Слушай, я же тут недавно с фельдшером разговаривал. Ну, когда руку поранил. С этой, как ее… — я понял, что не спросил у договороспособной женщины имя. — Татьяна… Светлана…

— Тоня? — переспросила мама, кивнув головой примерно в ту сторону, где и было то здание, где мы репетировали.

— Да, кажется, — сказал я. — Говорит, что зарплату не платят уже три месяца, а шить она умеет. Может быть, можно как-нибудь ей к тебе устроиться… И все такое. Я ничего ей не обещал, сказал, что передам. Вот, передаю.

— Хорошо, — серьезно кивнула мама. — Люди всегда нужны, особенно хорошие. Загляну к ней сегодня, спасибо, Вова.

— Мам, ты обращайся чаще, если помощь нужна, — сказал я. — Все равно болтаюсь пока что без дела, так хоть какая-то от меня польза будет.

— Обязательно! — мама засмеялась и потрепала меня по голове. — Все, бегите, у меня еще куча дел!

Раздал нашу зарплату я уже за воротами.

— Живем! — глаза Бегемота радостно заблестели. — Может, завалимся в «Лакомку»? А то что-то так жрать уже хочется…

— Тебе бы только жрать! — огрызнулся Астарот. — Вообще-то я за то, чтобы деньги не тратить, а в фонд на новый усилок сложить.

— Старый еще работает, — буркнул Бегемот, спешно засовывая купюры в карман, пока Астарот не отнял, видимо.

— Как твоя рука? — сменил тему Астарот, бросив взгляд на мою кисть, замотанную эластичным бинтом.

— Хреново, — сказал я, изобразив уныние. — Перелома нет, но пальцы до конца не сгибаются. Травматолог сказал, что нервы, наверное, перебиты.

Типа, иллюстрируя свои слова, я поднял руку на уровень глаз и пошевелил пальцами, как будто пытаюсь сжать кулак, но у меня не получается.

— Так что пусть пока Кирюха играет, — вздохнул я. — Он неплохо вроде справляется.

— Ну да, он нормальный парень, — поддержал Бегемот. — Жалко, что с рукой вот так… А когда заживет?

— Фиг знает, — я пожал плечами. — Мама пообещала свозить к какому-т светилу, если через месяц само не заработает. Будем разбираться.

Мы шли по тротуару в сторону центра города. Приятели болтали, обсуждая каких-то знакомых и возможные планы на сегодня. В основном все крутилось вокруг выбора, к кому именно можно завалиться в гости. Обсуждали три варианта — поехать к Дыне на Западный, нагрянуть к Боржичу в «дурдом» или затусить в «мордоре». По косвенным деталям обсужений я понял, что Дыня — это дамочка по имени Таня, которая живет в частном секторе совсем рядом с Алексеевским кладбищем, и всегда рада гостям. Но к ней, в основном, любят приходить летом, когда можно в соседней лесополосе жечь костер и жарить шашлыки. Или корочки хлеба, в зависимости от наличия-отсутствия денег и мяса. «Дурдомом» называли обветшалую сталинку на пересечении проспекта Ленина и улицы Юго-западной. Там с незапамятных времен была маргинальная коммуналка, и Боржич снимал одну из комнат. «Дурдомом» место звали не просто так. Там не было строгих домохозяек, которые бы следили за порядком и вывешивали графики дежурств, это был дом с очень плохой репутацией прибежища алконавтов всех мастей, бывших зеков и прочего не очень социально-одобряемого элемента. Вроде нас. Туда можно было в любое время и с любым количеством алкоголя. А Боржич — это солист одной из новокиневских рок-групп. Ну а «мордор» — это место тусовки поклонников творчества английского писателя Толкиена. Таких, которые любят переодеваться в его героев и изображать, что они вроде как не от мира сего. И у них тут имелся свой идейный лидер, по совместительству — хозяин здоровенной квартиры где-то на выселках. Там тоже к завалившимся в гости рок-музыкантам относились лояльно, особенно если те пришли не с пустыми руками. В общем, по всему выходило, что когда ты при деньгах, то выбор довольно велик.

— А, к Боржичу же нельзя сегодня, — сказал Бегемот, хлопнув себя по лбу.

— Почему? — удивился Астарот.

— Его дома не будет, — Бегемот замолчал и уставился на вывеску кафе «Снежинка», мимо которого мы как раз проходили.

— А где он будет? — потормошил его Астарот.

— На квартирнике у «Папоротника», — вернулся к реальности из мира своих грез о вкусной и нездоровой пище Бегемот.

— О, а я не знал! Может туда и пойдем? — оживился Астарот. — Где квартирник?

— Никто не знает, место засекречено, — вздохнул Бегемот. — Там только для своих.

— А тебе кто про квартирник сказал? — насел на Бегемота наш фронтмен. — Почему раньше молчал?

— Да Боржич же и сказал… — растерялся толстяк. — Я его в магазине встретил сегодня утром.

Астарот принялся пытать Бегемота с пристрастием на предмет, не тусуется ли тот где-то отдельно от любимой группы. «Нда, вот от таких как ты, Астарот, квартирники и проводят в секретных местах», — подумал я и незаметно ткнул Бельфегора локтем в бок. И начал корчить всякие рожи, пытаясь телепатически передать мысль, чтобы он мне сейчас подыграл.

— Ой, Борис, ну то есть, Бельфегор! — как будто спохватился я. — Нас же твоя мама просила… Ты помнишь, говорил?

— Да, точно! — подхватил умница-Бельфегор, сделав большие глаза. — Ребят, нам срочно-срочно нужно бежать! Так что передавайте всем приветы, если в мордор пойдете, ладно?

— Что еще за дела? — попытался переключиться на нас двоих Астарот, но мы уже помчали в противоположную сторону.

Свернули в ближайший переулок и только там перешли на шаг.

— И куда мы идем? — чуть не подскакивая от любопытства спросил Бельфегор.

— На остановку, — я покрутил головой, прикидывая, как нам лучше ехать. Повернул к проспекту Монтажников.

— Хорошо, а куда мы едем? — не отставал рыжий.

— Догадайся с трех раз, — усмехнулся я.