90-е: Шоу должно продолжаться

Глава 17

Я приземлился рядом с девушкой и блаженно вытянул ноги. Потому что реально устали. Да и ноющие от тренировки мышцы напоминали о себе, а обезбол в виде алкоголя, который тут принимали много и охотно, я только делал вид, что пил. И намотал я по этой самой студии за последние несколько часов хрен знает сколько километров.

Брови Евы едва заметно приподнялись вверх. Удивление. Ну да, логчино. Я же на вид типичный такой пикапер восьмидесятого левела. С мемасиков, время которых придет еще нескоро.

— Ты красивая, — сказал я и подмигнул. Без всякой задней мысли, кстати, сказал. Просто это и правда была первая девушка, при взгляде на которую мне не хотелось немедленно ее отмыть и выдать расческу. И переодеть еще желательно. Ну и малолеткой она не выглядела. Третий курс? Сколько ей, получается? Двадцать или двадцать один?

И мысли мои свернули совсем в другую сторону. В сторону денег. По всему выходит, что Вова-Велиал существует исключительно на карманных деньгах, которые выделяет мама. Не осуждаю. Он же типичное летнее дитя, чье детство пришлось на безмятежный советский застой, а сейчас, когда все понеслось вскачь, далеко не все сумели сориентироваться и набить карманы хрусткими открывающими все двери бумажками. Я и сам был таким, поэтому и помчал вприпрыжку в военкомат. Но сейчас другое дело. Все мои однокашники, благополучно пережившие лихие девяностые на гражданке, наперебой пели, как легко и просто в них было зарабатывать. Одни на своем примере. Мол, не будь лохом, не сиди на жопе ровно, и дождь из денег тебе гарантирован. Никакого контроля, никаких налогов, знай себе греби лопатой, даже бандитом при этом быть не нужно. Другие с досадой. Мол, прохлопали ушами и прощелкали клювом. Сейчас бы нас туда, мы бы — ух! К двухтысячным все бы у нас было — квартиры, машины, яхты. И жена-супермодель.

И вот я здесь. И у меня все шансы проверить все это на практике. Одну цель я для себя уже определил — раскрутить денежный барабан при помощи музыки. С какого примерно боку к этому подступиться, я пока плохо себе представлял, но это дело поправимое. Однако начать все же следует с самого базового — денег на оперативные расходы. Потому как — звукозапись, кассеты, постеры, афиши, фотографы, статьи в журналах… И на все это нужны бабки. Бабосики. Лаве. Капуста-баксы-убитые еноты.

— А почему ты не пьешь? — отвлек меня от размышлений голос Евы.

— Что значит, не пью? — возмутился я. — Вот у меня даже стакан есть.

Я приподнял стакан, который в руке действительно был. И я даже в течении всего этого долгого ночера неоднократно им чокался с самыми разными людьми и по самым разным поводам.

— Мне можешь не заливать, — усмехнулась девушка. — Я же видела, что ты ни разу в него ничего не подливал.

— Ты меня раскусила, — я посмотрел на нее. И отводить взгляд куда-то еще не захотелось. Гудение голосов вокруг приглушилось. Романтично звучал нежный перебор гитары. Длинноволосый парень во фраке вдохновенно тренькал на варгане. Я с ним сегодня знакомился, но не счел дальнейшее общение особенно полезным, поэтому не запомнил, как он представился. Теплый свет уже оплавившихся свечей бросал на гладкую кожу евы загадочные блики…

— Знаешь, однажды мы с друзьями сидели в парке на скамейке и решили провести эксперимент, — сказал я, придвинувшись чуть ближе к девушке. — Точнее, началось все с того, что мой кореш рассказал, что читал статью какого-то британского ученого, который доказывал, что для нашего мозга нет разницы между реальным переживанием и воображаемым. Ну, то есть, если пить не реальный алкоголь, а воображаемый, то опьянение все равно наступит, и оно будет вполне настоящим, потому что мозг отдаст телу нужные команды, биохимия набиохмичит, и — опа! — и ты уже в тряпки. Чтобы далеко не ходить, мы решили это дело проверить. Поставили перед собой воображаемые стаканы и принялись наливать в них воображаемое бухло. Пили, разумеется, все только самое качественное и дорогое. Наливать все должны были по очереди, так что каждый выпендривался как мог. В ход пошли односолодовый виски, хенесси, шато лафит какого-то конкретного года. С букетом и послевкусием. Мы чокались то роксами, то коньячными бокалами, то хрусталем. В общем, весело проводили время. Наверное, литра по три на брата выпили. Ржали, разумеется. Но главный сюрприз ждал нас, когда мы попытались встать. Представляешь, Ева, мы натурально были ни петь, ни свистеть! В драбаданище, будто и правда все это выпили!

— Да ну, не может быть! — Ева склонила голову на бок. А взгляд ее стал из нейтрально-дружелюбного заинтересованным.

— Вот примерно это же, только в гораздо более нецензурных выражениях, и менты сказали, когда паковали нас в луноход, чтобы в трезвяк доставить, — заржал я. История, кстати, была совершенно реальной, только произошла она где-то в две тысячи первом.

— И похмелье потом было настоящим? — засмеялась Ева.

— Как раз нет, в этом и прикол, — я подмигнул. — Похмелья не было. Да и само опьянение прошло еще по дороге в трезвяк. Видела бы ты их глаза, когда нас заставили дунуть в алкотестер, а он показывает, что мы все трое чисты, аки горный родник.

— А ты забавный, — сказала Ева. — Теперь понимаю, почему ты Сэнсею понравился.

Тут рядом с нами притормозило покачивающееся тело одного из художников. Взгляд его был устремлен в сторону двери в туалет, а в пальцах дымилась сигарета. Он медленно повернул голову к Еве.

— Евушка, дорогая, придержи мою сигаретку, — сказало «тело», облокотившись а спинку дивана. — Никому такое ответственное поручение доверить не могу, пока я не…

— Нет проблем, пирожочек, — мило улыбнулась девушка. Дядька попытался выпрямиться, но наткнулся осоловелым взглядом на меня. В глазах его зажглась ценная мысль, которой он немедленно захотел со мной поделиться.

— А ты радиации не боишься, а, парень? — громким шепотом проговорил он, выставив для пущей авторитетности указательный палец вверх и обдав меня густым алкогольным духом. — Все таки сидишь рядом с самой мощной динамо-машиной!

Ответа ему не требовалось, он бодро заржал собственной шутке и, качнувшись, двинулся в сторону туалета.

— Вот так всегда, — не то, чтобы очень как-то грустно или расстроенно сказала девушка, посмотрев на сигарету в своих пальцах. — Я даже подумываю, не начать ли курить, а то столько добра пропадает…

— Обычное дело, да? — я кивнул головой в сторону скрывшегося в туалете художника.

— Он уже седьмой за сегодня, — фыркнула Ева. — Оставляют мне сигарету подержать, а потом напрочь о ней забывают.

— Но курить ты, конечно же, не начнешь, — усмехнулся я.

— Нет, — она покачала головой и посмотрела на меня сквозь дым. Глаза ее как будто бы потемнели. Окружающий мир снова стал размытым, как будто все, кроме ее лица, растворилось в этом самом табачном дыму.

— Пойдем ко мне? — вдруг тихо сказала она. — Я живу в соседнем подъезде.

Я накрыл ее руку своей и кивнул. Мы встали, и практически не отрывая друг от друга глаз, направились к выходу. В этот момент меня совершенно не парило, чем там занимается и как и когда собирается домой Бельфегор и обратил ли на наш маневр кто-то внимание. И дело было даже не в том, что тело Вовы-Велиала было практически подростковым, и гормоны в нем фонтанировали так, что мама не горюй. Не в нем было дело. От Евы и у меня самого снесло крышу. Не настолько, чтобы кидаться на нее как кусок мяса, конечно. Просто она была красивая. Она была уверенная в себе. И она не смущалась быть ни на кого не похожей.

Мы начали целоваться, еще не дойдя до ее двери. Не отрываясь от моих губ, она нашарила ключ в кармане пальто, с третьей попытки вставила его в замочную скважину, дверь впустила нас в темное помещение и захлопнулась, звонко щелкнув замком.

Кажется, я обо что-то ударился, пока она увлекала меня куда-то по темному коридору. Я шептал ей на ухо всякие глупости, расстегивая пуговицы на блузке. Она тихо рассмеялась, когда я запутался в собственных джинсах. И с полувздохом-полустоном прильнула ко мне всем телом. На какое-то мгновение я подумал, что хорошо бы включить свет, чтобы я мог ее видеть. Но магия момента была так сильна, что мысль эта напрочь вылетела у меня из головы уже через секунду.

Спустя вечность и еще сколько-то минут мой мозг снова вернулся в эту реальность и опять смог воспринимать окружающий мир. В кромешном мраке темной комнаты на противоположной стене от нас светились зеленые цифры ноль-пять-ноль-три.

— Ужасно хочу пить, — сказала Ева, размыкая объятия. — Тебе принести?

— Было бы неплохо, — сказал я, успев провести рукой по ее коже, пока она поднималась с кровати. С кровати? Босые ноги девушки прошлепали по голому полу, где-то далеко скрипнула дверь. А квартира-то явно немаленькая… Зашумела вода.

Я сел и спустил ноги на пол. Ощупал окружающее пространство руками как мог. Уличные фонари уже не горели, так что единственным источником света были эти самые зеленые цифры. А их было явно недостаточно, чтобы что-то рассмотреть.

Пожалуй, это не кровать, а диван. Что-то вроде моей тахты. Шершавая ткань покрывала. Ну да, на такую прозу, как разложить постельное белье, мы не отвлекались. Кажется, подушки еще были. Да, точно, по крайней мере, одна принимала в нахлынувшей на нас любовной лихорадке весьма даже активное участие. Но найти ее я не успел, в комнату вернулась Ева.

— Сейчас включу свет, прикрой глаза, — сказала она.

Включилась люстра, и я смог, наконец, осмотреться. Длинная узкая комната, которая смотрится еще длиннее и уже, потому что одну стену от пола до потолка занимает книжный шкаф. Люстра в тканевом желтом абажуре в бахромой. Напротив окна — письменный стол. Диван-тахта, а на полу перед ней — маленький пушистый коврик, на который я не попал ногами.

— Вода, — сказала Ева, протягивая мне стакан. К моему сожалению, она уже накинула халатик. Я жадно выпил его до донышка и посмотрел на девушку. На лице — все такое же мечтательно-безмятежное выражение. Без следов смущения или сожаления. Впрочем, кажется, это ее фирменное. Так что не стал бы ставить зуб на сало, что знаю, что происходит сейчас в ее симпатичной, а судя по обширной библиотеке, еще и умной голове.

— Ты живешь не одна? — спросил я.

— Да, — кивнула она, едва улыбнувшись. — И это мое «не одна» придет домой примерно в восемь. Так что я могу накормить тебя завтраком, но буду очень тебе благодарна, если ты не будешь задавать мне никаких вопросов.

— Не буду, — заверил я. — Если хочешь, могу вообще молчать. А могу рассказать какую-нибудь поучительную и подходящую к случаю историю про дона Хуана и его учеников.

— Что-то мне подсказывает, что ты на самом деле не читал Кастанеду, — усмехнулась Ева.

— И что же меня выдало? — я с притворным испугом покрутил головой.

— Ты же сам и выдал, — она пожала плечиком. — Так-то я просто наугад брякнула.

От Евы я ушел в начале седьмого, когда под окнами загрохотали первые трамваи. За завтраком мы болтали о всяких глупостях и еще минут пять целовались на пороге. Я прыгал через лужи, совершенно окрыленный. Бессонная ночь? Подумаешь, ерунда какая! Эх, как же все-таки отлично быть молодым! В свой полтос я на здоровье тоже еще не особенно жаловался, но спать мне для этого требовалось по режиму.

Я запрыгнул в трамвай, который уже начал захлопывать двери. Плюхнулся на сиденье, улыбаясь, как дурак.

Единственное, что слегка омрачало мое утреннее настроение, так это то, что Ева не оставила мне своего телефона. И о следующем свидании мы тоже не договорились. А я был бы очень не против повторить…

Но это мелочи. Ева была из той же компании, что и я, и узнать ее контакты — это дело нескольких минут.

Я тихонько вошел в квартиру и прислушался. В ванной шумела вода. Мама уже собиралась на работу. Или сеструха. Или они обе. Я разулся и быстро просочился в свою комнату, чтобы не путаться ни у кого под ногами. Растянулся на диване, прокручивая в голове события прошлой ночи. Как романтические, так и не очень. Достал из заднего кармана записнуху, полистал свежие записи. Сел. Где там моя тетрадка? Пока впечатления свежие, надо бы занести свои новые знакомства в досье.

Игорь «Кухня» Кухтин, телефон домашний, телефон рабочий. Художник-декоратор в театре оперетты. Страстный кошатник, готов все время только про мурлык и говорить.

Стас «Аспид» Порываев. Препод вокала, препод сольфеджио. Клавишник в группе «Парк культуры и отдыха».

Денис «Дэн» Шутихин, бас-гитара…

Я задумался. На самом деле, свет клином не сошелся только на тех знакомых, которых я приобрету, как Вова-Велиал. Я же сам родом отсюда. И на протяжении своей жизни сталкивался с кучей людей, которые в будущем добились определенных успехов. И некоторые из них как раз сейчас делают первые шаги, а значит цену себе еще не знают. Кроме того, с ними можно и взаимозачетом поработать. Что могла предложить группа «Ангелы Сатаны» в обмен на студию звукозаписи или, скажем, профессиональную фотосессию, я пока еще не придумал, но это дело десятое.

Сначала нужно составить список и найти, где все эти люди сейчас, в девяносто первом.

Я прислушался к звукам в квартире. Мама разговаривает с сестрой в прихожей. Хлопнула дверь. Рановато? Хотя почему? В школу же ей к восьми.

Неторопливые шаги мамы. И тут я вспомнил, что последняя дельная мысль, которая посетила меня до того, как я попал в пленительные сети глаз Евы, была о том, что надо поговорить с матерью. Вот и незачем откладывать. А список подождет. Все эти люди доживут до две тысячи двадцать третьего, а значит день-два могут и потерпеть.

Я сунул тетрадку в ящик стола и вышел из комнаты.

— О, доброе утро, гулена, — сказала мама, не отрывая глаза от книжки. Перед ней на столе стояла чашка кофе. Тихонько шуршали новости по телевизору. — Завтракать будешь?

— Кофе еще есть, да? — спросил я.

— Да, налей из кофеварки, — сказала мама, кивнув в сторону плиты. Она была уже при параде и готова к выходу. Похоже, это ее ежеутренний ритуал — причесаться, накраситься, одеться и медленно пить кофе под несколько страниц книги.

— Мам, я хотел с тобой поговорить, — сказал я, приземляясь на стул напротив нее. Сделал глоток кофе.

— Ты опять про ту гитару? — сказала мама, и в голосе ее появился легкий холодок.

— Что? — нахмурился я, пытаясь сообразить, о чем она. Нет, все-таки бессонные ночи никому не на пользу. Режим рулит, даже в восемнадцать. — Нет, конечно. Я хотел спросить, нет ли у тебя для меня работы. Не разовой, как прошлые разы, а постоянной.

— О как! — мама наконец-то оторвалась от книжки и удивленно посмотрела на меня. — С чего это вдруг? А как же твое творчество? Ты же в прошлый раз сказал, что не хочешь и не будешь тратить на это время.

— Переоценка ценностей, — я пожал плечами. — У нас все-таки страна изо всех сил стремится к рынку. Должен же я понимать, как и откуда берутся деньги. Тем более, что у меня перед глазами есть твой пример. Глупо не воспользоваться.

— Неожиданно, — мама склонила голову и посмотрела на меня с все возрастающим интересом. Своего сына она явно любила, дозволялось ему столько, что я в его возрасте и чуть младше, мог бы от зависти удавиться. Но, кажется, железная леди Валентина Корнеева давно и прочно поместила личное дело своего сына в раздел «неприспособленные к жизни романтики» и умыла руки что-то в этом положении дел поменять. А тут я выдаю вот это вот. На самом деле, у меня был еще один резон начать свой путь к обеспеченной жизни именно с мамы. Историю девяностых я знал очень лоскутно. Но кое-что все-таки было. Например, событие, которое произойдет довольно скоро — в самом начале девяносто второго года. Когда цены резко отпустят, и на купюрах начнут стремительно прирастать нули. Сбережения превратятся в тыкву, и вот это все. Как раз в это время многие из первых советских кооперативов тогда тоже кое во что превратились. Но чтобы предупредить маму, мне нужно быть с ней хоть немного ближе, чем «привет-пока» в коридоре.

— Ну так что, мам, у тебя есть для меня работа? — снова спросил я.