90-е: Шоу должно продолжаться

Глава 3

Вот тут меня, что называется, проняло. Даже руки затряслись так, что пришлось газету по-быстрому вернуть на стол. Октябрь девяносто первого. И не просто октябрь, а именно пятнадцатое. Знаковая дата. Именно в этот день я вместе с еще парой десятков восемнадцатилетних обалдуев стоял на плацу, переминаясь с ноги на ногу и уже мысленно примеряя на бритый череп голубой берет.

Почему-то не возникло ни единого сомнения в реальности происходящего. Я вдруг точно понял, что никакой это не сон. И не видения в коме. Вот это все вокруг — доподлинная стопроцентная реальность. Только отброшенная на тридцать два года назад. В самое начало тех самых пресловутых девяностых, которые я пропустил.

Смешно…

Я задумчиво отошел к окну и отодвинул занавеску. Там было хмурое октябрьское утро. Мокрый асфальт и серое небо. Но дождя нет, был, да весь вышел еще ночью. Пятиэтажка Астарота стояла к проспекту под острым углом, на стене дома на противоположной стороне красовался баннер с черно-зелеными буквами «МММ». А выше него, на бортике крыши — здоровенные грязно-красные буквы «Новокиневск — город высокой культуры».

Магазин «Овощи-фрукты». Бетонная автобусная остановка. Вывеска «Кооперативный магазин».

Девяностые, надо же… Я жадно вглядывался в хмурый окружающий мир разрушенной эпохи, еще не успевший обернуться в блестящий фантик капитализма.

Возможно, кто-то другой на моем месте отчаянно бы тер глаза и трагично восклицал, что этого всего не может быть! Потому что… Потому что что? Потому что кто-то когда-то наплел, что на том свете обязательно должен быть туннель, в конце которого свет и седой дядька с добрыми глазами в кресле? Ну и всякие там нимбы, арфы и порхание в облаках?

Кто я такой, чтобы точно знать, как должно быть на самом деле? Может быть, в тот момент, когда на вопрос военкома «В каких войсках я хотел бы служить?» я решительно выпалил: «В ВДВ!», я на самом деле незаметно нажал на кнопку «Save game». А когда взорвалась эта злополучная граната, сохраненка сработала, и вот я здесь. Не во сне, не в коме. Глазами вижу. Ноздри все еще тревожит запах омлета с картохой и ливерной колбасой. В животе урчит от голода. Боль под черепом уже вроде успокоилась, но нет-нет, да напоминает о том, что вчерашний портвейн, или что там за шмурдяк был в тех бутылках, вливать в себя совершенно не стоило. Спина вот еще чешется, кажется, мне давно пора в душ. Куда уж реальнее-то? Ну, разве что теперь я тощий длинноволосый говнарь с незнакомым лицом. И, кажется, должен уметь играть на гитаре.

— Вова, с тобой все в порядке? — тревожным вопросом вклинилась в мои размышления Татьяна Анатольевна.

— Просто задумался, — ответил я и отлип от окна. Хрен с ней, с гитарой, вот что. Проблемы нужно решать по мере поступления.

Где-то через час наша патлатая компания оказалась на улице. Астарот порывался уйти раньше, но в Татьяне Анатольевне вдруг взыграли материнские инстинкты пополам с благодарностью, так что она буквально заставила нас выхлебать по чашке чая с печеньем под застольные разговоры на актуальные темы. Волновали маму Астарота вещи самые разнообразные — начиная от рецепта салата из зеленых помидор от главбухши Зинаиды Степановны, заканчивая убийством Талькова. Которое как раз случилось чуть больше недели назад. Что было особенно трогательно, что волновала смерть звезды ее в том контексте, что сынуля тоже думает, что он музыкант. А это, оказывается, может быть делом таким вот опасным. И что «может за ум возьмешься, Саша, и в институте восстановишься? Я с Григорием Ивановичем поговорю»…

Астарот промычал невнятное, и все мы принялись спешно собираться, чтобы замять неловкость этого завтрака.

Печеньки с чаем слегка притупили голод. Когда мы одевались, методом исключения я понял, что мои вещи — это почти новенькие армейские берцы и куртка, сшитая из кусочков черной кожи. В правом кармане — связка ключей с брелоком из красной стекляшки, обмотанной медной проволокой. А в левом звенела металлическая мелочь и шуршала пара бумажек. Надо же, говнарь, отзывающийся на кличку «Велиал» вчера умудрился пропить не все до копейки!

— Слушай, Саша, то есть, тьфу, Астарот, в смысле, — торопливо трещал Бельфегор, размахивая руками. — А давай сегодня сыграем «Бей, Сатана, бей!» вместо «Тяжелой поступи ада», а?

— Мы вчера об этом говорили, — недовольно буркнул Астарот.

— Ну, пожалуйста! — заныл Бельфегор. — Хорошая же песня получилась…

— Мы договорились, что музыку и тексты пишу я, — набычился наш фронтмен. — А ты все равно…

— Ну давай, если хочешь, скажем, что это ты написал, — рыжий посмотрел на Астарота глазами котика из Шрека. — Только давай сыграем, а? А я попрошу у мамы, чтобы она с работы еще одну коробку грима принесла.

— Слушайте… про грим, — насупился Бегемот. — Может давайте без грима? У меня на него того… вся рожа коростой покрывается.

— Да нет же! — Бельфегор толкнул толстого в плечо. — Без грима совсем не круто! Мы же демонов изображаем!

— Вообще-то насчет грима… — задумчиво проговорил Астарот. — Мы ведь самовыражаемся через музыку. И зрители могут и без всякого грима понять те идеи, которые мы хотим им донести. А грим — это получается какая-то клоунада… Смешно выглядим.

— Это значит, группе «Кисс» в гриме выступать не западло, а нам западло, да? — завелся Бельфегор.

— «Коррозия металла» не красится на концертах, и ничего… — пробурчал Абаддон, которого я все еще про себя продолжал называть Бегемотом.

Дальше они принялись сыпать названиями незнакомых групп и спорить. А я отвлекся. Во-первых, был ни хрена не в теме, а во-вторых, пытался сориентироваться. По буквам на доме я уже понял, что город я не поменял, вокруг все еще Новокиневск. С районом, как только мы вышли на улицу, тоже стало все ясно. Выше по улице над домами торчал скучный параллелепипед гостиницы «Новокиневск», напротив — красная пафосная сталинка с концептуальными кубическими часами на крыше. Значит, там привокзальная площадь. Но направлялись мы в противоположную сторону, к зажатой между двух улиц промзоне. Новокиневский завод механических агрегатов. К двухтысячному году в этом месте были сплошные развалины, а к двадцать третьему на месте бывшего завода уже давно построили квартал элитного жилья. А сейчас там даже вроде какая-то жизнь теплится. На крыше главного здания — пыльные буквы НЗМА. И стекла целые.

Мои спорящие коллеги по демонической рок-группе перешли дорогу и двинули вдоль бетонного забора по раздолбанному асфальтовому тротуару. Мимо периодически проносились машины. Мало машин. И в основном образцы отечественного автопрома. И номера… Хех, помнится, когда родители классе в пятом перевели меня в физматшколу, то я поначалу чувствовал себя деревянным болваном. В начале каждого урока там было такое упражнение — быстрый счет. Очень просто — нужно было складывать двузначные числа. Новые однокашники делали это влет, а я тупил. В прошлой школе нас к такому не готовили. И чтобы потренироваться в этом деле, я использовал вот эти самые номера машин, в которых было как раз четыре цифры. В школу мне нужно было ездить на автобусе. Не очень далеко, остановок пять. Я вставал на заднюю площадку и складывал цифры из номеров тех машин, которые видел. Буквально за неделю я подтянул быстрый счет. И приобрел привычку. И даже расстроился, когда номера перевели в другой формат, из трех цифр. По инерции даже пытался с ними проводить хоть какие-нибудь математические действия, но это уже было не так прикольно. И вот сейчас старая школьная привычка ожила. Мимо ехали машины, а я одним ухом слушал, как приятели, потряхивая хайрами и размахивая руками, все еще спорят про грим, а в голове работал арифмометр. Сорок три плюс восемнадцать равно шестьдесят один. Двадцать плюс восемьдесят четыре — сто четыре.

— Велиал, а ты что молчишь? — Бельфегор потряс меня за рукав. — Или ты тоже думаешь, что грим нам не нужен?

— С гримом мы будем на фотографиях отличаться, — после секундной паузы ответил я. — А без него мы просто патлатые подростки, ничем из толпы не выделяемся.

— Вот! Я же говорил! — Бельфегор радостно взвизгнул, почти по-девчоночьи. Астарот и Бегемот возмущенно заговорили хором, и спор помчался по-новой.

А мы, тем временем, подошли к тяжелым ржавым воротам, и Астарот принялся требовательно нажимать на кнопку звонка у будки КПП.

Заброшенным завод пока что и правда не выглядел. Но и работающим тоже. Трубы не дымили, людей внутри не было. Я этот завод смутно помнил. Одно время, где-то в классе пятом или шестом, нас на этот завод возили отбывать трудовую повинность. И мы честно работали в цехе. Скручивали какие-то штуки. А однажды там была какая-то стройка, и наш класс тоже принял в ней участие. Там была груда кирпичей и куча поддонов. И мы должны были эти самые кирпичи разложить на поддоны.

— Он там уснул что ли? — Астарот приплясывал от нетерпения. Или от холода. Ветерок был такой себе, весьма промозглый. Вопросов на тему «нафига нам на завод» я не задавал. Тупо бы прозвучало. Говнарь по кличке Велиал явно должен был знать все и так. Да и незачем. Сейчас меня так и так приведут на место. Так что я принял вид задумчивый и отрешенный. И сунул руки в карманы. Забренчала мелочь, и глаз немедленно зацепился на приземистый ларек грязно-серого цвета на другой стороне улицы. В желудке немедленно заурчало, и я даже сделал шаг к дороге. Невооруженным глазом видно, что в ларьке продаются какие-то консервы, шоколадки и прочая условно съедобная фигня. Но в этот момент дверь распахнулась.

— Чего надо? — неприветливо вопросил низенький вахтер. На вид — сухонький дедок, соплей перешибешь. Но хрен там… Мой наметанный глаз моментально срисовал выглядывающую из-под робы тельняшку, и двигался дед вовсе даже не по-стариковски. Не удивлюсь, если на плече обнаружится вдв-шный «одуванчик».

— Дядя Коля, ты чего? Это же мы, у нас репетиция… — надулся Бельфегор. — Вовка, ты куда собрался вообще?

Я бросил еще один голодный взгляд на ларек и подошел к будке. Вахтер пошевелил густыми бровями, и сплюнул.

— Тьфу на вас, как девки волосьев отрастили себе… — он шагнул обратно в будку, а мы гуськом втянулись за ним следом.

На территории Астарот решительно устремился вперед, момо цеха, к серому кирпичному административному зданию. Было пусто. Не сновали деловитые погрузчики, из цеха не доносилось ни звука. Какая-то жизнь обнаружилась только в дальней части завода, но до нее мы не дошли, Астарот уверенно топал к боковому входу, потом по лестнице вниз. Зашагал по коридору, весь потолок которого состоял из труб и кабелей.

— Велиал, ну ты где там? — он остановился у одной из запертых дверей.

— А? — как будто сонно отозвался я.

— Что «а»? — возмутился наш фронтмен. — Ключи же у тебя, открывай!

Ага, вот, значит, как… Я вытянул из кармана связку ключей и наклонился к замочной скважине. Хм, судя по прорези, подойдет какой-то из этих двух, на связке было два ключа с двумя бородками.

— Я уже давно тебе говорил, чтобы ты сделал мне копию, — зудел над ухом Астарот, пока я ковырялся в замке. На первый ключ тот никак не отреагировал.

— Обойдешься, — буркнул я в ответ, и сунул в замок второй ключ. Ага, похоже, он самый. Правда дверь пришлось с силой толкнуть бедром, чтобы он провернулся.

Я открыл дверь и отошел в сторону, пропуская вперед нашего фронтмена. Пусть, там, включит свет и это вот все. А сам прикинулся, что вожусь с замком.

Щелкнул выключатель.

За дверью обнаружилась довольно просторная квадратная комната, стены до середины покрашены в болотно-зеленый, у дальней стены — пара обшарпанных письменных столов, на которых лежали две гитары — басуха и обычная. Ударная установка, надо же…

Похоже, хозяева помещения были против, чтобы мы творчески преобразили стены, так что никаких пентаграмм и перевернутых крестов на них нарисовано не было. Зато имелись в некотором количестве несколько постеров с волосатыми рокерами. А для творческого приложения рук к дальней стене обрывками синей изоленты был прикреплен здоровенный лист бумаги. Кажется, когда-то это были обои. Просто обратная сторона. И вот на ней всякие сатанинские знаки имелись во множестве.

На самом деле, неплохая «берлога». Да и оборудование это все… Колонки, аппарат, синтезатор, гитары. Барабаны. Получается, что у «мамкиных сатанистов» откуда-то оказались на все это деньги. А ключ от этого роскошества у меня. Причем пока «я» был настоящим, он тоже не хотел давать дубликат своему фронтмену. Черт, как бы стало проще жить, если бы я мог хоть как-то добраться до воспоминаний в этой волосатой черепушке! Мне ведь потом нужно будет домой идти, а как узнать, где я живу? Не попросишь же, чтобы меня до двери проводили…

— Астарот, насчет грима… — снова начал Бельфегор. — Мы ведь в прошлый раз в гриме выступали, значит нас с ним запомнили. Если без грима выйдем, то получится…

— Нам надо репетировать, — отрезал Астарот, разматывая провод микрофона.

— А может маски сделаем? — предложил я. Волей-неволей я за время дороги даже проникся этой проблемой, очень уж горячо мои коллеги ее обсуждали. Я мог понять Бегемота, у которого на театральный грим аллергия, и ему, по понятным причинам, совершенно не хотелось мазать им лицо. И позиция Бельфегора мне тоже была понятна — грим крутая штука. Музыканты в гриме сразу к себе больше внимания привлекают. С третьей же стороны, гримом ведь каждый раз надо перед концертами мазаться. А это время. И место. Это же не просто рожу сажей как попало измазать, искусство, считай, целое.

— Маски? — переспросил Астарот.

— Ну да, маски, — сказал я. — Вроде как у Зорро. Ну или у ниндзя-черепашек.

— У кого? — заржал Бегемот. — Черепашек-ниндзя? Это еще кто?

— Забей, — отмахнулся я. Ну да, промашка, по ходу, вышла. Эти конкретные тинейджеры явно ничего пока не слышали про похождения бравой команды рептилий с именами великих художников и их тренера-крысы. — Как у гангстеров. Как у енотов. Или вообще черные чулки на головы натянуть. И выглядит необычно, и делать быстро.

— Хм… — Астарот почесал патлатый затылок. — А что…

— Но грим все равно тащи, — я толкнул Бельфегора в плечо. — Для фотосессий пригодится. Надо же нам фото на обложку альбома делать.

— Я могу у мамы попросить несколько пар черных колготок, — оживился Бегемот.

— В масках никто не выступает! — угрюмо сказал Астарот, продолжая возиться с проводами.

— Значит мы будем единственными! — радостно воскликнул Бельфегор. — И нас точно запомнят!

— Астарот, ты чего? — насупился Бегемот. — Хорошая же идея с масками…

— Выделяться надо творчеством, а не вот этим вот… — наш фронтмен гордо вздернул подбородок. — У нас есть миссия — создавать музыку и доносить ее до людей. А вы только и обсуждаете, что какие-то ужимки.

— Если внешний вид неважен, зачем ты тогда волосы красишь? — усмехнулся я. — И отрастил их еще. Ходил бы в костюме, делал стрижку, как все нормальные люди. И выделялся бы только музыкой.

Астарот бросил на меня испепеляющий взгляд. Было видно, что он гнет свою линию из чистого упрямства. Ему было обидно, что это не он придумал идею с масками, так что вот так просто согласиться он не мог. Интересно, почему он вообще считается главным? На чем-то же должен его авторитет держаться. Не на ночных же сменах своей мамы. Пока из всей нашей команды он выглядел наиболее конфликтным и бесполезным.

— Да ладно тебе, Астарот, — я шагнул к нему и дружески хлопнул по плечу. Эти трое понятно что петушатся и спорят. Они подростки. В голове сплошной «играй-гормон», да еще и сквозняк свободы изо всех щелей в бывшем железном занавесе дует. Хочется самоутверждаться, и все такое. А мне-то что? Я уже самоутвердился, где хотел. — Группа — это же наше общее дело. И будет неплохо, если каждый будет вкладывать свою часть творчества. Ты пишешь песни, а за внешний вид Бельфегор отвечает…

Астарот посмотрел на меня… странно.

— Ладно, — пробурчал он, уже без особого надрыва. — Подумаем про маски. А сейчас давайте репетировать.

Бегемот подхватил со стола басуху, Бельфегор встал к синтезатору. И все трое посмотрели на меня. А потом на одиноко лежащую гитару.