90-е: Шоу должно продолжаться

Глава 25

— Так, раздеваемся на площадке до трусов, вещи в мешок, а то всю квартиру провоняем! — скомандовал Бес, когда мы поднялись по лестнице на его этаж. Мы с гоготом и шуточками стащили с себя благоухающие помойкой тряпки. Соседка, высунувшаяся, было, из-за двери, чтобы устроить нам втык за шум, только ахнула: «Господи!» и, мелко крестясь, скрылась обратно в своей квартире.

Квартира Беса — это было то еще отдельное приключение, потому что это была коммуналка с длинным коридором, в конце которого маячили двери в душ и в туалет. Бес вместе с родными занимал две здоровенных комнаты. Мама и бабушка жили в одной, а Бес с братом, клеткой с попугайчиками и двумя меланхоличными котами — в другой. Которая, на наше счастье, была как раз впритык к душу.

Первыми отмываться отправились обе девчонки. А мы с Бельфегором, длиннолицым бардом и, собственно, самим Бесом забурились в его комнату, которая при помощи занавесок, шкафов и фанеры была поделена еще на несколько комнат поменьше — закуток его брательника, школьника лет десяти-двенадцати, мастерская Беса, где стояла швейная машинка «Зингер» какого-то допотопного производства, в вычурным колесом и педалью, а на стеллаже высились пачки обрезков кожи, рулоны дермантина, картон, какие-то коробки и прочие ремесленные мелочи. За шторкой от мастерской была спальня Беса. А в передней части, впритык к двери, нечто среднее между прихожей и гостиной. С обеденным столом, тумбой с черно-белым телевизором, кадкой с фикусом. На широченном подоконнике стояла клетка с горланящими волнистыми попугайчиками. А с книжной полки на почти голых нас меланхолично взирал рыжий котяра.

Из-за шторки высунулась кучерявая голова брательника Беса. И тут же спряталась обратно.

Одеваться мы пока не торопились — не хотелось натягивать чистые шмотки до помывки. Волосы так вообще хотелось снять вместе с остальными вещами. Потому что пропахли они так, что, казалось, отмыть их вообще нереально.

Блин, эти волосы… Я то вроде бы привыкал к своей длинной шевелюре, даже находя в этом особый шик. Но вот мытье и расчесывание было настоящей пыткой. До моего появления внутри своей головы Вова-Велиал, кажется, сильно не заморачивался, либо просто оставляя патлы висеть нерасчесанными, либо собирая спутанные пряди в хвост на затылке. Но мне было как-то западло носить такую прическу. Так что каждое утро я, шипя и матерясь, продирал спатлы расческой до тех пор, пока гладкость и аккуратность результата меня не устраивала. Жесть, никогда не задумывался раньше, сколько, оказывается, возни с длинными волосами.

Бес бросил сумку с добычей на пол и расстегнул молнию. Сверху лежал тот самый деревянный хрен.

— Я думал, мы его выкинули! — засмеялся Бельфегор. — Зачем он нам?

— Эй, такое произведение искусства нельзя было бросать, — заявил Бес. — На полку поставить что ли? Не, у меня нельзя, мама с бабулей напрягутся. Надо кому? Только чур не выбрасывать чтобы!

— Давай мне, — сказал я. — Будет у нас в группе приз главному говнарю года.

— Главному кому? — удивленно захлопал глазами Бельфегор.

— Переходящий хрен за особые достижения, — заржал я и запихал добычу в свой рюкзак. — Теперь на вопрос о моей доле добычи с похода на свалку я смогу честно и откровенно отвечать, что хрен я получил!

Чтобы не терять времени даром, Бес взялся снимать с нас мерки. Мы с Астаротом примерно одного сложения, так что я был сегодня за него.

Длиннолиций бард покинул нас как-то незаметно, я даже не успел отследить, в какой момент он ушел. Пока я ходил в душ, девчонки тоже ушли, а Бес успел нарисовать парочку эскизов наших будущих сценических костюмов. Судя по довольному лицу Бельфегора, он тоже принял в креативе участие.

— Короче, смотри, в чем идея, — начал мне показывать Бес. — Костюм будет сборный, чтобы его можно было частями тоже надевать. Вот это жилеты, на них мы пустим голенища и уделам клепками, будет круто, как чешуя будет смотреться. Поверх вот такой плащ. Тут ремни с пряжками… Можно сделать капюшоны с рогами, а можно что-то вроде шлема. Кстати, если заморочиться и придумать конструкцию крепления, можно еще сделать крылья типа как у летучей мыши…

Я слушал и кивал. Лезть со своим ценным мнением в работу профи, который пока еще просто не успел осознать по-настоящему свой талант, я не собирался.

— В общем, порешали, — резюмировал Бес. — Думаю, до Нового года управлюсь. Или надо раньше? У вас есть какой-то концерт?

— В середине ноября, — ответил я. — Там, конечно, почти без зрителей, это прослушивание. Но произвести впечатление, как говорится, бесценно. Так что если хотя бы жилетки будут готовы, круто будет.

— Сделаем, — Бес хлопнул ладонью по столу. — Чай?

Тут в дверь позвонили. Бес, как был в трусах, выскочил в коридор и помчался открывать. Вернулся в обществе второй блондинки, которую мы видели с ним в мордоре.

— Так, братва, с вами хорошо, но у меня тут кое-что наклевывается, — сказал он, приобнимая гостью с весьма недвусмысленным видом.

Да уж, Илюха-Бес любвеобильный парень, ничего не скажешь. И кроме этих трех девиц у него еще где-то имеется официальная жена. Правда, живут они отдельно, девушка не выдержала бытия в его странной квартире.

— Обычно, когда девушку приглашают в театр, то встречаются у главного входа, — сказала Ева, зябко ежась на пронзительном ветру, швыряющим в лицо горсти мелкой ледяной крупы.

— Да в полночь это нечасто происходит, — усмехнулся я, обнимая девушку, чтобы она не мерзла. Мы стояли рядом с невзрачным крылечком с непарадной стороны драмтеатра. — Но я подумал, что тебе тоже будет интересно. Ночь, изнанка театра, вот это все…

— Конечно не захочу! — заявила Ева, утыкаясь носом в мой шарф и пряча замерзшие руки под мою куртку. — А долго нам ждать?

— Не знаю, как получится, — я прижал девушку к себе покрепче и подумал, что идея ее позвать и в самом деле неплохая. Хоть и приходится мерзнуть, пока ребята не подъедут. Действительно что-то долго.

Из-за угла вывернула машина, свет фар на секунду меня ослепил. Хрустя засыпавшей дорогу ледяной крупой, серая «волга» въехала на пандус и остановилась рядом с нами. Дверь открылась, и первым из нее выскочил Бельфегор.

— Еле упихали все! — своим всегдашним восторженно-мальчишеским голосом сказал он и надавил на кнопку звонка. Потом постучал. — Тетя Люба, это я, Боря!

Щелкнул замок, дверь приоткрылась, через цепочку на нас смотрела пожилая дамочка при ярком макияже, высокой прическе и с жемчугами вокруг шеи.

— Ах, Боренька! — радостно заквохтала она. — Эти ребята тоже с вами? — кивок в нашу с Евой сторону. — А я-то думала, может хулиганы какие тут трутся. Чуть не шуганула. Твоя мама меня предупредила, давайте, заходите. Может, чайку попьем? Я печенюшек напекла!

Речь театральной вахтерши журчала фоном, пока ребята выгружали из машины инструменты и затаскивали их в театр. С водительского места выбрался Иван, в этот раз всего лишь в джинсах и свитере, но, почему-то уверен, что они тоже не в подвальной мастерской сшиты.

— Привет! — я пожал журналисту руку. — Ты уж прости, что выдернул тебя в такое время, и припахал еще. Но подумал, что если будет репортаж с места событий, то…

— Да забей, все ты отлично решил, — Иван подмигнул. — Кроме того, я в театре в такое время никогда и не был.

Мы вошли в дверь последними, я запер замок изнутри и оказался в маленьком фойе черного хода, как оказалось, очень вовремя.

— …точно не нужен? — настойчиво выспрашивала тетя Люба у Бельфегора. — Может, мать из него шторы наделает на дачу или еще чего…

— Так он же черный, — отмахнулся Бельфегор. — Мама черные шторы не повесит, даже если ей пистолетом угрожать!

— Ох, ну как знаешь… — тетя Люба покачала головой и театрально закатила глаза. — У меня прямо сердце кровью обливается, сколько бархата на свалку…

— Бархата? — встрял в разговор я. — А о чем речь вообще?

— Да про кулису старую, — дернул плечом Бельфегор.

— И что с ней? — уточнил я.

— Повесили новую, а эту сняли и собираются выбросить, — быстро ответил Бельфегор, пока тетя Люба театрально собиралась с мыслями. — Вот и пусть выбрасывают. Нам-то она зачем?

— Балбес ты, рыжий! — я толкнул его в плечо и повернулся к тете Любе. — Конечно бы заберем такое богачество, нечего добру пропадать!

— И что мы будем с ней делать? — рыжий недоуменно сморщил лоб. — Там такой тюк здоровенный, нам даже вдвоем не поднять…

— Ну та как маленький, — хохотнул я. — Отдадим Бесу, нужно же чем-то поблагодарить его за наши будущие костюмы.

— А ему зачем? Он же из кожи шьет… — Бельфегор мелко-мелко заморгал глазами.

— Отнесет своим друзьям-толкиенистам, и будет у них много бархатных камзолов, — усмехнулся я. — Ты что, не видел, в какое позорище они там заворачиваются? А тут — настоящий бархат. Еще и с историей.

— Ааа! — глаза Бельфегора радостно просияли. — Дошло! Точно! Тетя Люба, заберем мы кулису!

— Может, все-таки чайку попьете, ребятишки? — снова завела свою тему тетя Люба.

— Нет-нет, нам надо работать, пока задор не растеряли! — отмахнулся Бельфегор. Мне, если честно, стало немного даже жаль пожилую вахтершу, которой явно было скучно тут без общества. Но наш рыжий клавишник, увидев на моем лице сочувственное выражение, ухватил меня за рукав и потащил как на буксире по темному коридору куда-то вглубь театра.

— Даже не думай! — прошептал он. — Если согласимся, полночи будем выслушивать истории про ее актерское прошлое! Она тут всю жизнь проработала, потом когда на пенсию выпнули, вахтершей вернулась. В ночную перевели, чтобы она всех сплетнями не ссорила. Та еще интригантка, прямо миледи!

— Вы извините за беспокойство, — вежливо сказал Иван, проходя мимо вахтерши. — Шуметь мы не будем.

— Да шумите уж, кто вас тут услышит? — саркастично усмехнулась тетя Люба. — Можете хоть на ушах стоять…

Она обиженно вернулась в свой закуток, а мы устремились в подвал, к студии звукозаписи.

Раньше мне в таких местах бывать не случалось, только в кино видел. Комната была поделена пополам. За толстым стеклом в деревянной раме — место для музыкантов. С этой стороны — пульт с множеством каких-то регуляторов и бегунков и большой кожаный диван, видимо, для группы поддержки. Стены окрашены в траурный черный, отчего помещение кажется совсем маленьким.

Мы с Евой и Иваном устроились на диване, чтобы не путаться под ногами моих деловито возящихся со штекерами и проводами музыкантов.

— А звуковика с нами сегодня не будет разве? — спросил Астарот, настраивая под себя стойку микрофона.

— Я настрою! — заверил Бельфегор.

— Блин, лажа какая-то… — пробурчал Бегемот. — Проверь там на пульте, ударные нормально слышно?

— А это чье-то? Может убрать, а то случайно наступим еще…

Я приобнял Еву.

— Ну как, тебе не скучно? — спросил я шепотом.

— Нет, — она покачала головой. — Я даже не знала, что здесь есть студия, еще и такая продвинутая. Ян записывался в «Тряпке». И говорил, что во всем Новокиневске студий всего две. Про эту я не знала даже.

Чуть не спросил, что такое «тряпка». Но вовремя вспомнил, что слышал уже этот термин. Народное название дворца культуры текстильного комбината.

— Интересно так, никогда не была в театре ночью, — сказала Ева. — Я бы тут прогулялась.

— Привидений не боишься? — подмигнул я. — Театр-то старый. Прикинь, зарубили на сцене какую-нибудь актрису настоящим топором вместо бутафорского. И теперь она является в полночь, чтобы…

— Поплакаться? — засмеялась Ева. — Не боюсь.

— Тогда прогуляемся обязательно, — я сжал ее пальцы. — До утра еще полно времени.

Пока ребята настраивались, Бельфегор бегал туда-сюда от пульта к своим клавишам, что-то подкручивая, а Астарот распевался, проверяя качество микрофонов, мы с Иваном успели в общих чертах обсудить его репортаж.

— В общем, заметано, сейчас я немного поснимаю, потом мы в перерыве поболтаем немного, в формате интервью и свободного трепа, а на неделе мы с тобой встретимся и еще раз обсудим все.

— Велиал! — Бельфегор помахал мне от пульта. — Иди сюда! Смотри, я тут все настроил, как надо. Когда махну рукой, нажми на эту кнопку.

— А послушать можно? — спросила Ева.

— Вот наушники, сейчас подключу вторые, — рыжий уверенно воткнул ещ один штекер, поднес громоздкие уши к своей голове, кивнул, сунул их мне и умчался за стекло. Мы с Евой и Иваном встали возле пульта. Одну пару наушников я отдал журналисту, вторую мы с Евой поделили напополам.

Бельфегор дал отмашку, и они заиграли.

Черт, а волнующе-то как! Песню написал Кирюха, студию нам устроила мама Бельфегора, аранжировку ребята собрали, можно сказать, на коленке. А у меня коленки подрагивают от причастности. Это же я весь этот движ затеял! Никогда не имел отношения к творческим профессиям, и вот сейчас на моих, можно сказать, глазах, рождалось… творение.

Песня про монаха в исполнении Астарота зазвучала иначе. Появился драматический надрыв, какой-то даже пафос, которого у Кирюхи в голосе не было.

— А неплохо… — прошептала Ева. — Я вроде слышала вас на «Рок-провинции», там какие-то другие песни были. А это… Даже хорошо!

— Надеюсь, худсовет рок-клуба разделит твое мнение, — усмехнулся я.

— Девочку на бэк-вокал бы еще поставить, — задумчиво проговорила Ева. — Не хватает чего-то такого… Нежного.

— Да, точняк, — покивал я. — А я-то ломал голову, чего не хватает! Красотки-суккуба в черной коже!

— Эй, я вообще-то про звучание! — фыркнула Ева и толкнула меня локтем в бок.

— Так и я прозвучание, — заверил я. — Ну и про внешний вид самую малость. Это ведь тоже важно…

С записью мы возились часов до шести утра, с перерывом на интервью. Все это время Иван безропотно торчал с нами в студии, и даже на полчасика остался там нажимать на нужные кнопки пока мы с Евой ускользнули побродить по темным закоулкам театрального закулисья. Целовались прямо посреди темной сцены. Крались по темным коридорам на ощупь. Принюхивались к незнакомым запахам. Пыль, нафталин, клей… Наверное, если бы мы попросили тетю Любу провести нам экскурсию, она бы не отказала. И свет бы включила, и поведала массу всяких офигительных историй. Но это было бы не то. И не так бы щекотало нервы.

Утром я поднимался по лестнице с кассетой в кармане, напевая приставший мотив песни про монаха. Счастливый, невыспавшийся и переполненный какими-то совершенно забытыми детскими чувствами. На работу мне сегодня было не надо, выходной. Так что можно было сначала поспать, а потом позвонить Свете и договориться с ней о встрече в рок-клубе.

Интересно, кстати, почему Иван так неожиданно нами заинтересован. Ну, то есть, в принципе, идея сериальных публикаций о пути к успеху может и хороша, конечно. Но чтобы вот так, сидеть всю ночь в студии, слушать, как говнари спорят о том, лажей было звучание или нет. А потом еще и на простые вопросы тупят и мямлят. Ладно, встретимся — обкашляем, как из этого вытянуть что-то интересное. Может и правда стоит что-нибудь про сатанизм ввернуть, пусть любители чертовщины порадуются.

Я вставил ключ в замочную скважину, открыл дверь и прислушался. На кухне шуршал телевизор, мама как раз завтракает. А сестра уже, судя по всему, умотала на уроки.

Заглянул на кухню, поздороваться. Мама подняла глаза от книжки.

— О, привет! — улыбнулась она. — А тебе уже с утра пораньше какая-то поклонница звонила.

— Внезапно, — хмыкнул я. — Как зовут?

— Она не представилась, — мама пожала плечами. — Я ей сказала, что ты обещал быть в восемь, она трубку бросила. Не знаю, может и перезвонит еще. Завтракать будешь? Там есть колбаса и сыр, и творога я вчера купила, как ты просил. Можешь со сметаной и вареньем намешать. Только малину не трогай, ее у нас мало, на зиму пусть останется, от простуды.

— Спасибо, мам! — я чмокнул ее в щеку. — Мы песню записали новую, хочешь послушать?

— Ой, нет-нет-нет! — засмеялась она. — Я все равно в этой вашей новой музыке ничего не понимаю! Все, пора мне. Я побежала. Зарплату там у тебя в комнате оставила.

Зарплата — это хорошо. Нам как раз надо прикупить много дерматина на плащи и всякой фурнитуры еще… Я открыл холодильник, и тут затрезвонил телефон.

Что ж, интересно, что там за поклонница. Еще одна Лена, чтобы меня окончательно запутать?