А после они... (СИ)

Глава 2

— Ого, вот это тачка… Все так же хорошо живешь, Евгения Станиславовна. Какими судьбами здесь? Тебе же отдых в Европе всегда был по душе, — пыхтит Фома, не без труда устраиваясь на переднем сиденье.

Ну, то ли еще будет, да, Жень? Почему-то даже не сомневаюсь, что Феоктистов окажется той еще занозой в заднице.

— Машина корпоративная. Я сюда не отдыхать приехала.

— Да? А на кой хер тогда? Что тут еще делать? — Фома достает из встроенного холодильника бутылку Эвиана, скручивает крышку и с жадностью пьет. Залипаю на сокращающихся при каждом глотке мышцах его горла. От усилий, которые Фоме приходится прикладывать, чтобы не вырубиться, на лице проступает пот, собирается в маленькие капельки, капельки стекаются в ручейки и устремляются вниз по его черной от загара шее. Кто сказал, что пот — это отвратительно?

— Ну, так ты, может, все-таки включишь кондиционер? Или экономишь горючку?

Покраснев до корней волос, включаю систему климат-контроля. Мы еще не тронулись, а у меня уже звенит каждый нерв. Что будет дальше, даже представить страшно.

Запускаю бортовой компьютер, изображая занятость. А сама не могу даже сориентироваться, в какую сторону нам предстоит ехать. Ну и как, спрашивается, мне проложить маршрут до границы?

— Ты не помнишь, какой там адрес? — вожу пальцем, расширяя карту.

— Дай, я сам…

Киваю и мгновенно переключаюсь на так вовремя оживший в сумочке телефон. Черт! Папа…

— Привет.

— Привет, кнопка. Ну, рассказывай, как ты, чего не звонишь отцу?

— Так утром же говорили, — морщусь я, медленно пробираясь к выезду из парковки. Включаю поворотник, только кого волнуют мои сигналы? Трафик здесь — мать моя. С меня семь потов сходит, пока я добираюсь от дома до офиса. А на такие длинные расстояния я вообще никогда не ездила. Наверное, Фома ни за что не позволил бы мне себя отвезти, если бы знал, как неуверенно я себя чувствую за рулем. Поэтому что? Правильно! Надо держать лицо. Типа я исколесила здесь все окрестности. И не по одному разу.

— Блядь, Женя, куда ты прешь?!

Бью по тормозам.

— Я пру? — пищу. — Это они!

Шелковая блузка прилипает к спине. Руки мгновенно становятся влажными. Я и впрямь чуть не протаранила носом байк. Водители здесь абсолютно, блин, чокнутые! Куда он ехал, если видел, что я начала маневр? И почему мне кажется, что проезжающие мимо водители обсигналили не этого тупня, а меня?!

— Женя, а кто это там с тобой? — осторожно так протягивает папуля.

— Знакомый, пап. Мне сейчас не с руки разговаривать. Утром перезвоню, окей?

— Окей. Какого черта ты вообще болтаешь по телефону за рулем?!

Как хорошо, что вопросы безопасности волнуют отца гораздо больше, чем присутствие в моей тачке какого-то мужика. Впрочем, иллюзий я не питаю. При следующей встрече папа обязательно устроит мне серьезный допрос. Если в мои восемнадцать он бесился, стоило только какому-то мальчику взглянуть в мою сторону, то в двадцать пять стал, напротив, переживать, что я ни с кем не встречаюсь. И вот как прикажете ему объяснить, что это совсем не так? Я пытаюсь. Правда-правда. Я не ставлю на себе крест… Я хожу на свидания и с удовольствием завожу новые знакомства. Просто это ни к чему не приводит, да… Ведь я до сих пор безответно влюблена в парня своей лучшей подруги.

Твою мать! Ну, вот как я так встряла?

— Так вы что, всем семейством приехали?

— У папы здесь бизнес, да. Я работаю у него в продажах.

— Ты работаешь?

— Ну, да. Все люди работают.

— М-м-м. В общем, скука смертная, да, Женьк? Ладно… Я посплю, не буди, ага? И постарайся нас не угробить.

— Я умирать не собираюсь, а с остальным ты с успехом справляешься сам, — огрызаюсь в ответ.

— Да? Ну ладно. Кстати, примерно через час по левую руку будет забегаловка под оранжевой вывеской. Останови возле нее, пожрем.

На Фоме лица нет, но он, какого-то черта, из последних сил бравирует. Как будто боится, что кто-то поймет, как ему плохо. Дурак…

— Может, выпьешь таблетку?

— Ух ты! — изображает восхищение. — А какие у тебя есть?

— Я имею в виду обезбол!

— Аа-а-а. Нет. Обезбол… Ты что-нибудь как придумаешь.

— Тебе станет легче, — бурчу, прикидывая, мог ли Фома за время, что мы не виделись, подсесть на запрещенку. Вот с чем я никогда не смогу смириться!

— Вряд ли. — Тут нас опять со всех сторон обсигналивают. — Блядь, Женя! Следи за дорогой. Что бы ты не думала, я не планирую умирать!

— Я тоже! — ору в ответ. — Просто заткнись, ага? Мне и без твоего нытья хватает стресса.

— Я не просил тебя за мной тащиться. Но у тебя же синдром спасателя, да?

— Кто бы говорил.

Слова слетают с губ прежде, чем я осознаю, что ляпнула. Фома захлопывает рот, так что лязгают зубы. Я сильнее сжимаю руль. В тесном салоне машины становится снова душно, хотя климат-контроль исправно функционирует.

— Прости, — шепчу.

— Проехали.

На самом деле я сказала чистую правду. Он Аленку спасал. Два года, что она боролась со злокачественной опухолью яичника, он был рядом и всячески ее поддерживал. Конечно, в этом нет ничего плохого. Даже наоборот, только так и должно быть между любящими друг друга людьми. Проблема в том, что когда стало понятно, что они — мы все проиграли, Фома так и не сумел с этим смириться.

Исподтишка на него кошусь. Феоктистов притворяется спящим. Ну и ладно. Навязываться я не буду. Какой смысл биться в закрытые двери? Я воспитывалась отцом. А потому довольно неплохо разбираюсь в мужской психологии и знаю, что если мужчина вас игнорирует, тому нет никаких других объяснений, кроме наиболее очевидного — он тупо не заинтересован в вас. И нет никакого смысла пытаться как-то переломить эту ситуацию.

Город минуем в тягостном молчании. Выезжаю на трассу. Здесь гораздо свободней. Можно немного расслабиться и перевести дух.

Нет, он правда рядом!

Какая же тесная все же Земля. Какая маленькая… Кто бы мог подумать, что мы встретимся вот так? В дерьмовом бойцовском клубе на краю земли?

Примерно через час мы и впрямь проезжаем забегаловку, о которой говорил Фома. Я даже притормаживаю, но на месте оказывается, что все еще хуже, чем казалось со стороны. Ума не приложу, почему среди разнообразия кафешек на любой вкус Фома остановил свой выбор на этой. Ну, не в деньгах же дело? Если так, то сегодня я угощаю.

Проезжаю чуть дальше, когда моему взгляду открывается вполне приличный ресторан. Даже с дороги видны милые беседки, прячущиеся среди буйного тропического сада.

— Фома… Пойдем, поедим. А там минут пятнадцать, и мы на границе.

Феоктистов осоловело моргает.

— Я же говорил, где надо остановиться.

— В том гадюшнике? Я не буду там есть.

— Что ж. Тогда тебе не повезло. Я не буду есть здесь.

— Да почему?!

— Потому что здесь то же самое подают в три раза дороже.

— На этот счет не беспокойся. Я угощаю, — проясняю ситуацию и, чтобы не задеть тонкую душевную организацию своего спутника, спешно добавляю: — В ответ ты сможешь угостить обедом меня, когда… эм… поправишь свое финансовое положение.

— Это ж надо. Какая тактичность. Но знаешь, пожалуй, я откажусь.

Фома открывает дверь и реально пытается выйти из машины! Чтобы что? Добраться до той рыгаловки пешком под палящим солнцем?!

— Сядь! — цежу я. — Я тебя отвезу.

— Широта твоей души потрясает.

— Обязательно вести себя как говнюк?! Что я тебе плохого сделала, что ты… ты… со мной вот так?!

Он все же меня доводит! Я чуть не плачу. Ведь правда, если так разобраться, от меня они с Аленкой видели лишь хорошее.

— А ты не понимаешь?

— Нет. Объясни.

— Меня заебало, что ты чуть что — тычешь мне в морду папочкиными деньгами.

Фома распахивает окно, впуская в салон душную влажность. Достает и подкуривает сигарету.

— Я тычу? — растерянно моргаю. — Ты совсем?

— Сначала с барского плеча оплачиваешь Аленке лечение в Германии, теперь пытаешься оплатить мой гребаный обед…

— Если бы не это лечение, она бы умерла гораздо раньше!

— Я насобирал ей денег на операцию в Израиле! Но влезла ты со своей гребаной благотворительностью, и все пошло по пизде.

Резко жму на тормоз, глядя в одну точку перед собой. Наверное, мне надо как-то переварить сказанное. И желательно в одиночестве. Он что… Реально меня винит в Аленкиной смерти? Думает, я специально? Да мне даже в голову такое не приходило. Наверное, потому что это, блин, полный бред, который мог прийти в голову лишь такому придурку, как Феоктистов!

— Твоя забегаловка. В бардачке дезинфектор. Рекомендую протереть как следует стол и приборы, если ты все же решишься здесь отобедать, — замечаю мертвым голосом.

— Обойдусь.

На то, чтобы выбраться из машины, у Фомы уходит раз в пять больше времени, чем потребовалось бы ему здоровому. Отмечаю это краем сознания, потому что все мои мысли кружатся вокруг его слов. Отчего-то на ум приходят такие сюжеты, что хоть вешайся. Он же не думает, что я специально нашла самого херового онколога во всей Германии? Господи, там же созывались целые консилиумы. Аленка постоянно консультировалась — то у одного хирурга, то у другого. Все они сходились на том, что мы выбрали единственно правильный в ее ситуации протокол лечения. Фома не может этого не понимать. Значит, ему просто нужно найти козла отпущения… Вот и все. Как и любому среднестатистическому человеку, ему сложно признать, что в случившейся с ним беде нет ничьей вины. И потому зачастую Феоктистов сам определяет виновных. Жаль, я только сейчас узнала о роли, которую он мне отвел. Это многое бы объяснило…

Паркуюсь у ресторана, который выбрала изначально. Даже что-то заказываю. Но когда официант приносит счет, очевидным становится, что я не прикоснулась ни к одному из выбранных блюд. Бедный парнишка огорчается, решив, что мне не понравилась их кухня. Как могу в таком подавленном состоянии, убеждаю его, что дело вообще не в еде, и возвращаюсь за Фомой.

— Слушай, извини, да? Я не хотел тебя обидеть, — неприветливо замечает тот.

— Проехали. Может, у тебя сохранились ко мне еще какие-то претензии? Так давай, я их выслушаю. Обиды не рекомендуют копить.

— Нет у меня никаких претензий. Поехали уже.

— Вижу я, как их нет, — хмыкаю.

— Проехали, Женьк, — Фома вновь включает рубаху-парня.

— Я больше всего хочу проехать, — вздыхаю. — Но что-то не похоже, чтобы ты сам отпустил ситуацию. Мой тебе совет — бросай цепляться за прошлое. Его уже ничто не изменит. Заведи девушку…

— А с чего ты взяла, что ее у меня нет?

И правда. Сижу, перевариваю — дура дурой.

— О… Ну, тогда поздравляю.

— Это же Тай, Женьк. Тут на каждом углу такие девочки, что у меня наутро яйца, что те сдувшиеся шарики.

— Фу, избавь меня от подробностей, — брезгливо передергиваю плечами. Ему опять шуточки, а я ведь поверила. И чуть не захлебнулась от жгучей ревности, подкатившей к горлу. С другой стороны, с живыми, в отличие от мертвых, еще как-то можно конкурировать.

— А что так? Ты чего покраснела, как целка, а, Женьк? Как будто не в одном городе живем. И как, кстати, поживает отцовский бизнес?

— Нормально. А что? Хочешь приобрести квартирку?

— Ха-ха. Очень смешно.

— Ты бы мог. Если бы перестал страдать ерундой и вернулся к нормальной работе.

— Говоришь один в один, как моя маман.

— Наверное, потому что нам обеим на тебя не плевать.

Вот так запросто я признаюсь в том, что он мне небезразличен. И нет, я не жду от него по этому поводу каких-либо восторгов. Но его: «Вон, кажется, туалет. Притормози, а?» царапают откровенным пренебрежением.

Туалет, значит? Опять издевается. Ну почему он такой козел?! Разве сложно было… я не знаю, просто промолчать? Ведь я ему о высоком, а он…

Почему его нет так долго? Нервничая, постукиваю пальцами по рулю. Проходит еще минута, пять. А когда я уже решаюсь пойти проверить, не утонул ли Феоктистов в выгребной яме, он плюхается на сиденье рядом — бледный как смерть и дышащий так, будто он не в сортир отлучался, а на очередной этап соревнований по многоборью.

— Что случилось?

— Похоже, съел что-то не то.

— Похоже? — закатываю глаза. — Ну и что будем делать?

— Проходить границу, — стискивает зубы Фома.