Агни Парфене

Глава 11 ОДНА НОЧЬ. ВСЕГО ОДНА НОЧЬ

Нико снился странный сон. Он лез в гору, потом шел по полю, очень долго, в полной темноте, было очень грязно — грязь, кажется, налипала не только на подошвы, она уже была на ногах, на руках, на лице, он пытался отодрать ее, но — не мог…

Она врастала в его кожу так быстро, так мгновенно, а еще — это была не просто грязь, это была грязь с приторным, тяжелым запахом крови.

Он и сам не знал, куда он идет, просто почему-то был уверен, что ему очень надо туда попасть, и говорил сам себе:

— Ну, давай же, осталось пройти еще немного, там эту чертову грязь отмоют, ототрут, и ты будешь свободным…

А идти было все тяжелее — один раз он даже упал и выругался, потому что умудрился упасть лицом в какую-то жуткую, булькающую жижу.

И вот, наконец, он увидел прямо перед собой руины монастыря и обрадовался — идти оставалось уже совсем немного, и там, вдалеке, он видел много горящих свечей, значит, там служат, там есть кто-то, ему помогут умыться. Он прибавил шаг, и в это время зазвонил мобильник — он был уверен, что не брал его с собой, но мобильник оказался почему-то в кармане.

Он хотел нажать отбой, но почему-то ответил: «Да!» — и услышал на другом конце провода кваканье лягушек, и звуки какие-то гадкие, как будто звонили из болота, а потом — детский смех.

«Бред какой», — подумал он и продолжил путь — теперь монастырь был виден довольно хорошо, и оставалось до него совсем мало, но мобильник снова позвонил, и на этот раз он услышал прерывистое дыхание, сладострастный вскрик и снова детский смех.

Он швырнул мобильник подальше, чтобы он не мешал ему идти, — и…

Он проснулся. Он не сразу понял, где он.

Вокруг царила темнота, комната была маленькой и узкой. Он щелкнул зажигалкой, чтобы дойти до выключателя, потом вспомнил, что он в замке, и тут же огонек зажигалки осветил парсуну на стене — или икону, усмехнулся он про себя.

Влад Цепеш смотрел на него насмешливо и грустно, точно сожалея о нем. И в очередной раз Нико подумал — как похож его потомок на эту парсуну, и глаза — такие же, и нос, и складка у губ, и…

«Может быть, это он и есть?» — спросил он себя и засмеялся.

Странное место.

Странное место и странные сны.

Он перевернулся на другой бок и закрыл глаза, пытаясь заснуть. Ему даже удалось заснуть — теперь он оказался в каком-то странном месте, в другом времени. Кажется, это были двадцатые годы прошлого века, и он сидел в громадной аудитории, а мимо него бродили странные, хмурые люди в кожаных тужурках, и какой-то человек в самом центре бродил по залу, и Нико казалось, что это — сумасшедший, потому что человек что-то шептал, шептал, иногда он подходил к окну и грозил кулаком небесам, а потом — снова возвращался, и снова бормотал с бессмысленной улыбкой. Нико даже удалось услышать, что он бормочет: «Я Начало всего… Черный квадрат — зародыш всех возможностей».

Он повторял и повторял эту фразу бесконечно, и Нико вдруг увидел, как вокруг человека образуется чернота, и она растет — все дальше и дальше, поглощая все вокруг, и люди исчезают в этой пустоте, и — он тоже вот-вот исчезнет… Он вскочил и бросился к выходу.

А голос за спиной креп, он становился все громче и громче, отдавался стальным скрежетом в ушах, повторял: «Я Начало всего… Черный квадрат — зародыш всех возможностей». И черная пустота — настигала. А где-то далеко выла собака, так громко, так страшно — Нико начал кричать.

Он снова помог себе вырваться из объятий страшного Морфея собственным криком. С облегчением вздохнул — сейчас его не пугала парсуна на стене, она была — ничто по сравнению с огромным, растущим квадратом пустоты. И собака продолжала выть — перебравшись через границу сна.

Кто-то постучал в дверь — он выругался. Ничего, если не обращать внимания — непрошеный гость уйдет. Потом он подумал — а если это Елизавета?

— Кто там? — спросил он.

— Эй, вы не спите? — услышал он голос нувориша Олега. — Откройте, а?

Отчаянно ругая себя, Нико встал.

Открыл дверь. Олег был бледен и смешно одет — на нем болталась какая-то пижама, и сверху — куртка от спортивного костюма. Из-за спины выглядывали верные церберы-охранники.

— Что случилось? — спросил Нико.

— Собака, — прошептал Олег, поднимая вверх палец. — Слышите?

— Ну и что? Слышу…

Нико зевнул демонстративно, чтобы показать Олегу всю глупость его детских страхов.

— Она так воет, как будто…

— Она голодна, — услышали они насмешливый, холодный голос, и Олег обернулся.

А Нико увидел его. Влада. Он стоял в самом конце длинного коридора, сложив на груди руки, насмешливый, спокойный, и смотрел на них.

— Собака голодна, — повторил он. — Вы хотели устроить тут аттракцион с вампирами, а сами испугались голодной собаки… Впрочем, вы правы. Я забыл ее покормить. Хотите посмотреть?

— На что? — спросил Олег и почему-то сделал шаг назад, точно надеялся спрятаться за спины охранников.

— На собаку и… вампиров, — усмехнулся Влад. — Вы же хотите тут устроить аттракцион с вампирами, я вас правильно понял? Как же вы будете делать аттракцион, не посмотрев, как они на самом деле выглядят?

И, не дожидаясь ответа, пошел вниз, легко, как будто он был — вороном летящим…

Нико вдруг обнаружил, что идет за ним, против собственной воли, потому что его воля — была сейчас отсечена, и Олег шел за ним, а следом шествовали охранники.

— Черт, — выругался шофер Василий. — Этого просто быть не может… Я все проверял перед выездом — все было в порядке…

— Плохо провэрял, — проговорил Мурад.

До монастырских руин оставалось совсем немного — поле перейти, заснеженное, рыхлое, — Мурад даже сплюнул от такого невезения. Идти по болотистой почве ему совсем не хотелось. Ладно бы снега было много — а тут грязь…

— Ана сени, — пробормотал он.

Машину пришлось оставить — хотя Мураду это не понравилось, — если «птэнчики» нагрянут утром, они наткнутся на машину и могут заподозрить, что кто-то в руинах есть. Впрочем, скорее всего, подумают, что это экскурсанты.

Они двинулись пешком, ноги увязали в мокрой, вяжущей земле, пошел какой-то мелкий, колючий снег. Он обжигал щеки, слепил глаза. Точно — мешал им…

Когда они преодолели половину пути, Василий остановился и выругался.

— Смотри-ка, они, кажись, уже там…

Мурад остановился.

В руинах в самом деле кто-то был — он увидел там огоньки свечей, и — голос, который слышался и здесь, так ясно, что казалось, там, в руинах этих, кто-то установил громкоговорители.

Свечи зажигались снова и снова — теперь Мураду казалось, что там собралось огромное количество народа.

— Господи, воззвах к Тебе, услыши мя, услыши мя, Господи, — пел там хрупкий женский голос, уносясь ввысь, и мужской хор подхватывал:

— Всегда воззвати ми к Тебе, услыши мя, Господи…

И Мураду стало страшно.

Он прошептал побелевшими губами: «Аллах Акбар» и сжал кулаки.

А цепочки зажженных свечей двигались им навстречу. Они окружали их со всех сторон, — теперь они видели, сколько их, и почему-то к страху примешивалось странное чувство, чувство вины, как будто — все эти люди со свечами, которые окружали их, были им знакомы и — когда-то были их… жертвами? От последней мысли хотелось отречься, убежать, спрятаться — но бежать было некуда, к пению теперь присоединился колокольный звон, и — слова молитвы, уже другой — «на аспида и василиска натупиши, и попереши льва и змия», — и никаких сомнений не оставалось, что это они и есть — аспид и василиск.

Мурад слышал, как за его спиной захлебывается в крике Василий, и все пытался вспомнить, какая молитва помогает от этого, но — не нашел ни одной, помогающей от угрызений совести, которая теперь мучительно, болезненно разрывала его сознание, а огоньки свечей все приближались, и их становилось все больше и больше, и — кольцо вокруг них сжималось быстрее и быстрее…

Чем ниже по ступенькам — тем становилось холоднее и темнее, и Нико казалось, что они идут уже под землей.

«Мне все это только снится», — подумал он, и на минуту стало легче, он почти поверил в то, что это — правда, это ему снится, сейчас он проснется.

Но почему-то сон продолжался, и вот — Влад остановился возле тяжелой железной двери. Свеча в его руке потухла — теперь они оказались в кромешной темноте, или — в черном квадрате, подумал Нико и глупо хихикнул — от страха скорее, чем от желания смеяться.

Смеяться ему не хотелось.

Влад открыл дверь — со страшным скрежетом, и тут же громко завыла собака, только теперь почему-то Нико показалось, что это никакая не собака.

Че-ло-век…

А потом он увидел его — человек в самом деле сидел на цепи и выл, а глаза у человека этого были красные, и он высоко задирал свою голову — лысоватую, в шишках, с тонкими кисточками седых волос, которые росли причудливо в некоторых местах и почему-то торчали из ушей — длинные, спускающиеся почти до груди, а самым страшным в человеке-собаке были огромные клыки — два белых острых клыка…

Вот он заметил их, и облизнулся, и зарычал тихо, осторожно — Нико захотелось закрыть глаза, чтобы не видеть его взгляда, завораживающего, цепкого, манящего…

— Вот они, вампиры, — усмехнувшись, проговорил Влад. — Настоящие вампиры. Вот этот, например…

Он указал на человека-собаку.

— Писатель, довольно бездарный. Оккультист. Кстати, в их ордене практиковался ритуал «причащения» кровью. Говорят, это была кровь животных. Но — мне кажется, его бредовые фантазии относительно меня родились именно благодаря тому, что они пили человеческую кровь…

Он вошел внутрь.

Они шагнули за ним, против воли.

Человек-собака, когда они проходили мимо, попытался кинуться на Олега, тот был ближе к нему. Влад ударил его — человек-собака заскулил, завыл. И Нико послышалось: «Я же голоде-е-е-ен…»

— Тут вся компания голодная, — проговорил Влад. — И голодными будут вечно…

Он зажег свечи — теперь Нико мог видеть тех, кто находился внутри. Их было много, очень много. Какие-то женщины, от которых пахло странно — сладковатый запах духов смешивался с запахом крови. Они, наверное, были бы красивы, если бы — не их клыки.

Мужчины в дорогих костюмах, с сигарами — запах сигар тоже отдавал запахом крови… И какие-то странные попрошайки, которые метались между ними, предлагая свои услуги, смотрели подобострастно, — от них пахло совсем уже неприятно… Они старались не наступать в середину, и, присмотревшись, Нико увидел огромный черный квадрат, который рос и становился все больше и больше, а там, посередине, кто-то кричал: «Я Начало всего… Черный квадрат — зародыш всех возможностей… Я Начало всего… Черный квадрат — зародыш всех возможностей… Я Начало всего… Черный квадрат — зародыш всех возможностей…»

А на стене какой-то художник рисовал картину — лик Христа, и писал по этому лику непристойности, а рядом какой-то поэт с толстым лицом громко кричал матерные стихи, в которых не было смысла, и всем этим дирижировал Андрей, он узнал его сразу, а в художнике, к собственному стыду и отчаянию, узнал самого себя…

Он закричал.

А Влад продолжал:

— Вот такие они, настоящие вампиры, смотрите на них! Видите — вот женщина, которая помогла закрыть детский приют, за некоторую мзду, конечно… Она, несомненно, приличная дама. Она просто думала о себе. Здесь все думали о себе. Забывая, что мир, который они пытаются создать, может существовать в реальности, и именно для них.

Смотрите — видите, и вы там тоже есть… Я убежден, что вампиров нельзя выпускать на свободу. Они — всегда будут голодны. Им всегда будет не хватать. Они никогда не насытятся!

Голос его теперь звучал громко, властно. Теперь у Нико отпали последние сомнения — это в самом деле Влад Цепеш.

И он осознал, что спасения ему не будет, он останется навечно — здесь, ждать, когда его проглотит черный квадрат, черная бездна, черная…

— Пощади его, Влад, — услышал он тихий голос Елизаветы. — Ради меня — пощади…

— Не ты ли сама рассказала мне о нем? — нахмурился Влад.

— Это так, — кивнула Елизавета. — Но… дай ему шанс перед Богом, Влад. Мне кажется, он… не совсем погибший.

Ему сейчас в самом деле хотелось плакать.

Все кружилось перед глазами — в хаотичном бессмыслии, и от этого было нестерпимо плохо, и он вдруг ощутил, как ему хочется воды, хочется ощутить на губах снег, оказаться далеко отсюда — там, в России, рядом с монастырем, а еще почему-то вспомнилась его бабушка, стоящая на коленях перед иконой, в черном платке вдовицы и тихо шепчущая:

— Господи, воззвах к Тебе, услыши мя…

И он начал повторять за ней:

— Услыши мя, Господи…

Он плакал и молился.

И — последнее, что он услышал, были слова Влада:

— Только ради тебя, Елизавета. И — ради Него…

Погода была удивительной для зимы. Впервые за долгие, пасмурные дни появилось солнце.

Лика и Саша шли по заснеженному полю, удивляясь тому, что идти так легко.

— Как будто нам — помогают, — сказала Лика и улыбнулась.

— А нам помогают — на самом деле, — отозвался Саша.

Он остановился — увидел джип, одиноко стоящий возле обочины, и присвистнул:

— Похоже, мы будем не одни…

Он подошел ближе. Никого не было. Дверцы машины были открыты.

Огляделся вокруг. И — замер.

Над руинами монастыря всходило солнце. Саше показалось, что это и не руины, а — белокаменный монастырь. И — там его ждут. И прадед, и дядя Миша, и мать. Они и в самом деле не одни.

— Пойдем, — сказал он Лике и улыбнулся. — Пойдем, нам пора на молитву…