Академик Ландау; Как мы жили

Глава 21

Когда я собралась родить, я оставила работу. Дау тоже очень хотел ребенка. Его нежность и заботы обо мне возросли. Он выяснил, что по этому профилю лучший врач страны — Сперанский, родственник Петра Леонидовича Капицы. Дау сам повел меня на прием к Сперанскому. Сперанский его успокоил: все в норме, ваша жена здорова, сложности и опасности исключаются. Он гарантировал, что у нас родится дочь.

— Даунька, дочку назовем Леночка.

— Я не возражаю. Но, Коруша, имей в виду, у нашей Леночки будет мой нос.

Когда я услышала слова: "У вас родился мальчик, посмотрите на него", меня захлестнуло счастье. Мальчик, мальчик! Такое гордое, такое безбрежное счастье я испытывала впервые. Впилась глазами в лицо малыша — крутой лоб и рот Дау. О таком счастье я даже не смела мечтать. "Доктор, а почему он так кричит?" — "Это самое лучшее, что он сейчас умеет". Я так хотела Леночку, почему же я так гордо затрепетала, когда сказали «мальчик»? Я стала более высокого мнения о самой себе!

Произошло это событие 14 июля 1946 года.

— Коруша, как ты умудрилась родить сына в такой знаменательный день — вся Франция празднует эту дату!

Дау был горд и счастлив, он сам дал сыну имя Игорь. Коруша, а дома будем звать его Гарик.

— Даунька, а нос у нашего мальчика — мой.

— Все равно, Коруша, он у нас гибрид. Мы в разумном возрасте завели ребенка, все выдающиеся люди, по статистике, рождались от поздних браков или были младшими детьми в семье. Конечно, в большинстве случаев от довольно талантливых родителей. Коруша, возможно, ты родила гения! Я достаточно талантлив, чтобы быть отцом гения?

Дау не предполагал, что после смерти его именно так и назовут. Но у гениальных отцов, по статистике, гении не родятся, и у их сыновей, даже одаренных, очень трудная жизнь. Тогда я тоже этого не знала. Вся ушла в бытовые мелочи: пеленки, кормление сына. Когда мальчику исполнился месяц, я слегла от простуды. Болеть было некогда, белый стрептоцид не принимала: боялась испортить молоко. Через три дня все прошло.

А некоторое время спустя на ноге в области вены обнаружилось странное вздутие, безболезненное, и я не обратила на него внимания. На той же ноге, опять на вене, появилось еще одно безболезненное вздутие. Показала врачу: диагноз серьезный послеродовой тромбофлебит. Лечения никакого, только строгий постельный режим. Если тромб оторвется — моментальная смерть. К счастью, приехала моя мама. Дау очень испугался, созвал всех знаменитых врачей ко мне. Пришли профессора медицины, возле моей кровати увидели младенца. Да, это послеродовой тромбофлебит. Абсолютный покой, лечения никакого. Но потом эти загадочные шарики выступили повсюду, уже не на венах, раздулись колени, ноги отекли, вся плевра легких покрылась эритематозными узлами. Оказалось, консилиум профессоров ошибся.

Выяснилось, что после ангины у меня возникло осложнение системное заболевание — эритеманозозум, или узловой кожный ревматизм. Думаю, что если бы я обратилась в простую районную поликлинику, мне бы дежурный врач прописал аспирин три раза в день, на пятый день я была бы совсем здорова. А так я в течение года не могла ходить. Потом два раза в год Мацеста. Я кое-как встала на ноги. Но навсегда запомнила: медицина несовершенна. Врачам надо верить с опаской и не всегда.

Когда волею судеб трагедия дорожного происшествия с Дау ворвалась в мою жизнь и столкнула с профессорами медицины, мне было трудно найти с ними контакт, я им очень мало верила, сомнения терзали меня, но с этим никто не считался, ни медики, ни физики. Я оказалась права: так произойдет, что именно тромбофлебит после насильственной выписки Дау из больницы (как я протестовала!) станет причиной рокового исхода.