Академик Ландау; Как мы жили

Глава 25

Первое десятилетие после войны жизнь мчалась. Все спешили жить, наверстывали упущенное. Четыре года войны тянулись, как столетие, а послевоенные годы мелькали, как день или месяц.

— Даунька, вот этот листок, исписанный, но без цифр и формул, я нашла в передней на полу. Он тебе нужен?

— Нет, можешь выбросить. Вчера ужинал в ресторане, и доброжелатели прислали дружеский шарж, а моя спутница засунула его мне в карман.

— Дау, а мне прочитать можно?

— Читай.

— Посвящается Л.Д.Ландау.

Давно забыты электроны За этим кругленьким столом, Труды и звания забыты! Все мысли, думы лишь о том, Чтоб восхититься дивным станом, Очаровать — но чей черед? Гулять и пить по ресторанам — Наука же идет вперед.

Доброжелатели

— В ресторанах ты пьешь вино?

— Нет, все вина очень невкусны, а коньяк — это настойка на клопах. И ты отлично знаешь, алкоголиком я не стану. Девицы лакают коньяк, а я пью фруктовую воду.

— Почему же твои доброжелатели написали, что у тебя запои по ресторанам чередуются с наукой?

— Вот именно, знаешь ведь хорошо, как я люблю ресторан, или захотела оштрафоваться, так я быстренько с очередной получки высчитаю тысчонку. Коруша, без ресторана не освоишь красивую девицу.

— Ты всегда говорил, что с неосвоенными девушками любишь ходить в кино.

— Кинотеатры просто созданы, чтобы водить туда неосвоенных девиц! Там так удобно их тискать. Но некоторые девицы не хотят в кино, хотят в рестораны. Что поделаешь? Скучно смотреть, как другие ее танцуют, а я сижу и пью какой-нибудь лимонад. Я не лодырь, я привык трудиться и, как ни труден для меня ресторан, я эту трудность преодолеваю ради прекрасного пола.

— Коруша, мне надо с тобой проконсультировать ся. У меня была одна девушка-рижанка. Она актриса. Около года с небольшим она была моей возлюбленной, потом ее пришлось оставить. Уж очень активно она хотела меня женить на себе. Когда их театр был в Москве на гастролях, она мне стала угрожать по телефону, что повесится. Я послал Женьку в два часа ночи к ней в гостиницу. Он это дело уладил. Женька ей объяснил, что я с ней встречаться больше не могу. Это было несколько лет тому назад. Сейчас я узнал, что у нее после меня был очень неудачный роман, в результате она родила ребенка, а субъект сбежал, не женившись. Она вернулась на сцену, и живется ей сейчас нелегко. Как ты думаешь, если я ей пошлю пять тысяч — этого достаточно?

— Нет, Дауля, она актриса, ей нужны туалеты, у нее ребенок. Пошли ей тысяч десять, тем более, свою угрозу она не осуществила — не повесилась.

— Ты думаешь, ей так много надо?

— Ну конечно. Ребенок без отца.

Я была великодушна к брошенной любовнице. Тем меньше достанется его теперешним девушкам.

Как-то к обеду Дау привел гостя: "Коруша, знакомься, это мой школьный преподаватель по математике".

— Лев Давидович, я на старости лет решил вас разыскать, чтобы сказать: за всю свою преподаватель скую жизнь у меня был только один ученик, которого я очень боялся. Он был тогда очень мал ростом, очень худенький, с огромными сверкающими глаза ми. Обыкновенные школьные задачи по математике он всегда решал правильно, моментально, но каким-то необыкновенным путем. Я никогда не мог понять способы его решения задач. Лев Давидович, я всегда со смутным страхом шел в класс на урок, я избегал вызывать вас к доске: вы, не ведая того, могли поставить меня в тупик перед классом. Я знал, что столкнулся с огромным врожденным математическим талантом. Но это не оправдание для преподавателя, я очень боялся ваших вопросов. Но вы мне их никогда не задавали. Мне сейчас не стыдно спросить: ведь я только скромный преподаватель, а вы прославленный академик. Почему вы никогда не задавали мне вопросов? Вы тогда, в том возрасте, понимали, что я вам не смогу ответить?

— О, это было так давно. Я просто не помню.

На меня визит этого совсем седого, но еще стройного человека произвел очень большое впечатление.

— Даунька, а если бы ты влюбился и женился на Кюри, ты бы взял ее фамилию?

— О нет, никогда! Возможно, в России другие традиции. Жолио сам неплохой физик, на его месте я бы остался Жолио. Ведь мой ученик Халатников, женившись на Вале Щорс, остался Халатниковым, хотя все мы преклоняемся перед именем героя.

Я подумала: вот Колечке надо было взять фамилию своей жены. Бедный Л. очень тяготится своей фамилией, говоря: "При моем чисто арийском виде и вдруг такая фамилия. С рождения до поступления в вуз я носил фамилию матери, при поступлении в вуз надо было взять фамилию отца, а материнскую скрыть. Она принадлежала к роду крупных помещиков, мой дед владел большим куском Курской губернии".

Так говорил Коля, кичась своим полудворянским происхождением. Тот самый Коля, который уже считался моим возлюбленным, которому я самозабвенно и бесконечно объяснялась в любви. А что мне оставалось делать? Не могла же я допустить, чтобы мой Даунька усомнился в моем женском очаровании и этот знаменитый бабник Л. через месяц-другой меня оставил и переключился на новый объект. Вспомнился рассказ Лондона "Когда боги смеются". Терять мне было нечего. У Лондона в игру с богами вступили смертные, я же затеяла, как мне тогда казалось, безобидную игру с самовлюбленным бабником, который очень переоценивал свою человеческую значимость. Уж очень много было в нем жадной цепкости к карьере. А как он любил лесть!

Вот я и шпарила цитатами из Лондона: "Любовь, жаждущая утоления, найдя его, умирает" или "Великая любовь таит несметные сокровища. Их надо беречь, лелеять, нельзя допустить оскудения чувств и задушить любовь ласками, отнять у любви жизнь поцелуями и похоронить ее в могиле перенасыщенности". Коля, как оказалось, никогда этого рассказа Лондона не читал. Он решил, что эти мысли и слова принадлежат мне.

— Кора, вы меня очень удивили. Очень рад вашим взглядам. Остальные бабы, которых я встречал на своем пути… — тут послышались имена женщин — знакомые и незнакомые, — и особенно досталось последней Колиной возлюбленной, некой Лине. Оказывается, те три тысячи, одолженные у меня, пошли на приобретение шубы для Лины. Его пылкие речи о прекрасном слабом поле были насыщены солеными, чисто «морскими» оборотами, проще ругательствами, которые непривычно резали слух.

— Колечка, милый, успокойтесь. Расходы на шубу беру на себя. Вы не представляете, как мне необходима была ваша свобода. Не откупись вы шубой, вы бы не были сейчас со мной. Мне очень сложно и трудно объяснить, но вы просто осчастливили меня своим вниманием, своими свиданиями. Они мне необходимы, как воздух, как дыхание, как жизнь!

— Коруша, "нельзя ли для прогулок подальше выбрать закоулок", тебя с Колей все видят.

Это сказал сам Дау. Теперь он не сомневался, что Л. мой любовник. Я пристально смотрю на него: улыбка добрая, благожелательная. Нет, чувство ревности ему неизвестно.

— Корочка, я рад твоему успеху. Но вы в порыве влюбленности потеряли бдительность. У тебя очень культурный муж, но ведь у Коли есть жена, которая живет рядом.

Я подумала: перед Таней совесть у меня чиста. А Дауньке ответила:

— Учту твой совет. Но мой Колечка в обиде на тебя: когда бы он ни позвонил по телефону, он слышит только твой голос и в страхе бросает трубку.

— Это правильно. Любовник должен бояться мужа, иначе он может обнаглеть! У меня как-то с Л. был разговор о музыке, я ему объяснил, что лишен слуха и музыку не понимаю. Так вот, ты ему скажи: "Дау полностью лишен слуха, не любит музыку и не узнает ни одного голоса по телефону".

Я это очень быстро осуществила. Колечка легко поверил этой «утке», стал нахально просить Дау звать меня к телефону. Даунька умно ухмылялся. Хотелось броситься ему на шею, сказать, что эту комедию с Л. разыгрываю ради его же пользы. Страх сорваться в порыве ревности терзал меня, а для ревности причин было достаточно.

Однажды раздался телефонный звонок наверху у Дау. Он снял трубку и, не отходя от телефона, крикнул мне вниз: "Коруша, тебя просит Витька Гольданский к телефону". А в трубке телефона я услышала Колин голос. Он меня попросил выйти на липовую аллею. Звуку металла в голосе я не придала никакого значения. И вот на нашей липовой аллее я узнала, что такое и как искры сыплются из глаз: сначала блеск, вспышка яркой молнии в мозгу, в черной мгле водопады ярких искр. Еще одна вспышка молнии, еще водопад ярких искрящихся звезд. Небольшое отупение, очень закружилась голова, донеслись слова Колечки:

— Из меня делать дурака? Я попросил Витьку набрать номер. Если подойдет он, подозвать тебя, если подойдешь ты — молча передать мне трубку. Когда Витька позвал тебя, я стоял рядом и сам взял трубку и слышал, как Дау кричал: "Коруша, тебя Витька Гольданский просит к телефону".

Еще раз меня качнуло крепким соленым морским ветром: это профессор университета Л. словесно подкреплял свое возмущение по поводу того, как я посмела из него сделать дурака.

Тихо повернулась, пошла домой. Он попробовал меня вернуть, я молча протянула ему окровавленный носовой платок. Я шла домой умиротворенная, во мне не было обиды. Я получила отпущение грехов за свое недостойное поведение, за то, что дурачила не только Колю, но и Дау! Попав домой, я расхохоталась. Даунька моментально на мой смех слетел вниз ко мне. Увидев мое окровавленное лицо, он обомлел:

— Коруша, что с тобой?

— Меня побил Колечка, — весело ответила я.

— Коруша, расскажи подробнее, это ведь так интересно. Значит, это правда, когда бьет любимый, это действительно может быть приятно?

— Да, Зайка мой любимый. Я очень счастлива. А ты за столько лет нашего романа не догадался угостить меня ни одной оплеухой. А теперь я знаю, как сыплются искры из глаз, это очень красиво!

Я жадно впилась глазами в лицо Дауньки, в нем светилась чистота красивой, светлой человеческой души. Что-то удивительно детское, удивительное прекрасное выражала его улыбка. Я потянулась к нему. Мы были в тот вечер очень счастливы.

Смеясь, Даунька говорил: "Что ты есть? Ты есть жена. А что такое жена? "Золото купит четыре жены, конь же лихой не имеет цены". Конь и тот в сравнении с женой не имеет цены. А кому нужен конь? В наши времена? Так что ты, жена, совсем обесценилась. Ты есть моя жена, и уже много лет, а я все влюблен в тебя, ты самая красивая, разлюбить тебя невозможно. Я так счастлив, что отучил тебя от ревности, что мне от тебя ничего не надо скрывать, наоборот, вместо злобности я рассчитываю на твой добрый совет. Я счастлив нашей любовью, но любовницы у меня есть и еще будет много других. Только вот моя Гера начала бузить: наверное, она меня просто не любит".

Выслушав наивные жалобы на его возлюбленную, сфальшивить я не смогла. Уж коль он мне так доверяет, надо быть справедливой, даже в ущерб себе:

— Нет, Даунька, она тебя любит. Узнав тебя, не любить тебя немыслимо. У нее естественное желание женить тебя на себе.

— Но ведь она знает, что я женат.

— Но твоей жене 40 лет, а ей 25. Ей тоже нужен муж, ей тесно жить в родительской квартире. Даунька, сейчас в моду входят кооперативные квартиры. Подари ей квартиру.

— Этого я сделать не могу. Это все равно, что покупать любовь. Вот когда она меня бросит и если ей будет плохо, но она не будет моей любовницей, тогда я ей подарю квартиру.

Однажды в обыкновенный рабочий день раздался звонок. Открываю: "Академика Ландау можно видеть?". Молодая женщина, миловидная, но вызывающе дерзкий вырез на платье, в рабочее время дня — платье вечернего покроя.

— Дау, к тебе пришли, — сказала я, пропуская гостью вперед. Волна приторных духов. "Таких физиков не бывает!" — подумала я.

А вечером за ужином спросила Дау:

— Что это за девица была у тебя?

— О! Это с радио. Она пришла брать у меня интервью. Потом ей стало жарко, она попросила расстегнуть ей лифчик и так легко, без всяких проволочек отдалась мне.

— И ты раньше с ней не был знаком?

— Ну, конечно, нет. Первый раз в жизни встретил высококультурную девицу. А мне, Корочка, это сейчас очень кстати. Вчера вечером мне Гера объявила, что она выходит замуж за Акпера. У него очень хорошая квартира. Приличный мужчина не должен жить без любовницы. У этой девицы с радио красоты не хватает, но грудь хороша, при том она так легко мне досталась, пока не подвернется что-нибудь более приличное, можно перебиться. Правда, мне потом показалось, что она не очень чистая. Ее надо перед употреблением мыть в ванной.

Все познается в сравнении. Когда появилась Гера, я была тронута тактом Верочки. Верочка не приходила к Дау домой. И я не переживала мучительные часы, созерцая освещенную макушку липы под окном. Но когда появилась эта Ирина Рыбникова с радио, я с опозданием оценила достоинства Геры. Гера не пользовалась ванной, вела себя тихо. Она без скандалов хотела женить Дау. Не получилось. И она с достоинством вышла замуж.

Ирина с первых посещений решила вызвать скандал между мной и Дау. Вероятно, нарочно перепустила воду в ванной, втоптала грязными туфлями большие купальные простыни и полотенца, а постельное белье у Дау старательно измазывала губной помадой. Но в наши мелкие женские отношения я Дау не посвящала. Просто перед ее приходом я чистое постельное белье у Дау заменяла грязным, простыни и полотенца доставала тоже из грязного белья. Ей, видимо, чистота постели не была знакома. Ну, а Дау был намного выше мелочей быта.

Мы обе получали, видимо, одинаковое удовлетворение. Только с того часа, когда Дау объявил мне так просто о своей близости с этой вульгарной девицей, внутренне я вся ощетинилась. Мне показалось, что у меня возникло брезгливое чувство даже к Дау.

Наши спальни помещались на разных этажах квартиры. Первое время под разными предлогами я избегала близости с Дау. А потом:

— Коруша, а не забузила ли ты? Я так боюсь, вдруг опять начнешь ревновать?

— Я ревновать? Ну что ты, к этой грязнуле?

— О, Коруша, это не один ее недостаток. Она не очень красива, а уж как глупа! Она не просто глупа — глупых девушек много, — она феноменально глупа.

— Дау, стыдно говорить сорокалетней жене так неуважительно о своей любимой девушке.

— Моя любимая девушка — ты. Этой Ирине я не говорил слова «люблю». Я не мог обхамить девицу, если она пришла с целью отдаться мне.

— Даунька, я никаких претензий к тебе не имею, но, кажется, сегодня она должна прийти. Пятница — это ее день.

— Корочка, я с трудом перенес ее свидание на понедельник. Очень соскучился по тебе. Хочу побыть с тобой, ничего не могу поделать. Я свою сорокалетнюю жену люблю гораздо сильней, чем всех вместе взятых молодых любовниц.

А мною овладел снова зверь ревности. Хотелось броситься на Дау, избить его, исцарапать. Сегодня и завтра он захотел быть со мной, а в понедельник эта тварь явится опять! Нет, нет. Только бы он не заметил моей злости, надо играть.

— Даунька, милый, — елейно залепетала я, — сейчас у меня свидание с Колечкой, и потом, Даунька, я до чертиков в него влюбилась. Я не могу больше и с тобой, и с ним. Я предпочитаю его одного без тебя!

— Корочка, это твое законное и святое право, — сказал, поникнув, Дау.

Да, я имела право так сказать мужу!

Выскользнув из дома, я бросилась на темную липовую аллею. Рыдания душили, свежий ветер, шум лип успокаивал. Да, но этот хам Коля после мордобоя ни разу не позвонил. Даже не извинился. Черт с ним, уж очень глуп. Почему он пользуется успехом у женщин? Нет, он не мой герой, и очень мелкий человек. В первые дни нашего знакомства одолжил деньги. Все в нем было отталкивающим. Как Дау мог поверить, что я полюбила этого ничтожного, виляющего бабника? Мне стало тошно жить, сама себе была противна. Вдруг слышу шаги.

— Кора, здравствуйте.

— Коля, вы?

— Я не первый вечер провожу под вашими освещенными окнами в надежде, что вы догадаетесь выйти. А вы все ублажаете своего повелителя?

— А почему вы не позвонили мне?

— Посмейте еще раз сказать, что ваш повелитель не узнает голосов!

— Ну, случайно узнал Витьку. Коля, почему вы придаете такое значение малозначительным фактам?

— Делать из меня дурака — это малозначительный факт?

— Вы преувеличиваете мою значимость. Подумайте, в состоянии ли я переделать природу? — сказала я, на всякий случай быстро отступив. — Что, еще драться будете?

— Нет, постараюсь больше не драться. Кора, где ваш сияющий вид, почему вы не смеетесь? Сегодня у вас уже нет радости от встречи со мной?

— Коля, если говорить очень серьезно и очень искренне, вы слишком, слишком большое место заняли теперь в моей жизни. Я никогда не была легкомысленна, а знаю вас так мало, мне очень не понравилось, когда вы без каких-либо вопросов с моей стороны так некрасиво осветили свои интимности с некой Линой и другими дамами. Согласитесь, это не по-рыцарски: честь дамы сердца должна быть священна и в прошлом, и в будущем, и в настоящем! Вы мне очень нужны! Но как с вами можно иметь дело, если вы уже впутали в наши отношения Витьку Гольданского. Мордобой простить и перенести легче, чем предательство. Витька не очень серьезен, и ради каламбура и шутки он продаст самого себя. Коля, у меня к вам появилась серьезная настороженность! Наши отношения еще не успели перешагнуть никаких границ, вы не имели права так поступать.

Стратегия моего хода нападения победила, этот хам стал серьезно оправдываться, наглость исчезла. А вдруг он по-настоящему еще влюбится? Нет, не это мне нужно, но поставить на колени прославленного бабника — в этом что-то есть.

Я не была уверена в правильности выбранного мною пути. Что делать? Так трудно мириться с непримиримым. Попробуйте не ревновать любимого, когда, мягко выражаясь, основания есть.

— Кора, что с вами сегодня, вы неузнаваемы. Молчаливы. О чем вы думаете?

— Коля, о любви! Только о могучей, только о беспредельной, всепокоряющей и всепрощающей любви!

— А разве такая бывает?

— Коля, должна быть!

— Кора, у меня путевка с 1 августа в Сочи, санаторий «Правда». Если бы вы захотели, вы бы достали себе путевку на тот же срок.

— Я уже захотела и обязательно достану путевку туда же, на тот же срок, — сказала я, а про себя подумала: "Чудесно. Спутник, таскающий чемодан. А в Сочи на «Мацесту» я должна ехать за счет девиц Дау".

— Даунька, у Коли путевка в Сочи в санаторий «Правда» с 1 августа. Ты мне сможешь достать путевку туда же?

— Коруша, конечно, смогу. Я очень рад, что у тебя все так отлично устраивается.

— Ты ведь тоже не один едешь отдыхать?

— К сожалению, не с Герой.

— Но вчера у тебя была Гера.

— Ты смела подглядывать?

— Ни боже мой! Просто в ванной никто не шумел. Все было совсем пристойно. Это почерк Геры.

Чтобы не нарваться на штраф, я говорила улыбаясь, очень тихо и спокойно. И этот взрослый младенец поверил, что я примирилась с этой Ириной!

— Да, Коруша, кое-как я преуспел. У меня сейчас две любовницы. Теперь замужняя Гера бегает ко мне на тайные любовные свидания.

В омут! К черту в зубы бросишься! Предстоящее путешествие с Колей к берегам пламенной Тавриды показалось мне невинным пустяком.

В санатории моей соседкой по комнате оказалась молодая обаятельная женщина, прокурор из Магадана. Она была умна. Очень приятно общаться с умными людьми. Мое место в столовой имело преимущество: через несколько столиков по прямой я спокойно созерцала Колечку. У него соседкой по столу оказалась молодая блондинка. Когда после обеда он встал из-за стола, блондинка повисла у него на руке и энергично поволокла его из столовой. Не спеша, из столовой вышла и я. Но их и след простыл. У своего корпуса я встретила прокурора, она шла в палату.

— А где же ваш спутник, с которым вы прибыли из Москвы?

— Увели! А вы прокурор на отдыхе?

— Ничего не поделаешь. У меня серьезная профессия. Не успели раздеться, стук в дверь. Я моментально нырнула в платяной шкаф: "Умоляю, вы меня не видели".

Вошел Коля: "Извините, где ваша соседка?".

А умница прокурор его усадила, говоря: "Подождите, она, вероятно, сейчас придет. Скоро начнется мертвый час. Пляж закрыт, она скоро появится". Остроумно ведя беседу с Л., она явно издевалась надо мной. Не скоро я выбралась из темного, душного шкафа в послеобеденную сочинскую жару августа.

— А вы еще живы?

— О, прокурор, я в людях очень ценю чувство юмора.

— Кора, объясните этот цирк.

— Это совсем не просто. Я сама себя запутала. Пойдемте лучше на пляж, после бани в платяном шкафу я хочу в море.

Я любила заплывать далеко, особенно вечером при закате, когда огненный диск солнца, у горизонта погружаясь в море, зажигает его сказочными соцветиями, а волны моря, сине-зеленые, чистые и прозрачные, вдруг пламенно искрят.

Неделю спустя я почувствовала, что кто-то плывет за мной.

— А, Колечка! Давно вас не видела. Здравствуйте. А где же ваша блондинка?

— Этой блондинкой я уже сыт по горло. А вы что, решили играть здесь со мной в прятки?

"Вероятно, прокурор выдала меня", — пронеслось у меня в голове.

— Коля, меня Дау учил, если у мужчины назревает любовная ситуация, мешать нельзя!

— Вы можете хоть здесь не упоминать имя своего бога и повелителя? Вы насквозь пропитаны его пошлыми идеями.

— Вы с успехом эти идеи претворяете в жизнь, Коля. Ведь не побрезговали, подобрали эту блондинку сразу, с первой встречи.

— Ревнуете? Ну что же, это приятно. Кора, эта блондинка знает, что мужчине нужно для отдыха. Я совсем не хочу ссориться с вами, вы мне очень нужны. С вами можно поговорить серьезно об очень серьезном деле?

— Говорите, я слушаю.

— Не здесь, разговор деловой и серьезный. Завтра у вас «мацесты» нет. Давайте пообедаем в ресторане.

— Давайте еще захватим прокурора.

— Ну нет, разговор серьезный, деловой и секретный. Вы что, боитесь быть со мной наедине?

— Нет, я вас не боюсь. Только не забыла тяжести вашей руки.

— Кора, ваш ангельский вид обманчив. Давайте не ссориться. Мне нужна ваша помощь и даже умный совет.

— Хорошо, завтра обедаем в ресторане.

Мне ведь очень нужен этот громоотвод!

Дорога в ресторан на самую вершину горы Ахун была длинная, но романтично красивая. В открытой машине упругий ветер заставлял щуриться глаза, пронизывал лицо и тело. В сочинский дневной зной это было наслаждение. Если бы мой Даунька был нормальным человеком, он мог бы быть моим спутником в этой поездке. Но, может быть, когда ему и мне перевалит за пятьдесят, он возмужает, поумнеет и, наконец, ему надоест повторять: "В Тулу с собственным самоваром? Никогда! Я не осел и не подкаблучник. На это способен только мой ученик Абрикосик. Ему очень удобно помещаться под Таниным каблуком, а мне нужны горизонты Вселенной. Я не такая, я иная, я вся из блесток и минут".

Да, он не был похож на других. Дорогой мечтала, что когда придет старость, я буду еще нужна Дау, тогда мы будем много вместе путешествовать. У нас будет длинная счастливая старость. Не ведала тогда, что мой Даунька до старости не доживет.

— Кора, о чем вы думаете?

— О вас. О том, что вы не обладаете хорошим вкусом. У вашей блондинки красивые волосы, но толстые ноги.

— Что поделаешь, если красивые блондинки со стройными ногами прячутся в шкаф.

Прокурор — и выдала! Прокурорша — баба умная, симпатичная, у нее мужская профессия, поэтому с мужчинами она легко находит общий язык. Я всегда завидовала женщинам с железным характером.

— Коля, а могли бы вы ей заехать оплеуху?

— Кора, хватит. Хотите испортить мне эту поездку? У вас садистские приемы. Женщине вредно быть злой. Добродетель женщины — доброта.

— Доброта это добродетель человечества, а частный случай доброты женщин к вам носит другое имя.

— Кора, умоляю, смилуйтесь. Еще одно слово, и я брошусь в пропасть. В объятия этой блондинки меня толкнули только вы.

— Ну, хорошо, больше не буду.

Когда сели за столик:

— Кора, нам давно надо перейти на «ты». Давайте выпьем на брудершафт. Такое трудное завоевание на «ты» с бабой у меня впервые, и даже интересно, что ты, Кора, такая колючая. Ты со мной в Сочи, а мы потеряли уже неделю, тем больше счастья впереди. Твой бог и повелитель не маячит, нам больше не мешает.

"Ну и самоуверенность", — подумала я.

— Коля, а в чем нужна моя помощь вам, или это был предлог?

— Нет, мне хотелось бы иметь друга, которому я мог бы рассказать обо всем. Кто не будет осуждать, кто будет мне беспредельно предан, не спрашивать: что, зачем и почему. Верить в меня и помогать мне. Я задумал грандиозный маневр: мой шеф Н.Н. одобрил мой план. Он великий знаток, где пахнет жареным, а ведь я его ученик. Две великие державы — Советский Союз и Америка — заключили соглашение по борьбе с раком. Как только я прочел об этом в газетах, я сейчас же обзавелся медицинскими книгами о раке и уже имею понятие, о чем, где и как нужно говорить по этой проблеме.

— И вы считаете, этого достаточно?

— Не вы, а ты. Для начала достаточно. Ведь я не собираюсь победить рак. Тому, кто совершит этот подвиг, человечество при жизни отольет памятник из чистого золота. Ну, а у меня желания поскромнее: я хочу быть академиком.

— Коля, я голосую за ваше избрание.

— Кора, не превращай серьезную беседу в легкий разговор. Не забывай, я рассчитываю на твою, Кора, помощь.

— Я вся внимание.

— Вот так-то лучше. Здесь, в районе Сочи, отдыха ет один человек, некто Жеребченко. Я хочу завербовать его в союзники. Он мне нужен. Я сюда, в Сочи, приехал из-за него. Случайно узнал место и срок его отдыха. Я завтра очень рано утром еду к нему и, если с ним столкуюсь, завтра же здесь ужинаем втроем. Согласна?

— Да, согласна.

— Быть не только моим союзником, но и помощником?

— Коля, но в этом деле я профан.

— То, что я попрошу, в твоих силах.

Когда мы вернулись из ресторана, из кустов возле санатория вынырнула блондинка и ринулась навстречу Коле, а я поспешила не мешать их объяснению. На следующий день он встретил меня на «мацесте»:

— Кора, я приехал сюда поговорить с тобой. Очень боюсь, опять будешь прятаться от меня.

— Коля, мне просто жаль эту беленькую девочку.

— Так ты что, хочешь устроить цирк в санатории? Я бегаю за тобой, эта блондинка за мной, а все посмеиваются.

— Когда она уезжает?

— К сожалению, не скоро. Кора, я хотел вызвать твою ревность, проверить твою любовь, а ты так легко уступила меня этой, как ты ее называешь, девочке. Только эта «девочка» сама забыла, когда она ею была. Ваш повелитель приучил вас к параллельным девицам.

— Так вот почему вы завели параллельную. Ничего не имею общего с вашей параллелью.

— Забыла, что мы перешли на «ты»? Почему же Дау можно параллельную, а мне нет? И потом, ты забыла: мы сегодня ужинаем в ресторане, ты дала слово.

— Вам удалось договориться с этим Жеребченко?

— Нет, Кора, он категорически отверг сотрудничество со мной, да еще назвал меня авантюристом от науки. Но ты ведь мой друг, обещала сегодня ужинать в ресторане. Жеребченко отпал, но здесь отдыхает наш химик-академик с женой. Ты и я сегодня поедем ужинать. Тебе вчера там понравилось. Я с ними уже договорился.

После ресторана вернулась поздно ночью, мой прокурор еще не спала.

— Кора, совсем загуляла. Вчера не обедала, сегодня не ужинала в санатории. Скажите, ваш муж — академик Ландау?

— А вы его знаете?

— Не знакома, но его знает весь культурный мир. Он был вчера проездом в Сочи.

— Он приходил ко мне сюда?

— Все дело в том, Кора, что он, пробыв в Сочи сутки, к вам не зашел.

Разрыдавшись, как подкошенная, я упала на постель. Было нестерпимо больно, обидно, и такой постылой показалась игра в любовников с этим "авантюристом от науки".

Даунька, единственный, любимый, ты хотел меня видеть. Я это знаю, я это чувствую, но твой такт и твое несравненное благородство удержали тебя. Ты побоялся нарушить мою идиллию.

Энергично затянувшись табачным дымом, прокурор воскликнула:

— Я ничего понять не могу!

Если прокурор и тот в тупике, а попробуйте все это описать! Сочинить такое трудно.