Академия СКАТ: между нами космос (СИ)

14.4

Йен

Да, я не ждала, что разговор между нами может произойти так скоро.

Надеялась, малодушно, что Дан будет слишком занят и не заглянет ко мне до отлёта. Но это же Идан. Ответственный, почти идеальный во всём…

“Что ж ты за воин, Йен, если пошла на поводу у страха в разговоре с мужчиной?”

— Это не то же самое, — шепчу себе под нос, споро складывая то, что оставила напоследок. Сумки давно собраны. И оставшиеся три минуты, на которые указал Идан, мне в принципе не нужны. Навесив поклажу на плечо, даже не оглядываюсь на капсулу, в которой провела последние годы, выхожу вслед за ним.

Коридор общежития пуст. Спешу к взлётно-посадочному отсеку, сегодня я буду не на смотровой площадке, как год назад, когда Дан улетал в свою первую миссию. Я буду в числе тех, кого провожают с почестями. Я смогла! Радость и предвкушение тут же меркнут при мыслях об Идане.

Почему всё так?! Прикусываю щеку изнутри до солоноватого привкуса крови. Как ни справедливо! Хочется выть раненым зверем от чувства безысходности и невозможности изменить что-либо.

Когда Идан меня поцеловал, была надежда на… не знаю, хотя бы на что-то! Слабая и крохотная, теплилась после того, как прикосновения не вызвали ничего, кроме желания поскорее отойти подальше. Но теперь, всё предельно ясно!

Ирвин, квазар его раздери, Берг во всём виноват!

И как теперь от него избавиться? Как сделать так, чтобы Дан не догадался кто именно причина моего решения. А ведь он поймёт. Рано или поздно. Возможно, даже уже понял, просто ещё не готов сам себе признаться. Нам с Ирвином к тому времени прийти бы к нему с повинной. Двоим. Сделать это вместе… хотя бы это, сообща.

Мысли заполоняли голову, лились злым, колким потоком, и я настолько ушла в себя, что не заметила, как столкнулась с кем-то, спешащим навстречу.

От неожиданности, пошатнулась, едва не упав, но цепкие пальцы удержали за плечи. Не надо поднимать голову, чтобы удостовериться, кто это. Всё нутро, все рецепторы, вся я отозвалась на эту вынужденную близость предвкушением и радостью. Ещё не хватало потереться о него довольной кошкой, что дождалась возвращения хозяина домой!

Поговаривали, на планете Мёрбиус, покрытой розовыми песками и лазурными солевыми океанами, где всё ещё процветает рабство, а у местных воинов есть целые гаремы, наложницы, перед прибытием в женский дворец хозяина принимают зелье — “тиатхе” — цветок сладострастия. Рассказывают, что дева, одурманенная соком и ароматом цветка, а также сам властелин, принявший напиток любви перед первой ночью, не видят и не хотят больше никого. В целом мире для двоих под “тиатхе” никого больше не существует.

Так и Берг для меня — квазаров властелин!

— Пусти! — толкаю в грудину, желая отделаться от захвата и хоть немного увеличить расстояние между нами.

Ирвин даже не двигается с места. Пальцы на плечах сжимаются сильнее.

— А я смотрю у тебя пунктик, да? — вскидываю голову, щурюсь, выплёвывая ему в лицо всё то, что накипело. Хочется сказать гадость, испачкать в грязных, скользких, холодных чувствах стыда и предательства. — Трахнуть девушку брата за пару минут до вылета, как сделал до турнира.

Где-то глубоко внутри мне хочется чтобы он сделал мне больно. Не как соперник в честном бою. Чтобы был повод его презирать, не видеть в нём больше мужчину! Перестать хотеть, перестать испытывать то, что чувствую сейчас, несмотря на тот словесный мусор, что летит изо рта.

Ирвин хмыкает, не поддаётся на провокацию:

— Тебе напомнить, Йенни, что для этого нужны двое? И ты сама урчала голодное "ещё".

Собственное имя, уменьшительно-ласкательное, пусть и сказанное презрительным тоном, звучит музыкой.

— Ты… просто не понимаешь!

— в самом деле не понимаю, как же так вышло, что ты динамила Дана четыре года, а передо мной расставила ноги за три секунды?

Вот оно. Тот самый удар, та самая боль, которую я ждала. Он не нанёс его физически, но мастерки сделал словами.

Пресловутые бабочки в животе, опалив крылья о горящие лезвия фраз, вспыхнув, опали пеплом, погасив тот внутренний свет, что дарила наша близость. Стало темно и сыро. На глаза набежали слёзы.

“Твою звезду, только этот идиот и может заставить меня плакать!”

— Зачем ты здесь, Рин? — шепчу, опустив голову. — Я сожалею. Каждую секунду думаю о том, что произошло, и сожалею. Ты последний мужчина во всей Вселенной, забрось нас кто на планету Соло, с кем бы я решилась разделить постель. Я бы ни за что в жизни…

Слова прервались от того, как Берг с силой тряхнул меня за плечи, словно сломанную куклу, правая ладонь взметнулась вверх, ложась на затылок. Захватив мои волосы в кулак, Ирвин заставил поднять голову и посмотреть на него:

— Ты ему сказала? — цедит сквозь стиснутые зубы, сканируя меня взглядом, останавливается на губах.

— Не понимаю. Это надежда, что за тебя всё сделает женщина или…

Горячий выдох дурманит голову, и я замолкаю, забыв, что хотела сказать. Ловлю его дыхание жадно, наполняя собственные лёгкие, всю себя, словно он мой источник кислорода и если сию минуту не получу свою дозу — умру. С болезненным стоном, принимаю жёсткий поцелуй. Он не похож на поцелуй Дана. Нисколечко. Его поцелуи были разными: робкими, неловкими, нежными, даже извиняющимися. Но такими… никогда.

Как будто мы принадлежим друг другу, знаем все потаённые углы и секреты. Наши языки сплетаются в танце, в слаженном едином ритме. Мы пьём друг друга, умираем и рождаемся заново в чувственной жажде, что дарит нам наказание и прощение одновременно.

Ирвин Берг — моя жизнь, моя отрава, моя погибель.