21.3

Ирвин

— Еще скажи, что будешь скучать, Рин! — вспоминаю, как Дан насмешливо выгибает бровь, прощаясь после выпуска. На тот момент его ежедневное присутствие рядом казалось естественным настолько, что представить целый год без брата под боком я просто не мог. Гордо фыркнув, в ответ, ответил что-то насмешливое в тон, но Дан, как часто бывало, удивил реакцией, посерьезнел и добавил грустно:

— Всегда сложнее тем, кто остается, чем тем, кто уходит.

В тот момент его фраза вызвала в мыслях волну скептичных контраргументов, но теперь я понял, как глубоко он смотрел в суть вещей. Не зная, как поддержать Йен, просто повторил его слова вслух. Ашхен ничего не ответила, сменив тему. Она вела себя страннно. Очень непохоже на все, что происходило между нами долгие пять лет. Возможно, увидев сметь, тоже пересмотрела многое за несколько часов, проведенных за копанием могилы. Я все еще не мог отделаться от мысли, что кто-то из группы уже там же, где Шакс. И что мы с кошкой вполне можем последовать их примеру в любой момент. Так себе ощущение. Я не боялся смерти. Если подумать, ничего меня не держало в жизни якорем. Родители, брат… потоскуют и переживут. Трудно уходить, когда отвечаешь за кого-то, а я свободен и потому идеальный солдат.

Слушая сбивчивую речь Ашхен (не замечал раньше за ней склонности мямлить), все еще размышляю, как хорошо, что у меня там, на большой земле не осталось обязательств. Могу делать со своей жизнью, что хочу и не думать, что кого-то подвел. Всю жизнь я оправдывал ожидания. Матери, отца, преподавателей. Всю жизнь тянулся по чужим лекалам и осуждал брата за его нежелание вписываться в общепринятую систему ценностей. Теперь вот понял, как это утомляло и отравляло жизнь. Сколько дней потрачено в погоне за химерой, в попытках поломать себя и стать тем, кем я не был. Я злился на Дана за то, каким он был. Потому что завидовал его смелости. Тому, что брат не поболся пойти против устоев, против воли отца. Не побоялся потерять уважение, любовь и стать изгоем. И ведь не стал. У Дана были друзья. Не много, но только потому, что он сам очень тщательно фильтровал тех, кого подпускал ближе, чем на пять световых лет. Дана уважали преподаватели, даже когда он был настоящей занозой и шатал правила Академии, как локатор в космическую бурю. А еще он жил. Жил так, как хотелось ему. А я? Если завтра я умру, то что было в моей жизни, кроме гонки за правильностью, успехом и признанием? И самое главное, что мне теперь до этого признания, когда каждый день был преодолением себя. Я стал лучшим пилотом СКАТ. Гордостью Академии, но отец так и не пожал мне руки, поздравляя с окончанием. Я стал тем, кем он хотел, но был ли я от этого счастливее? Правильный, достойный сын маршала Берга. Что я видел в жизни, чтобы вот сейчас было не так обидно умирать? Я дружил с теми, с кем стоило бы дружить по меркам отца. Отбирал себе компанию, каждый раз взвешивая не на весах личного интереса и симпатии, пропускал через анализатор Берга-старшего, просчитывая, расценит ли отец эту компанию достойной. Я даже девушек выбирал по этому критерию. Если вдруг мимолётный роман перерастет во что-то серьезное и дойдет до семьи, примет ли отец такую кандидатку.

Когда Идан объявил о своем романе с Ашхен, мне хотелось его убить. Мы тогда так поругались, от капсулы щепки летели!

— Никто не мешает сделать тебе так же, брат, — меня бесило, как спокойно Идан реагирует на вспышку бешенства. Как будто он уже тогда видел то, что я только сейчас понял.

— Я ж не такой бунтарь, как ты. Тебе нравится идти против всех, да? Зачем?

— Завидуешь? Может, просто тоже признаешь, что хочешь жить по сердцу, а не чужим умом?

И вот теперь, спустя почти пять лет, я дошел до этой мысли. Жить своим умом и по сердцу. Теперь мог себе признать, почему меня так бесила кошка и ее союз с братом. Она не подходила, не вписывалась. Я не мог себе позволить кого-то такого. НЕПОДХОДЯЩЕГО. Потому что это не вязалось с образом достойного и правильного сына Берга. А я хотел быть дойстойным и правильным. Больше всего на свете боялся потерять благосклонность отца. Стать для него таким же, как Дан. Искренне верил, дурак такой, что это Дан разочаровал семью и поэтому признан паршивой овцой. Нужно было оказаться на пороге смерти, чтобы услышать то, что брат твердил мне все эти годы.

Любовь семьи — это не то, что нужно выбивать потом и кровью.

Квазар!

Пусть он выживет, пусть нам еще доведется встретиться, чтобы сказать ему, что он был прав. Я должен признать это лично, глядя в глаза. И рассказать про Йен, пусть даже это приведет к разрыву. В сознании тут же всплывает его последний ответ. Дан никогда не простит мне предательства, подлого удара в спину. Нужно смириться с тем, что сам виноват. Принять этот факт и перестать трусить. Рано или поздно правда всплывет. Тем более, теперь, когда… Глупо отрицать, что меня все сильнее тянет к Ашхен. Неконтролируемо. Я ищу ее глазами, оцениваю ее состояние, как будто это мои собственные показатели. И вот сейчас необъяснимо нервничаю от разговора о загадочной болезни. Вчерашний я бы отмахнулся тем, что мы теперь здесь вдвоем и выживание напрямую зависит от этой связки, но прозревший, не хочу больше обманываться. Дело вообще не в вопросах сплотившей нас опасности. Эта дикая мысль прошибает разрядом, как если бы FBOT решил провести мне экстренную реанимацию, шарахнув током. Вслед за ним до мозга долетает последнее признание Йен. Настолько абсурдное и дикое, что я ныряю в вязкий вакуум растерянности, не понимая совершенно, что происходит. Почему? Как? С чего? Звучит как бред.

Собираюсь высказать ей все, что думаю о таких идиотских шутках, но Йен ведет влево. Она оседает на пол так резко, что я едва успеваю подхватить незащищенную шлемом голову, предотвращая удар об острые камни.

— Да что с тобой, Ашхен!

Прижав обмякшее тело к себе, сажусь на землю, запустив сканирование FBOT.

— Жизненные показатели на критическом уровне. Температура тела 41.7 градусов, — Я знаю, что для котов это примерно, как наши 39. Некритично, но плохо. Лихорадка не должна была появиться, потому что FBOT пичкал ее подпиткой. Тошнота, слабость — обычное дело. Но жар? Это что-то совершенно несвязанное с передозом катализаторов и стимуляторов.

— Квазар! — Ашхен права, в расщелину мы с ней не протиснемся. Точно не в костюме. Быстрое сканирование подтверждает, что вокруг все чисто. Нет никакой угрозы. Опустив Йен на землю, поспешно отключаю системы и запускаю рассоединение. Костюмы заберу потом. Сейчас важно понять, что с Йен и как-то срочно ей помочь. Я ведь только недавно думал, что не хочу рыть могилу еще и ей!

— Нет, твою звезду! Я не позволю тебе сдохнуть, Ашхен! Слышишь меня! Даже думать не смей! Вечно ты все делаешь мне назло! Что за мания такая?!

Злюсь на себя, ору на нее, прекрасно понимая, что она даже не слышит. Все, чему нас учили в Академии куда-то подевалось. Все эти теоретические знания, как важно сохранять холодный рассудок, как не дать себе поддаться страху и панике — все это так бесполезно перед лицом реальной угрозы. Так далеко от того, что на самом деле происходит в голове.

— Квазар! Да что с тобой делать?! — уложив кошку на приготовленную ею лежанку, вглядываюсь в побледневшее лицо. Хвост — безжизненная плетка. Как будто даже шерстинки потускнели. Обычно ершистый, он дыбился волосинками на самом кончике, выдавая постоянное напряжение хозяйки. Йен всегда была настороже.

Протянув руку, не сразу решился прикоснуться к хвосту пальцами. Ашхен не любила, когда его трогали. Помню, как-то в спарринге поймал и намотал на кулак. Как она шипела! Как есть дикая кошка. Воспоминания эти сами собой вызывают улыбку.

— Что ты за дурочка, Ашхен! Мычала не о том, ходила кругами, как кот у миски с молоком. Нет бы сказать, что делать-то. Глупая кошка!

Я ведь в самом деле не понимаю, что делать. Все протоколы, видимо, бесполезны. Возвращаясь мыслями к ее словам, кручу их так и сяк, продолжая задумчиво гладить кошачий хвост.

Я без тебя умру.

Так она сказала. Звучит дико и невероятно. Если допустить, что это правда, то что это значит? При чем здесь я и как помочь этой дурочке.

Я должен как-то ей помочь.

В голове всплывают насмешливые слова Дана:

— Надо больше читать, Рин.

Я много читал, но книги мы всегда выбирали разные. Брата интересовали старые, давно забытые накопители, привезенные первыми людьми еще с прошлой планеты. Какие-то исторические сводки…

— История лучше нас самих знает, кто мы.

Так он говорил. Наверняка, Дан знал бы ответы. Знал бы, что происходит с Ашхен сейчас. Уж он-то изучил все, что было в доступе и касалось его девушки. ее расы, истории вида и особенностей физиологии. Я никогда даже не думал о таких вещах. Куда больше меня интересовало военное дело. Стратегия, тактика.

— Опять старье читаешь? — помню, как зашел в капсулу брата вечером. — Это ведь все давно неактуально. Наука шагнула далеко вперед. То, как они жили, сражались, строили дома, лечили людей — все это устарело. Бесполезная трата времени.

— Возможно, но это интересно. Смотри, вот это тебе понравится. Здесь написано, что в одну из войн замерзших солдат обкладывали с двух сторон раздетыми женщинами. Женское тело как-то иначе отдает тепло и экспериментально было доказано, что собогревает лучше, чем мужское. В ту войну вообще ставили много экспериментов над людьми.

— Дикари! Эксперименты над человеческим видом запрещены.

— Тогда тоже были, когда это кого-то останавливало, брат?

Мотнув головой поднимаюсь. В пещере холодно, раздеться и раздеть Ашхен звучит, как дикая идея, но… как будто других у меня просто нет, поспешно скидываю свой облегающий проводниковый комбез. Сшитый из специальной ткани, он не пропускает тепло, но зато проводит нервные импульсы для лучшей связки с системами FBOT. Так же поспешно раздеваю Йен. Механически, не думая о том, что будет только хуже. Нужно попробовать. Возможно, Дан прав. Возможно, прошлое знает о нас больше, чем мы сами. Может, то, что мы потеряли с прогрессом, не такая уж бесполезная чепуха?

Ложусь на самопальную лежанку, притягивая к себе спину кошки.

— Вот смотри, тут написано: спина и ноги в тепле — человек сразу согревается, — Дан тычет мне под нос подсвеченные синим буквы на электронном накопителе знаний. Я отвожу его руку с насмешливым: — У меня нет времени на археологию, брат. Завтра важный зачет по ближнему бою.

А важный зачет вот он. Сейчас, когда вопрос не в отметках, а в выживании.

Ашхен дрожит. Чувствую грудиной, как вздымается ее спина при вдохе и опадает на выдохе. Дышит. Слава Тритону, дишит! Моя собственная спина начинает замерзать, но грудь взмокла от жара тела кошки. Потянувшись, прикрываю оголенный зад костюмом, кое-как распластав его на манер одеяла. Йен накрываю ее комбезом. Голову туманит усталостью. Слишком много всего для одного дня. Нельзя засыпать. Я должен следить за Йен, мониторить ее состояние. Вдруг ей станет хуже. От мысли, что я все равно не знаю, что делать, если это “вдруг” наступит, бросает в жар.

— Давай же, Ашхен. Ты говорила, что условие твоего выживание я. Вот он я здесь, какого хера тебе еще надо!

Йен, конечно никак не реагирует. Какое-то время я лежу, прислушиваясь к ее дыханию. В голове мелькают воспоминания. Вся история нашей вражды. Каждый новый кадр сменяется извечным вопросом Дана:

— С чего ты вообще к ней привязался, Рин. Откуда такая нездоровая ненависть?

Что ж брат, похоже, я понял, откуда. Так себе открытие. Тебе не понравится.

Загрузка...