Глава V Средневековая магия и современная синхронистичность


Элиас Эшмол, «Theatrum Chemicum Britannicum». Гармония очень важна, утверждает Нортон и перечисляет пять «Гармоний»: первая Гармония, которую нужно упомянуть, — между разумом и Работой, которая должна быть посвящена Господу, иначе все труды пойдут прахом. Вторая Гармония — между Ремеслом и работником. Третья тоже послужит вашим намерениям — гармония Работы и инструментов. Четвёртая Гармония — в подходящем месте для Работы, а его не так-то просто найти. Пятая — это Гармония и любовь между Работой и высшими сферами.


Мы оставили повествование на степени Potentia, или власти, иногда также называемой Frequentia, то есть выносливость или настойчивость. Наши герои пришли к замку Frequentia, которая прочитала mens и телу длинную проповедь о том, как нужно начать работу в саду опуса, а именно в неком длительном, упорном, терпеливом, постоянном осуществлении осознания того, что у них было прежде.

Образ садовника в алхимии появляется очень часто, и главный садовник в старых текстах — это, как правило, бог Сатурн, как всегда в Средние века, перепутанный с понятием планеты Сатурн. В алхимических текстах есть много старых гравюр, где Сатурн, как старый садовник с деревянной ногой, бродит вокруг и посещает сад, где растут так называемые солнечные и лунные растения или солнечные и лунные деревья. Итак, в ассоциациях средневековья Сатурн означает смиренное, меланхоличное, чрезвычайно интровертное, даже закрытое отношение, отрезанность от всех внешних действий, даже от чувств, и близость к холодности смерти и депрессии.


Михаэль Майер. Symbola aureae mensae. На эмблеме Сатурн поливает землю, из которой вырастают солнца и луны. Чтобы умножить и улучшить Материю мудрецов, превращённую сначала в белую серу (лунное дерево), а затем в красную (солнечное дерево), нужно постепенно, капля за каплей, увлажнять её. Сатурн присутствует в образе садовника, как указание на происхождение ртутной воды.


Здесь же не Сатурн, но Frequentia — выносливость и упорство — делает дело. Оно придает всему этому чуть более оптимистичный оттенок, но все еще очень связано с этими прошлыми идеями. И мы внезапно подходим к идее внутренней смерти также и в следующей части:


«Теперь оросите ваше тело водой живою, то есть Словом Божиим. День и ночь размышляйте об этом, чтобы у тела не было времени говорить или думать о чем-то другом. Хорошая почва — это мягкое сердце, которое стыдливо и скромно. С момента грехопадения Адама сердца людей стали тверды, как камни, и если они не будут смягчены снова словом Божиим, они останутся камнями навсегда, и вот почему мы все стали врагами Бога, пока вражда эта не будет снова преодолена благодаря высочайшему садовнику и его слуге mens. Поэтому возблагодарим Бога, который счел нас достойными того, чтобы просветить наши сердца Своим светом и смягчить их Своим словом. Идите же теперь и попытайтесь найти добродетель».


Иоганн де Монте-Снайдер (?), «Chymica vannus». Сатурн или Кронос на этой эмблеме также изображён оскоплённым, как его отец Уран. Сатурн пожирал своих новорождённых детей, поскольку ему предсказали, что один из сыновей свергнет его с престола. Однако матери удалось спасти последнего из детей, Юпитера, подложив вместо него камень. Сатурн означает Ночь, Черноту Разложения; также эту стадию называют головой ворона (Caput Corvi). Но именно эта «голова» главенствует над Работой, поскольку без разложения не может быть созидания.


Это этап алхимии, который намекает на так называемую вторую смерть, затем на multiplicatio, а также proiectio. Вновь напоминаю: пожалуйста, не ассоциируйте юнгианские термины с этими. В целом это этап, когда философский камень, после того как был создан в реторте, должен быть еще несколько раз уничтожен, а затем переделан: своего рода полное повторение работы, которое обычно выполняется четырежды. Это повторяемое уничтожение философского камня и его переработка называется rotatio, вращение через четыре элемента. После этого реторта, как правило, ломается или открывается, а затем начинается этап multiplicatio путем проекции.

Идея состоит в том, что философский камень, который есть также форма мистического золота, которое пытались сотворить алхимики, сделан, а затем брошен на другую, нечистую материю, которая не была включена в процесс, например обычное железо, обычный свинец или любой другой материал. Затем он показывает качество преобразования, поскольку трансформирует эти другие материалы через proiectio, проекцию. Он преобразует их в золото и обладает тем, что можно было бы назвать положительным, заразным влиянием на другие материалы. Если, как алхимик, вы сделали частичку материала этого мистического золота в реторте, тогда, когда вы открываете ее, она распространяется на другой материал. Иногда у этой идеи есть вариант, что вы сделали не твердое, но жидкое или питьевое золото, или род эликсира, и тогда умножение proiectio соответствует последующему исцелению других людей и других вещей. У него снова есть этот вид исходящего положительного заразного воздействия.

Этот этап также можно найти в некоторых упражнениях восточной медитации, в частности в дзэн-буддизме. После того как вы обрели самадхи — внутреннее просветление или, мы бы сказали, контакт с Самостью или ее ощущение, — встает проблема того, как жить дальше. И вот, в известной серии «Zen Buddism Oxherding Pictures» («Дзэн-буддийские пастушеские картинки»)[37], после того как новичок испытал большой опыт трансцендентности и просветления, или самадхи, есть последняя картинка, на которой мудрый старик с легкой дружелюбной улыбкой на лице идет с чашей для подаяний в сопровождении своего челы (ученика), и стихотворение гласит: «Он забыл богов, он забыл даже свое просветление. Он просто идет на рынок за подаянием, но куда бы он ни шел, везде цветут вишневые деревья».

Здесь вы видите исцеляющее влияние на внешние вещи, даже на природу. Это возвращение к наивному, бессознательному образу жизни, что означает также снова жить наивно в реальности как она есть, без каких-либо искусственных усилий сдерживания эмоций, фантазий или мыслей, а скорее содержа ее в реторте и так, очевидно, возвращаясь к начальной стадии бессознательного. На самом деле это не совсем так, потому что это уже происходит на более высоком уровне, что проявляется косвенно в том, что мастер дзэн на этом этапе достиг мягкости сердца и способности жить таким образом, который, возможно, лучше всего был описан Лао-цзы: мягкость и печаль, в которых он чувствует себя одиноким, в то время как все другие думают, что знают все, знают, что они хотят и о чем думают[38]. Здесь, в алхимическом multiplicatio, хотя и проецируемая в материю, есть та же идея: mulitiplicatio как возврат к начальной стадии, разрушение реторты, что означало бы прекращение искусственного упражнения в интроверсии и интроекции собственных проекций, таким образом позволяя бессознательному течь через себя без постоянной концентрации на этом — абсолютное переворачивание начального этапа того, что мы делаем.

Например, при анализе, когда люди делают проекции на внешний мир или наивно уступают своим чувствам и аффектам, мы стараемся заставить их принять проецирование обратно и видеть вещи объективно, как внутренний фактор. Это упражнение сейчас перевернуто, и бессознательному позволяется течь через человека, а затем оказывать положительное влияние на окружающее.

Дорн, который был в основе своей христианином, сравнивает это с размягчением сердца и подготовкой к получению Слова Божия, что означало бы чувственную реализацию христианской истины.

Дорн усиливает эту проблему сердца в своем знаменитом комментарии к статье Парацельса «De Vita Longa», который Юнг, в свою очередь, обширно прокомментировал в своей большой статье о Парацельсе. Сущность учения, представленного там, исходит от Парацельса, но Дорн добавил весьма поучительные уточнения. Ассоциации, которые Дорн, вероятно, имел в виду, таковы: сердце, согласно Парацельсу и Дорну, является местом возбуждения, эмоций и чувств, чувственной жизни, потому оно очень беспокойно. На него очень легко повлиять и оно постоянно отрицательно или положительно откликается на внешний и внутренний опыт. Тем самым оно перетруждает себя, что очень часто приводит к преждевременной смерти из-за какой-нибудь болезни кровообращения или сердца. Поэтому можно сказать, что если люди преждевременно перетруждают себя, это очень часто связано с множеством неконтролируемых чувств и эмоций, что приводит к «болезни менеджера» или сердечному приступу.

У сердца, грубо говоря, четверичная структура, по крайней мере Парацельс и Дорн видели его таким образом. Поэтому для медицинских философов того времени оно символизировало Самость, но как чувство-реализация. Они предположили, что в сердце находится определенное количество воздуха, который может вырваться наружу и вызвать внезапную смерть или инфаркт. И потому предложенное ими медитативное упражнение было направлено на то, чтобы выпустить воздух из сердца и уменьшить эмоциональные или чувственные реакции на внешние события, так, чтобы реагировать полностью на ритмы Самости. В этой работе есть попытка очень сложным алхимическим языком объяснить восстановление сердца, благодаря которому оно стало спокойным и приобрело регулярный, размеренный ритм; у него есть еще чувства-реакции, но только направленные на то, что Парацельс и Дорн называют Adech или Aniadus и подобными сложными именами.

Юнг разгадал этот тайный язык и показал, что то, что эти авторы имели в виду под этими именами, соответствует тому, что мы сейчас назвали бы Самостью. Например, Adech — это вечный человек и подобные ассоциации. Это восстановление сердца продлевает жизнь людей. Такова была медицинская теория Парацельса и Дорна, и я могу сказать только, что мне с современной точки зрения кажется, что в ней заложено многое. В нашем контексте смягчение и успокоение сердца вызывает схожие ассоциации: сердце лишается некой автономной зависимости от эго, от его желаний и импульсов, и становится мирным и обособленным. Функция чувства, оторванная от внешнего, затем открывается Слову Божию и некому чувству-реализации христианского учения. Вот в чем суть этого садоводческого процесса, и это ответ на последнее предложение, которое я до этого процитировала в тексте, где у Дорна mens говорит, что нужно выполоть все дурные мысли, вражду и злые дела; но затем Дорн внезапно совершает некий странный скачок мысли: он добавляет, что злые дела и мысли воспринимаются не телом, но animus’ом через тайное проявление его воображения, которое организм приводит в действие.

Я указала в предыдущей главе, что случился внезапный огромный поворот, поскольку до сих пор мы всегда думали, что тело есть вместилище зла и всех этих безмерных аппетитов и что mens является разумной и высшей частью личности, которая должна покорить и просветить это мятежное тело. Другими словами, то, что мы называем Тенью, проецируется на физического человека; и вдруг мы слышим, что тело не содержит в себе никакого зла, оно полностью нормально и невинно, но существуют тайные упражнения в злом воображении, которые, очевидно, исходят от человека, который мыслит злое, а затем заставляет тело выразить его. Можно сказать, что сейчас проекция Тени на тело была взята обратно; последнее вернулось к своей первоначальной невинности, и автор понимает, что проблема зла теперь в mens, внутри той части личности, которая до этого была описана как чистая и соответствующая христианскому учению. Теперь возникает идея, что источник зла есть сердце. Подводя итоги развития мышления Дорна, мы видим, что, оставляя тело в стороне, animus и anima вместе создали mens. Основная часть цитированного мною активного воображения посвящена дискуссии между mens и телом. Последнее, потерявшее anima, вышедшую замуж за mens, не хочет присоединяться к ней. Mens проповедует телу, и они проецируют друг на друга и называют друг друга сумасшедшими. Но благодаря внезапному повороту Дорн впервые включает зло в проявления animus’а. Зло вновь выведено на свет в более сознательной части партнерства, но затем оно снова проецируется, на этот раз в сердце[39]. Следующий вопрос, который стоило бы задать: куда уходит то зло, которое получает animus от своих тайных проявлений воображения?

Но сердце, в которое сейчас проецируется зло, понимается как физический или психологический орган? Здесь Дорн опять говорит неоднозначно. И сердце понимается как новый объект, на который проецируется битва, оно находится в положении между материей и духом, между духовной и материальной сущностями; именно в этой промежуточной зоне сейчас и происходит психологический конфликт. Однако еще существует христианская идея, что зло нужно полностью отбросить и оно не может быть интегрировано; оно должно быть выброшено из сердца, что значит, что отвердение сердца, его эмоциональность и мятежные реакции должны быть как-то перевоспитаны. Этот процесс в развитии науки в последнее время происходил снова и снова: бессознательное психе всегда проецируется на некую часть тела. Для Декарта, например, это была шишковидная железа[40]. Позже появился миф о мозге, который все еще имеет значение для ряда современных неврологов, психиатров и психологов, которые проецируют бессознательное на мозг. И подобным образом проекция медленно идет дальше. Самые примитивные племена обычно проецируют психе в жир вокруг почек — например, австралийские аборигены; некоторые африканские племена проецируют ее на живот; а для северо-американских индейцев местоположение психики — сердце[41], так что они на том же этапе, что и Дорн. В дальнейшем она перешла, как уже упоминалось, в шишковидную железу, а затем в мозг. Таким образом, проекция всегда падает на часть тела.

В этом отрывке нашего текста, после неудачной попытки привнести больше ясности в проблему зла, делая mens (или скорее его animus) ответственным за нее, проекция вновь начинает работать, и все снова становится неопределенным. Тело скоро справится с этим, но оно несколько медлительно и не доходит до сути немедленно. И потому mens продолжает проповедь, что в каждом виде искусства и, следовательно, также в искусстве алхимии человеку нужно то, что можно было бы назвать регулярными упражнениями в самообразовании; именно поэтому mens добавляет, что лишь немногие преуспели в создании универсального лекарства: прежде всего те, кто благодаря благодати Божией превратил себя в то, что искал. Это означает, что, прежде чем вы сможете найти универсальное лекарство, которого хотите достичь в этой работе, вы должны сначала сами стать этим лекарством.

Дорн продолжает:


«Они очистили свои тела от всякой скверны, и они удалили облако из природного тела. Поэтому я советую вам, изучающие это великое искусство, сначала молиться Богу, а потом учиться и работать, и, возможно, с вами случится так, что вы достигнете того, что даритель света может дать вам во имя Христа, но сначала отразите хорошо, что значит просить Отца в Сыне».


Здесь есть одно понятие, которое относится к длительному историческому прошлому учения о символах, — понятие облака. В алхимии символ облака играет огромную роль, поскольку слово «облако» использовалось для любого вида сублимированного или сгущенного вещества. Когда вы испаряете материал в реторте, то, естественно, верхняя часть реторты заполняется парами, и алхимик сравнивает их с облаками в небе. Образ облака также имел мистический смысл. Известен, например, средневековый мистический текст «Облако неведения», написанный в монашеских кругах неизвестным автором. Этот текст содержит ряд духовных упражнений для подготовки адепта к такому опыту.

Облако в пределах мира христианского мистицизма подразумевало, что по мере все большего и большего приближения к божественному свету путем медитации, духовных упражнений, смирения и покорности в конце концов появляется Божественный свет, но не как большая освещенность, а как затемнение света человеческого и ощущение тьмы и путаницы. С другой стороны, в языке средневековья облако было всегда связано с ментальной путаницей, вызванной дьяволом. Многие такие тексты цитируются в «Aion»[42]. Юнг собрал коллекцию, которая описывает Северный полюс как место постоянного отсутствия солнца и облачности. В этой туманности, во мгле и облаках обитает дьявол, который оттуда распространяет свою запутанную бессознательность по всему миру. Итак, облако — это то, что окружает и дьявола, и Бога, другими словами, то, что окружает символ Самости в его светлом и темном аспектах[43]. На практике это соответствует опыту, который люди не любят принимать, но к которому Юнг обращался снова и снова: с возрастанием прогресса в процессе индивидуации, чем глубже и ближе люди становятся к Самости внутри себя, тем более запутанной и сложной становится ситуация. Она не становится легче.

Мы часто спрашивали Юнга, на каком этапе процесс индивидуации был самым трудным, в начале или в конце, и он сказал: трудно было и там, и там. В начале трудность заключается в отсутствии осознания своих тени и анимуса или анимы, и большинство знает, как это может быть мучительно; эти проблемы сбивают с толку, но эта форма путаницы обычно медленно спадает. Инфантильная глупость, которой большинство людей мучают себя в начале процесса, понемногу исчезает. В этом смысле начало наиболее трудно, а затем все становится легче. Как только человек по-настоящему понял, что нет прогресса и нет иного решения, чем привыкнуть к очень простой вещи: снова и снова просто смотреть в любой ситуации на субъективный фактор всех нарушений порядка и пытаться интегрировать его на этом уровне, — многие внешние трудности и глупости, которые мучили человека, просто отпадают. Таким образом можно надеяться, что процесс индивидуализации в ходе своего развития, хоть он и страшен в самом начале, стал бы легче и удовлетворительнее, если сравнивать с тем, что происходит в духовных упражнениях, и с символизмом алхимии, который частично обещает то же самое. Алхимическая прогрессия — nigredo, albedo, rubedo и citrinitas — вселяет надежду, что возможно достигнуть лучших и высших состояний внутренней ситуации.

Это, однако, не вся правда, хотя нельзя объяснить, почему это так, но на практике мы видим, что чем дольше люди работают в этом направлении, тем более тонкими становятся признаки бессознательного и тем хуже становится наказание или отбрасывание, если человек делает даже небольшую ошибку. На начальных стадиях люди могут совершать самые страшные грехи бессознательности и глупости без необходимости платить за это многим. Природа не мстит. Но когда работа прогрессирует в течение многих лет, даже небольшое отклонение, намек неверным словом или мимолетная неправильная мысль могут иметь худшие психосоматические последствия. Это как если бы она стала еще более тонкой, двигаясь по лезвию бритвы. Любая оплошность чревата ужасной катастрофой, в то время как раньше можно было тащиться в километрах от дороги без того, чтобы бессознательное хотя бы дало пощечину или взяло реванш любым другим образом.

Сложность действительно возрастает, и это сопровождается тем, что люди на поздней стадии аналитического процесса видят сны, которые сложнее трактовать. На начальном этапе то, что сны говорят людям, очевидно. Сами люди, возможно, этого не видят, но для аналитика это не представляет никаких усилий, толкование просто лежит на видном месте на столе. Но чем дольше продолжается процесс, тем больше сны становятся явно запутанными и парадоксальными или же тонкими и очень сложными. Также и вопрос, интерпретировать ли их на субъективном или на объективном уровне, становится более тонким. Например, люди, которые прошли длинный путь в этом направлении, чаще видят сны об объективных внешних ситуациях. Это как если бы они очистили свою собственную психику: она не беспокоит их больше, их собственные проблемы тени очищаются, так сказать. Тогда определенные мировые проблемы, или мировая ситуация, или проблемы объективного окружения становятся более неизбежными или актуальными. Если в начале, как правило, не рекомендуется воспринимать сны на объективном уровне, то чем дальше идет процесс, тем больше подвергаются сомнению другие проблемы. Это делает процесс очень трудным, потому что решение, нужно ли толковать сон на субъективном или объективном уровне, принимается чувством.

Мы еще не нашли каких-либо достоверных научных критериев для принятии решения о том, указывает ли сон на какие-то внешние ситуации, которых мы еще не знаем, — является ли он, например, предсказанием будущих событий, которые не касаются личной внутренней ситуации, — или же его нужно рассматривать как внутреннюю драму, как мы обычно и привычно поступаем. Чем ближе человек подходит к Самости, тем более опасной становится ситуация и тем сильнее он влипает в облако путаницы. Итак, облако или устранение облака имеет отношение к попытке проникнуть в эту запутанную ситуацию.

В нашем тексте облако, очевидно, должно сначала быть удалено от физического тела, и это означало бы бессознательность на начальном этапе. Говоря современным языком, мы бы теперь интерпретировали это как принятие обратно проекций. Но, как я сказала, это облако не исчезает, она лишь переходит в другую область, и вы увидите, что mens быстро оказывается полностью потерянным в этом облаке.

Мы подходим к небольшому кусочку активного воображения в виде следующего диалога. Это тот диалог, в котором mens и тело дискутируют друг с другом.


Mens: Ты слышало, что сказала Frequentia?

Тело: Да.

Mens: Тебе это нравится?

Тело: Не особенно.

Mens: Почему?

Тело: Ну, это все очень сложно, я не понимаю, к чему это все.

Mens: Для твоего собственного счастья.

Тело: Ну, я надеюсь.

Mens: Скажи, ты знаешь, что есть вторая жизнь после этой?

Тело: Да, знаю.

Mens: И что есть также вечная смерть?

Тело: И об этом знаю.

Mens: Поэтому ты должно жить в этом мире, как если бы ты жило вечно.

Тело: Что ж, я пытаюсь, как видишь.

Mens: Нет, наоборот, изо дня в день ты умираешь все больше и больше.

Тело: Ты с ума сошел.

Mens: А теперь послушай: люди, которые живут в этом мире, умирают с этим миром, и только те, кто живет во Христе, умирают для мира.

Тело: Кто может понять это?

Mens: Разве ты не читало в Евангелии, что если зерно, упав в землю, не умрет, то останется одно?

Тело: Какое отношение это имеет ко всему этому?

Mens: Ты зерно, упавшее в землю, поскольку ты состоишь из земли.

Тело: Но я ведь только что слышало, как Frequentia говорила, что зерно — это Слово Божье.

Mens: Что ж, я вижу, что ты слушало.

Тело: Естественно.

Mens: Ты плохой богослов.

Тело: Пожалуйста, объясни.

Mens: Если слово, сравниваемое с зерном, относится к Слову Божию, тогда оно имеет активное значение: Слово Божье попадает в сердце человека и умирает там; но можно также понимать это в пассивном смысле, что пока тело и сердце человека, которые были посеяны в земле (то есть стали земными), не умрут и не получат затем зерно Слова Божьего, они не могут быть преображены и принести плоды. Или, выражаясь в более христианском смысле, если зерно Слова Божия не объединится с мертвым телом, то оба останутся отдельными и бесплодными.

Тело: Теперь ты еще и грамматику приплел [активные и пассивные глаголы].

Mens: Ты все еще мятежно, Тело, и я должен держать тебя на пути добродетели, но теперь мы достигли другого места.


Здесь дискуссия полностью распадается, и они просто нелогично беседуют. Mens переполняется богословских изысков, и тело очень правильно это отмечает, a mens не дает ответа, кроме выговора. Они просто играют в вопросы и ответы, оба полностью запутаны в облаках. И так, колеблясь, без какого-либо решения, они стучат в замок Virtus, которая является пятой философской степенью.

Virtus — то же самое слово, что и английское virtue (добродетель), но в XVI веке оно еще не полностью имело такой смысл. Корень его — Vir, мужчина. И потому Virtus в языке XVI века имеет отношение к мужской активности, так сказать, эффективности и результативности. Говорится также о virtus химического вещества, и тогда это значит его активное воздействие. Если вещество обладает virtus сделать это или то, это означает, что оно имеет активное влияние на прочие химические вещества. Мы должны понимать virtus в этом смысле.

Вот вкратце обсуждение:


Mens: Пожалуйста, откройте ваши царские врата.

Virtus: Кто там? Кто вы?

Mens: Два ученика философии.

Virtus: Чего вы хотите?

Mens: Научиться добродетели.

Virtus: Это хорошая вещь, в которой нельзя отказать, но кто был вашим учителем раньше?

Mens: Философская любовь и Frequentia.

Virtus: Я рад, что вы начали оттуда. Почему вы начали свое изучение?

Mens: Чтобы найти истину.

Virtus: Корень и мать всего, что создал Бог, — открытие истины. Но чего вы хотите сейчас?

Mens: Мы хотим применить это на практике.

Virtus: По отношению к кому?

Mens: К Богу и ближнему.

Virtus: Это хорошее намерение, и я надеюсь, Бог даст вам успех. Как вас зовут?

Mens: Меня зовут Mens, а этот парень — Тело.

Virtus: Как вы получили эти имена?

Mens: Я получил свое имя от Философской любви, а Тело просто [vulgo] так называется.

Тело: А что общего у Mens с Телом?

Mens: Ничего, мы ссоримся по каждому поводу.

Тело: Что я слышу?

Virtus: Тело не хочет оставить мир. Все, что попало в мир, бежит от спасения и может быть возвращено только с величайшим усилием. Но, пожалуйста, входите, братья, и я увижу, что я могу сделать для вас. Садись, тело, ешь и пей, Mens я покормлю отдельно.


Затем следует еще одна молитва Virtus, чтобы Бог помог в работе, после чего Virtus добавляет полемику против раскола между богословием и virtus: другими словами, против интеллектуального теоретизирования, которое отделяет образ Божий от virtus, где последнее означает этические обязательства и поведение. Он настаивает на том, что истина того, как человек думает, и истина того, как он действует, должна оставаться одной и той же, выступая против известного раскола, когда интеллект думает одно, а этические и моральные обязательства записаны и положены совсем в другой ящик.

Для нас это более или менее очевидная проблема, которая не отличается от того, что мог бы сказать любой современный христианский писатель. Мы все знаем, что большинство людей, или очень многие, обладают разобщенной психологией: когда они пишут статью или читают книги, или, например, когда духовенство проповедует, они включают одну часть своей личности, а когда речь идет о поведении дома или в практической жизни, они включают другую. У большинства людей это разделение бессознательно. Если пытаться их прижать, цитируя то, что они сказали пять минут назад, то они просто начинают выдумывать, беспокоиться или раздражаться. В анализе встреча людей лицом к лицу с их разобщенной психологией никогда не обходится без огромного эмоционального взрыва. Эти части личности водонепроницаемы и отделены, и если попытаться открыть дверь между ними, обычно неизбежна потрясающая путаница и отчаянная борьба человека за то, чтобы не видеть проблему. В анализе в этот момент врач должен быть осторожным и терпеливым, поскольку становится необходимой полная реорганизация личной психики. Дорн, у которого, естественно, были те же проблемы, что и у нас, тем не менее спорит с этим.

Затем он продолжает:


«Во всех естественных вещах [под которыми он понимает химические материалы] есть определенная истина, которую нельзя увидеть своими физическими глазами, но только с помощью mens. Это опыт философов, и они в то же время ощущали, что существует virtus, который может творить чудеса. Потому не стоит удивляться, что люди, чья вера велика, могут творить чудеса и что они могут даже подчинять неорганическую материю своему virtus».


Эта идея имеет давнюю историю. Она пришла в западный мир через философию Авиценны, или Ибн Сины, великого арабского богослова и мистика. Как и большинство исламских мудрецов, он верил в возможность творить чудеса с помощью магии. Он верил в такие вещи, как геомантия, астрология, пиромантия и так далее. Мы знаем, что Дорн также верил во все виды магических процедур, которые, придя из поздней античности, продолжали жить в арабском мире и вернулись в западный научный мир в X, XI и XII веках.

В своей книге о душе, которая была частично переведена на латынь в XI веке, Авиценна дал следующее объяснение магии: что Бог, само собой разумеется, способен творить чудеса contra naturam. Он может погасить или разжечь огонь, вылечить неизлечимую болезнь или сделать что-либо еще. Для мусульман это очевидно. Аллах всемогущ. Но, согласно теории Авиценны, если магически одаренная личность в состоянии медитации и внутренней экзальтации может приблизиться к этому магическому творческому потенциалу Бога, тогда она, так сказать, разделяет его с Богом, и если на этом этапе она страстно желает чего-то, это появляется во внешней природе как чудо. Это учение было принято Альбертом Великим и затем обнародовано в западной натурфилософии в целом.

Очевидно, это относится к тому, что мы назвали бы синхронистическими событиями. Мы тоже убедились, что всякий раз, когда архетип интенсивно концентрируется в чьем-либо бессознательном, могут случиться внешние синхронистические события, соответствующие внутренней ситуации. Мы бы назвали это, как делает Авиценна, экстатическим контактом с творческой силой Божества, но синхронистические события происходят не только с людьми в подобном состоянии. Как указывает Юнг в своем эссе о синхронистичности, такие явления, как правило, возникают там, где есть большое эмоциональное напряжение из-за констелляции архетипа, что всегда создает эффект сверхъестественности.

Всякий раз, когда архетип констеллируется в чьем-то психическом материале, появляется очень большое количество сознательных, а иногда бессознательных эмоций, которые может заметить сторонний наблюдатель. В таких ситуациях наиболее частая кластеризация синхронистических событий происходит лишь в непосредственном окружении и в момент начала психотического эпизода, что означает, что некий бессознательный архетипический контакт констеллировался настолько, что эго-комплекс взрывается.

Моя первая встреча с подобным несколько десятилетий назад произвела на меня глубокое впечатление. Я читала лекции в маленьком городке в чужой стране, и после одной лекции меня полностью высосал и обглодал человек, который был явным шизофреником, хотя также и очень умным, талантливым художником. Я обсуждала с ним всевозможные темы. Затем я ничего больше не слышала о нем, за исключением нескольких сумасшедших писем, на которые я никогда не отвечала, но примерно полгода спустя я получила телеграмму: «Пожалуйста, пожалуйста, помогите мне, я двойной», подписанную его именем. Поскольку это происходило в мои студенческие годы, у меня было время, и поскольку такой отчаянной была мольба в его телеграмме, а город, в котором он жил, был не очень далеко, я поехала туда на поезде. Когда я пришла в его квартиру, я обнаружила, что его поместили в местную больницу, так что я пошла туда, был очень рад видеть меня и находился на пути к выздоровлению. У нас состоялся довольно приятный разговор. Он сказал мне очень удивительную вещь, и я уточнила это у его жены, которая подтвердила. У него была религиозная мессианская мания величия: он был убежден, что спасет мир, и мания медленно развивалась. Это была констелляция архетипа. С возрастом он все более и более идентифицировал себя как нового Христа, но в конце концов его жена, которая не хотела верить, что он Христос, стала настолько раздражать его, что он взял топор и сказал ей, что в ее мозге сидит дьявол, которого он мог изгнать, только ударив ее топором и расколов ей голову. Разумеется, она позвонила врачу, а врач вызвал полицию.

И вот врач с двумя полицейскими пришел в квартиру, чтобы удержать его от убийства жены. Там был коридор, через который входили в квартиру, и в тот момент, когда вошли двое полицейских и врач, человек стоял в этом коридоре и в бреду говорил: «Теперь я распятый Христос». В этот момент раздался сильный грохот. Огромная лампа, стеклянная люстра, которая освещала практически всю квартиру, взорвалась, и все они оказались в темноте среди тысяч осколков, двигаясь на ощупь, пока наконец не забрали этого человека в больницу.

Итак, это были синхронистические события. Этот человек чувствовал, даже позже, в больнице, где он рассказал мне эту историю, что это было доказательство того, что он был Христом, потому что, когда Христос был распят, померк свет солнца и луны! Свет погас, когда Христос был пойман злыми силами! С другой стороны, можно понять это и так: погас не свет солнца, но рукотворная лампа, которая есть не космический свет, но свет эго. Погасший свет был синхронистическим, символическим сопровождением взрыва его эго, лампы, представляющей его эго-сознание. Но этот человек интерпретировал это, как характерно для сумасшествия, в контексте своего сумасшествия.

Это трагическая вещь, которую очень часто можно увидеть на данном этапе и которую позже я также видела при вспышках психотических эпизодов, что эти синхронистические события утверждают безумных в их безумии, потому что для них это кажется доказательством того, что они правы. Даже внешний мир начинает вести себя в соответствии с архетипическим мифом, который поглотил их. Так, интерпретируя события в архетипическом контексте, с которым они идентифицируют себя, они ощущают это как подтверждение, которое выступает в качестве трагического подкрепления разрушения эго-сознания.

Это только один пример, показывающий, что своего рода эмоциональный экстаз — или скорее эмоциональная одержимость архетипом — совпадает с большей частотой событий синхронистической природы. Это также часто происходит, когда люди эмоционально охвачены каким-то творческим процессом, который всегда близок к состоянию безумия: это просто «позитивный» вариант безумия, вокруг которого часто кристаллизуются синхронистические события.

Есть и другие обстоятельства, в которых происходят синхронистические явления. Иногда они подтверждают сны, как бы поощряя развитие, предложенное бессознательным. Кроме того, чем дальше человек продвигается, тем больше он способен «читать» синхронистичности. Такие ситуации, естественно, уже наблюдались в прошлом. Но тогда их интерпретировали не как синхронистичность, как мы делаем сейчас, но как магию. В Средние века, например, мой пример интерпретировали бы так: этот человек приблизился к творческой силе Бога и поэтому сейчас разделяет способность Бога заставить лампу взорваться. Из-за раскола богообраза в христианстве другая сторона в Средние века сказала бы, что это произошло потому, что он стал ближе к дьяволу. Другими словами, если нам приходится решать, следует ли называть это патологическим совпадением или синхронистичностью, происходящей вокруг творческого процесса, то в те времена это назвали бы Богом в любом случае, будь то Бог наверху или Бог внизу, христианский Бог или дьявол: если синхронистичности совпадают с общим мировоззрением, то это Божье дело, а если не совпадают, то это работа дьявола. Сегодня мы смотрим на этот раскол в других терминах: патологический или не патологический, но это тот же раскол. Отказываясь принять такие категории и принимая опыт на символическом уровне, мы можем помочь человеку интегрировать себя и таким образом предотвратить или сократить психотические события.

Многие средневековые теории о деятельности христианских целителей и святых и их способности творить чудеса объясняются теологически теорией Авиценны. У Дорна все еще та же идея, но только в смысле христианских святых: он не особо озаботился проблемой дьявола, скорее проигнорировал ее. Со своим оптимистичным христианским мировоззрением он считал, что благодаря virtus алхимик тоже может соединиться с творческим потенциалом Божества и творить чудеса — в это верили многие алхимики. Они все больше и больше обнаруживали, что их чисто химические естественнонаучные усилия не помогли им сделать золото, и поэтому они приходили к мысли, что это может быть достигнуто чудесным образом.

Замечание Святого Фомы Аквинского, что алхимия не принадлежит к числу естественных наук, что это сверхъестественная работа, подобная сотворению чудес, снова поднимает эту идею, которую можно найти во многих других средневековых традициях. Интересно, однако, что Дорн верит, что чудо зависит не только от контакта с творческой силой Бога, но и от того факта, что та же истина, которая существует в Боге, существует и в вещах. Стекло, например, несмотря на свою хрупкость и другие качества, будет в своей сути иметь нечто от творческого потенциала Божества и разделять божественную тайну, которую никто не может видеть. Внешне это всего лишь обычное стекло, но если увидеть его внутренним зрением, можно установить магический контакт с ним, который мог бы заставить его взлететь до потолка или выполнить какое-нибудь другое чудесное действие. Вы делаете это, мысленно глядя в суть, скрытую за материей.

Дорн продолжает:


«Тело — это тюрьма, через которую virtus [имеется в виду магическая эффективность души] блокируется и через которую не может проявиться дух природных вещей [то есть такой дух, который мог бы быть в стекле]. Дух в вещах есть нечто подобное религиозной вере человека. Люди верят, что если высушить мертвую ядовитую змею и положить ее на рану, она, как магнит, вытянет яд. Многие используют ядовитых змей, чтобы извлекать яд из тела, но они не спрашивают, почему, у них нет теории, они просто знают, что это помогает, и потому делают так, но алхимик спрашивает, почему так происходит».


По словам Дорна, тело препятствует душе так же, как духу материи препятствует материя. Если мы освобождаем оба вместе, то они встречаются, и тогда могут случиться чудеса. Дорн не отрицает, что можно вылечить инфицированную рану, посыпав ее порошком из ядовитой змеи, но он добавляет, что это доказывает, что всегда можно лечить подобное подобным. Экстракт порошка из ядовитой змеи был одним из лекарств в то время. Экстракты из яда и из змей используются в медицине и сегодня. Дорн считает, что яд-дух змеи действует на яд-дух в теле, потому что подобное притягивает подобное. Такова была идея в медицине XVI века, которая довольно далека от истины. Из этой идеи они делали вывод, что тот фактор во внутренней личности человека, который является его верой или отношением к Богу, также существует в вещах как духовная тайна. Если тот и другой могут войти в контакт и быть освобождены, то они синхронизируются.

Дорн продолжает:


«Алхимик всегда исследует, чтобы обнаружить, из какой части неба приходит нечто, а затем он исследует анатомию большого творения, чтобы сравнить его с небольшим, микрокосмом. Это может быть сделано четырьмя инструментами: геомантией для проблем земли; гидромантией для проблем, связанных с водой; пиромантией для проблем, связанных с огнем; и астрономией для того, что имеет отношение к небесным добродетелям, в двойном смысле этого слова».


Итак, здесь имеется странная и интересная идея, что религиозная вера в неизвестной части личности совпадает с духом в материальных вещах, и если они оба освобождены, могут быть сотворены чудеса. Чтобы исследовать это дальше, нужно использовать четыре метода предсказания, потому что анатомия макрокосма всегда исследуется в сравнении с микрокосмом[44].

Здесь, в очень коротком наброске, собрана целая философия средневековья, о которой вы сможете узнать больше, если перечитаете эссе Юнга о синхронистичности. У него есть несколько глав о технике, путем которой архетипическая концепция синхронистичности воспринималась раньше[45]. То, что Юнг решил назвать термином «синхронистичность» (таким образом освобождаясь от смутной идеи о магической причинности), понималось в прошлом (пока не было полностью отвергнуто в конце XVII века) как соответствие: учение о correspondentia микрокосма и макрокосма. Это в некотором смысле архаичная основа всех магических действий человечества. Например, все имеет свои аналогии, и аналогии не только в том, что мы сейчас назвали бы параллелизмом формы, но также и тайную связь эффективности. Например, в африканской магии дождя наиболее распространенным способом вызвать дождь является выливание калебасы воды при чтении определенных заклинаний и молитв, сопровождаемых определенными танцами.

Другими словами, большая часть всех магических действий — это повторение в малом масштабе того, что в то же время происходит в большом, космическом масштабе. Если это делается с правильным психологическим отношением, тогда есть параллель между тем, что делает микрокосм (человек), и тем, что происходит в макрокосме (всем окружающем мире). Заклинания дождя и плодородия и подобные им всегда основаны на этой идее. Одно из наиболее часто встречающихся верований среди первобытного населения — то, что совокупление мужа и жены на поле приносит плодородие, поскольку тому, что делает человек, станет подражать природа, но здесь пара имитирует природу и таким образом призывает ее к тому, что она сделала бы в любом случае. В магической идее, в этом «примитивном» представлении о мире, есть такое единство внутреннего и внешнего мира, а также человека и окружающей вселенной, что они имеют естественное взаимное магическое воздействие друг на друга, и оно может начаться на любом конце. Такова была идея, которая все еще существовала в XVI веке.

Как уже упоминалось, когда астрологи видели, что у кого-то несчастливый гороскоп, они обычно использовали химическую противомагию, чтобы переломить макрокосмическое сочетание звезд. Джордано Бруно, например, считал, что астрология и астрологические созвездия влияют на происходящее на земле, и наоборот. Поэтому, если сделать правильное сочетание веществ или рисунок астрологических созвездий на бумаге, это также повлияет на звезды. Это была та же идея, которая заставила папу Александра VI требовать контргороскопических действий против плохого сочетания планет в его гороскопе: если макрокосм воздействует на нас своими созвездиями, то и обратное направление тоже должно работать.

Учитель Дорна, Парацельс, разделял эту веру со своим учеником, но с небольшой разницей. Парацельс не думал, что астрологические созвездия воздействуют на тело непосредственно, но считал, что внутри человека есть своего рода образ небесной тверди с ее звездами и что созвездия внешнего небосвода влияют на этот внутренний небосвод. Например, положение Венеры на небе влияет на положение моей внутренней Венеры, которая затем влияет на мое физическое благополучие во благо или во зло. Итак, Парацельс придерживался срединного мнения — идеи внутреннего космоса небосвода и изменения его созвездий.

Это интересное начало «взятия проекции обратно». Мы бы сейчас сказали с психологической точки зрения, что в астрологии содержание коллективного бессознательного проецируется на созвездия на небе и что в случае Парацельса эти проекции начинают возвращаться во внутреннюю психику.

Парацельс считал, что окончательное воздействие идет от созвездий, но что подобное есть также внутри человека. Проекции, таким образом, были возвращены внутрь человека. Мы бы сказали, человек имеет сочетания архетипов внутри себя, и они влияют на него. Обычно, когда проекция возвращается к человеку, она сначала распадается на две части, из которых одна интегрируется, а другая отбрасывается. В этой древней системе у вас просто есть этап, когда коллективное бессознательное, спроецированное на звезды, частично возвращается как нечто в человеке, где у него есть двойник, его отражение, с которым можно связаться различными методами магии. Например, Парацельс практиковал геомантию, чтобы узнать о земных вещах.

Юнг некоторое время интересовался геомантией. Вы берете карандаш и ставите некоторое количество точек наугад, не считая; или, как делал это Юнг, просто берете горсть мелких камешков и бросаете их. Идея состоит в том, чтобы получить чисто случайным образом количество единиц, которые вы затем отсчитываете по два, и в конце у вас остаются одна или две точки (или камня). Вы повторяете это шестнадцать раз (четыре раза по четыре) и затем рисуете фигуры. Давайте предположим, что в первый раз осталась одна точка, во второй и в третий раз по две, а в четвертый раз одна, что дает фигуру, называемую career, тюрьма. Еще одна фигура называется puer, ребенок, и так далее. Существуют различные возможные фигуры.

Эти комбинации имеют названия, и вы сначала строите четыре такие фигуры. Затем вы производите с ними различные математические перестановки, к примеру, вы берете верхние из первых четырех, и эти первые четыре фигуры называются матерями, а следующие — дочерьми. Из дочерей получаются племянники, а из племянников вы сделаете судью, двух свидетелей и помощника судьи, и это даст вам конечный результат. Эти цифры подобны астрологическим созвездиям и имеют символическое значение. Тюрьма принадлежит Сатурну и означает меланхолию, больницу, болезнь — все астрологические ассоциации Сатурна. Каждая фигура имеет различную архетипическую коннотацию.

С помощью этих фигур вы строите астрологическую карту, именно поэтому их также называли земной астрологией, так как вместо того, чтобы взять верхние, небесные созвездия, вы сами себе строите созвездие с помощью точек или гравия, а затем помещаете его на астрологическую карту и читаете его, как будто это она и есть или же будто это транзитный гороскоп. Тогда, как и с астрологией, вы можете посмотреть в книгах и узнать, что будет означать carcer в первом или третьем доме и так далее. Такова предсказательная техника геомантии, распространенная в те времена.

В гидромантии нужно смотреть в чашу с водой для прямого предсказания. Это своего рода поддержка для вдохновения, как вглядывание в кристалл или взгляд на чайные листья или кофейную гущу. Не знаю точно, как практиковалась пиромантия, но ей нужно было заниматься, глядя в огонь. Есть различные возможности: вы наблюдаете форму пламени или свечение углей, или вы обжигаете что-то, а затем смотрите на трещины на нем. Китайцы использовали для этого панцирь черепахи. Старейший китайский оракул, старше, чем «И Цзин», состоял в том, чтобы нагреть панцирь черепахи в огне, а затем читать по трещинам. Эскимосы Северной Канады смотрят на трещины на кости, которую они положили в огонь.

Я знаю деревню в кантоне Ури в Швейцарии, где церковь и кладбище находятся на разных берегах маленькой речки и нужно пройти по дороге и по мосту, чтобы добраться до кладбища. Все похоронные процессии должны идти так, и когда люди идут с гробом или позади него по этому пути, они всегда смотрят на трещины на мосту и по ним могут сказать, кто умрет следующим.

Несимметричные узоры трещин часто используются для вывода наружу знаний бессознательного. Техника плавления свинца такова же. На мой взгляд, эти вещи нужно делать с эффектом катализатора. Я не верю, что трещины на самом деле предсказывают что-либо, но наше подсознание знает. Например, в вышеприведенном примере бессознательное знает из своего «абсолютного знания», кто умрет следующим, но люди не могут получить это знание непосредственно. Они должны смотреть на спутанные узоры трещин, которые катализируют проекцию.

Я пришла к этому выводу после того, как посетила однажды весьма известного хироманта, который читал по ладони. Линии на руке всегда представляют собой неправильные узоры и морщины. Этот человек провел очень хорошую работу и поставил все на научную основу. Нужно было положить руки на воск и нажать, чтобы получился отпечаток. Он написал книгу о своем методе, которая казалась очень научной, но я так и не могла «въехать» в нее. Поэтому, когда он закончил, я занудно пристала к нему и спросила, действительно ли в линиях есть информация. К моему удивлению, он сказал: «Нет, ее там нет вообще!» (а ведь он написал об этом книгу!). Он сказал: «Когда кто-то входит в комнату, я знаю все об этом человеке. (Он был очень медиумическим, психическим человеческим типом.) Я просто знаю это, но я не могу это выразить, я не могу сформулировать это, и потому я пользуюсь этими линиями на ладони. Я притворяюсь, что смотрю на эти линии, и затем то, что я знаю, катализируется или проецируется в них. Я читаю по линиям, но на самом деле я знаю все это в момент, когда человек вошел в комнату». Я думаю, именно поэтому в большинстве примитивных методов гадания есть идея создания хаотического узора, в котором можно прочитать то, что человек уже знает.

В Африке существует широко распространенная практика: съев курицу, вы берете кости и бросаете их как попало, в виде спутанного узора, и по тому, как они упали, вы читаете ситуацию. Это почти то же самое, когда рисуешь из бессознательного, и это также техника теста Роршаха. Вы показываете людям много точек и спутанных узоров, и таким образом они читают то, что находится в бессознательном.

То же самое касается всех тестов, связанные с проекцией. Я читала, что в суданском племени азандов дают яд цыплятам, чтобы определить, является ли человек преступником[46]. Если цыпленок умирает — человек виновен, если остается жив — он невиновен. Азанды повторяют это гадание несколько раз, чтобы подтвердить приговор. Это относится к той же категории, что и ходьба по огню и другие «суды Божьи». Это не вопрос о предсказании в нашем понимании, это вопрос виновности или невиновности, или-или. Поэтому я думаю, что не стала бы сравнивать этот метод с методами гадания, которые предполагают игру.

Я могу объяснить свою мысль следующим образом. В приложении к своей книге о животном как социальном существе Портман обсуждает очень интригующие факты о способности крыс к обучению. Лабораторным крысам пришлось пролезать через лабиринты различных видов, чтобы найти пищу. Экспериментатор был уверен, что крысы могут обучаться, и он обнаружил, что они выполняли задачу на сто процентов, так что он опубликовал фактические результаты своих экспериментов. Но другой исследователь, который не верил, что крысы обучаемы, дал такой же лабиринт таким же крысам, и они не могли справиться с этой задачей и вели себя совершенно глупо[47].

Сейчас широко обсуждаемой проблемой в кругах зоологов является такая: играет ли роль внушение экспериментаторов их подопытным? Если окажется, что бессознательные ожидания и вправду влияют на поведение животных, как тогда проводить объективные эксперименты? Портман не принял ни одну из этих точек зрения, он просто опубликовал оба результата. Если правда, что есть влияние на животных (а я полагаю, это может быть правдой), то только представьте себе всю деревню, в архетипическом эмоциональном возбуждении ползающую на корточках около полуотравленного цыпленка, чтобы узнать, Джона или Джека нужно убить! Это образовало бы огромное эмоциональное коллективное напряжение и могло бы повлиять на поведение животных, если даже вера лишь одного исследователя может сделать крыс — и даже не отравленных крыс — умнее или глупее.

В Лос-Анджелесе практика тестирования детей ради выявления умственно отсталых или умственно одаренных детей была отменена из-за исследований, показавших, что учителя тесно идентифицировались с детьми в своих классах. Например, если учитель был убежден, что его дети плохие ученики, то они показывали низкие результаты, и наоборот. Я думаю, что нужно отменить намного больше подобных испытаний и экспериментов, потому что они ни в коей мере не являются объективными. Эмоциональная вера экспериментатора играет огромную роль и влияет на потенциал ребенка положительно или отрицательно.

Когда Юнг начал изучать астрологию для своей книги о синхронистичности, он считал, что гороскопы для некого числа супружеских пар будут демонстрировать более высокую степень совместимости, чем случайная выборка для не состоящих в браке людей, и это было так, до совершенно удивительной степени. Но потом он почувствовал себя неловко и спросил себя, действительно ли это объективно. Сидя в Боллингене, он посмотрел на камни своей башни — они образуют неравномерную дугу, — и, когда солнечный свет проник через листья, он вдруг увидел лицо в камне, смеющееся над ним. (Позже он взял зубило и уничтожил его; вы до сих пор можете увидеть это.) Потом он почувствовал себя еще хуже и подумал, что бог-трикстер, Меркурий, подшутил над ним, несмотря на эти чудесные статистические доказательства![48] Он попытался повторить эксперимент, на этот раз без каких-либо личных убеждений, и статистика оказалась обратной! Таким образом, даже статистика может подшучивать. Он опубликовал все это в своем эссе о синхронистичности. Но, хотя люди читают это, они не понимают, что это значит.

Однажды я читала лекции в ЦЕРНе, ядерном центре в Женеве. Когда я упомянула о синхронистичности, раздался хохот, и эти знаменитые физики сказали: «О, мы это знаем просто прекрасно: наш компьютер абсолютно всегда отвечает так, как мы от него ожидаем. Если мы страстно верим в ложную теорию, компьютер просто действует в соответствии с тем, что мы ожидаем, а потом коллега, который в эту теорию не верит, работает на компьютере пару часов и получает совершенно другой результат». Это их очень развлекло. Но когда я попыталась вернуть их к реальности и сказала: «Ну, господа, пожалуйста, отнеситесь к этому серьезно», один из них сказал: «О, это все вздор, синхронистичность — это ерунда». Он был в состоянии аффекта — его выдавал тон голоса.

Эти физики признали свой опыт, но не отнеслись к этому серьезно с научной точки зрения, потому что все их мировоззрение перевернулось бы с ног на голову. Несмотря на свой опыт, они не хотели признать правду. Это было довольно нелепо, поскольку они сначала засмеялись и сказали, что знали, что компьютер так делает, а потом делали вид, что это ерунда. Это еще один пример разделенной психологии.

Все эти мантические процедуры основаны на идее синхронистичности или ее предшественнице, магической причинности. Дорн верил в это, и это было то, что он на самом деле в конечном счете понимал под virtus,или добродетелью, — возможность того, что человеческая психика, которая стала сознательной, может творить чудеса.


Загрузка...