Алхимическое активное воображение

Глава VI Vir unus / Unus mundus

В предыдущей главе я привела отрывок, где Дорн говорит о возможности более теоретического обозрения и понимания всей ситуации. Он делает различие между врачами и алхимиками, которые используют скелет ядовитой змеи для извлечения яда из крови в ране, например, но не думают об этом, в то время как другие, как он сам, исследуют анатомию микрокосма и макрокосма. Рассматривая способы получения такой информации, Дорн упоминает четыре вида предсказания, связанные с четырьмя элементами. Такое искусство предлагает возможность понимания более широких связей между вещами.

Дорн продолжает:

«Поэтому следует всегда начинать с себя в упражнении частоты. Поэтому mens должен научиться милосердию к своему собственному телу и ограничить его неправильные импульсы. [Теперь вы видите регрессию: тело снова неправильно. Дорн начал снимать проекции, но как только появилась проблема зла, он начал меняться]. Mens должен ограничивать неверные желания тела, так чтобы оно служило mens во всем, и тогда он должен выпить с mens из источника добродетели. Затем mens и тело станут едины, и будет мир в союзе. Поэтому приди, тело, к этому источнику, чтобы вы могли пить из него вместе с mens и после этого больше не испытывать жажды. О чудесное действие этого источника, что делает из двух одно и устраивает мир между врагами. Источнику любви удалось сделать один mens из Spiritus и anima, но этот источник также может сделать единого человека из mens и тела».

После второго объединения идет молитва благодарности за то, что был создан единый человек, или внутренний человек, когда они выпили вместе из колодца любви. Это весьма удивительно! Spiritus и душа вместе сделали mens, а потом начался большой раскол и конфликт с corpus. Вы помните, как трудно было собрать их вдвоем и как долго они сражались, и вот быстрой сменой кадра они показаны пьющими вместе из колодца любви и ставшими одним.

То, что получилось, теперь называется vir unus, то есть «единый человек». Это ссылка на церковную традицию, в соответствии с которой человек (как сказал Отец Церкви Ориген) первоначально состоял из множества различных mores — можно сказать, из одиночных характерных импульсов, а сегодня мы сказали бы о различных наследственных признаках, и, как также сказал Ориген, пока грешник (бессознательный человек) не обратился в христианство и не прошел христианского этического обучения, он состоит из различных mores.

Он сказал, что стада скота и стаи птиц, и все различные народы есть в тебе, и все тянут в разные стороны, и только через благодать Святого Духа и обращение в христианство ты становишься vir unus, единым человеком или, как мы теперь сказали бы, целостной личностью.

Так что вы видите, что то, что мы теперь называем процессом индивидуации, которая имеет цель единства, становления единым человеком, уже существовало в проекте. Хотя Дорн не видел всех этих стад скота и народов в человеке, он видел, что человек тоже состоит из разных побуждений и тенденций и что их нужно сначала разделить и уточнить, а затем снова собрать вместе водой источника любви.

Затем он повторяет пятую степень: «Каждый предмет обладает своей добродетелью». Теперь мы знаем, что такое добродетель. Virtus — не только этическая добродетель, но еще и эффективность.

«Каждый предмет имеет определенный вид воздействия. Каждый предмет имеет свою силу и свое небесное влияние, которые нельзя увидеть внешними глазами, можно увидеть только их воздействие, как, например, притягивание железа магнитом. Но добродетель, магнитный virtus, остается скрытой, и никто не может увидеть ее в магните, потому что это дух».

Это типичная примитивная точки зрения, продолжение того, что можно найти в древней философии. Естественно, что раньше люди были — а примитивные народы и сегодня — чрезвычайно увлечены эффектом магнетизма. Как и электричество, он был большой загадкой для них. Это можно понять, если посмотреть на вещи наивно. Магнит, который притягивает кусок железа, имеет какое-то духовное влияние на него. Для первобытного сознания это демонстрация того, что дух может влиять на материю, и первобытный человек думает, что это происходит все время и везде, другими словами, все объекты имеют такие электромагнитные силы и этими силами оказывают влияние на окружающие объекты. Это было то, что Дорн и алхимики называли духом в материи.

«Также и у вина также есть такие невидимые силы, потому что его дух греет и высушивает человека, в то время как его тело заставляет чувствовать себя прохладным и влажным».

Это очень верно, потому что если человек пьет вино, он умственно или психологически разогревается, духовно и умственно навеселе; с вином хорошего качества человек приходит в некую экзальтацию, но организм после избытка алкоголя получает тяжесть и тошноту. Для Дорна психологический эффект алкоголя был еще одной демонстрацией того, что материальные вещи обладают тем, что мы могли бы назвать добродетелью.

«Есть такие добродетели и в других предметах, и даже хлеб имеет свою собственную добродетель, и разве мы не знаем, что чистейшие части хлеба и вина могут быть преобразованы в плоть и кровь? [Удивительный перескок мысли к таинству пресуществления][49]. Разве мы не знаем, что от невидимой формы растительной может произойти видимая форма животная, — но, естественно, это не вид [что означает внешний вид хлеба и вина] преобразуется в этот момент, а только форма, в смысле аристотелевской и католической доктрин. Поэтому кто может сомневаться, что наше искусство [алхимия] может творить намного лучшие философские превращения в человеке, чем природа может сделать через хлеб и вино, и что есть еще другие вещи в природе, которые обладают даже большей природной добродетелью и небесным влиянием, чем те, что вы видите в хлебе и вине».

Здесь Дорн не слишком отчетливо (но очевидно, если внимательно читать) намекает на таинство пресуществления и использует этот момент как доказательство возможности сверхъестественной трансформации грубых материальных объектов. Если благодаря словам священника хлеб и вино превращаются в тело и кровь Христовы, почему бы таким возможностям не существовать повсюду в природе?

Это была часто встречающаяся мысль средневековых алхимиков. Они совершенно правильно понимали, что таинство пресуществления есть в каком-то смысле алхимическая операция, потому что официальная догма признает, что грубая, профанная материя, такая как хлеб и вино, вдруг становится носителем божественной реальности Сына Божьего. Он воплощается в хлебе и вине. Очень многие алхимики нападали на этот факт и говорили: «Почему эта трансмутация должна ограничиваться только тем маленьким кусочком гостии и той капелькой вина, что хранятся в церкви? Почему это невозможно с другими веществами? Если это возможно в принципе, это должно быть возможно везде». Этот довольно шокирующая обобщающая мысль приходила многим, и вы, вероятно, помните, что в «Психологии и алхимии» Юнг даже цитирует алхимический текст, написанный венгерским священником, который шаг за шагом сравнивает алхимическое делание с таинством пресуществления[50]. Дорн здесь ссылается на тот же факт:

«Тот, кто не хочет в это верить, должен просто сначала попробовать заняться искусством алхимии; если он не знает его, то он никогда ничему не научится».

Далее идет диалог между Potentia и «единым человеком». Mens и другие фигуры уже не существуют. Остается только vir unus, единый человек. Это шестая степень делания.

Vir unus: Открой, пожалуйста, Potentia.

Potentia: Кто там?

Vir unus: Меня послала Добродетель.

Potentia: Зачем?

Vir unus: Чтобы укрепить добродетели, которые я получил от слуги истины, Frequentia.

Potentia: Как, по-твоему, это произойдет?

Vir unus: Благодаря Potentia.

Potentia: Кто есть Potentia?

Vir unus: Potentia истины.

Potentia: В чем, по-твоему, заключается истина?

Vir unus: Я думаю, что истина заключается в правде Божией.

Potentia: Ты достоин моего подтверждения. [Potentia означает своего рода отверждение и подтверждение — мы бы назвали это увеличением силы личности]. Поэтому теперь слушай: потенция, или сила, есть постоянство добродетели, которая получена от Бога. Никто не должен думать, что у него была бы даже малейшая искра добродетели, если она не дана ему Богом. Только у тех, кто строит на скале истины, царство твердо устоит. Потому сейчас беспокойся только о добродетели, которая есть сама истина, так что ты станешь силен в бою, как лев, и сможешь победить все силы мира сего, и потому ты не боишься даже смерти и тирании дьявола.

Я хочу дойти до некоторых более важных частей, так что я перейду к седьмой степени, степени чуда или философии.

«Чудо есть эффект постоянства истины, и для объяснения этого я использую пример. Однажды философ был осужден тираном, потому что говорил слишком много правды, и тиран приказал заживо поместить его в дыру в скале, а затем медленно раздавить его железными инструментами. Но философ воскликнул: „Ладно, мучь меня, тиран, уничтожь мое тело, но ты не сможешь сломить мой дух!“. Тиран так разозлился, что приказал отрезать философу язык. Но философ откусил свой язык и выплюнул его в лицо тирану. Посмотрите же на чудесное постоянство человека, который, даже претерпевая такое мученичество, принял смерть с удовольствием и преодолел мирскую тиранию».

Здесь, на седьмой степени, Дорн, в той мере, в какой затрагиваются проблемы зла в мире, регрессирует, или же у него нет решения лучше, чем то, что предлагало христианство последние восемнадцать веков, а именно мученичество. Несмотря на положительные усилия, человек не будет и не может изменить проблемы зла в мире, но поддаться ему в битве за добро есть заслуга, и это истинное подражание Христу, который сам умер как мученик зла.

Несмотря на все свои попытки воспринять срединное положение между добром и злом и интегрировать тело и материю, чтобы компенсировать в определенной степени одностороннее духовное отношение христианства, в конечной сфере этики Дорн приходит в никуда, но остается в рамках традиционных концепций. Другими словами, он не может справиться с проблемой зла по-другому. Затем, без дальнейших объяснений, он повторяет седьмую степень и делает вывод обо всей работе. Семь градусов философии есть также семь химических операций, посредством которых artifex может прийти к тайне чудесного лекарства. Работу философа стоит сравнить с химическим putrefactio, потому что она предрасполагает получить истину, которая есть то же самое, что и приготовление натуральных веществ для растворения.

Теперь он возвращается к тому, о чем мы уже несколько раз упоминали, — к отсутствию единого языка, которым Дорн мог бы объединить физические и химические факты с психологическими фактами. Он просто начинает строить аналогии: подобно тому, подобно этому, — вот самое близкое, насколько он может подойти к союзу.

«Поэтому, когда алхимик изучает философию [например, читает алхимические книги], с ним происходит то же самое, что с металлами в реторте, которые сначала испаряются, растворяются и готовятся к полному сжижению».

Здесь он использует слово с двойным смыслом. Solution относится к жидкости, сжижению металлов или других веществ в реторте, но это также решение философских или человеческих проблем. Весьма забавно видеть, как мы все еще используем в психологии многие термины, которые происходят из этого алхимического языка прошлого. Раньше Фрейд говорил о сублимации, мы говорим о психической констелляции, нынешний язык использует термины вроде «волатильный» или «решение» (solution) проблемы и так далее. Мы просто не осознаем происхождения этих слов, у которых есть историческое прошлое и которые первоначально имели полухимический, полупсихологический оттенок.

«Растворение можно сравнить с философским осознанием: так же, как в растворе растворяются тела [имеется в виду в реторте], так и сомнения философа растворяются в его осознании. Затем следует философская любовь, которая создает частоту научения, что соответствует коагуляции алхимиков, или первый союз в реторте [это означает первое затвердевание тел в реторте]. И как благодаря частым упражнениям обостряется ум философа, так благодаря многократным алхимическим промывкам различные части химического тела становятся тонкими; как благодаря добродетели философ становится единой личностью, так и в химическом составе различные химические тела собраны воедино в своих маленьких частях; и как potentia укрепляет личность в ее философских добродетелях, так и fixatio летучих частей химического тела делает тверже философский камень, так что различные пары больше не могут испаряться. Как благодаря этим философским учениям человек приобретает силу, которая может даже творить чудеса, так и алхимические лекарства показывают свою силу благодаря проекции в своем совершенстве».

С алхимической точки зрения проекция означает, что когда вы сделали эликсир или lapis philosophorum, вы помещаете его на другие объекты, которые таким образом «совершенствуются» или также превращаются в золото.

«Теперь, читатель, я рассказал тебе о намерении нашей работы, но ты добьешься чего-нибудь, только если продолжишь одновременно заниматься истинной метафизической философией столько же, сколько и натуральной химической философией. И не жалуйся, что это трудно, потому что другие алхимические авторы только размывали эту проблему, в то время как я объяснил ее очень ясно. До свидания, и как бы там ни было, даже для самой маленькой хорошей работы, которую ты можешь сделать, прими этот совет».

Труд мог бы закончиться здесь, но Дорн прилагает еще ряд рецептов, которые он называет философскими тинктурами. Тинктура означает окрашивание, любое вещество, которое окрашивает другое.

«Теперь я мог бы закончить свой труд, но моя философская любовь побуждает меня добавить еще и рецепты тинктур моего учителя, Парацельса. Я хочу объяснить тайну того, что собираюсь сказать, — этих различных рецептов. Человек создан с неба и от земли, и от неба у него интеллект, а от земли тело. [Intellectus — не интеллект в нашем современном понимании. Мы сказали бы — сознание]. От небес человек получил сознание, а от земли тело. То, что он получает с неба, исходит от тверди, и в этом есть что-то от Бога, что может преодолеть силы звезд. [Имеется в виду гороскоп]. Если человек может преобразовывать вещи вне себя, то он может делать это еще лучше в своем собственном микрокосме, и он может распознавать вещи еще лучше в самом себе. Поэтому в самом человеке находится величайшее сокровище, а вне человека ничего нет. Поэтому следует начинать изнутри, или из середины, которая видима как извне, так и изнутри, и надо признать, кем и чем человек является внутри самого себя, и тогда каждый будет, в пределах света природы, узнавать себя через внешнее».

Это одна из наиболее убедительных и примечательных частей всего текста — что человек может узнать внешнее во внутреннем. Со времен Дорна Запад пытался только признать непосредственно внешние факты природы, с минимумом внимания к субъективному фактору. Только примерно в последние тридцать лет в некоторых научных кругах было заново сделано открытие, что психическое состояние наблюдателя является решающим фактором во всем, что мы наблюдаем, и что поэтому мы не можем дать объективное описание внешних событий без того, чтобы искусственно, обманывая себя, пренебрегать субъективным фактором. Физик сэр Артур Эддингтон говорит в своей «Философии физической науки», что мы теперь понимаем, что каждая физическая научная теория есть не что иное, как селективный субъективизм. Под «селективным» он понимает то, что у человека есть определенные средства различения между ненаучными, спекулятивными, сумасшедшими теориями и той, что официально признана международной группой физиков.

Вы видите, что, как только будет принято считать, что любая научная теория есть только гипотетическая конструкция, созданная человеческим мозгом, которая совпадает с объективными фактами лишь до определенной степени, и, следовательно, всегда исторически обусловлена, мы можем быть уверены, что через лет пятьдесят-шестьдесят точка зрения современной науки будет полностью отлична от того, что мы сейчас считаем истиной в последней инстанции. Если бы это было признано, можно было бы отказаться от науки полностью или сказать, что в этом случае мы имеем все оправдания для создания нашей собственной теории, в соответствии с нашим индивидуальным мировоззрением, даже физической или математической, да какой хотите. В этих областях, как и в других областях человеческой деятельности или в психологии, мы можем просто принять теорию, которая подходит для нашего собственного психологического уравнения.

Это бы неизбежно привело к полному субъективистскому хаосу. Потому более ответственные ученые пытаются найти, в чем разница между фантастической субъективной теорией и субъективной теорией физика, которая может быть применена с пользой, которую можно повторить и научить ей других ученых. Например, Нильс Бор и Вольфганг Паули сформулировали это различие, сказав, что физическая теория, которая может быть передана и понята другими, есть та теория, которая должна быть признана как относительно объективная, в то время как ту, которую нельзя передать или научить ей других, нужно забраковать.

Дорн, как сильно интровертно-ориентированная личность, предполагает что-то подобное и говорит, что если человек не умственно слеп, он должен сначала осознать, кто и что он есть, то есть осознать субъективные факторы и свои собственные субъективные мотивации в своей научной деятельности; тогда, в свете природы, он узнает себя через внешнее. Это означает, что можно узнать самого себя, глядя внутрь или концентрируясь на свете природы внутри себя, а затем посмотреть, что произойдет с человеком внешне.

Это именно то, что мы делаем. Юнговская идея самопознания не означает, что мы субъективно размышляем о нашем эго: «Я вот такой и вот такой». Это может быть полезно, но это не то, что мы понимаем под самопознанием, которое означает принятие информации, которую мы получаем из снов. Другими словами, если кто-то хочет познать себя, в нашем понимании этого слова, он должен принять свой образ, который дают ему сны. Если вам снится, что вы ведете себя как дурак, хотя субъективно вы чувствуете себя наиразумнейшим, вы должны серьезно задуматься, поскольку, согласно бессознательному или согласно свету, пролитому архетипом Самости на ваше сознательное поведение, вы действуете как дурак. Это объективный кусок информации, полученный из сна, нравится вам это или нет, и вы знаете, как часто не нравится то, что видишь во сне. Это информация, которая поступает из объективной психе вовнутрь и которую мы считаем полезной и целесообразной для принятия. Это также то, что Дорн, очевидно, понимает под светом природы.

Я не могу вдаваться в историю концепции lumen naturae, света природы, но Юнг изучал его в «Paracelsica»[51]. Исторически свет природы означает то, что мы сейчас назвали бы своего рода сознанием в бессознательном или просто интеллектом сновидения. Если вы проанализируете много снов, вы не сможете закрыть глаза на то, что в них есть исключительно блестящий интеллект. Я уверена, что мы все часто говорили: «Я думал об этом двадцать лет и не понимал, а теперь во сне все стало понятно». Если человек понимает сон, он обычно испытывает буйную ага-реакцию. Это и есть свет, который исходит от «интеллекта» сна, который, естественно, нужно сначала извлечь определенными методами интерпретации. В свете снов поэтому можно узнать себя иначе, чем думает о себе эго, ибо они дают дополнительную информацию, которая исходит не от эго.

Сон кажется объективным психическим событием, поскольку часть света природы объединяется с сознанием эго так, что оба изменяются, и если человек вовлечен в этот процесс, он может также узнать себя через внешнее. Это будет означать, что, если вы посмотрите на свою жизнь в смысле символов и на синхронистические события, которые происходят вовне, тогда вы увидите — если у вас есть некая унитарная точка зрения и вы можете перенести свое сознание в свет природы, — что вы можете принять даже многие внешние события как находящиеся в том же классе событий, что и откровения сновидений. В конце своей жизни, таким образом, человек может сделать полный обзор своего самопознания и того, кем он или она является, суммируя видения, сны, фактическую биографию и то, что случилось с ним или с ней. Тогда можно увидеть удивительные синхронистические связи между событиями, поскольку фактические биографические моменты жизни имеют странное символическое единство с внутренними событиями. Таким образом, если вы послушаете биографию, скажем, пожилого анализируемого и прикроете глаза, слушая так, как если бы это была символическая сказка, вы узнаете всю информацию о внутренней жизни[52]. Это банальная истина, которая объясняет, почему написано так много книг о связи между характером и судьбой, поскольку судьба человека странным образом очень часто связана с психологической структурой, что объясняет выражение, что у каждого человека своя судьба или что он несет собственную судьбу в своей душе.

Это очень распространенная истина, которая всегда воспринималась интуитивно. Если посмотреть изнутри на то, что происходит с человеком без причины, или, если взглянуть на это с lumen naturae — то есть с сознательным отношением, которое желает смотреть на отражение природы внутри и снаружи, — то можно даже узнать себя через то, что происходит снаружи. Можно принять это как часть своей собственной объективной психологической реальности.

Это было то, к чему стремился Дорн, нащупывая путь, и было нечто очень типичное в том, что он был врачом и поэтому, естественно, мог видеть очень глубоко во многих человеческих судьбах, больше, чем большинство людей других профессий. Когда пациент звонит врачу-специалисту или врачу общей практики и говорит, что сломал ногу, катаясь на лыжах, врач — если ему известна вся ситуация в семье пациента — не может отделаться от мысли: «Ага, я так и знал, что это скоро произойдет». Такие вещи случаются, и Дорн, само собой, испытал много подобного, и поэтому к нему пришла идея, что происходящее с человеком внешне странным образом связано с объективными событиями в его бессознательном, которое ему известно через свет природы.

Дорн затем переходит к короткой главе о соли в крови человека и сере в человеческой природе, об их влиянии на здоровье. Здесь он пытается создать некую психосоматическую теорию, которую явно пытается связать с тем, что говорил ранее, показывая, что на соль и серу в крови человека влияет его психологическое отношение; весь баланс здоровья также зависит от психологических факторов. Как вы знаете, соль предохраняет мясо от гниения — этим методом пользовались для хранения мяса до изобретения холодильника. И Дорн проецирует идею, что соль в крови человека — это секрет, предохраняющий тело от разрушения. Далее следует длинная полемика по поводу того, что всегда нужно смотреть за солью в крови человека и следить, чтобы ее было нужное количество, поскольку она имеет свойство консерванта.

Затем он приводит другую теорию — о сере в организме человека, которую он понимает как явление сжигания — то есть то, что мы сейчас назвали бы окислением. Процессы окисления в организме человека в то время объясняли так: тело содержит горящую серу, которая разогревает содержимое желудка и кишечника. Все смутно выражаемые процессы нагрева в человеческом теле объяснялись действием серы. Сера также связывалась с жаждой и сухостью в человеческой природе в отрицательном смысле: если у вас слишком много серы в организме, тогда процессы горения в нем стали слишком сильными, и нужно ослабить эти процессы таким образом, чтобы вернуться к правильному балансу. Но сера негативна лишь тогда, когда действует односторонне и преувеличенно, в противном случае это огненная субстанция, на которой держатся все процессы, происходящие внутри.

Это дает нам понимание, как Дорну и его современникам виделся союз того, что мы теперь назвали бы психическим и соматическим факторами, — через эти вещества, соль и серу, которые для него всегда имели психологический и физический аспекты. Например, у соли были аспекты Эроса, чувства юмора или остроумия и остроумного склада ума, а также мудрости. Сера дает тепло жизни, жизненную силу, способность к участию в жизни, к творческой фантазии, к инициативе, и élan vital; в негативном же аспекте она действует как страсть и алчность. Эти вещества (которые для него есть психосоматические вещества) должны управляться правильно и поддерживаться в организме в нужном балансе. Я не могу вдаваться в объяснения того, что можно было бы назвать теорией психосоматической химии.

Я хочу продолжить рассказом об одном из рецептов Дорна для производства квинтэссенции, который вы можете найти в «Mysterium Coniunctionis»[53]. Имея такую историческую справочную информацию, вы сможете увидеть гораздо яснее, к чему ведет Юнг. В конце Дорн дает несколько рецептов для производства aqua vitae (воды жизни) или Mercurius (Меркурий, ртуть: жизненная энергия). Он говорит: «Нужно взять смесь нового неба, меда, Chelidonia, цветов розмарина, Mercurialis, красной лилии и крови человека, с небесами красного или белого вина или же Тартара»[54].

Мед символизирует, по словам Парацельса, «сладость земли». Это связано с чувственным удовольствием (и также со страхом вовлеченности в мирское). Mercurialis — это растение (пролеска многолетняя), которое, как гомеровское «моли»[55], обладает магическим действием. Это лекарственное растение. Красная лилия обозначает мужское начало, это символ, который производит coniunctio. Белая лилия символизирует вдохновение Святого Духа. Chelidonia — это растение, которое лечит глазные болезни, исцеляет духовную меланхолию и защищает от вспышек гнева. Красное и белое вино Тартара — это остаток, также называемый «телом», он пурпурно-красный, который сначала нужно дистиллировать, и лишь потом добавить в смесь.

В результате получается «новое небо», тайная истина или философский камень. Он идентичен образу Бога в душе человека. Вся процедура, как активное воображение, производится с символически значимыми веществами, а добавление человеческой крови означает полную преданность работе. (В старые времена человеческая кровь означала участие души; подписание договоров собственной кровью означало, что человек вкладывает в это дело всю свою душу.) Конечный результат описан также как четырехлепестковый желтый цветок, в точности как в китайском тексте «Тайна золотого цветка». Рецепт Дорна гласит: «Возьмите внутреннюю истину, и ваш élan vital к ней, вдохновение Святого Духа, а также способность связывать противоположности. Положите в эту смесь небесную и земную любовь [секс], и вот вы получаете эссенцию, с которой вы можете объединить небо и землю. Все ингредиенты собраны, чтобы создать четырехлепестковый желтый цветок» (то есть Самость).

С помощью этого лекарства Дорн также собирался исцелять людей, страдающих от физических болезней, в то время как мы могли бы ожидать исцеления, скажем, от химиотерапии или гормонов. Мы знаем, что гормоны тесно связаны с эмоциями и психическими состояниями в целом. Страх и стресс, например, могут вызвать выброс адреналина в кровь. Помогая духу, помогаешь и телу. В каждую эпоху люди верили в химические вещества, на которые проецировали психический смысл. Плацебо — это современный пример эффективности веры, что вещество обладает целебными свойствами и что оно будет работать.

Дорн плыл над безднами тайн, в которые должен был проникнуть Юнг. Тем не менее, он стремился справиться с теми же проблемами, с которыми справляемся мы, но он не мог иметь дела с проблемой зла. После попытки отдалить тень от тела он соскальзывает и снова проецирует ее обратно на тело. Он был схвачен и связан христианским верованием, что Бог — это только добро и что он не может содержать проблему зла. Дорн остался узником светлой этической сферы: но в другой области ему удалось сделать две унификации.

Подводя итоги, мы видим, что у Дорна есть четыре элемента внутренней работы унификации и три стадии или этапа. Четыре элемента — это spiritus, anima, corpus и космос. Сначала spiritus и anima объединяются и становятся mens. Затем mens и corpus объединяются и становятся vir unus, и, наконец, в смерти vir unus соединяется со Вселенной, пусть не в своей видимой форме, но, как unus mundus, ее невидимый потенциальный фон[56].

Прежде чем Бог сотворил мир, он был со своей помощницей, Софией (Мудростью), или Словом. София есть также Душа Христа, или Христос в его предсуществующей божественной форме перед воплощением. По мнению некоторых средневековых философов, София есть также мысленный образ творения, которое существовало в мысли Бога до сотворения им мира. Это связано с платоновской идеей о метафизической области идей. В ней Бог задумал идеи всех существующих вещей, так что все на земле имеет свою архетипическую модель в unus mundus[57]. Иоанн Скот Эриугена, например, говорит, что все реальные вещи существовали в potentia в Премудрости Божией, которая представляет собой сумму всех архетипов в сознании Бога. Идея unus mundus является вариацией нашей концепции коллективного бессознательного. Сначала все архетипы загрязнены и, таким образом, unus mundus представляет собой единую множественность, отдельность деталей и единство в одно и то же время.

В этом воображаемом мире все было задумано находящимся в гармонии. Дорн говорит, что состояние unus mundus происходит только после смерти, другими словами, это психологическое событие, когда человек становится един со всем сущим[58]. Конкретно, как указывал Юнг, unus mundus проявляется в явлениях синхронистичности. Хотя мы обычно живем в дуальном мире событий «внешних» и «внутренних», в синхронистичном событии этой двойственности больше не существует: внешние события происходят так, как будто они — часть нашей психики, так что все находится в одном целом.

Если на случай с электрической люстрой, которая взорвалась и рухнула на пол, посмотреть поверхностно, кажется, что лампа вела себя так, как если бы она была частью того, что происходит внутри человека: исчезновение своего собственного света сознания. Было бы более правильно сказать, что это синхронистическое событие возникло из более глубокого уровня внутри коллективного бессознательного. Психологически говоря, человек упал в unus mundus.

Этот опыт является конечным этапом процесса индивидуации, когда становишься единым с коллективным бессознательным, но не патологически, как при некоторых психозах, где процесс индивидуации ушел в сторону и все видится с неправильной точки зрения. Когда это происходит позитивно, то приводит к объединению сознания с коллективным бессознательным, а не к взрыву сознания; это означает расширение сознания вместе с уменьшением интенсивности в эго-комплексе. Когда это происходит, эго отступает, освобождая путь коллективному бессознательному и его центру, Самости. Добраться до точки, где внешняя и внутренняя реальность становятся одним — вот цель индивидуации. Через нее достигается также часть того, что Юнг называет «абсолютным знанием» в бессознательном.

В последние годы жизни Юнг часто не позволял людям говорить с ним о своих проблемах, но, позволяя свободно течь тому, что приходило ему на ум, он часто непреднамеренно говорил людям именно то, что им было нужно. Прежде чем человек пройдет интеграцию и индивидуацию, он обычно проходит через свои собственные комплексы. Но если он действительно работал над решением своих собственных проблем и комплексы интегрировались, тогда человек может связаться с коллективным бессознательным и его мудрость будет проходить через него. В конечной точке развития (конечной стадии процесса индивидуации) мастера дзен находятся в таком состоянии гармонии с коллективным бессознательным, что общаются друг с другом подсознательно: они находятся вместе в unus mundus.

Древняя китайская легенда гласит, что были три мудрых старца, которые жили отдельно, как отшельники, в пещерах. Однажды они решили увидеться друг с другом, и двое посетили третьего. Они бродили по маленькой бамбуковой роще и восхитительно проводили время в духовном общении. Но когда они захотели взойти на мостик, они вдруг услышали рычание тигра, и все трое сразу расхохотались! Затем они расстались. Они поняли эту синхронистичность: тигр в Китае есть женское начало Инь, четвертое для их духовной мужской троицы, которое они проигнорировали! Таким образом, они могли «читать» события одновременно с тем, как они происходили, и делать правильные выводы. Этого этапа развития человек достигает, когда приближается к смерти. Возможно, и сама смерть есть не что иное, как этот третий этап, союз с unus mundus.