Алиса в Хуливуде

Глава третья

Дом Уистлера представлял собой причудливое сооружение из кирпича и стекла, возведенное на площадке в каких-то двадцать футов в поперечнике, тогда как чуть ли не все конструктивные его части нависали над обрывом в два яруса, первый из которых носил название Ирландской террасы, а по второму, именуемому бульваром Кахуэнго, сплошным потоком бежали машины.

Припарковав «шевроле», он хотел было помочь Нелли, но она и сама уже выбралась из машины и, дожидаясь его, встала под джаракандой.

– Вам, Уистлер, не надо строить из себя поэта-кавалера. Но и в шоферы я вас тоже не нанимала.

– Ничего не могу с собой поделать. Что-то такое от вас исходит.

– А, ну конечно. Ладно, постараюсь держать себя в рамках. – Она пропустила его вперед по пешеходной дорожке, ведущей к дому. – А это ваш дом или вы его снимаете?

– Он мой, иначе бы меня здесь не было.

– Не поняла.

– Летом я боюсь, что сюда по склону спустится лесной пожар. Зимой я боюсь, что дожди смоют меня вместе с домом прямо на проезжую часть дороги. А летом и весной я боюсь, что начну разгуливать во сне и свалюсь с балкона.

Он отпер дверь, включил свет. Одновременно загорелись люстра в холле и три или четыре лампы в гостиной. Войдя и впустив Нелли, Свистун закрыл дверь.

– А кто-нибудь отсюда уже падал?

– Однажды было такое. Но мне наплевать, потому что свалился порядочный негодяй.

Она вышла на середину комнаты и огляделась по сторонам. На мгновение он испугался того, что он начнет прибираться в его всегдашнем бардаке, но вместо этого она села в кресло-качалку, скрестила ноги и переплела руки с таким видом, словно была королевой, находящейся в собственной опочивальне в ожидании того, что ей подадут чай.

Да, исходит от нее что-то такое, подумал Свистун. Эту женщину можно выбросить на дорогу в охваченном войной городе, а она все равно будет выглядеть высокомерно и величественно, возвышаясь надо всем и не замечая крови, которая хлещет отовсюду на ее белую мантию.

– Хотите выпить? – Нет, спасибо.

– Чашку кофе?

– Нет, спасибо. Мне ничего не нужно. Возьмите носки, пижаму, и пошли отсюда, прежде чем сбудутся ваши самые темные страхи и мы с вами окажемся на дне ущелья под колесами автомобилей.

– Дайте мне минутку.

Он прошел в спальню.

Достал свой давно не чищенный и не глаженный летний костюм (голубой в полоску), прошел в ванную. Две минуты разглядывал себя в зеркале, решил было на скорую руку побриться, но тут же раздумал – и на протяжении всего этого времени холодная вода сочилась из-под крана, оставляя темную бороздку в раковине. Подумал о том, не отлить ли под шум струи, прямо в раковину, но ведь потом этого, наверное, никакой водой не замоешь.

Мысль о воде заставила его понять, что ему хочется пить. А это, в свою очередь, привело к мысли о том, что он еще не ужинал, и от одного этого у него разыгрался чудовищный аппетит. А следом он подумал о том, как это ему удается обходиться без женщины три-четыре недели, если не три-четыре месяца. И как это будет происходить дальше, когда женщина, нагнувшись, продемонстрирует ему ложбинку между грудями или бедра поверх чулок – там, где они становятся особенно нежными. И взыграл так, словно его на сто лет заперли в монастырь. Некоторые женщины – и он знал это – заставляли его почувствовать себя так, словно в монастыре его заперли на целое тысячелетие.

Итак, он испытал зов плоти, зато ему сразу же расхотелось и пить, и есть.

Он пустил воду из-под кранов в ванне. Вода побежала бурого цвета. Все в округе закачивали воду себе на лужайки, пропускали через систему кондиционирования воздуха, принимали душ по двадцать раз на дню, стирали белье – вот у них в трубах ржавчина и не скапливалась. Он выключил краны.

Медленно наполнил раковину холодной водой, пока она не потекла чистой, наполнил до самых краев.

Разделся и подмылся по-блядски, балансируя на одной ноге и поставив другую на край раковины. Вытерся.

– Вы там не заснули? – окликнули его из гостиной.

У него было такое чувство, будто они прожили вдвоем добрый десяток лет.

Он прошел в спальню, переоделся в чистые трусы и белую рубашку. Втиснулся в голубой в полоску костюм, который оказался почти в столь же ужасных пятнах, как и синий. Подумал, не надеть ли единственную по-настоящему хорошую вещь – черный мохеровый свитер, но в такую погоду это было бы не только убийственно, но и нелепо.

– У вас есть ревнивый любовник на вишнево-красном «БМВ»? – спросил Свистун.

Он уже управился со всеми домашними делами, и сейчас они ехали в Бернтвуд, где жила ее подруга.

– У меня вообще нет любовника. Это не мой стиль.

– Но этот парень явно не промах. Держится на достаточном расстоянии, чтобы я не рассмотрел его номеров.

Нелли, повернувшись, поглядела сквозь заднее окошко. Меняя позу, она выставила в разрез на юбке длинную ногу.

– У меня зрение охотника из прерий, – пояснила она. И после продолжительной паузы со вздохом Добавила: – Но и охотники ничего не видят после того, как стемнеет. – Она повернулась лицом к Свистуну, одернула юбку. – Ну, теперь поверили?

– Поверил во что?

– В то, что Твелвтрис что-то замышляет.

– Может, просто хочет выяснить круг ваших знакомств.

– Вы хотите от него оторваться?

– Ну, если он следит за вами, то ему наверняка известно, где вы сейчас живете. А теперь известно, и где живу я. Но какого черта! Что нам мешает в свою очередь стать полюбопытнее?

Он поехал в Брентвуд дальней окружной дорогой. «БМВ» держался на порядочном расстоянии, однако не отставал. Преследовал на протяжении многих миль, как породистая охотничья собака, а затем внезапно исчез.

– Вот оно как, – поглядев в зеркало заднего вида, сказал Свистун.

Нелли обернулась.

– Он исчез.

– Может, мы все-таки ошибались.

Они проезжали по Деревенскому ущелью неподалеку от Парка Уилла Роджера.

Фешенебельные дома стояли по обе стороны дороги. И на каждых воротах был знак, извещающий о том, что на частной территории стреляют без предупреждения.

– Сюда.

Нелли указала на виллу в средиземноморском стиле, которая на пару с модной соседской занимала участок длиной в целый городской квартал. Причем на соседней вилле строительные работы были еще в полном разгаре.

– О Господи, еще один дом. – Свистун по круговой подъездной дорожке прибыл к самым воротам. – Скоро их тут будет как собак нерезаных.

И словно в ответ на эти слова из тьмы послышался лай.

Нелли со Свистуном вышли из машины.

– Кто-нибудь дома?

– Мэри Бет разрешила мне взять с собой моих псов. Ей известно, как я ими дорожу.

– А где она сама?

– В Ла-Косте. Трудится, бедняжка, на турнире чемпионов.

– Так она профессиональный игрок в гольф? Нелли ухмыльнулась.

– Нет, она профессиональная проститутка, да ведь и на турнире ей не в гольф играть приходится.

– Господи, вот уж не думал, что проститутки так здорово зарабатывают.

– Если не тратить зря деньги, вкладывать их разумно и не содержать сутенера. – Она улыбнулась и, вздернув подбородок, окликнула: – Привет, ребята, привет!

Псы прекратили лаять и весело затявкали.

Свистун поплелся следом за нею; сумка с вещами болталась у него на плече, как у морячка, отправляющегося на побывку. Пройдя в дом, Нелли зажгла свет, и над головою у них засверкала хрустальная люстра. Стены в холле были убраны зеркалами от пола до потолка, благодаря чему создавалось впечатление, будто он уходит в бесконечность. Десятки Нелли проходили одна за другой по холлу, десятки Свистунов топали следом. Быстро свернув налево, Нелли, казалось, просто-напросто Растворилась в стене, а на самом деле она всего лишь прошла в соседнюю комнату. Свистун шел, все сильнее и сильнее ощущая себя парнем с конюшни, если вообще не третьим домашним псом.

Ее каблучки простучали по кухне, обставленной как на картинке из дамского журнала. Сквозь стеклянные двери Нелли со Свистуном прошли на небольшой балкончик, окна которого выходили на рабочую дорожку на заднем дворе. Два бультерьера, большеголовые, косоглазые, коротколапые и глупые с виду, дожидались хозяйкиной ласки.

Нелли подсела к ним, короткая юбка взметнулась вверх, обнажив дополнительно целые мили стройных ног и бедер. Псов распирала любовь к хозяйке, однако на чужака они посматривали явно настороженно. Свистун наклонился и вытянул руку, давая псам хорошенько обнюхать ее, пока Нелли знакомила их с ним, рекомендуя его в качестве своего друга.

– Это Бип, а это Бонго, – пояснила она.

– Никогда не запомню.

– Придется запомнить. Звуки собственного имени их успокаивают.

– Бип и Бонго. – Свистун постучал себя по лбу. – Выжжено каленым железом.

– Ну, не угодно ли выпить? Или, может быть, чашку кофе?

– Нет, спасибо.

– А вы часом не голодны?

– Голоден.

– Держу пари, вы уверены, что я не умею готовить.

– Ну, я, знаете ли, и сам не умею. Так с какой стати должны уметь вы?

– Весьма эгалитаристский подход. Посидите здесь пять минут. А уж потом судите.

Она перебросила боа с плеч на сгиб локтя. Сняла широкополую шляпку. Второй, до поры до времени остававшийся затененным, глаз оказался столь же впечатляющим, что и первый. На лоб небрежно упала прядь рыжих волос. Плечи поникли. Блузка внезапно начала напоминать выжатый лимон. На верхней губе проступили капельки пота. С нижней практически стерлась помада. Она прибыла домой и сейчас позволяла себе расслабиться. Переступив длинными ногами, она сбросила туфли, сразу став заметно ниже ростом.

Оказавшись плоскостопной, она вразвалочку отправилась на кухню: обыкновенная усталая дамочка, блузка у которой сзади выбилась из-под юбки.

Спиннерен развернулся в высшей точке дороги и, выключив мотор, съехал на холостом ходу к нужному ему дому; он затормозил у штабеля дров. Вышел из машины, закрыл дверцу, продолжал давить на нее, пока не услышал щелчок замка. Открыл багажник и переоделся в свою «рабочую униформу»: черные туфли, черные носки, тонкий черный комбинезон с рукавами в три четверти. В таком наряде он казался еще более стройным, чем в маскарадном костюме летчика времен первой мировой.

В доме и вокруг шло строительство, и под подошвами хрустели асфальтовая крошка и гравий. Но он двигался практически бесшумно, забираясь на странное сооружение, казавшееся снаружи всего лишь грубой игрушкой из детского «конструктора», непонятно почему черным силуэтом возвышающейся на фоне залитого вечерними огнями города. Он ориентировался безошибочно, получая удовольствие от слитности и ловкости собственных движений.

В ожидании он уселся на место, уперся локтями в колени, расслабил кисти рук, опустил голову. Его волосы по мере того, как с них сходила краска, приобретали бронзовый оттенок. Прядь, упавшая наискось на лоб, могла бы показаться лезвием, которое занесено над его бледным гладким лицом. Но так продолжалось всего мгновение, пока он не убрал ее под кепку с продолговатым козырьком.

Нелли стояла у железно-хромированной, ресторанного типа плиты, закончив приготовление двух омлетов на двух медных сковородах и сосисок по-английски на третьей. К такому горячему она подала сахарную пудру и чашечки с ягодами в вине. Свистун разлил кофе по чашкам, отхлебнул сваренного на родниковой воде кофе без кофеина. В сахарнице лежал разноцветный сахар, в кувшинчике стояли взбитые сливки прямо из холодильника. Первый же глоток – и его рот расплылся до ушей в блаженной улыбке.

Она сидела напротив него за мраморным кухонным столиком и пожирала свою порцию с жадностью шофера-дальнобойщика. Выглядела она в потрепанном домашнем халате, какой носила когда-то его матушка, просто потрясающе.

– Это мое маскировочное одеяние, – пояснила она, поймав его несколько удивленный взгляд. – А вы что, ожидали, будто я выйду к кухонному столу в мехах?

– Я плохо знаю женщин.

– Вы шутите.

– Я хочу сказать, что кое-что про них мне, конечно, известно, но не все, далеко не все.

– Мы полны таинственного очарования.

– Лично вы полны тактических ходов и стратегических замыслов.

– С вами, Уистлер, надо держать ухо востро. Ужин они завершили в молчании. Тем не менее вдвоем им было вполне недурно. Как какой-нибудь счастливой и многоопытной супружеской парочке, если не считать того, что по кухоньке пробегали сексуальные токи – да такие, что дух захватывало.

– Еще кофе? – спросила Нелли, указав на оставшийся на плите кофейник.

– Если я соглашусь, то всю ночь в туалет бегать придется.

– Вот еще одно преимущество женщины перед мужчиной.

– Какое же?

– Она лучше ладит с мочевым пузырем.

Тридцать секунд они молча глядели друг на друга. Свистун моргнул первым. Сдался и начал составлять в стопку тарелки.

– Оставьте, – сказала она. И поглядела на стенные часы. – О Господи, как я устала. А вы?

– Мне не особенно хочется спать. Но уж как-нибудь я себя пересилю.

– Пойдемте, я покажу вам комнату. Подхватив сумку со своими вещами, он поплелся следом за нею еще по одному длинному коридору. Ее апартаменты оказались в самом конце коридора. Проследовав туда, она зажгла свет и открыла дверь в свою комнату. Из-за ее плеча он увидел спальню, выдержанную в кремовых и пастельных тонах. Когда она, прислонившись к дверному косяку, сложила руки на груди, даже от ее потрепанного халата, казалось, начало исходить некое сияние. Определенно во всех ее движениях было нечто волшебное. Свистун шагнул к ней.

– А ваша комната там.

Она, дернув подбородком, указала ему направление, ее волосы разлетелись при этом волной, а затем легли на плечи уже в новом порядке. Бультерьеры уже подтрусили ко входу в ее спальню. Сквозь стеклянную дверь они поглядели на Свистуна так, словно в точности разгадали его намерения – и те им не понравились. Но зато понравилось идиотское положение, в которое он попал.

– Если ночью проголодаетесь, дорогу на кухню найдете.

– Ага.

– Спокойной ночи.

Он прошлепал по коридору к своей комнате. Обернулся, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Но она уже закрывала за собой дверь. Щелкнула задвижка. Свистун напряженно слушал. Ключ так и не повернулся в замке. Все вокруг искрилось противоречащими друг другу сообщениями. Он шагнул в свою комнату и зажег свет.

Комната была хорошо, но нейтрально обставлена, а потому сильно смахивала на гостиничный номер. Двуспальная кровать, шкаф, кресло, торшер, цветной телевизор с диагональю в тринадцать дюймов, прибор дистанционного управления на ночном столике.

Маленькая, но отлично оснащенная ванная за одной дверью, туалет за другой. Он бросил сумку на скамеечку в изножье кровати, открыл, достал свои туалетные принадлежности – зубную щетку, пасту, крем для бритья и бритву, завернутые в одно полотенце.

Наскоро принял душ. Вытираясь, уставился на себя в зеркало. Подумал при этом: давненько я не был в такой чудовищной форме. О Господи, подумал он затем, нырнув меж двух простыней, оказавшихся, как минимум, на три недели чище тех, что дожидались его дома, – о Господи, если так будет продолжаться и впредь, то скоро ему придется договариваться с проститутками.

Включил телевизор и пробежал по каналам, в конце концов остановив свой выбор на полицейском сериале, в котором все женщины были полураздеты, все преступники глупы, а все сыщики умны и бесстрашны. Потом он посмотрел шоу про двух мужиков, живущих с одной бабой. Потом шоу про мужика, живущего с двумя бабами. И вновь пришел к выводу, что телевизор смотреть не стоит: жизнь на Четырех Углах куда интереснее.

Глаза начали закрываться сами.

В полночь Джокко Макдун, ведущий шоу Твелвтриса, затряс всеми тремя подбородками и спросил у аудитории:

– Начали???

– Начали!!!

Свистун вырубил телевизор и уснул. Пульт дистанционного управления пристроился у него в паху.