Алиса в Хуливуде

Глава тридцать восьмая

Спиннерен и на самом деле была блондинкой. Она лежала, обнаженная, широко раскинув ноги, на кровати в форме раковины в «бордельном» будуаре Дженни, под голову была подложена подушка. Послеполуденное солнце заливало спальню рыже-золотыми лучами. В таком освещении ее белая кожа казалась шафрановой, ее белокурые волосы – медными. Срамные волосы были у нее столь редкими и бесцветными, что могло показаться, будто она выбрила лобок.

В мужском облике и наряде, которые она явно предпочитала, Спиннерен явилась ко Дворцу правосудия, где Дженни – которую деликатно передавали из одних рук в другие – была допрошена в последний раз – окружным судьей, начальником полиции, руководителем отдела особых расследований и главой оперативной службы.

Берни Мандель прошел рука об руку с нею по всем инстанциям, начиная с той минуты, как ему в офис сообщили о случившемся.

Полицейский врач осмотрел Дженни и нашел ее состояние шоковым. Ей позволили помыться и снять окровавленную одежду, надев вместо нее арестантский халат.

К вечеру в тот же день Манделю разрешили забрать клиентку домой. Он накинул ей на плечи собственный пиджак и сказал, что, как только они приедут к нему, он вызовет на дом доктора.

– Нет, мне хочется вернуться домой, – сказала Дженни.

– Мне не кажется, что это удачная мысль, – возразил Мандель. – Вам не стоит оставаться одной.

К ним подошла Спиннерен, спокойная и самоуверенная.

– Одна она не останется.

– Мы с вами знакомы? – спросил Мандель.

– Коннор был у меня на дне рождения, – сказала Дженни. – Возможно, вас с ним друг другу не представили.

– Да, не представили, – сказала Спиннерен, подавая Манделю маленькую изящную руку, которую тот пожал осторожно и недоверчиво.

– Я могу отвезти Дженни домой. И побуду с нею, – сказала Спиннерен.

– Ну, не знаю, – запротестовал Мандель. – Не знаю, вправе ли я отпускать так свою клиентку…

– А я ваша клиентка? – поинтересовалась Дженни.

– Только если вы сами этого пожелаете, – поспешно ответил Мандель. – В конце концов, я был адвокатом вашего отца на протяжении стольких лет и…

– Но чтобы добраться домой, мне не нужен адвокат, мистер Мандель!

– Но, мне кажется, в отсутствие надлежащей опеки…

– Вы были у меня на дне рождения. Мне стукнуло двадцать один. Я совершеннолетняя.

Спиннерен подошла вплотную к Дженни – и та внезапно повисла у нее на руках, повисла так, что Спиннерен пришлось чуть расставить ноги, чтобы удержать ее и удержаться самой. Но что-то во всем этом успокоило Манделя.

– Если я вам понадоблюсь, просто позвоните. Звоните в любое время, днем и ночью. Звоните даже, если вам захочется просто поговорить.

Дженни вернула Манделю его пиджак.

– Спасибо за все. Я была так перепугана.

– Мне кажется, худшее уже позади.

– Я прослежу за тем, чтобы она не осталась в одиночестве, – сказала Спиннерен.

Она отвезла Дженни в пустой особняк, отключила все телефоны, а после этого сообщила дочери Твелвтриса о том, кто она на самом деле такая. О том, что она мужчина, прихотью судьбы заключенный в темницу женского тела. Мужчина, с маленькими грудками, клитором и влагалищем и превосходным знанием женской психологии. Она говорила нежно и ласково с учетом состояния, в котором находилась Дженни, все еще пылающая гневом на покойного отца и страдающая из-за того, что ей пришлось застрелить его, спасаясь от изнасилования. После исповеди соблазнение оказалось совсем несложным. Трудно было даже сказать, кто кого соблазнил: Спиннерен – Дженни или Дженни – Спиннерен.

Дженни Твелвтрис сидела на стуле, закинув ногу на ногу и скрыв тем самым темный треугольник в паху; руки ее переплелись самым причудливым образом, в одной из них она держала дымящуюся сигарету и, поглядывая на разлегшуюся на постели Спиннерен, делала время от времени затяжку-другую.

– Господи, а я, знаешь ли, никогда бы не поверила. Хотя, конечно, могла бы догадаться и сама. Теперь, когда я закрываю глаза и слышу, как ты говоришь, мне ясно, что это звучит женский голос. И твои руки. Мне следовало бы догадаться, едва я увидела твои руки.

Она раздавила сигарету, встала, подошла к стене, прислонилась к ней. Сработала здешняя автоматика, и открылась секция встроенного шкафа, в котором лежали ее вещи. Она достала пару босоножек на высоком каблуке, надела их, немного потопталась, чтобы ноги приноровились к обуви. Все ее тело подрагивало при каждом ударе ногой об пол.

– Куда это ты собралась? – спросила Спиннерен, сразу же скатившись с кровати и вся подобравшись, словно она почему-то собралась напасть на Дженни.

А та достала из шкафа халат. Подержала его, прижав к телу и широко разведя руки, словно в примерочной, когда покупаешь, желая обойтись без настоящей примерки. Потом уставилась на Спиннерен с таким видом, будто та была частью сна, от которого ей еще предстояло пробудиться.

Спиннерен зашла ей за спину и едва заметно прижалась к ней.

Потом она развернула Дженни лицом к себе. Вид у Дженни был таким, словно она вот-вот расплачется.

– О Господи, – сказала она. – Ночью я убила отца, а днем переспала с женщиной. Я или дрянь, или психопатка.

Спиннерен обвила ее руками и, чуть присев, подняла в воздух, как поступил бы на ее месте мужчина.

– Да что ж ты, детка, такое говоришь?

Свистун припарковал «шевроле» за углом ближайшей к особняку Твелвтриса улицы и потопал к воротам пешком.

Дом на холме, залитый солнечными лучами, казался страшно далеким и почти нереальным. Нигде не было видно автомобилей или какого-нибудь другого транспорта. Нигде не было ни души. Напоминало это заброшенные задворки киностудии. Декорация, которую по окончании съемок просто-напросто забыли.

Где же, интересно, охрана? Здесь наверняка должна быть охрана. Воры-домушники тоже смотрят сводки теленовостей. Как только передадут сообщение о чьей-нибудь смерти, вор понимает, что родственники разъехались заниматься подобающими в таких случаях делами, оставив дом пустым и, может быть, даже не заперев двери и окна.

А где охотники до сенсаций? Где хотя бы обыкновенные зеваки?

Все в Малибу. Чтобы на протяжении десяти минут полюбоваться окрестными пляжами и дорогами. Чтобы не без удовлетворения осознать, что человек, обладавший таким богатством и такой славой, больше не в силах наслаждаться ни тем, ни другим.

Когда он взялся за решетки ворот и потряс их, ворота, работающие на электрическом приводе, даже не шелохнулись. Свистун прогулялся по периметру стены, опутанной в три ряда колючей проволокой, свернул за угол – и тут же уперся в тупик. Земля начиная отсюда вновь резко шла вверх по склону. Длинная стена, обращенная к городу, не была обнесена колючей проволокой.

Участок земли, находящийся сразу же под усадьбой Твелвтриса, был еще не застроен. Однако владелец тем не менее уже огородил его уродливым забором.

Свистун перелез через этот забор. Точнее, забрался на него, а уж с забора ухитрился запрыгнуть на стену, не обнесенную проволокой. Спрыгнув с нее и приземлившись в кусты, он разорвал на себе куртку.

Он очутился в запущенной части сада. Проложил себе дорогу по дикому кустарнику, пошел вверх по склону холма, вышел к гаражам, расположенным на задворках. Неподалеку от бассейна вдобавок к гаражам имелся и навес, под которым машины гостей можно было уберечь от солнцепека.

И здесь, под навесом, стоял красный «БМВ». Свистун подошел к нему и положил руку на капот. Тот был прохладен, значит, машина простояла здесь уже довольно долго.

Стараясь держаться как можно незаметней, Свистун подкрался к главному зданию. А очутившись около него, начал прикидывать, как бы проникнуть внутрь.

Спиннерен вновь лежала на спине, чувствуя, как ее развалившееся было на части тело вновь собирается воедино, подобно тому как сбредаются под полковое знамя остатки разбитого в бою войска, – сбредаются, чтобы сосчитать потери и похвастаться друг перед дружкой случайными трофеями. Язык у нее пересох и разболелся. Дженни требовалось едва ли не большее, чем могла предоставить ей Спиннерен.

Солнце клонилось к западу, в спальне начинали преобладать багровые тона.

– Когда ты всему этому научилась? – спросила Дженни.

– Я знала все, что следовало знать, к тому времени, как мне исполнилось тринадцать. Я люблю тебя, – сказала Спиннерен, прислушиваясь к звуку собственного голоса: а вдруг, к ее собственному изумлению, в ее речах послышатся искренние нотки?

Дженни лежала, привалившись к ней, рука Спиннерен обнимала ее за плечи.

– Моя ненаглядная калифорнийская девочка, золотко мое, – сказала Дженни.

Это такая глупость и пошлость, подумала Спиннерен, почему же мне хочется плакать?

В другое время, в другом месте, услышав такие слова от другой женщины, Спиннерен расхохоталась бы во все горло. Но Дженни произвела на нее впечатление. Конечно, она не верила, что Дженни в нее влюбилась, однако ей хотелось в это поверить. А в Хуливуде это считай что одно и то же. И вдруг Спиннерен села.

– Что это?

– Что?

– Я услышала снизу какой-то шум.

– Этот дом такая громадина, что в нем вечно что-то слышится, – сказала Дженни.

– Нет, там кто-то есть!

Спиннерен выскочила из постели, взяла из шкафа запасной халат Дженни, выкинула любовницу с такой силой, что та полетела на пол.

– Это, должно быть, Уолтер или Стэн, телохранители отца.

– А тебе не страшно пойти проверить?

– Нет, не страшно.

– Тогда ступай. Я буду рядом. Тебе не о чем беспокоиться, – сказала Спиннерен.

Свистун стоял внизу, у лестницы. Он не сделал попытки спрятаться, когда Дженни, осторожно переступая ногами в шлепанцах, показалась наверху.

Сперва она улыбнулась, вроде бы обрадованная, потом напустила на себя строгость.

– Хотела бы я знать, что вы здесь делаете.

– Пришел справиться, как у вас дела.

– Это, конечно, прекрасно, и я не сомневаюсь в том, что намерения у вас самые добрые, но вы не имеете права вламываться в чужой дом.

– Дверь в саду оказалась незапертой.

Она спустилась к нему в гостиную, придерживая обеими руками разлетевшиеся на лестнице полы халата.

– Просто не знаю, что делать. Может, надо вызвать полицию.

– В таком огромном доме вы живете без слуг?. – Слуги есть, но они здесь не живут. Мой отец был против этого.

– Но в дневное время здесь все равно должны находиться слуги.

– Да. Управляющий, автослесарь, садовник…

– Ну, и где же они все?

– Я отправила их по домам. Не хотела, чтобы они здесь крутились.

– Но нельзя же вам оставаться одной!

Она нашла сигарету в серебряной шкатулке, закурила.

– Какого черта я с вами вообще разговариваю? Мы едва знаем друг друга.

– Вы спросили у меня однажды, не стану ли я вашим другом, если вам это потребуется.

– Мне, знаете ли, в данную минуту этого не требуется.

– У вас появился друг?

Ее глаза стрельнули ему за спину.

– Кто-то там, позади меня, стоит?

– А почему бы тебе не обернуться и не посмотреть самому? – сказала Спиннерен.

Свистун обернулся и увидел ее. Она стояла на лестничной площадке, точно там же, как когда-то на дне рождения, когда Свистун впервые обратил на нее внимание: на бледного и тщедушного молодого человека, который позволил Дженни чмокнуть себя в щеку. Спиннерен стояла сейчас босая, в небрежно стянутом на талии халате, положив руки в карманы.

Дженни бросила Свистуна и метнулась наверх, к Спиннерен.

– Понятно, – сказал Свистун.

– Ну, и что вам, по-вашему, понятно?

– Что ты дочь Алисы Коннорс.

– Многое же тебе понятно.

– Ну, и как сработала эта колыбель для кошки?

– Колыбель для кошки? – удивилась Дженни.

– Это такая веревочная ловушка. Спиннерен улыбнулась.

– Столько вам понятно, а это непонятно?

– Ты убила поддельного «металлиста» из «Армантье». Кортес поймал тебя или ты была у него на крючке еще перед этим. Вы с ним заключили сделку. Он хотел, чтобы ты все устроила так, будто Твелвтрис нанял кого-то убить Нелли. После этого ты сама должна была убить Твелвтриса и Дженни… Дженни, посмотрев на Спиннерен, отступила от нее на шаг.

– … как велел Кортес. После чего ты должна была разместить бомбу, чтобы все выглядело так, будто Твелвтрис случайно подорвался. Кортес и Нелли хотели завладеть всем его богатством. А ты просто хотела убить Твелвтриса. Ты спровоцировала его заказать тебе убийство Нелли. Благодаря этому, ты могла встретиться с ним в отсутствие телохранителей. Как выяснилось, твои желания совпадали с желаниями Нелли и Кортеса. Кортес не знал, что ты сама хочешь убить Твелвтриса. Не знал, что у тебя имеются на это свои причины.

– Ну, и что вы собираетесь делать с этой побасенкой?

В другом конце гостиной, как это бывает в кино, внезапно открылась дверь, ведущая в библиотеку. Кортес с пистолетом в руке прошел в гостиную и сделал несколько медленных шагов по ковровой дорожке.

– Да какая разница? Неужели ты думаешь, будто Кортес позволит тебе уйти. Он пристрелит тебя и скажет, что ты сопротивлялась при аресте.

Спиннерен вынула руку из кармана халата. Этим движением она развязала кушак, и халат раскрылся. Она не попыталась запахнуть его, потому что для этого потребовалось бы две руки, а у нее в правой блеснул сейчас раскрытый складной нож.

– Надо было тебе остаться «У Милорда», Свистун, – сказал Кортес. – Сейчас бы на блядей заглядывался.

Спиннерен развернулась лицом к Кортесу, по-прежнему сжимая нож. Халат ее при этом распахнулся окончательно.

Свистун увидел, что глаза у Кортеса полезли на лоб, когда его взгляду предстало обнаженное тело Спиннерен. Практически не прикрытый срамными волосами лобок и маленькие грудки. Удивление его и сгубило. Он замешкался – и нож впился ему в горло. Его рука конвульсивно дрогнула, палец нажал на спусковой крючок.

Свистун мог бы задержать двух полуголых девиц, опрометью бросившихся из комнаты, но он только проводил их взглядом, невольно залюбовавшись аппетитными ляжками. Не шевельнулся он и когда во дворе взревел «БМВ», взревел, потом затих, пока одна из них отпирала ворота, потом взревел снова, и машина помчалась, подобно ракете, выпущенной в подбрюшье большому городу.

Чуть погодя он вызвал полицию.