– Учитель, меня начали мучить сновидения, в которых появляется Рамир Рассарман, – Альдери сидит на каменном выступе водопада и водит ногами по воде. Старейшина что-то внимательно рассматривает в цветах, не реагируя на неё. – Что ты там высматриваешь?
– Ищу созревший побег, чтобы вылечить твою обезъяну, – Старец хмурит лоб. – Я слышу тебя, продолжай дальше.
– Вот уже четвертую ночь за последнюю неделю он приходит ко мне, хватает за плечи и со злостью смотрит в глаза. Сны настолько реальные, что, просыпаясь, я чувствую отпечатки его рук на моей коже. Что ему нужно, если нас больше ничего не связывает?
– С чего ты взяла, что вас больше ничего не связывает? – Мудрец отрывает карамельный взгляд с разноцветных растений. Альдери округляет глаза:
– Но вы сами сказали, что связь между нашими хищниками разорвана!
– И?
– Что и? Я думала, мы больше не истинные!
– Альдери, я уже столько мудрости в тебя влил, а ты все изображаешь упрямую невежу.
– И что это значит? – Альдери кривится, складывая руки на груди.
– Пойдем в скит, – Маг поднимается на ноги. – Будешь помогать с лекарством. Там и поговорим.
– Что за привычка обрывать разговор на самом важном месте? – Альдери бухтит себе под нос, скатываясь с выступа.
– Учу тебя терпению.
Рабочий кабинет в песочном ските был огромен. Альдери он напоминал пещеру, настолько темны здесь были стены. Несчисленное количество кристаллов различных цветов, куча баночек и горшков, вереницы высушенных трав. От запахов кружилась голова. Девушка редко сюда заходила. Она вообще не любила прятаться от песочной долины, с радостью проводила время снаружи под лучезарным солнцем.
Маг достает какие-то склянки и связки с зеленой травой. Альдери устраивается на импровизированном каменном стуле у такого же каменного стола, покрытого песчанной крошкой. С интересом наблюдает за действиями своего учителя. Он поджигает магией разноцветные пучки и приятный запах благовоний расползается по легким, Альдери блаженно прикрывает веки. Расслабление прокатывается приятными мурашками.
– Рамир остается твоим истинным, – Как гром средь ясной погоды звучат слова мага. Альдери сжимается и распахивает глаза. Дыхание блокируется. Она не ослышалась?
– Ты думаешь, что природа что-то дарует впустую? – Продолжает учитель с едва заметной улыбкой. – Ваша связь объединилась не просто так, в ней есть урок, который нужно пройти. Тебе нужно было учиться прощению, Рамиру – терпению. Если бы ты пришла к прощению сама, природа меткой, возможно, не наградила бы. Но ты – упрямая и слепая – продолжала вариться в своем болоте. Истинность должна была вырвать тебя из затхлой тины. Даровала тебе встряску. Рамир – часть твоего долга жизни. Ваша истинность осталась на уровне души, и от туда она никуда не денется.
– Но как же так? Я думала, что свободна от него.
– Что ты чувствуешь к нему сейчас? – Спросил маг, после недолгих минут молчания.
– Я… ну, на самом деле ничего. В сердце тишина. Раньше я умирала от ненависти, а сейчас магия, наверное, вычистила негатив.
– Вот именно, ты забила себя ненавистью до краев по глупости и невежеству.
– По глупости? Его семья убила мою мать!
– Истан Рассарман убил твою мать. Отец Рамира. Не его семья.
– Но они – одно целое.
– Альдери, твоя проблема в том, что ты ушла глубоко в жалость к самой себе. Ты купалась в жалости к самой себе. Ты настолько холила свою боль, что не замечала боли других. Ты погрязла в эгоизме и вырастила его до несоизмеримо-огромных размеров. Твои глаза были закрыты настолько, что даже самый сильный маг не открыл бы их. Твой эгоистический панцырь смог пробить только фиолетовый огонь. Тебе есть за что благодарить богов. Милость к тебе баснословная.
– Я понимаю, что я закрылась, – Альдери склонила голову, слабо отзываясь на слова. – Да, я где-то была слишком упрямой и не хотела ни с кем считаться. Отец отвернулся от меня, волчица ушла, брат редко появлялся дома. А потом меня и вовсе выслали в столицу. Я чуть не умерла в этой закрытой школе!
– Я понимаю, что тебе было нелегко. Но ты хоть раз пыталась понять боль отца? Или своего брата? Ты могла хоть немного вообразить на сколько тяжело было Рамиру или его дяде? Ты можешь представить через что пришлось пройти им?
– Я знаю, что отец еле пережил смерть своей истиной. И слезы брата видела. Я пыталась помочь им.
– Ты не пыталась помочь, ты хотела утешиться сама. Им сложно было дать тебе утешение, потому что ни брат ни твой отец не были готовы к смерти Рамелии. А ты искала, кто заберет твою боль. В объятиях хотела облегчения. Но забрать чью-то боль невозможно, если свой собственный сосуд переполнен.
– Я знаю, – Тихо проговорила девушка и позволила первой слезе сбежать по щеке. – Я понимаю их боль. Чувствую её.
– А боль семьи Рассарман?
– Учитель, какая там может быть боль, если они не остановили его? О чем ты говоришь?
– Я говорю, о том, как тяжело пришлось Аракелу и Рамиру. Рамиру было несравнимо тяжело. Он прошел через настоящий ад, но ты об этом даже не задумывалась.
– Он был там! Рамир Рассарман был рядом с нашим домом в момент нападения на мою мать! Он стоял и смотрел! Он был сообщником!
– Он не успел! Это твоя боль нарисовала то, чего не было. Рамир пытался остановить отца, да только как можно сражаться с бетой стаи, когда ты еще подросток? Рамиру просто не хватило сил остановить отца и он сделал единственный правильный вариант – это предупредил дядю о том, куда направился его отец. На тот момент он сделал все от него зависящее. Ты знала, что Рамелия была небезразлична Рамиру?
– Почему? – Альдери дернулась.
– Ты даже не сочла нужны узнать их историю. Рамелия воспитывала Рамира до тех пор пока не встретила твоего отца. Мать Рамира умерла, когда тому было всего два года. А еще через год Истан Рассарман встретил твою мать. И он сильно её любил, пока Вольгран Рида не пожаловал в дом к Рассарманам.
– Что он там забыл? – Альдери в шоке побледнела и прикрыла рот рукой.
– Ты ничего не знаешь о своей собственной семье, – Ровным голосом произнес маг. – Твой отец и Аракел были хорошими друзьями, вместе учились в академии. Крепко дружили и даже расстояние не разделило их. В один из дней Вольгран приехал навестить друга и встретил там твою мать. Именно там, в доме Рассарман, образовалась истинная метка. Они были предназначены друг другу с рождения, но познакомились только через двадцать лет. Рамелия тепло относилась к Истану и Рамиру, заботилась о них. Была в шоке от встречи с Вольграном. Но ушла с ним, не имея других вариантов. Первое время сложно переживала эти события, какое-то время упрямилась как и ты, но потом приняла подарок природы. Истинную любовь познала только с Вольграном. Истан был помешан на твоей матери и тяжело принял связующую метку, очень долго страдал от этого. Ошибкой Аракела Рассармана стала отправка брата в соседнее государство, он пытался охладить чувства брата к твоей матери по способом расстояния. С глаз долой, из сердца вон. Но там Истан обезумел, попал под черные чары. Он сошел с пути окончательно. Обзавелся маниакальной идеей. Стая этого не заметила. А Рамир не смог остановить отца, сил не хватило в силу юности.
– Я не знала, что моя мама опекала Рамира, – Альдери еле выдавливает из себя слова. В горле пересохло, руки подрагивают.
– Ты никогда не спрашивала об этом у неё.
– Я была маленькой, что я могла тогда понимать? А после её смерти отец закрылся от меня! Он перестал вообще со мной что-то обсуждать. Как я могла узнать об этом?
– Альдери, я не обвиняю тебя. Я лишь рассказываю тебе историю ваших семей. Твоя задача слушать.
– Ты хочешь сказать Рамир любил мою маму? – Девушка поднесла руки к лицу, пальцами утыкаясь в виски.
– Очень. Он был привязан к ней. Рамелия тоже была привязана к нему.
– Они встречались после этого?
– Нет, стаи обоюдно приняли решение разорвать связи, чтобы не усугублять ситуацию. Инициатива была от Аракела. Рида поддержал.
– Я знала, что Истан любил мою мать, но не знала, что они были в такой тесной связи. Эд, это старожил нашей стаи, рассказал мне как-то о той истории. Для меня все было туманно и путано.
– Ты просто не захотела разбираться в ситуации. Тебе было проще лелеять свою боль и ненавидеть всех. Ты выбрала самый простой путь.
– Я не оправдываю себя! Но и мне было нелегко. Отец фактически выкинул меня из своей жизни. Он с каждым годом становился все холоднее. Брата я вообще почти не видела. Что мне оставалось делать?
– Твоему отцу было непосильно больно. Он проходил через агонию каждую секунду. Дикая тоска разрывала душу на столько, что он не мог вздохнуть. Альдери, он выжил только ради вас. Стиснул зубы и терпел. Делал все, чтобы сохранить в безопасности вас и стаю. Он строил империю ради того, чтобы ты и Кристен жили достойно. Боль раздирала его каждый миг дня, а он брал и делал. Не зря он был благословлен небесами и он прошел свой урок. Но не до конца. Застрял на тебе, – Маг кинул траву в огонь, раскидывая искры. Необычный запах пополз по скиту. – Отец не отдалился от тебя, он просто не смог быть рядом, потому что ты напоминала ему о его самом фатальном промахе. Ты – вылитая Рамелия, уменьшенная копия его погибшей истинной. Видя тебя, он вспоминает о женщине, которую обязан был беречь. И которую не уберег. Ты – напоминание о самом большом поражении его жизни. И с каждым годом ты походила на неё все больше и больше. Он не мог ничего с этим поделать.
– Теперь он будет всю жизнь бегать от меня?
– Нет, ты можешь убрать его боль. У ведьграхов есть возможность уменьшать тоску и скорбь от потери, даже если это потеря истинной любви. Ты не вылечишь его до конца, но вернешь покой. А дальше его работа, ему нужно принять и простить самого себя.
– Ты скажешь как? – В глазах девушки зажглась надежда. – Научишь?
– Альдери, все знания будут у тебя, терпение. Давай вернемся к твоей истинности.
Девушка кивнула, тяжело склонив голову, руки обессилено упали на колени, слишком много откровенний для этого вечера.
– Рамир не смог остановить своего отца, Аракел со стаей не успел. Рамир потерял не только женщину, которая заботилась о нем почти пять лет, худшее его ждало дальше. Ты можешь представить как живется оборотню, который позволил себе поднять руку на женщину?
– Я знаю, что наказание очень сурово. Стая вешает клеймо позора.
– Да, ударить женщину означает проявить слабость и трусость. В стаях это запрещено и карается клеймом трусливого мужчины, на которого ставится печать гонений. Раньше за такое изгоняли из стай.
– Наслышана.
– А теперь представь, как бы жилось потомку, отец которого не просто поднял руку на женщину, а убил её? Девятнадцатилетний юноша прошел все круги ада. Рамир попал под всеобщее гонение. И хоть Аракел как-то пытался исправить ситуацию, бороться с этим пришлось Рамиру одному. Он просил дядю не лезть в его дела. Сложнее стало, когда известие поползло по всему Архану. Рамира третировали уже чужие. Но он не сломался. Не сдался и выбил свое место. Он доказывал свою силу каждый день, ломая кости своим угнетателям. Он в одиночку рубил целые группы. В первое время очень часто возвращался растерзанным, но он дрался до последнего. С каждой дракой наращивал силу. Без тени страха бросался в атаку, чтобы смыть клеймо слабака со своего рода. Выгрызал его. Он доказывал всем, что не боиться никого и ответит за свои поступки. Он креп в силе и набирал обороты. Аракел вынужден был отдать его в армию, потому что Рамир стал часто терять контроль, многих волков маги еле возвращали к жизни. После армии он вернулся еще сильнее. Стайные в открытую не выражали своего презрения, но даже за косой взгляд в свою сторону Рамир заставлял отвечать. Дрался на смерть за свое имя и лишь со временем волки приняли в нем беспрекословного лидера. Они поняли, что слабости и трусости в этом парне нет. Потом сами шли к нему за помощью и советом, просили стать тренером. Но прежде чем прийти к этому, Рамиру пришлось пережить настоящий ад. Как ты будешь чувствовать себя, если твой отец – убийца, которого убили у тебя же на глазах после того, как убили женщину, к которой ты питаешь теплые чувства? А после весь мир ополчиться против тебя и ты будешь вынужден сражаться сразу против всех? Задумайся хоть на минуту, что пережил Рамир в тот день и много после?
Альдери не нашлась, что ответить. Притянула ноги к груди и сложила голову. Молчаливо погрузилась в себя, уставившись на яркий розовый кристалл. Представила лирого волка там, в лесу. Что она знала о Рамире? О парне, которого ненавидела всем сердцем и от которого бегала как от чумы? Что она видела в нем? Что чувствовала? Смогла бы она когда-нибудь увидеть в нем что-то большее, чем черную желчь? Виноват ли он в чем-то? Тогда ей действительно не хотелось разбираться с этим. Якорь врага надежно повис в сознании. И никак по-другому он её не беспокоил. Только лютая ненависть.
А что теперь? Нужна ли была ей эта правда? Тяжело слышать, и не поспоришь. Её мама заботилась об этом мальчугане, такого она не могла представить. Она даже не думала, что её мать могла когда-то жить в доме Рассарман. Истан казался отвергнутым ревнивцем, но никак не любящим мужчиной, с которым её собственная мать делила постель. Невероятно, но так жизненно. Сложно для осознания, но принимаемо.
Тишина в сердце. Рамир всё ещё истинный. Душами связаны. Хочет ли она его? Сложный вопрос. Она не знает его, и даже не пыталась узнать. Бесспорно очень привлекательный, яркий, сильный. Она помнит, как смотрели на него её подруги, слюной захлебывались. Да только внешность не сыграет большую роль. Что у него за душа? Что знает он о теплоте и сострадании? Есть ли в нем вообще хоть что-то человеческое?
Есть. Её сердце само ответило на молчаливый вопрос. В нем много человеческого. Его боль она чувствует сейчас. Чувствует того маленького мальчика, который остался без матери, но приобрел новую. В мать Альдери было сложно не влюбиться. Она распологала к себе и всегда находила общий язык со всеми. Доброе сердце, искренняя душа. Люди любили её. И маленький Рамир не смог бы устоять.
Внутренности опять скрутило узлом, Альдери рванно выдохнула, отпуская горькую слезу катиться по щеке.
Она ведь может просто попробовать узнать его? Что если он тоже умеет чувствовать? Он столько раз защищал её. Кидался в драку, отбивал у наглых отморозков, сражался против одичалых. Ведь её защищал. Её же?
Без тени страха пришел к её отцу, прямо заявил о своих намерениях. Ведь он ни разу не выразил грубости или пренебрежения в её сторону? Чем он был плох? Даже когда она напала на него, он ни разу не применил силу и не оставил ни одной отметины на её теле. Он бережно терпел её нападки.
Альдери позволила слезам катиться чаще, грусть и вина затопили её сердце. Она сейчас осознала на сколько терпеливым и внимательным был её истинный. Он только пытался сохранить и уберечь её. Защитить и позаботиться. Парень, который поборол ненависть всего волчьего мира, сумел сохранить теплоту души. Удивительный мужчина. Сильный, справедливый, целеустремленный. И такой заботливый. Где она была раньше? И почему ей так повезло?
– Еще не повезло, – Маг, все это время наблюдавший за молчаливым диалогом Альдери, слегка склонил голову, убирая кудри с лица своей ученицы. – Впереди бой. Бой за твоего истинного. Он действительно пытался защищать тебя, и он сделал бы все, чтобы ты жила в тепле и заботе. Ты запала ему в душу еще будучи маленькой девочкой, твоя неуемная энергия и заливистый смех проникли в его сердце при первой встрече. Он тогда не понимал этого, ты слишком маленькая была, он просто не обратил внимания. Встреча в Сараите всё изменила. Ты его тогда не приметила. Судьба вас свела в одном месте, потому что уже знала, что объединит вас меткой. Увидев тебя в том баре пол года назад, он не узнал тебя, но приклеился взглядом. Влюбился в грустную человеческую девчонку, даже не подозревая кто ты есть на самом деле. Душа потянулась к тебе. Влюбился как молнией пораженный. Маленькая девочка наложилась на взрослую. Собрание в столице раставило все по местам.
– Он был влюблен в меня? – Мокрые глаза Альдери отображают сомнение.
– Ты ведь сама чувствуешь душой, что да. И пусть он сам не до конца это понимал. Но да, он был влюблен в тебя. И отчаянно хотел вернуть ту маленькую девочку в тебе, которую видел много лет назад. Твою улыбку и радость жизни.
– Я не помню встреч с ним в детстве, – Альдери уткнулась лбом в колено, борясь с каруселью разновекторных чувств. Голос осел. – Я первый раз его увидела, когда он пытался защитить меня от каких-то отморозков в баре моего родного города.
– Ты просто не придала ему значения, ваши стаи держались на расстоянии, поэтому не знала его тогда. А он тебя знал.
– Он что-то чувствует еще ко мне? – Альдери с мольбой застыла взглядом на своем учителе.
– Чувствует. Но эти чувства перевернуться, когда ты предстанешь перед ним живой.
– Что это значит? – Тень прошлась по лицу девушки. Предчувствие чего-то нехорошего зашкреблось в центре груди.
– Вы поменяетесь местами. Его волк не даст принять тебя с распростертыми объятиями. Ты убила его волчицу, он ненавидит тебя за это. Его зверь ненавидит тебя. Сейчас он злится и оплакивает, а когда встретит тебя живой, но без волчицы – будет злиться и ненавидеть. Рамир не подпустит тебя к себе, он связи больше не чувствует. Оплакивает маленькую девочку, что когда-то согрела своим лучезарным смехом.
Альдери поникла, чувствуя боль своего истинного и его зверя с новой силой. Грудь пекло, а сожаление скручивало горло. Что она натворила?
– У меня нет шансов? Как мне тогда отдавать долг жизни и что делать с истинностью?
– Прорывать оборону. Если пробить его стену, то он почувствует связь с тобой. Когда придадитесь любви – метки проявятся. Ваши звери не сразу пойдут на контакт, но со временем прочувствуют друг друга. Снова объединитесь.
– Пробить обороту такого человека как Рамир невозможно.
– Почувствуешь себя в его шкуре, – Маг широко улыбнулся. – Он когда-то пытался пробить твою. Но нет ничего невозможного. Вопрос желания.
Альдери кивает, скорее на рефлексах, нежели на уверенности. Проломить лед истинного – это как слетать на соседнюю планету. Она чувствует его боль и сама не знает, как вела бы себя на его месте. Как отреагировала бы её волчица, если Рамир убил своего зверя?
Со словами учителя она прочувствовала сопротивление волка Рамира, она увидела весь беспорядок в его душе и чувствах. Увидела его тоску и скорбь. Её не страшит бой за сердце Рамира, она сомневается в своих силах. Налаживать мосты с кем либо ей никогда не приходилось. У неё не было в этом потребности. А здесь нужно выдернуть человека из тины ненависти. Сможет ли она? И как, если заперта здесь, в пустыне, на неопределенное количество времени? А что, если на всегда?