Алые сполохи

Глава 3: Воспоминания

— Оги-куууун!

После уроков Саори занималась в секции тенниса, но, увидав идущих домой Такаю и Юзуру, побежала за ними.

Парни обернулись.

— Оги-кун, Оги-кун! Твоя амнезия уже прошла?

— Дурочка, думаешь, это легко проходит?

— Прекрати быть таким легкомысленным! За тебя все волнуются!

— А по-моему, всем кажется, что это очень забавно.

Юзуру посмеивался в сторону.

Ученики — те, кто возвращался домой, и те, кто шел в секции и кружки — смешивались в оживленный шумный поток.

— В любом случае… — принялась поучать Саори, меж тем, как они шагали к школьным воротам. — Оги-кун, ты меня слушаешь?

— Слушаю. У тебя же сейчас теннис? Вот и иди играй?

Его внимание привлек странный человек.

— В чем дело?

Перед воротами стояла незнакомая женщина.

Длинные волосы, белая блуза, черные джинсы, стройная фигура; ученики, проходя мимо, даже оборачивались — еще раз посмотреть на эту красавицу. Она выглядела студенткой колледжа и, вероятно, кого-то ждала.

Такая замер.

Синий FZR рядом с женщиной показался ему знакомым, а в руках она держала шлем на синей же подкладке.

«Это ведь…»

Женщина увидела его, изобразила на лице нарочито удивленную гримаску и помахала:

— Привеееетик, Злючка!

— Чт… чт… чт! Ты… Это ты!

— Спасибо за утро!

Да что?!

Именно эта женщина сегодняшним утром затеяла с Такаей гонки. Юзуру и Саори ее, разумеется, не знали.

— Такая? Кто она?

— Она… это она! Та чертовка, что утром!

— Фуу, как грубо.

— Это еще вопрос, кто здесь грубый! Какого черта ты тут делаешь?

— Эй! — женщина с негодованием отбросила волосы за спину. — Я, между прочим, пропустила занятия в колледже, чтобы сюда приехать. Мог бы встретить меня и поприветливее, Такая-кун.

— ?

Она знает мое имя?

— Кстати, насчет утра… Я слышала, что ты ездишь на мотоцикле, поэтому захотела взглянуть, на что ты способен. Но, похоже, тебе еще тренироваться и тренироваться, а? Кто ж так тормозит? Ясное дело, свалишься. Разве тебя этому не учили?

— Постой, откуда ты меня знаешь?

Женщина будто что-то неожиданно сообразила:

— … А, точно… Он же говорил, что ты нас всех забыл…

— Что?

— Мы долго тебя искали… Никогда бы не подумали, что ты окажешься старшеклассником… и в подобном месте…

«Э?»

Она критически оглядела хлопающего глазами Такаю и одобрительно кивнула:

— А все равно неплохо. Я вообще-то совсем не обрадовалась, когда узнала, что ты младше меня, но сейчас вижу: ты как раз в моем вкусе, — она подмигнула и очаровательно улыбнулась. — Ну-ка, как насчет «здорово снова тебя встретить!», Кагетора?

— !

«Чт!»

У него перехватило дыхание.

Она про него знала!

Кто эта женщина?!

Она взглянула на часы:

— Хмм… Он опаздывает. Мы договорились в три встретиться.

— Стой, какого черта!

— Пора бы ему уже здесь быть… о?

Не успела она закончить, как с дороги соскользнула машина и остановилась прямо перед ними. И это была не абы какая машина: на передней облицовке широкого темно-голубого капота сияла эмблема Мерседес Бенц — знаменитый знак высшего класса.

«Ух тыы! Бенц!»

Левая передняя дверца открылась, и на асфальт ступил крепкий мужчина в черном костюме и темных очках.

«Ого! Якудза!»

— Яхууу! Наоэ! — громко выкрикнула рядом с пораженным Такаей женщина.

«Что?»

Человек, который только что вылез из Бенца-560, снял очки и приблизился. На приметном лице играла улыбка.

— Давно не виделись, Такая-сан.

«…»

Это был Наоэ Нобуцуна.

Саори позади Юзуру запрыгала в дикой пляске. Такая устало застонал — слишком уж много неожиданностей для одного дня.

— Что-то не так?

— Значит, это ты все подстроил…

— Да?

— Эта женщина… ее! Какого дьявола!

— Наоэ, Наоэ! Как жизнь? — бодро выпытывала женщина.

— Ты меня опередила, Харуиэ.

— А ты выглядишь еще строже, чем всегда.

Заметив Юзуру и Саори, Наоэ улыбнулся:

— Добрый день, Юзуру-сан, юная леди.

— Рад вас видеть, Наоэ-сан.

Саори скакала вокруг них с воплями:

— Он назвал меня юной леди!

Такая потер лоб:

— Ладно. Почему ты не познакомишь меня с этой женщиной?

— Ну-ну. Как невежливо говорить «эта женщина» той, кто старше тебя!

— Перестань, Харуиэ.

Она положила руку на пояс и гордо выпятила грудь:

— Хммф. Не надо меня представлять, Наоэ. Я Кадоваки Аяко, настоящее имя — Какизаки Харуиэ[8]. Мой отец, Какизаки Кагеиэ[9], был одним из главных вассалов лорда Уэсуги Кэнсина.

— Он один из нас, Кагетора-сама, — прошептал Наоэ Такае на ухо. — Из тех, кто получил от господина Кэнсина приказ стать перерожденным.

— Харуиэ… но ты должна быть мужчиной… Ой! Ты же не!

— Ах, оставь! Я самая натуральная женщина — на все сто процентов! — надулась Аяко. — Причем уже больше двух веков! Да я женственнее большинства здешних девушек!

— ???

— Я говорил про это, — пояснил Наоэ. — Мы захватываем тела и, в зависимости от пола тела, становимся мужчиной или женщиной.

— Ты шутишь…

Спохватившись, что Юзуру и Саори слушают их разговор, Наоэ сменил тему:

— Вы свободны сегодня вечером? Я думаю, следует сходить куда-нибудь поужинать — отпраздновать наше воссоединение.

— Отпраздновать… ты угощаешь?

— Разумеется.

Такая немного подумал и уточнил:

— Типа встречи выпускников?

Наоэ усмехнулся:

— Тогда решено.

Аяко вместе с Юзуру и Саори восхищалась Мерседесом, как ребенок.

— Ух, круто! Настоящий 560!

— Какой большой! Какой красивый!

— В прошлый раз ты приезжал на Сефиро, — удивленно отметил Такая.

— То была третья машина. Сегодня моя семья в отъезде, они оставили только эту.

— Нет, ты точно неправильный монах. И какая вторая машина? Только попробуй ответить, что Порше, и я тебя стукну.

— Феррари.

Такая в гневе потряс кулаком. А Наоэ вдруг взглянул на школу, будто что-то его влекло.

— Что?

— «…» — Наоэ с секунду молча смотрел на здание, чувствуя неладное.

«Школа… — его глаза сузились. — С каких пор?»

— Наоэ? — забеспокоился Такая.

— … В школе что-нибудь случалось?

— Э?

Наоэ продолжал смотреть, Такая тоже встревоженно обернулся:

— Здесь что-то не так?

— Да нет, ничего. Пойдемте, — Наоэ крутнулся на каблуках. Но взгляд, которым он окинул школу через плечо, был неприветливым.

«Неужели никто не заметил?»

Неестественность.

Старшую школу Дзехоку окутывало ощущение угрозы.

Прочная… явственная злоба.

«Это…»

На Мацумото опустилась ночь, а Такая с Наоэ и Аяко отмечали встречу.

— За нас! — воскликнула Аяко.

Они сидели в одном из баров делового района. Аяко захотела попробовать местное блюдо из сырой конины, потому Такая отвел их сюда — в место, которое, как он знал, славилось «вкуснейшим басаси»[10].

Аяко огромными глотками осушила свою кружку и громко рассмеялась:

— Уууух, отличное пиво!

Среди бизнесменов, что заглянули перекусить после рабочего дня, и празднующих студентов их троица за столом в углу выглядела причудливо: старшеклассник, студентка колледжа и мужчина в черном, которого на первый взгляд можно было заподозрить в занятиях делами не слишком благовидными.

Такая обиженно покосился на свой апельсиновый сок и перевел взгляд на сидящего рядом Наоэ:

— С какой стати я один должен пить сок?

— Вы еще несовершеннолетний, не так ли?

— От пары капель ничего не будет.

— Не очень мудро с вашей стороны.

— Это еще почему?! По твоим словам выходит, что мне лет даже больше, чем просто много! Так что давай!

— Все дело в вашем теле. Алкоголь вреден организму, который еще не полностью сформировался.

— Вот упертый!

Аяко взмахнула пивной бутылкой и завопила:

— Не слушай его! Эээй, Кагетора! Вот, давай пить! Отметим как следует! Еще саке!

— Ээ, ты как?

Аяко захохотала:

— Прекрасно! Вечер только начинается! Давайте пить!

— Стой, не наливай столько!

— Ааах, под хорошую компанию саке еще вкуснее!

Отодвинув кружку Аяко, Такая спросил:

— Вы сюда надолго или как?

— Мы уже забронировали номер в отеле.

— И зачем на этот раз?

— Затем! Наоэ обещал угостить меня басаси, вот я и приехала! Есть надо там, где по-настоящему умеют готовить!

— Ты тоже тут из-за басаси?

Наоэ улыбнулся и приподнял свою кружку:

— Ведь в прошлый раз у меня не получилось, правильно?

— Ну ты даешь! Станция разрушена, дома в развалинах, целый город с ног на голову встал! А отстроить все трууудно.

— Ты права. Однако поверь, это не из-за того, что я горел желанием продемонстрировать свою силу.

— Аааа, ты снова за старое? Жуть! Я трудилась в поте лица, улаживала дела с оншо Имагавы, а вы тут бросались вашими роскошными огнями! Меня с собой не взяли! Разве честно?

О, догадался Такая:

— Значит, тот друг-экзорцист, которого ждал Наоэ — ты?

— В точку! Я!

— … Я рад, что ты не приехала.

— Чего?! Грубиян!

Пока Такая и Аяко спорили, Наоэ выбрал кусочек басаси:

— И? Что потом стало с Суругой[11], Харуиэ?

— Имагава подчинился Оде.

— Что?

— История повторяется, — Аяко сцепила пальцы под подбородком и вздохнула: — Знаешь, все снова свелось к Окехазаме[12]. Ненависть Имагавы Есимото[13] к Оде казалась огромной, но у него недостаточно сил, чтобы справиться с войском Оды. Похоже, он уступил.

— Ясно…

— А что с Сингеном? — влез Такая.

— Мы продолжаем его искать. С ним, должно быть, Косака… Вероятно, они постараются повторить попытку возрождения.

— Дааааа… Косака идиот. Приспичило ему возродить Такеду Сингена, будто у нас и без того проблем мало.

— Ты про… Ями Сенгоку?

— Угу! Но теперь мы тебя нашли и обрели второе дыхание.

Наоэ засмеялся, щелкнув палочками:

— Выходит, нам следует пойти и поблагодарить Сингена?

— Ни за что! Только через мой труп! — она потянулась за саке. — Уууух! Нет ничего лучше, чем басаси с японским саке! Выпей, Кагетора! И на сегодня больше ни слова про все эти глупости! Кутим до упаду!

— Леди, вы набрались. Эй! Не лей саке в мою чашку!

— За Кагетору-кун!

— Ничего, что она?

— Не сиди, как истукан… давай, выпей со мной! Эй там, еще саке!

— Ээ, ты шутишь!

Кончилось тем, что Такая не устоял перед развеселым ликующим напором Аяко — в неоновом свете шумного делового квартала трое, отмечая долгожданную встречу, разошлись вовсю.

Когда они наконец вышли из бара, было почти десять. Троица направилась к отелю, и вечерний ветер дул им навстречу.

— Эй, осторожно! Леди! Не надо так быстро!

Аяко, которую совершенно развезло, в замечательно хорошем настроении гордо выступала впереди всех, залихватски распевая песни.

— Что-то она не очень, — измученно пробормотал Такая Наоэ, с изумлением глядя на неверные шаги Аяко. — Совсем расклеилась… Ты бы подошел да поддержал ее сзади, вместо того, чтобы просто смотреть и улыбаться.

— Не было смысла его останавливать. Харуиэ всегда любил выпить.

— Чеееерт!

Аяко завертелась на перекрестке:

— Вы двое, хватит жаааааловаться! Лучше еще куда-нибудь зайдем!

— Ох!

— Вы чего? Подпевайте! Тра-ля, ля-ля-ля! — у Аяко заплетались ноги. — Э?

Она потеряла равновесие и уселась прямо посреди дороги.

— О нет, — хлопнув себя по лбу, Такая поспешил к ней. — Давай, поднимайся. Обопрись на мое плечо.

— … дум-де-дум…

— Нечего было столько пить! Теперь даже стоять не можешь!

Поддерживаемая Такаей, Аяко все-таки смогла идти дальше. Наоэ пристроился позади: взгляд настороженный, оберегающий, а улыбка странно горькая.

Отель, в котором остановились Наоэ и Аяко, располагался перед станцией.

— Я возьму ключ, а вы, если не трудно, подождите перед номером. Пятьсот второй, — сказал Наоэ и отправился на второй этаж, оставив Такаю с цепляющейся за его плечо Аяко. Та, полусонная, все еще перебирала свой репертуар.

— Не спи. Мы почти пришли.

— … дум де дум-дум-дум…

Такая втащил Аяко в лифт и кое-как довел до нужной двери, где и отпустил. Аяко немедленно съехала на пол.

— … тра-ля-ля…

— Жуть, и это наша первая встреча. Как тебе не стыдно? — укорил Такая, потирая плечо. — Ты, конечно, красавица, но если будешь вести себя так каждый раз, когда вздумаешь выпить, то кто-нибудь может этим воспользоваться.

— … Кагетораааа…

Аяко, обняв колени, клевала носом.

— Что?

— Не… — она что-то пробормотала невнятно.

— Что?

— Не бро… — шепнула она, сидя, словно маленький ребенок, напротив двери. — Не бро… сай нас… хорошо?

Такая глянул на Аяко сверху вниз, и на его лице внезапно воцарилось спокойствие. Секунду помолчав, он ответил сдавленным шепотом: — … Не брошу.

Аяко приподняла голову: глаза закрыты, на губах легкая улыбка. Глубоко вздохнула и погрузилась в крепкий сон.

Такая удрученно смотрел на нее.

«Я действительно?»

По застеленному ковром коридору плыла тихая музыка. Такая неподвижно стоял у стены.

«Я…»

На этаже открылся лифт: то вернулся с ключом Наоэ. Завидев прикорнувшую перед дверью Аяко, он спросил у Такаи:

— Спит?

— А… Ага.

Наоэ мягко улыбнулся:

— Что поделать. Харуиэ хороший парень, когда не буянит.

— …

— Он, должно быть, очень обрадовался, что вы снова с нами. Поэтому и перебрал.

— Наоэ…

Наоэ повернул ключ и подхватил Аяко на руки. В маленькой опрятной комнате было прохладно: работал кондиционер. Осторожно уложив Аяко на кровать, Наоэ заботливо вгляделся в безмятежное сонное лицо.

— Он тоже многое пережил, — услышал стоящий в стороне Такая.

— ?

— У Харуиэ есть свои причины выбирать для переселения женское тело.

— Причины?

— Да, — Наоэ укрыл спящую одеялом. — Харуиэ ждет. Любимого человека, который умер два столетия назад. Ждет, когда он переродится.

— …

— И я этим восхищаюсь, — в глазах Наоэ застыла тоска. — Хотя кому-нибудь может показаться, что эта страсть, эта пылкая любовь на самом деле ничто, кроме моментного дикого заблуждения… мимолетного увлечения, которому не суждено никакого будущего.

— … Наоэ?

— Извините, что задержал допоздна. Я вызову вам такси.

— Мм… вообще-то… — Такая немного смутился. — Я хотел задать несколько вопросов.

— ?

Это был первый раз, когда Такая сам пошел на контакт.

Удивленный, Наоэ, помедлив, посмотрел на прикроватные часы:

— … Верхняя терраса, наверное, еще открыта. Ваши родители не будут беспокоиться?

— За меня некому беспокоиться.

— Ой ли? — Наоэ вернул ключ. — Значит, продолжим вечер?

С террасы открывался прекрасный вид на ночной Мацумото. На каждом столике горели свечи, создавая уютную атмосферу. И людей в этот поздний час буднего дня было совсем немного.

Двое сели за стойкой.

— Бурбон и легкий коктейль?

— Пойдет такое?

— Ничего, вы ведь теперь с охраной.

Бармен принес шейкер, между ними мерцало оранжевое пламя свечей.

— Вы что-нибудь вспомнили?

Такая потряс головой:

— Ничего. Даже те странные силы исчезли.

Он поставил локти на стойку.

— Я думал про это и… Мне кажется, я не Кагетора.

— Почему вы так решили?

— Разве воспоминания не должны были вернуться ко мне вместе с силой? А я не помню вообще ничего.

Наоэ хмыкнул:

— Если вы не Кагетора, как вы тогда смогли пользоваться силой?

— Да, но… — Такая поджал губы. — Может, как ты сказал… ну, потому что я заставил себя думать, что я Кагетора… Но потом я стал задаваться вопросом, не появится ли вдруг настоящий Кагетора…

Бурбон и прозрачный голубой коктейль стояли перед ними. Наоэ взял бурбон.

— Вы Кагетора-сама.

— Почему? Как ты докажешь?

— То, что вы сделали, и есть доказательство. Бисямонтэна не вызовешь, просто немного о нем подумав. А тебукуреку? Это уникальная способность Уэсуги, больше никто не обладает подобными силами. К тому же… — Наоэ пристально смотрел в стакан. — Я уже решил: Оги Такая — это Уэсуги Кагетора. И если в будущем вдруг явится кто-то, называющий себя настоящим Кагеторой, для меня этот человек Кагеторой не будет никогда.

— … Ты решил…

— Вы дали мне шанс, — пробормотал Наоэ со слабой улыбкой. — Шанс начать все заново. Вы стерли прошлое из своих воспоминаний… даровали возможность снова начаться тому, что было невозможно исправить.

— …

— Я хочу использовать этот шанс… эгоистично звучит, правда?

Такая взглянул на него:

— Наоэ.

— Все до чрезвычайности просто, когда я думаю об этом теперь, — улыбка стала циничной. — То, что произошло между нами, лучше забыть.

В ушах эхом звучали слова Косаки: Кто продолжал припирать его к стене, покуда ему не осталось, куда идти? Это был ты, Наоэ!

Лед в стакане крошился и таял.

Такая молча смотрел на профиль Наоэ, освещенный огнями свечей. Немного погодя он проговорил:

— Я немного почитал про Уэсуги Кэнсина и Кагетору.

— Ясно. И что вы думаете?

— Он был довольно-таки непростой человек, да?

Уэсуги Кагетора.

Он родился во времена Эры Сенгоку, в семье Ходзе Удзиясу[14], правителя Сагами[15], и жизненный путь ему предстоял не из легких.

В ту пору Ходзе Удзиясу, Такеда Синген и Уэсуги Кэнсин сошлись в борьбе на землях Канто[16]. Вся взаимная ненависть и жажда верховенства бушевали между тремя этими кланами.

Сабуро Кагетору, еще ребенка, отправили заложником к Такеде Сингену в знак примирения трех сторон: Ходзе, Такеда и Имагава. Когда союз был разбит, он вернулся, чтобы стать приемным сыном своего знаменитого дяди Ходзе Геннана[17]. Затем, на двенадцатом году эры Эйроку (1569) союз заключили Ходзе и Уэсуги Кэнсин (провинция Этиго); и через год Кагетора снова стал заложником, на этот раз в Этиго[18], у Кэнсина.

Кэнсин дал юноше имя, каким некогда звался сам, — «Кагетора» — и относился к нему, как к приемному сыну, а не как к заложнику. После смерти Кэнсина Кагетора сражался за наследство с Уэсуги Кагекацу, вторым приемным сыном Кэнсина, потерпел поражение и покончил с собой в возрасте двадцати семи лет. Короткая жизнь, что была принесена в жертву злой судьбе, предопределенной миром Сенгоку…

— Имя «Уэсуги Кагетора» исчезло из истории в годы Смуты при Отатэ[19]. Но Бог Войны, Лорд Кэнсин, назначил вам другую миссию — истреблять онре… переселяться снова и снова, чтобы отправлять онре, оставшихся в этом мире, дальше. Ради этой цели мы продолжаем жить.

Такая сосредоточенно размышлял.

— Но онре хотят начать следующую гражданскую войну?

Пальцы Наоэ судорожно дернулись.

Да, именно так оно и было.

В современном мире они намеревались снова разжечь Эру Сенгоку.

Ями Сенгоку.

Битва, которую онре вели в нынешнее время, битва между генералами Сенгоку, теми, кто не смог захватить власть в своей давней истории, но не успокоился. Они пробудились, чтобы начать новую войну теперь, спустя четыреста лет, располагая только духовными силами в качестве оружия. Эта война была утешением, вторым шансом для онре, желавших переписать историю сражения, которое должно было закончиться четыре века назад.

Об этих событиях Такае стало известно совсем недавно, причиной тому послужило возрождение Такеды Сингена. Тогда он встретил Наоэ и узнал о другой своей сущности — он был одним из соратников Наоэ, Уэсуги Кагеторой. Синген вселился в Юзуру, и они кое-как смогли изгнать его, но это было всего прелюдией. Такая коснулся лишь краешка событий, называемых Ями Сенгоку, и знал далеко не все.

— А что происходит в Ями Сенгоку? — спросил Такая. — Онре начали войну и все такое, но вы-то их изгоняете.

— Да, мы используем изгоняющую силу, однако в нашу задачу не входят призраки, которые не проявляют активности. Мы изгоняем тех, кто является угрозой живым. Например, мы не трогаем духов-хранителей, да и многих других, которые приходят в этот мир, но затаиваются.

— Пока они не заявляют о себе?

— Верно, — Наоэ кивнул. — Нам все еще точно не известны первопричины нового начала Ями Сенгоку, но мы подозреваем, что здесь замешан Ода Нобунага.

Такая изумленно поднял брови:

— Ты про того знаменитого… он тоже онре?

— Даже хуже, — Наоэ сцепил ладони. — Нобунага пытался обожествить себя еще при жизни. Требовал, чтобы его величали «Повелитель Шестых небес»[20], а после смерти лелеял самые темные верования людей. Он был возрожден на двадцать шестом году эры Шова (1951), в конце Тихоокеанской войны, когда Японию поглотил огонь.

— …

— Возродившись, Нобунага и его приближенные воспользовались царившим после войны хаосом, дабы соблазнять людские сердца ко злу. Мы пробовали изгнать его… Битва длилась более десяти лет, битва исключительной жестокости. Она переросла во всеобщую войну, и нам удалось низложить культ Нобунаги, но и Уэсуги были практически уничтожены. Вы и я потеряли тела и не смогли совершить над Нобунагой тебуку. В конце концов, нам хватило сил нанести удар, на то время достаточный для прекращения битвы. Это было тридцать лет назад.

— А потом? Теперь люди Оды тоже участвуют в Ями Сенгоку?

— Да. Онре непреклонно вступили в бой. Ода действует не столь явно, как ранее Синген — основное его влияние исходит от оншо во главе с Мори Ранмару. Они обосновались в Токай[21], но сам Нобунага пока не появляется. Возможно, он все еще собирается с силами.

— А остальные?

— На северо-востоке неспокойно, но в остальных областях затишье. Должно быть, они услышали о возрождении Такеды Сингена и разрабатывают план дальнейших действий. Он — весьма серьезный противник.

— Хмм… — Такая вздохнул. — Трудновато это для вас, ребята, — взять на себя всех онре Японии.

— Пожалуйста, не говорите таким тоном, будто вас наши дела не касаются. Рано или поздно вам придется присоединиться.

— Вас только двое? Больше никого нет?

— Приказ Уэсуги Кэнсина приняли пять перерожденных, включая меня: Уэсуги Кагетора, Какизаки Харуиэ, Наоэ Нобуцуна… еще Иробэ Кацунага[22] и Ясуда Нагахидэ[23]. Иробэ-сан — преданный сторонник клана со времен почтенного отца лорда Кэнсина, лорда Тамекаге[24]; он единственный, кто умер прежде лорда Кэнсина. Он переродился лишь год назад, так что сейчас это младенец, который нам помочь ничем не может.

— А второй?

— Ясуда Нагахидэ?

Наоэ пригубил из стакана.

— Он переселился несколькими годами ранее, но мы о нем не слышали и не думаем, что он где-то поблизости. Он довольно сложный парень. Вероятно, он провел каншо не над зародышем, а над более взрослым телом, и хочет остаться в стороне от битвы. Мы не знаем, где он и чем занимается, что беспокоит: нам и при лучшем раскладе не хватает сил.

— Он силен?

— Он уступает только вам. Но изначально он был одним из людей лорда Кагекацу, и Харуиэ недолюбливает его до сих пор.

— Харуиэ? Почему?

— В битве за наследство, Смуте при Отатэ, Харуиэ возглавил тех, кто поддерживал лорда Кагетору… то есть, вас, и был убит лордом Кагекацу. Это даже сейчас не дает ему покоя, поэтому он имеет что-то вроде предубеждения по отношению к тем, кто был на стороне лорда Кагекацу.

— А ты?

— Вас бы порадовало, если бы я был на вашей стороне?

Наоэ слегка улыбнулся в ответ на взгляд Такаи и посмаковал глоток бурбона.

— Очень жаль, но я поддерживал лорда Кагекацу. Впрочем, меня убили из-за некоторых неприятностей, вызванных вопросом о награде, так что мне хвастаться нечем.

Такая в немом удивлении смотрел на Наоэ. Если подумать, разговор казался крайне скользким. Такая прикусил язык: вся проблема была в том, что он не мог понять, как следует относиться к словам Наоэ.

Наоэ заметил его колебания:

— Вы… все еще не верите нам?

— Нет. Не то чтобы… — пробормотал он, немного подумал и уточнил: — Ты сказал, мы оба погибли, сражаясь с Нобунагой тридцать лет назад. Если потом мы переселились, почему я не одного с тобой возраста?

— Действительно… Возможно, перед этим вы совершили каншо над каким-нибудь другим телом, потому вы и младше меня.

— …

Такая пристально смотрел на свою ладонь, крепко стиснувшую запястье другой руки.

Каншо…

— Странное чувство, правда?

— ?

— Это каншо… вселяться в кого-то, красть тело, выкидывать душу настоящего хозяина и делать тело своим… в этом суть?

— Да.

— Получается, это тело на самом деле не мое?

— … Правильно.

Пальцы Такаи сжались сильнее.

— Выходит, в этом теле был некто, кого тоже звали Оги Такаей?

— …

— Кто-то — не я — кто мог бы стать настоящим Оги Такаей…

— Такая-сан.

— Разве это правильно? Разве Синген с Юзуру не то же самое сделал? Я имел право так поступать?

— В противном случае мы не могли бы продолжать жить и выполнять нашу миссию, — трезво расценил Наоэ.

— А ты никакой вины перед настоящим хозяином тела не испытываешь?

— Хищник не чувствует себя виноватым, убивая добычу, потому что для него это жизненно необходимо. Так же и с нами. Мы ничего не можем с этим поделать.

— Ничего не можем? Хорошенький вопрос. Нам все позволено только из-за того, что у нас миссия? Мы отбираем целую жизнь. Разве не должны мы извиняться перед семьей, друзьями настоящего хозяина тела, за то, что обманываем их?

— … Но тела, в которые мы вселяемся, всего лишь зародыши. У них еще нет личности и связей с обществом.

— И это нас оправдывает? Это же неправильно! Настоящий Оги Такая должен быть кем-то другим. Если бы ничего не случилось, он стоял бы здесь, где стою сейчас я. Он знал бы окружающих меня людей. Я жулик… мошенник… да? Каншо делает нас ворами и лжецами… даже убийцами! Как же вы можете поступать так с чистой совестью?

— … Считаете, мы не задумывались над этим? — невыразительно откликнулся Наоэ.

— !

Повисло молчание, Наоэ уставился в стакан.

— Давайте остановимся. Дальнейшие размышления на эту тему не приведут ни к чему, кроме ссоры.

— …

Позванивал лед.

Такая смотрел на холодный профиль Наоэ.

Над террасой одиноко звучала партия фортепиано.

Мягкий звук работающего шейкера.

— Наоэ…

Наоэ спокойно взглянул на Такаю. Тот пристально изучал поверхность стойки.

— Слушаю.

— Я… — почти беззвучно шепнул он. — Кем… ты хочешь меня видеть?

— …

Фортепиано исполняло печальную сонату.

Наоэ прищурился:

— Вы должны… просто быть самим собой, Такая-сан.

На гранях стакана переливался неоновый уличный свет и блики свечного пламени.

Огонек дрогнул.

Такая закрыл глаза.

— Сами доберетесь?

— Ага.

Наоэ проводил Такаю до выхода. Такая поднял воротник хлопчатобумажной куртки и посмотрел в ночное небо:

— Ты же мне свой Бенц не дашь? И ладно. Я поймаю такси возле станции.

— Ясно.

— А как вы содержите свой храм? Милостыню просите или как?

— Мой старший брат — агент по продаже недвижимости.

— А говорят, что монахи не должны участвовать в мирских делах.

— Такая-сан, — позвал Наоэ.

— ?

— Вокруг вас не происходит ничего необычного?

— Необычного?

Такая немного поразмыслил и встрепенулся:

— А, все говорят, что я чокнулся.

— Что? — насторожился Наоэ.

— Вообще-то, я еще не был в больнице… поэтому не уверен…

И Такая рассказал про Чиаки и свою амнезию.

Наоэ выслушал его в целом без особого беспокойства:

— Похоже на закивараши[25]?

— Все твердят, мол, я просто забыл, но на самом деле у меня никогда не было воспоминаний про то, что он мой лучший друг. Сколько я не вспоминаю, только больше убеждаюсь: тогда я впервые его увидел. И больше ничего не знаю. Вот черт!

— Возможно… тот, кто действительно прав, это вы.

Такая потрясенно повернулся к Наоэ.

— Да, и впрямь необычно. Хорошо… Завтра мы еще раз наведаемся в вашу школу.

— Ты думаешь, я прав?

— Вы единственный в школе, кто способен чувствовать истинную суть вещей. Более того, не знаю, есть ли тут взаимосвязь… — взгляд Наоэ сделался острым. — Вокруг вашей школы очень странная аура.

— !..

По спящим улицам пронесся свежий ветер.

Семя бедствий уже дало ростки.