Альфа Волк

Глава 11

Платье скользит по моему телу и стопорится в районе бедер. Излучающие тепло ладони захватывают мои пальцы и, управляя ими, проталкивают ткань вниз, чтобы одежда упала подле моих ног.

Ладони лишают меня белья тоже.

Он говорил, чтобы я разделась самостоятельно, а вместо этого обнажил меня сам.

Я понимаю, что Рапид грузно дышит, но уловить исходящие от него звуки не могу — сама жадными выдохами захлебываюсь, и только их различать получается.

Он проходится ласками, толчками, захватами по всей длине моего тело, вразнобой и невпопад.

Ни я, ни он не видим ничего, кроме намеков на очертания друг друга напротив.

Я жду когда же Рапид поцелует меня где-нибудь, последовав за прикосновениями собственных ладоней, но он прикасается губами к моим и будто бы с утеса в пропасть сигает — и меня за собой утягивает. Целует вкрадчиво и отчаянно, и если он пытается убедить меня в чем-то, то ему удается… ему удается до того, как…

Он притягивает меня к себе, спину мне поглаживая заторможенными и рваными движениями, и вот как раз что-то касается моих половых губ. Возможно гладкое и массивное, протискивающееся теплотой дальше и дальше…

Это…

С макушки до пяток меня адреналиновый холодок пронизывает, но страх оказывается сильнее. Я сама не контролирую, как рукой его пальцы пытаюсь отодвинуть, а он как раз увлечен поглаживаниями моей груди.

— Ша, Яна, — выдыхает он мне в висок, — все будет хорошо, тебе будет хорошо, я обещаю.

Но я делаю шажок назад, потому что мысли настолько уже охвачены испугом, что я не в состоянии управлять собственным телом.

Рапид замирает — и я зажмуриваюсь. Готовлюсь к взрыву, так как смесь недовольства и паники Альфы дребезжит в воздухе беззвучными импульсами.

Он разворачивает меня и утаскивает поближе к стене так молниеносно, что я вскрикиваю, когда моя ладонь упирается в холодную бесформенную гладь бетона. Просовывает член между моих бедер и начинает толкаться, лбом мне в ухо утыкаясь.

— Ты и мертвого с ума сведешь…

Волны удовольствия и страха сталкиваются напорами на моей коже, и закручиваются воронками: я издаю неинтерпретируемые звуки и хватаюсь за бетон, в глупых попытках спастись от внутреннего раздора. Рапид накрывает мою ладонь своею, и я ошеломленно осознаю, что его рука трусистся.

Он двигает головой постоянно, места себе найти не может, и трется-трется об мякоть моих ног, размазывая смазку.

— Хорошая девочка, — внезапно выдавливает он. — Хорошая, мягкая девочка.

И его Альфа и моя Омега будто синхронный вздох вымучивают, где-то в невидимом кармане параллельной реальности, где они могут контактировать напрямую. Но это всего лишь иллюзия, потому что они — это и есть мы, и никогда ранее я не ощущала так ясно что именно Омега внутри меня хочет и, самое главное, зачем…

Рапид впивается мне в шею губами, даже выпуская чуть зубы, и протяжный звук, что он издает… Я пытаюсь перевернуть ладонь в его хватке, чтобы погладить-успокоить его жесткую, раскаленную кожу.

Скольжение члена у меня между бедер теперь ощущается по-другому, странным образом. Будто бы член разбух еще пуще в одном месте. А затем на меня обрушивается осознание: прямо сейчас мои ляжки еще и терзает луковицеобразный узел. И каждый его импульс током проникает в мои жилы прямо сквозь кожу и будто замедленным взмахом веера распускает во мне экстаз во все стороны.

Святое провиденье.

Или не очень святое.

Это не может быть… узел! Пускай у меня отсутствует опыт, но точно знаю, что узел у Альф выскакивает только, когда они уже внутри Омеги. Стопроцентная информация, потому что… это то, как дети делаются. Узел обеспечивает накачку семени и сцепляет пару. Узел не предназначен для появления снаружи.

Это невозможно.

— Да, это невозможно, — читает мои мысли Рапид и говорит прерывистым голосом, словно все его связки иссохлись, — это невозможно, но вот прямо сейчас реально, и это рехнуться… можно…

Когда он слюнявит мне шею и часть лица, а узел разбухает и прорывается, и сперма брызгами бесконечно стекает по ногам, я зачем-то выкручиваюсь и пытаюсь губами коснуться сурового лица, или может прошептать что-то, и Рапид помогает мне в этом, но шепчет сам:

— Теплая очень. Ты теплая. Хорошая девочка.

Испытуемый восторг замедляет все процессы в моем организме. Восторг красной пеленой занавешивает и мысли, и я целую-целую Альфу, старательно и безоглядно.

Когда мощь переживания чуть отступает, меня, как откатом, такой стыд и такая горечь охватывают. Пользуюсь тем, что Рапид начинает отодвигаться, странно шаркая ногой, и бросаюсь искать свою одежду на полу. Хоть что-то. Чем-то прикрыться, чтобы на свет вернуться, уже неважно в каком виде.

И в шорох своей одежды вслушиваюсь и в выравнивающийся ритм дыхания Альфы. Вслушиваюсь как ни во что никогда не вслушивалась, потому что надо уловить звук его последующего шага…

И открываю рот в беззвучном крике, когда за локоть меня хватает рука, и она — не человеческая.

Мохнатая лапа.

Губы прихватывают тонкий слой кожи на моей мокрой шее. Я едва не подкашиваюсь вся, потому что губы — определенно человеческие, и это точно Рапид.

— Давай, — жестко рубит он. — Беги. Давай. По-видимому, это — единственное, что ты умеешь делать хорошо.

Лапа позволяет мне вырваться и через мгновение я толкаю наружу створку подсобки. Резь электрического света впрыгивает в меня с оголенным кинжалом, я невольно щурюсь, пытаясь преодолеть как можно больше расстояния вслепую.

— Омега, — он зовет меня сзади, и я знаю, что он тоже уже вышел на свет.

Почти у выхода из зала, в проеме между стульями и приставными тумбами, я останавливаюсь. Ибо это только что был не Альфа-приказ, но нечто крайне близкое. Нечто древнее отозвалось во мне на звук его уставшего баритона. Испытывая такую тягу послушаться, я боюсь даже представить, как ощущается неумолимость Альфа-приказа.

В то время, как я оборачиваюсь, лапа трансформируется в человеческую руку прямо у меня на глазах. Я нервно сглатываю, переводя взгляд на лицо Мясника.

Непроницаемость его выражения диким образом контрастирует с двумя иссиня-красными венозными линиями, накрест исполосовавших его лицо. Набухшие жилы будто бы пульсируют вздутыми нервами.

С опущенным сердцем понимаю, что ему пришлось сдерживаться очень сильно. Будь моя воля… Я бы сама хотела, чтобы мой страх хоть наполовину увял.

— У тебя есть минута, чтобы придумать, как себя контролировать. Этот ядовитый холодный проклятый страх.

— А что будет потом? — тихо отзываюсь я.

— А потом тебе придется столкнуться с тем, что тебе реально стоит бояться, — рубит он каждое слово, но звуки столь глухие, что кажется будто его голос подрагивает.

— Я бы… хотела не бояться. Ты не понимаешь. Я бы хотела.

Он делает потрясенный шаг вперед.

— Тогда почему? Ты же сведешь меня с ума. И себя.

— Все это может сколько угодно детерминироваться биологией. Химией. Природным порядком. Это и впрямь кажется неизбежным, — почти что срываюсь на шепот, но потом выравниваюсь. — Но никакие метки и… касания… и… и… поцелуи не поменяют того, что я совсем не знаю тебя.

— Меня? Ты… Что нужно сделать, по-твоему? — Он хмурится.

— Не знаю, — дергаю рукав и что-то наподобии смешинки из себя выдавливаю. Перевожу взгляд на изгиб скалы, чтобы избежать интенсивного взгляда серых глаз. — Ты… не разговариваешь со мной. Я имею в виду, простой разговор. Беседа.

— О чем? — совсем низким голосом спрашивает Рапид, и поочередно смотрит то на меня, то на скалу.

— Не знаю! Обо всем. О том, что, может, хочется говорить. О… погоде.

— О погоде, — повторяет он и словно пробует слова на вкус.

— Ну не буквально о погоде, ясно же. А о чем-то ежедневном, простом. Неважном.

— Зачем разговаривать о неважном? — медленно спрашивает он и в его голосе нет издевки.

— Чтобы… потом уже говорить о важном, — шепчу я.

Он сглатывает, не двигается, и смотрит на меня во все глаза.

Но молчит.

— В конце концов, — выдавливаю из себя перед тем, как уйти, — я — не просто кусок мяса, Каин.