Анархия — это отсутствие правителей. Свободные люди не подчиняются приказам; они принимают свои собственные решения, приходят к согласию внутри своих сообществ и разрабатывают совместные способы осуществления этих решений на практике.
Не должно быть сомнений в том, что люди могут принимать решения неиерархическими, эгалитарными способами. Большинство человеческих обществ были безгосударственными, и многие безгосударственные общества управлялись не повелениями неких «Больших Людей», а общими собраниями, использовавшими какие-то виды консенсуса. Многочисленные общества, основанные на использовании консенсуса, выживают уже тысячи лет, даже несмотря на европейский колониализм. Они существуют и в наши дни в Африке, Австралии, Азии, странах Америки и на окраинах Европы.
Людям из тех обществ, в которых право принятия решений монополизировано государством и корпорациями, поначалу может казаться, что принятие решений равноправным способом затруднительно, но по мере привыкания это становится проще. К счастью, мы все имеем некоторый опыт горизонтального принятия решений. Большинство решений, которые мы принимаем в повседневной жизни с друзьями и, будем надеяться, с коллегами, а также с семьей, мы принимаем на основе взаимодействия, а не авторитета. Дружба драгоценна потому, что она является пространством, в котором мы взаимодействуем как равные, в котором наши мнения оцениваются вне зависимости от нашего общественного положения. Группы друзей обычно используют неформальный консенсус, чтобы решить, как совместно провести время, спланировать деятельность, помочь друг другу и ответить на вызовы своей повседневной жизни. Таким образом, многие из нас уже понимают консенсус интуитивно. Требуется больше практики, чтобы научиться приходить к консенсусу с людьми, значительно отличающимися от нас, особенно в больших группах или тогда, когда возникает необходимость согласовать сложные действия, но это возможно.
Консенсус является не единственным возможным способом принятия решений, который обеспечит нас силой. В определенных обстоятельствах группы, которые представляют из себя истинно свободные ассоциации, могут обеспечить своих участников силой при использовании принятия решения большинством голосов. Или один человек, принимая собственное решение и действуя в одиночку, может вдохновить множество других людей на осуществление подобных действий или на поддержку того, что он начал, избегая, таким образом, порою удушающей тяжести собраний. В творческой или вдохновляющей обстановке люди часто преуспевают в спонтанной и хаотической самокоординации, давая беспрецедентные результаты. Определённая форма принятия решений является всего лишь инструментом, будь то консенсус, или индивидуальное действие, или принятие решения большинством; люди могут принять активное участие, используя тот или иной инструмент тогда, когда видят его уместным.
Корейские анархисты получили возможность продемонстрировать способность людей принимать свои собственные решения в 1929 г. Корейская Анархо-Коммунистическая Федерация (KACF) была значительной организацией того времени и имела достаточно поддержки, чтобы создать автономную зону в провинции Синмин[23]. Синмин находилась за пределами Кореи, в Маньчжурии, но там проживало 2 миллиона корейских иммигрантов. Используя собрания и децентрализованную федеративную структуру, которая выросла из KACF, они создали советы деревень, советы округов и областные советы для обсуждения вопросов, касающихся совместного сельского хозяйства, образования и финансов. Они также сформировали армию, возглавленную анархистом Кимом Джа Джином (Kim Jwa-Jin), которая применяла партизанские тактики против советских и японских вооружённых сил. Секции KACF в Китае, Корее и Японии организовали международную поддержку движения. Зажатая между сталинской и японской императорской армиями, автономная провинция была окончательно разбита в 1931 году. Но на два года многие жители освободили себя от власти помещиков и правителей и подтвердили свою способность принимать коллективные решения, организовывать свою повседневную жизнь, следовать своей мечте и защищать её от оккупационных армий[24].
Одна из самых известных страниц в истории анархии — гражданская война в Испании. В июле 1936 г. генерал Франко поднял фашистский переворот в Испании. С точки зрения элиты, это было необходимостью; государственные офицеры, собственники недвижимости и монахи ужаснулись растущему анархическому и социальному движению. Страна уже избавилась от монархии, но рабочие и крестьяне не были довольны представительной демократией. Переворот не прошел «без сучка, без задоринки». Тогда как во многих областях испанское республиканское правительство легко сдалось фашистам, анархический профсоюз (CNT[25]) и другие анархисты, действующие автономно, формировали ополчение, захватывали оружие, брали штурмом казармы и нанесли поражение регулярным войскам. Анархисты были особенно сильны в Каталонии, Арагоне, Астурии и на большей части территории Андалусии. Рабочие также предотвратили переворот в Мадриде и Валенсии, где были сильны социалисты, а также на большей части территории Страны Басков. В анархических областях правительство фактически перестало действовать.
В этих свободных от государства сельских областях Испании в 1936 году крестьяне организовались в соответствии с принципами коммунизма, коллективизма и взаимопомощи, в зависимости от своих предпочтений и условий местности. Они сформировали тысячи коллективов, главным образом, в Арагоне, Каталонии и Валенсии. Некоторые из них полностью отменили деньги и частную собственность; некоторые организовали систему квот, чтобы обеспечить удовлетворение потребностей каждого. Разнообразие форм, которые у них появились, является заветом свободы, которую они создали для себя. Там, где когда-то все эти деревенские жители вязли в душной обстановке феодализма и развивающегося капитализма, в течение нескольких месяцев после свержения власти правительства и объединения в сельские ассамблеи они дали рождение сотням различных систем, объединенных общими ценностями, такими как солидарность и самоорганизация. Они развили эти различные формы, проводя открытые собрания и сообща принимая решения о своём будущем.
В городе Магдалена-де-Пульпис, например, полностью были отменены деньги. «Каждый работает и каждый имеет право получить то, что ему нужно, бесплатно. Он просто идёт в магазин, куда поставляются все продовольственные товары и другие предметы первой необходимости. Всё распространяется бесплатно, только записывается, кто что взял», — рассказывал местный житель[26]. Учёт того, кто что взял, позволял сообществу распределять ресурсы поровну во времена дефицита и, как правило, обеспечивал прозрачность.
Другие коллективы разработали свои собственные системы обмена. Они выпускали местные деньги в виде ваучеров, талонов, буклетов для продажи по карточкам, сертификатов и купонов, которые не действовали за пределами выпускающего их коллектива. Сообщества, которые запретили деньги, расплачивались с работниками купонами в соответствии с размерами их семей — «семейная зарплата», основанная на потребностях семьи, а не продуктивности её работоспособных членов. Имеющиеся в избытке местные товары, такие как хлеб, вино и оливковое масло, распространялись свободно, в то время как другие предметы «могли быть получены в обмен на купоны в общинных складах. Товары, имеющиеся в избытке, обменивались с другими анархистскими городами и сёлами».[27] Было много экспериментов с новыми денежными системами. В Арагоне существовали сотни различных видов купонных и денежных систем, так что Арагонская Федерация Крестьянских Коллективов единогласно решила заменить местные валюты стандартными продовольственными книжками — несмотря на это, каждый коллектив сохранил право решать, как товары будут распределяться и сколько купонов будут получать рабочие.
Все коллективы, как только взяли под контроль свои сёла, организовали массовые собрания, чтобы обсудить проблемы и набросать планы того, как самоорганизоваться. Решения принимались голосованием или консенсусом. Сельские собрания обычно устраивались от раза в неделю до раза в месяц; иностранные наблюдатели, исследовавшие их, заметили, что участие было широким и полным энтузиазма. Многие из коллективизированных деревень объединились с другими коллективами для создания общего фонда ресурсов, помощи друг другу и организации торговли. Коллективы в Арагоне жертвовали сотни тонн провизии добровольцам народного ополчения, которые сдерживали фашистов на фронте, и также в больших количествах принимали беженцев, которые бежали от фашистов. Например, деревня Граус с населением 2 600 человек приняла и поддерживала 224 беженца, из которых только 20 могли работать. На собраниях коллективы обсуждали проблемы и предложения. Многие коллективы избирали административные комитеты, обычно состоящие из полудюжины человек, чтобы управлять делами до следующего собрания. Открытые ассамблеи:
«позволяли жителям знать, понимать, и чувствовать себя интегрированными в общество, участвовать в управлении общественными делами в своей зоне ответственности, следовательно, взаимные обвинения, напряжение, которые всегда происходят, когда право принимать решения доверяется немногим... там отсутствовали. Собрания были общенародными, возражения, предложения обсуждались публично, каждый был волен, как и на собраниях профсоюзов, участвовать в дискуссиях, критиковать, предлагать и т.д. Демократия распространилась на всю общественную жизнь. Во многих случаях даже индивидуалисты (местные, которые не присоединились к коллективу) могли принять участие в обсуждениях. К ним прислушивались так же, как и к людям, вступившим в коллектив».[28]
В тех случаях, когда не каждый житель деревни был членом коллектива, в дополнение к собранию коллективов мог существовать муниципальный совет, с тем чтобы никто не был исключён из процесса принятия решений.
Во многих коллективах уславливались, что в случае единичного нарушения членом коллектива правил он получит выговор. Если это произойдёт второй раз, дело будет передано на рассмотрение общего собрания. Только общее собрание могло исключить члена из коллектива; делегаты и распорядители лишались карательных функций. Власть общего собрания по реагированию на нарушения также использовалась для предотвращения того, чтобы люди, которым делегировались полномочия, были безответственными или авторитарными; полномочия делегатов или выборных распорядителей, которые отказывались придерживаться решений коллектива или узурпировали власть, приостанавливались или отбирались на общем голосовании. В некоторых деревнях, в которых существовало разделение на анархистов и социалистов, крестьяне образовывали два коллектива бок о бок, чтобы допустить различные способы принятия и исполнения решений, вместо того чтобы навязывать единственный метод для всех.
Гастон Леваль описывал общее собрание в деревне Тамарите-де-Литера в провинции Уэска, которое позволялось посещать также отдельным крестьянам, не входящим в коллектив. Одной из проблем, поднятых на собрании, было то, что несколько крестьян, которые не присоединились к коллективу, оставили своих престарелых родителей на попечение коллективу, в то время как сами взялись единолично возделывать земли родителей. Вся группа обсудила дело и, в конце концов, решила принять особое предложение: они не будут изгонять пожилых родителей из коллектива, но они хотят заставить индивидуалистов отвечать за своих родителей, иначе они не смогут ожидать ни солидарности, ни земли от коллектива. В конце концов, решение, с которым согласилось всё сообщество, будет иметь большую легитимность, и ему с большей вероятностью будут следовать, чем тому, что было бы спущено сверху специалистом или государственным чиновником.
Важные решения также имели место в повседневной работе в поле:
«Работа коллективов велась бригадами работников, возглавляемыми делегатами, выбранными каждой бригадой. Земля была поделена на обрабатываемые зоны. Делегаты от бригад работали вместе с остальными. Не существовало особых привилегий. После дневной работы делегаты всех рабочих бригад быстро собирались и принимали необходимые технические договорённости по работам на следующий день... Собрание принимало конечные решения по всем важным вопросам и выпускало инструкции как для делегатов от бригад, так и для исполнительной комиссии».[29]
Во многих областях также существовали Окружные Комитеты, которые объединяли в общий фонд ресурсы всех коллективов в округе, по существу, действуя как расчетная палата для передачи излишков от коллективов, имеющих их, коллективам, в них нуждающимся. Сотни коллективов присоединились к федерациям, организованным CNT или UGT[30]. Федерации обеспечивали экономическую координацию, объединение ресурсов в общие фонды, чтобы позволить крестьянам построить собственные фруктовые и овощные консервные заводы; сбор информации о том, какие предметы были в изобилии, а какие в ограниченном количестве, и организацию систем эквивалентного обмена. Эта коллективная форма принятия решений доказала эффективность для примерно семи-восьми миллионов крестьян, вовлечённых в это движение. Половина земель в антифашистской Испании — три четверти земель Арагона — были коллективизированы и самоорганизованы.
В августе 1937 г., спустя год после того, как крестьяне-анархисты и социалисты начали образовывать коллективы, правительство Республики под контролем сталинистов достаточно консолидировалось, чтобы выдвинуться против непокорных зон Арагона. Бригада имени Карла Маркса, Интернациональные Бригады и другие формирования разоружили и ликвидировали коллективы в Арагоне, подавляя любое сопротивление и похищая многих анархистов и либертарных социалистов, помещая их в тюрьмы и камеры пыток, учрежденные сталинистами для использования против своих революционных союзников.
Сходство с Испанией 1936 года имеет сегодняшняя Бразилия, в которой крошечный процент населения владеет почти половиной всей земли, в то время как миллионы людей лишены земли или средств к существованию. В ответ на это выросло большое социальное движение — Движение Безземельных Рабочих,[31] состоящее из 1,5 миллионов разоренных рабочих, которые захватили неиспользуемую землю, чтобы учредить сельскохозяйственные коллективы. Со времени основания в 1984 году MST отвоевало право на землю для 350 000 семей, живущих в 2 000 различных посёлках. Базовая единица организации состоит из группы семей, живущих вместе в поселении на занятой земле. Эти группы сохраняют автономию и самостоятельно организуют повседневную жизнь. Для участия в региональных собраниях они назначают двух или трёх делегатов, которые по правилу должны включать мужчину и женщину, хотя на практике такое происходит не всегда. MST имеет федеративную структуру; имеются также координационные органы на уровне штатов и страны. Хотя принятие решений по большей части вопросов происходит на низовом уровне — по занятию земель, сельскому хозяйству и образованию поселений, MST также осуществляет организацию более высокого уровня для координации крупных протестов и перекрытия автомагистралей с целью надавить на правительство и вынудить его передать право на землю поселениям. MST продемонстроировало творческий и успешный подход, организуя школы и защищая себя от частых репрессий со стороны полиции. Члены MST разработали практики устойчивого экологического сельского хозяйства, включая организацию семенных банков для местных культур, захватили и уничтожили вредные для окружающей среды лесоводческие насаждения эвкалипта и опытные участки для генетически модифицированных посевов.
Если следовать логике демократии, 1,5 миллиона человек — слишком большая группа, чтобы каждый имел доступ к прямому участию в процессе принятия решений; большинство должно доверить эту власть политикам. Но MST придерживается идеала, согласно которому любое принятие решений, по возможности, остаётся на местном уровне. Однако на практике они часто не достигают этого идеала. Как огромная организация, которая не добивается уничтожения капитализма или свержения государства, но, скорее, давления на него, MST втягивается в политические игры, в которых все принципы продаются. Кроме того, огромная часть членов происходит из крайне бедных и угнетённых сообществ, которые несколько поколений контролируются смесью религии, патриотизма, преступности, наркотической зависимости и патриархата. Эти движущие силы не исчезают, когда люди вступают в движение, а приводят к значительным проблемам в MST.
В течение 1980-1990-х гг. новые поселения MST создавались активистами из организаций, которые собирались искать безземельных людей в сельской местности или, главным образом, в фавелах, городских трущобах, которые хотели бы образовать группу и захватить землю. Затем они должны были пройти через двухмесячный период создания базы, в течение которого они проводят собрания и дебаты, чтобы попытаться создать чувство общинности, близости и общности политических взглядов. Затем они захватывали участок неиспользуемой земли, принадлежащей крупному землевладельцу, выбирали делегатов для объединения на федеративных началах с более крупной организацией и начинали заниматься сельским хозяйством. Активисты, работающие с местным MST, периодически приезжали, чтобы посмотреть, нуждается ли поселение в помощи с получением инструментов и материалов, в помощи по разрешению внутренних разногласий или защите от полиции, военных формирований или крупных землевладельцев, которые часто сговаривались для угроз и убийств членов MST.
Отчасти из-за автономии каждого поселения результаты были различны. Левые из других стран обычно романтизировали MST, в то время как капиталистические СМИ Бразилии изображали их всех как яростных головорезов, которые крали землю и затем продавали её. В действительности, описание капиталистических СМИ точно в некоторых случаях, но никак не характерно для большинства. Не секрет, что иногда люди в новых поселениях делили землю, а затем дрались за наделы. Некоторые могли продать свои наделы местному землевладельцу, или открыть винный магазин на своём участке и плодить алкоголизм, или вторгнуться на участок своего соседа, и такие споры о границах часто решались насилием. Большинство поселений разделилось на полностью индивидуализированные (отдельные домовладения), вместо того чтобы возделывать землю коллективно или общинным способом. Другой общий недостаток исходит от общества, из которого вышли эти безземельные работники, — во многих поселениях доминирует христианская, патриотическая и патриархальная культура.
Несмотря на слабости, на которые следовало указать, MST достигла длинного списка побед. Движение отвоевало землю и независимость для огромного числа чрезвычайно бедных людей. Многие из поселений, которые они создали, довольствуются более высокими стандартами жизни, чем те трущобы, из которых они вышли, и пронизаны духом солидарности и общности. В любом случае, их успех — триумф прямого действия: игнорируя требования закона и просьбы к власть имущим, свыше миллиона человек завоевали для себя землю и контроль над своими жизнями, выступив и сделав это самостоятельно. Бразильское общество не рухнуло от такой волны анархии; напротив, оно стало здоровее, несмотря на то, что многие проблемы сохранились в обществе в целом и в этих поселениях. В значительной степени является ли отдельное поселение вдохновленным и освобождённым или соревновательным и деспотичным зависит от случайных факторов.
По словам члена MST, который работал несколько лет в одном из наиболее опасных регионов Бразилии, двух месяцев попросту не хватало в большинстве случаев для того, чтобы преодолеть антиобщественное воспитание людей и создать подлинное чувство общности, но это было значительно лучше, чем доминирующая модель последующего периода. Как только организация проявила стремление к росту, многие активисты начали сооружать поселения на скорую руку, вербуя группы незнакомых людей, обещая им землю и посылая их в регионы с самой неплодородной почвой или наиболее жестокими землевладельцами, часто при этом способствуя истощению леса. Как и следовало ожидать, эта ориентация на количественные результаты усилила наихудшие характеристики организации и во многих отношениях ослабила ее, даже когда её политическое влияние возросло[32].
Фоном этого поворота в деятельности MST стало избрание президентом Лула[33] из социалистической партии трудящихся[34] в 2003 году. Прежде MST было самостоятельным: оно не сотрудничало с политическими партиями и не допускало политиков в организацию, хотя многие политические активисты использовали MST в качестве стартовой площадки для своей политической карьеры. Но после беспрецедентной победы прогрессивной социалистической партии трудящихся руководство MST старалось запрещать кому-либо из организации публично выступать против новой аграрной политики правительства. В то же время MST стало получать огромное количество денег от правительства. Лула пообещал дать землю определённому числу семей, и руководство MST поспешило выполнить квоту, чтобы поглотить собственную организацию, отказавшись от своих основ и принципов. Многие влиятельные активисты и лидеры MST, имеющие за спиной наиболее радикальные поселения, критиковали этот коллаборационизм с правительством и настаивали на более антиавторитарных позициях, и фактически к 2005 году, когда аграрная программа партии трудящихся обманула надежды, MST вновь стало без оглядки на начальство бороться с правительством.
В глазах антиавторитариев движение утратило своё доверие и ещё раз доказало предсказуемые результаты сотрудничества с правительством. Но внутри движения всё ещё имеется множество причин для вдохновения. Многие из поселений продолжают демонстрировать способность людей преодолевать капиталистическую и авторитарную социализацию, если они берут на себя эту задачу. Пожалуй, лучшим примером служат Communas de Terra, сеть поселений, составляющих в MST меньшинство, которые совместно обрабатывают землю, воспитывают дух солидарности, борются с сексизмом и капиталистическим настроем внутри себя и создают работающий образец анархии. Примечательно, что люди в Communas da Terra наслаждаются более высоким уровнем жизни, чем те, кто живёт в индивидуализированных поселениях.
Имеются также современные примеры неиерархической организации в Северной Америке. По всем Соединённым Штатам сегодня существует множество проектов, работающих на основе консенсуса. Решения могут приниматься консенсусом либо в определенной ситуации для планирования мероприятия или кампании, либо на постоянной основе, например, при организации инфошопа: анархистского социального центра, который может одновременно быть и радикальным книжным магазином, и библиотекой, и кафе, и местом для проведения встреч и собраний, концертным залом или бесплатным магазином. Типичное собрание может начаться с распределения между добровольцами ролей фасилитатора и писаря. Многие группы также используют наблюдающего за настроениями, который следит за эмоциями и взаимодействиями внутри группы, ведь «личное есть политическое» и традиция подавления эмоций в политическом пространстве исходит из разделения на общественное и личное, разделения, на котором основываются патриархат и государство.
Затем участники формируют повестку, в которой они перечисляют все темы, на которые хотели бы поговорить. Обсуждение каждой темы начинают с обмена информацией. Если требуется принять решение, вопрос обсуждается до тех пор, пока не найдется точка, в которой сходятся потребности и желания всех. Кто-то формулирует предложение, которое синтезирует позицию каждого, и объявляется голосование: участники либо одобряют, либо воздерживаются, либо блокируют предложенное решение. Если один человек против, группа ищет другое решение. Решение может не быть лучшим для каждого, но каждый должен чувствовать удовлетворённость каждым решением, которое принимает группа. В ходе этого процесса фасилитатор поощряет полное участие каждого и убеждается, что никто не был подавлен.
Иногда группа не способна решить отдельную проблему, и такой вариант, когда решение отсутствует, демонстрирует, что при использовании консенсуса здоровье группы важнее, чем эффективность. Такие группы строятся по принципу добровольного объединения — любой может покинуть её, если желает, в противоположность авторитарным структурам, которые могут отказывать людям в праве ухода или освобождения от участия в мероприятии, с проведением которого они не согласились. В соответствии с этим принципом лучше признать отличающиеся взгляды членов группы, чем проводить в жизнь решение, которое оставляет некоторых людей исключенными или заглушенными. Это может показаться неосуществимым тем, кто не участвовал в подобном процессе, но консенсус служит принципом деятельности многих инфошопов и похожих проектов в США довольно долго. Используя консенсус, эти группы приняли решения, необходимые для организации пространств и мероприятий, создания связей с окружающими сообществами, вовлечения новых участников, сбора денег и сопротивления попыткам местных властей и бизнеса закрыть их. Более того, похоже, число проектов, использующих консенсус, в США только растёт. Доказано, что консенсус лучше всего работает среди людей, которые знают друг друга и имеют общую заинтересованность в совместной работе, вне зависимости от того, являются ли они добровольцами, которые хотят обеспечивать работу инфошопа, соседями, которые хотят сопротивляться джентрификации, или членами аффинити-группы, планирующей атаки против системы, — это работает.
Обычная жалоба: собрания на основе консенсуса длятся дольше; но действительно ли они менее эффективны? Авторитарные модели принятия решений, включая мажоритарное голосование, в котором меньшинство вынуждено соглашаться с решением большинства, скрывают или делают второстепенной их истинную стоимость. Сообщества, которые используют авторитарные способы принятия решений, не могут существовать без полиции или некой другой структуры для проведения в жизнь их решений. Консенсус устраняет потребность в принуждении и наказании, так как все заранее удовлетворены решением. Если мы учтём все рабочие часы, которые тратит сообщество на поддержание полицейских сил, которые являются огромным каналом по оттоку ресурсов, часы, потраченные на достижение консенсуса на собраниях, покажутся хорошей тратой времени.
Восстание в южном штате Мексики Оахака — другой пример народного принятия решений. В 2006 году люди захватили власть в городе Оахака и на большей части территории штата. Население Оахака больше чем наполовину состоит из индейцев, и борьба против колониализма и капитализма уходит корнями на пятьсот лет в прошлое. В июне 2006 года 70 000 бастующих преподавателей собрались на улицах Оахака-де-Хуарес, чтобы потребовать зарплаты на уровне прожиточного минимума и лучших условий для студентов. 14 июня полиция атаковала разбитый преподавателями лагерь, но они оказали сопротивление, вытеснив полицию из центра города, захватив правительственные здания и выгнав политиканов, построили баррикады, чтобы не дать им вернуться. Оахака был самоорганизованным и автономным в течение 5 месяцев, пока не пришли федеральные войска.
После того, как они вынудили полицию покинуть столицу, к бастующим преподавателям присоединились ученики и рабочие, и вместе они образовали Народную Ассамблею Оахаки (АРРО). APPO стала координирующим органом для общественных движений Оахаки, когда образовался вакуум, связанный с падением государственного контроля, эффективно организуя общественную жизнь и народное сопротивление на протяжении нескольких месяцев. Она собрала вместе делегатов от профсоюзов, неправительственных, общественных организаций и кооперативов со всего штата, стремясь принимать решения в духе туземной практики консенсуса — несмотря на то, что большинство ассамблей принимали решения большинством голосов. Основатели APPO отказались от парламентарной политики и призвали людей по всему штату организовать свои собственные ассамблеи на всех уровнях[35]. Понимая роль политических партий в поглощении народных движений, APPO запретила им участвовать.
Со слов одного активиста, который помогал основывать APPO:
«Так, APPO была создана для решения вопроса о злоупотреблениях и создания альтернативы. Она должна была стать пространством для дискуссий, обдумывания, анализа и действия. Мы понимали, что это должна быть не просто одна организация, но всеобщий координационный орган для многих различных групп. То есть, ни одна идеология не должна преобладать; мы хотели сфокусироваться на нахождении общей позиции среди разнообразных общественных деятелей. Студенты, преподаватели, анархисты, марксисты, церковные прихожане — все были приглашены.
APPO была рождена без формальной структуры, но вскоре развила впечатляющие организационные способности. Решения в APPO принимались консенсусом на общем собрании, которому была дана привилегия выступать в качестве органа для принятия решений. В первые несколько недель нашего существования мы создали Совет APPO. Совет изначально состоял из 260 человек — примерно по десять представителей от каждого из семи регионов Оахаки, городских округов и муниципалитетов.
Для продвижения деятельности APPO с использованием различных комиссий был создан Временный Координационный совет. Был учреждён целый ряд комиссий: судебная, финансовая, по распространению информации, по правам человека, по гендерному равенству, по защите природных ресурсов и многие другие. Предложения вырабатывались в небольших ассамблеях каждого сектора APPO, а затем вносились в общую ассамблею, где их подробно обсуждали и принимали»[36].
Неоднократно добровольные народные собрания, вроде того, что было создано в Оахаке, доказывали свою способность принимать разумные решения и координировать деятельность всего населения. Конечно, они также привлекают людей, которые хотят взять общественные движения в свои руки, и людей, которые считают себя прирождёнными лидерами. Во многих революциях, которые начинались как горизонтальные, либертарное восстание становилось авторитарным, когда политические партии или самопровозглашённые лидеры подчиняли себе и прекращали работу народных структур принятия решений. Слишком заметных участников народных ассамблей также могут подтолкнуть к консерватизму репрессии со стороны правительства, так как они являются наиболее явными мишенями.
Существует один способ объяснения динамики, прослеживающейся в APPO после агрессии федералов в Оахаке поздним октябрем 2006 года. Когда репрессии усилились, некоторые из наиболее голосистых участников ассамблей начали призывать к умеренности, что лишило силы духа ту часть движения, которая всё ещё находилась на улицах. Многие члены APPO и участники движения жаловались на то, что группа была взята под контроль сталинистами и другими паразитами, которые использовали народные движения в качестве инструментов для своего политического честолюбия. И хотя APPO всегда имела установку против политических партий, самопровозглашённое руководство воспользовалось сложной ситуацией для призыва к участию в предстоящих выборах как единственному практическому направлению деятельности.
Многие люди почувствовали себя преданными. Поддержка сотрудничества с властью не была всеобщей в APPO; она вызывала спор даже внутри Совета APPO, временной группы для принятия решений, которая развивалась как руководящий орган. Некоторые люди в рамках APPO создали другие формирования, чтобы распространить анархические теории, концепции саморорганизации на местах и другие антиавторитарные взгляды, и многие просто продолжили свою работу, игнорируя призывы стекаться к кабинкам для голосования. В конце концов, антиавторитарная этика, которая составляла хребет движения и основу его формальных структур, оказалась сильнее. Подавляющее большинство жителей Оахаки бойкотировало выборы, и консервативная партия власти — Институционно-революционная партия (PRI) — доминировала среди небольшого числа людей, которые вышли опустить бюллетени. Попытка превращения мощного освободительного общественного движения в Оахаке в инструмент захвата власти окончилась полным провалом.
На примере небольшого оахакского города Заачила (население 25 000 человек) можно тщательно рассмотреть горизонтальный процесс принятия решений. Довольно долго группы работали сообща против местных форм эксплуатации; среди их достижений — срыв плана постройки завода Coca Cola, который потреблял бы большую часть имеющейся питьевой воды. Когда в Оахаке разразилось восстание, большинство жителей решило действовать. Они созвали первую Заачильскую народную ассамблею, звоня в колокола и созывая всех собраться вместе, чтобы поделиться новостями о нападении полиции на Оахака и решить, что делать в своём городе. Далее последовали собрания и действия:
«Мужчины, женщины, дети и члены городского совета объединились вместе, чтобы занять муниципальное здание. Большая часть здания была заперта, и мы использовали только коридоры и офисы, которые были открыты. Мы оставались в муниципальном здании круглосуточно, следя за всем. Вот так зародились квартальные ассамблеи. Мы могли сказать: «Пришла очередь квартала Ла Соледад, а завтра Сан Хасинто». Так впервые использовались квартальные ассамблеи, и затем они стали органами принятия решений, в которых мы сейчас состоим.
Захват муниципального здания был совершенно спонтанным. Сперва знающие активисты руководили делами, но структура народного собрания мало-помалу развивалась...
Квартальные ассамблеи, включавшие в себя чередующуюся группу из пяти человек, также были образованы в каждой части города, и вместе они образовывали долговременную народную ассамблею — Народный Совет Заачилы. Люди из квартальных ассамблей могли вовсе не быть активистами, но мало-помалу, следуя своим обязательствам доносить информацию в Совет и из Совета, они развили свою способность руководить. Все соглашения, принятые в Совете, изучались этой пятёркой и затем отправлялись обратно в кварталы на рассмотрение. Эти собрания полностью открыты; любой может прийти туда, и его голос будет услышан. Решения всегда приводили к общему голосованию, и все присутствующие взрослые могли голосовать. Например, если некоторые люди думают, что должен быть построен мост, а другие думают, что мы должны сфокусироваться на улучшении электроснабжения, мы голосуем за то, что должно стать приоритетом. Побеждает простое большинство, пятьдесят процентов плюс один»[37].
Горожане вышвырнули мэра, поддерживали в рабочем состоянии коммунальное хозяйство, а также учредили радиостанцию общины. Город послужил образцом для массы других муниципалитетов по всему штату, которые вскоре провозгласили автономию.
За несколько лет до этих событий в Заачиле другая группа организовывала автономные деревни в штате Оахака. До двадцати шести сельских общин объединились в CIPO-RFM (Совет Коренных Народов Оахаки — имени Рикардо Флорес Магона) — организацию, которая отождествляет себя с южно-мексиканской традицией туземного и анархистского сопротивления; имя восходит к анархисту-индийцу, получившему огромную известность во времена Мексиканской Революции. В той мере, в какой они могли, живя при деспотическом режиме, общины CIPO утвердили свою автономию и помогали друг другу удовлетворять свои потребности, покончив с частной собственностью и обрабатывая землю общинным способом. Обычно, когда деревня выражала заинтересованность в присоединении к группе, кто-то из CIPO приходил и объяснял, как они работают, и предлагал селянам принять решение, хотят они вступить в CIPO или нет. Правительство часто отказывало деревням CIPO в ресурсах, надеясь заморить их голодом, но не удивительно, что многие люди считали, что смогут жить более полно, будучи хозяевами своих жизней, даже если это означало для них большую материальную бедность.
Государство настолько тщательно скрыло тот факт, что люди способны осуществлять собственные решения, что те, кто сформировались в этом обществе, затрудняются представить себе, как это может быть сделано без предоставления небольшому меньшинству власти для принуждения людей последующими приказами. Наоборот, полномочия для проведения решений в жизнь должны быть во всех отношениях повсеместны и децентрализованы, как и полномочия для принятия этих решений. Безгосударственные общества, которые используют распылённые санкции, а не специализированные исполнительные органы, имеются на всех континентах. Только благодаря длительному и насильственному процессу государства украли у людей эту компетенцию и монополизировали её как свою собственную.
Вот как работают децентрализованные механизмы самоорганизации: постоянно общество решает, как оно хочет организоваться и какие действия оно считает неприемлемыми. Это может происходить с течением времени и ситуативно или в формальных, оперативных постановлениях. Участие всех в принятии этих решений дополняется участием всех в их соблюдении. Если кто-то нарушает эти общие стандарты, то любой приучен к тому, чтобы отреагировать. Никто не вызывает полицию, не подаёт жалоб и не ждёт, что кто-то другой предпримет что-нибудь; каждый сам подходит к человеку, который, по его мнению, не прав, и говорит ему об этом, или предпринимает другое подходящее действие.
Например, соседи могут решить, что каждая семья будет убирать улицу в порядке очереди. Если одна из семей отказывается выполнить это решение, любая другая семья из этого квартала может попросить их выполнить своё обязательство. В зависимости от того, насколько серьёзен проступок, другие люди из квартала могут отреагировать критикой, высмеиванием или остракизмом. Если у семьи имеются уважительные причины, чтобы не выполнять свои обязательства (например, кто-то из этого домохозяйства очень болен, а другие жильцы заняты уходом за ним), соседи могут проявить сочувствие и простить им это упущение. Этой гибкости и восприимчивости обычно недостаёт системе, основанной на законах. С другой стороны, если у членов невнимательного к своим обязанностям домохозяйства нет оправданий, и они не только не убирают улицу, но ещё и мусорят на ней, их соседи могут провести общее собрание с требованием изменить их поведение, или они могут предпринять такие действия, как складирование всего мусора перед их дверью. Между тем, в своём повседневном общении отдельные соседи могут покритиковать членов домохозяйства-нарушителя или высмеять их, не приглашать участвовать в совместной деятельности или выставить их на показ на улицах. Если кто-то неисправимо асоциален, всегда блокирует решения или противоречит желаниям остальной группы, и отказывается отвечать интересам людей, крайней реакцией на это будет исключение человека из группы.
Этот метод является гораздо более гибким и более освобождающим, чем основанные на законах насильственные подходы. Вместо того чтобы привязываться к слепой букве закона, который не может принять в учёт особые обстоятельства или человеческие нужды и основывается на власти меньшинства, метод рассеянного наказания позволяет каждому взвесить, насколько серьёзным является проступок. Он также даёт правонарушителям возможность убедить других, что их действие было правомерно, обеспечивая, таким образом, постоянное оспаривание господствующей морали. Напротив, в государственнической системе представители власти не обязаны доказывать, что что-либо правильно или ложно, перед тем как конфисковать чей-либо дом или перед конфискацией наркотика, считающегося нелегальным. Всё, что они должны сделать, — это процитировать законодательный акт из свода законов, к написанию которого их жертвы не приложили руки.
В горизонтальном обществе люди исполняют решения в соответствии с тем, насколько эти решения для них мотивированы. Когда почти все энергично поддерживают решение, оно будет активно реализовываться. Напротив, если решение оставило большую часть людей безразличными или не воодушевленными, оно будет исполняться лишь частично, оставляя больше пространства для созидательных проступков и исследования других ситуаций. С другой стороны, недостаток энтузиазма в выполнении решений может означать, что на практике организация взвалена на плечи неформальных лидеров — людей, которым делегирована неофициальная позиция лидерства над остальной группой вне зависимости от того, хотят ли они этого. Это означает, что члены горизонтальных групп, от коллективных домов до целых обществ, должны столкнуться с проблемой самодисциплины. Они должны нести перед самими собой обязательства за стандарты, которые они установили, и критику своих товарищей, и риск стать непопулярным или вступить в противостояние, критикуя тех, кто не поддерживает общие стандарты: обращаться к соседям по дому, которые не моют посуду, или сообществу, которое не вносит свой вклад в поддержание дороги. Это сложный процесс, часто отсутствующий во многих текущих анархистских проектах, но без него групповое принятие решений — лишь фасад, и ответственность неясна и распределена не поровну. Переживая этот процесс, люди становятся более полновластными и сильнее связанными с теми, кто окружает их.
В группах всегда имеется вероятность подчинения и конфликта. Авторитарные группы обычно избегают конфликтов за счёт принуждения и более высокого уровня подчинения. Давление с целью доминирования существует также в анархических группах, но за счёт отсутствия ограничений на перемещение людей человеку проще покинуть группу и присоединиться к другой, или жить и действовать самостоятельно. Таким образом, люди могут выбирать уровни подчинения и противостояния, которые они готовы терпеть, и в процессе поиска и ухода из групп меняют и оспаривают общественные нормы.
В только что созданном государстве Израиль евреи, которые участвовали в социалистических движениях в Европе, получили возможность создать сотни кибуцев, утопических коммунальных ферм, члены которых создали хороший пример общинной жизни и принятия решений. В типичном кибуце большинство решений принималось на общем собрании коллектива, проводившемся два раза в неделю. Частота и продолжительность собраний зависели от того, как много аспектов общественной жизни было открыто для обсуждения, и от общей веры в то, что правильные решения «могут быть приняты после интенсивного обсуждения в группе»[38]. В кибуце было около дюжины избираемых должностей, связанных с ведением финансовых дел коммуны и координацией производства и торговли, но общая политика должна была определяться на всеобщих собраниях. Официальные должности ограничивались сроком в несколько лет, а члены поддерживали культуру «ненависти к должности», нежелание вступать на должность и презрение к тем, кто проявлял жажду власти.
В кибуцах ни у кого не было принудительной власти. Не было в кибуцах и полиции, хотя у всех считалось нормальным оставлять свои двери незапертыми. Общественное мнение было наиважнейшим фактором, обеспечивающим сплочённость общества. Если возникала проблема с членом коммуны, она обсуждалась на общем собрании, но, большей частью, даже угроза попасть под разбирательство на общем собрании мотивировала людей разрешать разногласия. В худшем случае, если участник отказывался принимать решения группы, остальной коллектив мог проголосовать за его исключение. Но эта последняя мера отличается от насильственных тактик, используемых государством, по ключевому пункту: добровольные группы существуют только потому, что каждый участник хочет работать со всеми остальными. Человек, которого исключили, не лишается возможности выживать или поддерживать отношения с людьми, так как имеется множество других групп, к которым он может присоединиться. Ещё более важным является то, что его не заставляют исполнять решения коллектива. В обществе, основанном на таком принципе, люди обладают способностью к социальной мобильности, которой нет в государственных рамках, в которых законы применяются к индивиду вне зависимости от того, одобряет ли он их. В любом случае, изгнание не было распространено в движении кибуцев, так как общественного мнения и группового решения было достаточно для разрешения большинства конфликтов.
Но у движения кибуцев были другие проблемы, которые могут послужить для нас важным уроком при создании коллективов. Спустя примерно десятилетие, движение кибуцев стало уступать давлению со стороны окружающего капиталистического мира. Хотя внутри движение кибуцев было на удивление общинным, оно никогда не было по сути антикапиталистическим; с самого начала они пытались существовать как соревнующиеся производители в рамках капиталистической экономики. Потребность конкурировать в хозяйстве и, таким образом, в развитии промышленности поощряла большое доверие к экспертам, в то время как влияние со стороны остального общества стимулировало потребительство. В то же время существовала отрицательная реакция на изначально заложенное в кибуцах отсутствие уединения — например, общие душевые. Смыслом этого отсутствия уединённости была организация более общинного духа. Но поскольку создатели кибуцев не осознавали, что уединение также важно для человеческого благополучия, как и общение, члены кибуцев начинали со временем чувствовать подавленность и отказывались от участия в общественной жизни кибуца, включая участие в принятии решений.
Другой жизненно важный урок движения кибуцев состоит в том, что построение утопических коллективов должно включать в себя неустанную борьбу против современных авторитарных структур, или они станут частью этих структур. Движение кибуцев было основано на земле, захваченной государством Израиль у палестинцев, политика геноцида по отношению к которым продолжается и по сей день. Расизм европейских основателей кибуцев позволил им пренебречь жестокостью, причинённой прежним жителям земли, которую они считали обетованной; почти таким же способом религиозные переселенцы в Северной Америке грабили туземцев ради построения нового общества. Государство Израиль невероятно выигрывало от того факта, что почти все его потенциальные диссиденты — включая социалистов и ветеранов вооружённой борьбы против нацизма и колониализма — добровольно изолировали себя в эскапистских сообществах, которые сотрудничали с капиталистической экономикой. Если бы эти жители утопии использовали кибуц в качестве базы для борьбы против капитализма и колониализма в солидарности с палестинцами, строя основы коммунитарного общества, история Ближнего Востока могла бы оказаться иной.
Анархистские методы улаживания ссор открывают гораздо больший диапазон возможностей, чем имеется в капиталистической и государственной системе. Безгосударственные общества на протяжении истории придумали многочисленные методы урегулирования споров, которые отыскивали компромисс, допускали примирение и сохраняли власть в руках спорщиков и их сообщества.
Нубийцы являются обществом оседлых земледельцев в Египте. Они по традиции жили без государства, и даже по современным меркам они считают крайне безнравственным просить правительство разрешать разногласия. В противоположность индивидуалистическим и юридическим способам рассмотрения споров в авторитарных обществах, в нубийской культуре считается нормой рассматривать проблему одного человека, как проблему, касающуюся каждого; когда случается спор, посторонние, друзья, родственники и другие третьи лица содействуют, чтобы помочь спорщикам найти решение, удовлетворяющее их обоих. Согласно антропологу Роберту Ферне, нубийская культура расценивает ссоры между членами родственной группы как опасные, так как они угрожают общественной сети, от которой зависят все.
Эта культура сотрудничества и взаимной ответственности поддерживается экономическими и общественными структурами. Среди нубийцев такое имущество, как водяные колёса, крупный рогатый скот и пальмовые деревья, традиционно находятся в общинной собственности, так что в повседневной работе, для того чтобы прокормить себя, люди вовлекаются в кооперативные общественные узы, которые учат солидарности и важности жизни в ладу друг с другом. Кроме того, родственные группы, которые составляют нубийское общество, называемые «nogs», переплетены между собой, а не атомизированы, как изолированные нуклеарные семьи (семьи, состоящие из родителей и детей — прим. пер.) в западном обществе: «Это значит, что nogs, в которых состоит человек, частично перекрывают друг друга и предполагают различное, распределённое членство. Эта особенность очень важна, так как делает сложным для нубийского сообщества распад на противоборствующие группировки»[39]. Большинство споров быстро разрешаются не вовлеченными в спор родственниками. Более крупные споры, в которых участвует больше людей, решаются на семейном совете, где присутствуют все члены nog'а, включая женщин и детей. Председателем совета является старейший сородич, целью является достижение консенсуса и примирение спорящих сторон.
Племя Хопи с юго-запада Северной Америки раньше было более воинственным, чем в последнее время. Распри всё ещё существуют внутри деревень Хопи, но они урегулируют конфликты за счёт кооперации в ритуалах и используют механизмы пристыжения и выравнивания в отношении людей, которые доминируют или деспотичны. Когда споры выходят из-под контроля, они используют ритуальную клоунскую сатиру в танцах качина[40], чтобы высмеять вовлечённых в них людей. Хопи являют собой образец общества, которое покончило с наследственной враждой и выработало ритуалы для культивирования более мирных нравов. Образ клоунов и танцы, использующиеся для разрешения споров, являют собой дразнящие вспышки юмора и искусства в качестве способов ответа на общие проблемы. Существует мир возможностей, более интересных, чем общие собрания или процессы примирения! Творческое улаживание конфликтов поощряет новые способы рассмотрения проблем и подрывает возможность установления постоянных посредников или фасилитаторов на собраниях, захватывающих власть путём монополизации роли третейского судьи.
Политики и технократы, безусловно, не способны принимать ответственные решения за миллионы людей. На своих многочисленных ошибках они поняли, что хотя правительства, как правило, не рушатся под гнетом собственной некомпетентности, но им вряд ли удастся построить лучший из возможных миров. Если им удается сохранить функционирующими свои абсурдные бюрократии, то нет ничего сверхъестественного в том, чтобы верить, что мы можем организовать как наши сообщества, так и себя. Миф авторитарного общества о том, что большое многообразное население нуждается в специализированных институтах для управления принятием решений, может быть многократно опровергнут. Движение MST из Бразилии доказало, что в огромной группе людей большая часть полномочий по принятию решений может находиться на уровне широких масс, при существовании отдельных сообществ, которые сами заботятся о своих потребностях. Народ Оахаки показал, что современное общество целиком может организоваться и координировать сопротивление постоянным атакам полиции и парамилитарес всеобщими собраниями. Анархистские инфошопы и израильское движение кибуцев показали, что группы, занимающиеся сложными операциями, которые должны платить аренду или следовать планам производства, исполняя в тоже время общественные и культурные задачи, за которые капиталистические предприятия и не пытались браться, могли принимать решения в регулярном режиме и придерживаться этих решений без органов принуждения. Люди племени Нуэр[41] показали, что горизонтальное принятие решений может процветать на протяжении поколений, даже после колонизации, и то, что в рамках коллективной культуры примирительного урегулирования конфликтов отсутствует необходимость в создании специализированных институтов для разрешения споров.
Большую часть человеческой истории наши общества были эгалитарными и самоорганизованными, и мы не утратили способность принимать решения и придерживаться тех решений, которые затрагивают наши жизни, или придумывать новые и лучшие формы организации. Всякий раз, когда люди преодолевали отчуждение и собирались вместе со своими соседями, они развивали новые захватывающие способы координации и принятия решений. Только освободившись от власти землевладельцев, священников и мэров, необразованные и угнетённые крестьяне Арагона доказали, что способны решить задачу построения не только целого нового мира, но сотен миров.
Новые методы принятия решений обычно оказываются под влиянием существовавших ранее институтов и культурных ценностей. Когда люди возвращают себе власть над принятием решений по некоторым аспектам их жизней, они должны спросить у себя, какие исходные точки и прецеденты уже существуют в их культуре и какие укоренившиеся недостатки им предстоит преодолеть. Например, может существовать традиция общегородских собраний, развившаяся из совместного незначительного благоустройства окружающей среды до настоящей самоорганизации; с другой стороны, люди могут исходить из мачистской культуры, в этом случае им предстоит научиться выслушивать других, приходить к компромиссам и задавать вопросы. Однако если группа разработает метод принятия решений, который совершенно оригинален и чужд для их общества, то могут возникнуть сложности при включении новоприбывших и объяснении этих методов людям, находящимся во вне, — иногда в этом кроется слабость американских инфошопов, которые используют хорошо продуманную идеализированную форму принятия решений, до того сложную, что она кажется чуждой даже многим участникам.
Антиавторитарная группа может использовать одну из форм консенсуса или мажоритарного голосования. Большие группы могут счесть голосование более быстрым и эффективным, но оно может заглушать меньшинства. Наверное, наиболее важная часть процесса принятия решений — это дискуссия, которая происходит перед решением; голосование не уменьшает важность методов, которые позволяют каждому высказаться и прийти к компромиссу. Многие автономные деревни Оахаки, в конечном счёте, использовали голосование для принятия решений, и они явились замечательным образцом самоорганизации для радикалов, которые в других обстоятельствах ненавидели голосование. Хотя структура группы, несомненно, влияет на её культуру и результаты ее деятельности, формальность голосования может быть допустимым средством достижения цели, если все дискуссии, которые имели место до него, были пропитаны духом солидарности и кооперации.
В самоорганизованном обществе не всякий в равной мере будет участвовать в собраниях и других формальных мероприятиях. Орган принятия решений со временем может оказаться во власти определённых людей, а само собрание превратится в бюрократическое образование с принудительными полномочиями. Поэтому может оказаться необходимым разработать децентрализованные и перекрывающие друг друга формы организации и принятия решений и сохранить пространство для спонтанной организации, которая могла бы происходить вне каких-либо существующих до неё структур. Если имеется только одна структура, в которой принимаются решения, внутренняя культура может развить её так, что она не будет учитывать мнение каждого члена общества; тогда опытные «посвящённые» могут возвыситься на места лидеров, а человеческая деятельность вне этой структуры может быть лишена легитимности. Достаточно скоро вы получите правительство. Движение кибуцев и APPO являют собой свидетельство медленного развития бюрократии и специализации.
Но существует множество структур принятия решений для различных сфер жизни, и они могут возникать или исчезать в соответствии с потребностями. Ни одна из них не может монополизировать власть. В этом отношении власть должна оставаться на улицах, в домах, в руках людей, которые её осуществляют, собраний людей, которые собираются вместе, чтобы решать свои проблемы.
1. Gaston Leval, Collectives in the Spanish Revolution, London: Freedom Press, 1975 (translated from the French by Vernon Richards).
2. Melford E. Spiro, Kibbutz: Venture in Utopia, New York: Schocken Books, 1963.
3. Peter Gelderloos, Consensus: A New Handbook for Grassroots Social, Political, and Environmental Groups, Tucson: See Sharp Press, 2006.
4. Natasha Gordon and Paul Chatterton, Taking Back Control: A Journey through Argentina's Popular Uprising, Leeds (UK): University of Leeds, 2004.
5. Marianne Maeckelbergh, The Will of the Many: How the Alterglobalisation Movement is Changing the Face of Democracy, London: Pluto Press, 2009.