Андер. Книга первая

Глава 7

Я как раз успел позавтракать, когда Георг сообщил мне, что на территорию поместья въехал автомобиль.

А вот и представитель службы опеки пожаловал. На часах время близилось к полудню, и сколько чиновник задержится в поместье, мне было неизвестно, ровно, как и то, что он собрался здесь осматривать.

Естественно, мне было любопытно поприсутствовать, когда он будет задавать вопросы, но ради поддержания “легенды”, пришлось вновь изображать из себя тяжелобольного, с помощью помощника управляющего вернув бинты на давно зажившие руки, и улечься в кровать, успевшую мне опостылеть. Думаю, что ещё день-два и можно потихоньку начинать рушить реноме нелюдимого затворника, списав всё на действенную помощь наёмного целителя, совершившего настоящее чудо.

Шкатулку, немногочисленные записи барона и штар я благополучно оставил в сейфе, чтобы потом, когда все эти визиты закончатся, спокойно и без спешки её вскрыть. Туда же засунул и найденные пачки денег, которые Георг идентифицировал, как довольно крупную сумму, что показалось в тот момент довольно странным.

Наличие денег в комоде наводило только на одну единственную мысль, что в самое ближайшее время он Сворт собирался воспользоваться этой суммой. Вот только как? Отдать или что-то купить? Может заплатить за услуги или вернуть долг? На этот вопрос ответа я, увы, не знал. Так что, пусть пока полежат в более защищённом месте.

На, подобные моему, сейфы изготовители навешивали такие заклинания от проникновения, что немногие мастера искусства “уносить, всё что не приколочено гвоздями”, дерзнули бы забраться, чтобы попытать счастья. Сейфы, завязанные на родовую магию, были довольно дорогим удовольствием и их поставкой занималось только одно семейство: дворянский род он Ронаков. Фамильный секрет, как я понял, и безоговорочная монополия.

Именно родовой перстень, который я так опрометчиво натянул на палец, и являлся ключом к сейфу.

Когда Константин увидел на моём пальце это украшение, эмоции, которые он продемонстрировал, колебались в широком спектре: от испуга до ошеломления. Я поинтересовался, чем это вызвано, но он замялся и предложил поговорить позже. И перед тем, как выйти, дал совет, которым я решил воспользоваться в силу своей неосведомлённости.

« Спрятать перстень, и никому его пока не показывать!», — так дословно звучал его совет, больше похожий на приказ.

Разумеется, я не мог пропустить это мимо своего внимания, взяв с Константина обещание всё рассказать, касательно этой загадочной темы.

Кстати, странного жезла я так и не нашёл. Закончив осмотр кабинета, так больше ничего стоящего или заслуживающего внимания также не обнаружил.

Сейчас, удобно развалившись в кровати, я листал принесённую Георгом книгу, заново восстанавливая навыки чтения, вовсю пользуясь теперь уже своей памятью. Чем руководствовался помощник управляющего, выбрав из обширной библиотеки «Издание книги по этикету», датированной 1751 годом, я мог только догадываться. Ещё бы выяснить, что именно произошло почти две тысячи лет назад, и что побудило этот мир начать летосчисление, отталкиваясь от этой даты?

А вообще, до сих пор чувствую себя немного странно и необычно с тем багажом знаний, который насильно впихнул мне в голову Норт он Сворт. Моё «Я» никуда не делось и, вопреки опасениям, не начало растворяться в памяти Андера, вся память которого была «записана» на часть уже моего мозга.

Несколько раз ловил себя на мысли, что, когда очередная «папка с содержимым» раскрывается в голове, моментально нагружая мозг целым ворохом воспоминаний, ощущений и мельчайших подробностей жизни Андера, я замираю на несколько секунд полностью дезориентированный.

В такие моменты не понимаешь, кто ты: Андер — здесь, или Андрей Семёнович — там, но через мгновение информация полностью приживается, занимая «отведённые» ей места. Может это и выдумка мозга, но после каждого такого сеанса пятисекундного ступора мне становилось легче, а последующие воспоминания быстрее начинали укладываться в голове, хотя «укладываться» — это в корне неверно. До моего подселения они здесь и находились. Вот только, сколько это будет распаковываться, я не знал.

Меня не беспокоили около часа, а потом шум за дверью дал понять, что моё недолгое одиночество сейчас будет нарушено. Спокойно отложив раскрытую книгу на прикроватный столик, устроился поудобнее, готовясь принять визитёра.

— Здравствуй, отрок, — в комнату, не утруждая себя стуком, вошёл… священник.

Надеюсь, удивление не слишком отразилось на моём лице, так как я ожидал человека со службы опеки.

То, что это был священник, было ясно с первого взгляда. Несмотря на значительные различия в одеянии этого индивида с привычными мне, порода священнослужителей, независимо от вероисповедания, угадывалась сразу.

Тот же кроткий вид, сквозь который временами проглядывалась надменность и превосходство, те же успокаивающие интонации в хорошо поставленном голосе, коим владеет любой батюшка… Напоказ выставленный медальон на цепи из серебристого металла только подтверждал мои наблюдения.

— Благословите, святой отец, — выдавив из себя слабую улыбку, я склонил голову.

В этом мире к служителям Аарона было принято обращаться именно так, если ты простой человек, лишённый магических способностей. Какие отношения с верой в Аарона были у одарённых, я не знал.

— Оставьте нас, — властно произнёс он, обратившись к Георгу и Константину, на лицах которых было нешуточное беспокойство, что сразу настроило меня на серьёзный лад. Не знаю, кто этот дядя, но если слуги всполошились — есть веские причины предполагать, что ко мне пожаловала серьёзная «шишка».

Когда моего лба коснулась рука, того, что последует дальше, я совсем не ожидал. Поначалу прохладная ладонь моментально стала ледяной. Мне стоило титанических усилий не отдёрнуть головы, поняв, что кроме холода никаких болевых ощущений я не чувствую. Пытка холодом продолжалась несколько секунд, а затем всё так же резко прекратилось.

— Благословляю, дитя, — хорошо поставленным голосом произнёс слуга Аарона, присев на краешек моей кровати. — Как ты себя чувствуешь?

— Уже намного лучше, святой отец. Спасибо.

Не знаю, в порядке ли вещей было исходящее от его рук еле уловимое сияние, но я постарался не подать виду, что вообще его вижу. Перед тем как ладони священника погасли, успел заметить ажурную вязь светящихся ниточек, которые бесследно растворились, когда он отнял руки. Данное магическое проявление абсолютно не походило на знак, которым он Сворт запечатывал мне способность разговаривать.

— Это — хорошо, — кивнул он, не сводя с меня взгляда. — Я бы хотел с тобой побеседовать. Ты же не против, Андер?

— Да, конечно, святой отец, — произнёс я с лёгким беспокойством, которое и не думал скрывать.

Детям всегда свойственно волноваться, когда с ними хотят поговорить взрослые. Неважно, по какому поводу. Пока ребёнок не узнает тему разговора, он всегда будет слегка скован. Напоказ потеребив край одеяла, я поднял на него глаза.

— Меня можно звать отец Бертольд, дитя. Надеюсь, мы с тобой станем друзьями.

Мне оставалось только кивнуть, всем видом выражая готовность ответить на все вопросы, которые последуют.

— Расскажи, как случилось, что барон он Сворт напал на тебя?

Его голос слегка обволакивал.

— Напал? — изумился я, мысленным усилием прогоняя сонливость. — Нет, вы что, святой отец? Он не нападал. Отец пытался вылечить меня. Я хорошо это помню.

— Разве? — нахмурился священник. — И каким же способом он это делал?

— Я не знаю, отец Бертольд. Когда я пришёл в себя, он уже…, — я замолчал, бездумно уставившись перед собой.

Врать представителю церкви я не боялся, так как это и не было полностью враньём. Он Сворт действительно пытался вылечить это тело, вот только о его методах этому дяденьке с вселенской скорбью в глазах, знать не стоит. В этом я, почему-то был уверен. И когда мозг принял это решение, всё внутри успокоилось, только укрепляя мои подозрения.

Попытка вылечить Андера была? Была. Она увенчалась успехом? Да. И неважно, что это сделано против моей воли. Правда ли, что я не знаю, каким образом он вернул мне память? Верно. Я же не знаю принципа действия того странного жезла, поэтому и здесь мои ответы прошлись по самой грани. А вот о самом жезле я расскажу только под пытками, которым, надеюсь, никто не будет подвергать ребёнка.

Не знаю, пользовался ли он какими-либо приспособлениями вроде того же солтера, но я учёл печальный опыт с он Свортом, которого не обманула моя скормленная ему сказка.

В какой-то момент я поймал себя на мысли, что мне хочется поделиться со священником всеми переживаниями, будто это старинный приятель, которому можно всё рассказать. И если он тотчас не решит все твои проблемы щелчком пальцев, то обязательно даст хороший совет, который тебе поможет.

«Вот же тварь!», — я сильнее сжал губы, нечаянно прокусив до крови щёку, понимая, что снова в дело пошли магические штучки. Как ни странно, боль вернула ясность мысли.

Священник пытался на меня воздействовать магически. В этом я был уверен, поскольку в какой-то момент я услышал слабый запах, и с удивлением узнал в нём обыкновенный ладан, который на дух не переносил.

Именно тогда я и понял, что способен слышать запах применяемой магии, который мозг интерпретировал в знакомые мне. С этим стоило обязательно разобраться. И сделать я это планировал, только добравшись до родовой библиотеки. Уверен, что в её закромах отыщется немало интересных книг.

Священнослужителю пришлось рассказать, что я, якобы, помню, и выдав ему значительно скорректированную версию, сейчас украдкой наблюдал за отцом Бертольдом, который уже, не обращая на меня внимания, о чём-то напряжённо размышлял.

Вид он имел достаточно раздосадованный и даже не посчитал нужным скрыть это. Наверняка, не таких ответов он ждал, раз за разом задавая вопросы с подвохом, стараясь подвести меня к правильному, нужному ему ответу, за который он уцепится, как паук, и вытянет всё, что ему требуется.

Когда я чувствовал, что снова готов поддаться странному влиянию, помогающему развязывать язык, я украдкой щипал себя за ногу, благо одеяло скрывало от Бертольда мои нехитрые манипуляции.

«Скажи, Андер, а ты помнишь слова, которые произносил барон, когда лечил тебя? На что они были похожи?».

«Дитя, ты знаешь, что такое артефакты? У твоего отца, наверняка были артефакты. Нет? Странно, мне казалось, что у всех знатных семей они имеются… Постарайся, пожалуйста, вспомнить. Ты же хочешь мне помочь, Андер?».

«Ты видел когда-нибудь людей, у которых в глазу несколько зрачков?».

«А были ли у отца друзья? Ты помнишь кого-то?».

Стараясь не выходить из образа, я с показной готовностью отвечал Бертольду, тщательно следя за языком, хоть с каждой минутой это становилось делать все труднее, поскольку глаза всё больше начинали слипаться.

— Скажи, а барон обижал тебя? Было такое? — он попытался зайти с другой стороны.

— Отец нас очень любил, — вздохнул я и потупился. — Скажите, отец Бертольд, а Святой Аарон может…?

— Что может, дитя? — подался вперёд священник. — Богу доступно многое. И лишь он ведает, чем одарить доверившихся ему.

— Он может вернуть папу? Нам его очень не хватает, — подпустив в голос плаксивых ноток, с удивлением понял, что мне действительно хочется расплакаться. — Мы все попросим у святого Аарона. И я, и Ника и даже непослушная Аурита.

— А почему непослушная? — растерялся священник.

— Она постоянно кукол у Ники отбирает, — «наябедничал» я. — А ещё тайком сладости таскает, когда Рима не видит. Рима — это наша повариха. Она добрая очень.

Увидев слёзы, катившиеся из моих глаз, отец Бертольд еле уловимо поморщился и поднялся с кровати.

— Всё в руках Его, дитя. Нужно только истово верить! — приложив к своему лбу переплетённые средний с безымянным пальцы, он обозначил лёгкий поклон. — Мы ещё с тобой увидимся.

Когда он вышел, я вздохнул с облегчением, из последних сил борясь со сном. Насколько я понял, моя импровизация удалась. «Мы ещё увидимся…». А не пошёл бы ты на хер, дядя с печальными глазами и душой побитого жизнью матёрого волчары?

— Я хочу увидеть тело барона, — фраза, произнесённая властным голосом уже за дверью, было последнее, что я услышал, перед тем, как священнослужитель удалился.

Нашарив под подушкой спрятанный ранее перстень, я снова натянул его на палец, почувствовав, что странная дремота, явно наведённая Бертольдом, тут же отступила.

— А вот это уже интересно, — нахмурился я. — Неужели в этом доме вообще никому нельзя верить?

Теперь желание срочно поговорить с Константином только усилилось.