И вот имена сынов Измаиловых, имена их по родословию их: первенец Измаилов Наваноф, за ним Кедар, Адбеел, Мивсам, Мишиа, Дума, Масса, Хадад, Фема, Иетур, Нафиш и Кедма…
Или тоже из классики: Осоавиахим родил Освода, Освод родил Досаафа, Досааф родил Вдоама, Вдоам же оказался бесплоден.
Цокаем языком. Монотонное перечисление, но экая скрытая поэтика, экая! Тогда, чтоб мало не показалось, ещё:
Аглаонема — умеренно ядовит. Акалифа — ядовит. Алоказия — ядовит. Антуриум — ядовит. Аукуба японская — ядовит. Глориоза — сильно ядовит. Замиокулькас — умеренно ядовит. Катарантус — сильно ядовит. Кодиеум — ядовит. Крестовник миканиевидный, крупноязычковый — сильно ядовит. Кринум — сильно ядовит. Олеандр — ядовит. Пахиподиум — cильно ядовит. Плюмерия — сильно ядовит. Сингониум — ядовит. Стапелия — cильно ядовит. Хойя мясистая — ядовит. Ятрофа — cильно ядовит.
Спасибо, что не в столбик, без дубля на латыни, без особых примет: декоративно-лиственное, красиво цветущее, ампельное, капризное, не капризное, лазящие лианы! Поэтика, Ѣ!
А ты в её отсутствие поливай и поливай, ничего не спутай. Всё-таки подруга редкостная. Не каждый день (любой рехнётся), но просьба ненавязчивая… Относительно редко. При убытии за рубежи на недельку до второго то и дело. Тогда получается относительно часто. Всё относительно, всё.
Ключ запасной — только подруге редкостной, больше никому. Охранная структура в лице главы её, Виталия Аврумовича Евлогина, гарантирует.
— Не надо каждый раз повторять, Виталь.
— Не могу не повторить, Лиль. Строго по инструкции.
— Ты всегда строго по инструкции?
— Работа.
— В данный момент — работа?
— В данный момент — нет.
— Тогда послушай меня. Вот сейчас послушай и услышь…
— Лиль? Ли-и-иль?!
— Прекрати! Совсем с ума сошёл?! Мы же договаривались!
— Ни о чём мы не…
— Перестань! В Пулково опоздаю!
— Коне-е-ечно! Куда ж твой Юлик без тебя, куда ж ты без него! Вот просрём Испандии! Ноль — один, с пенальти, в дополнительное. Я так вижу. И никакой твой Бершик не спасёт. Ночь спать не буду, смотреть буду, чтобы только увидеть.
— Он никогда, никогда не пропускает. И не пропустит, запомни.
— Never say never.
— Виталь… Прости, ты сейчас в адеквате?
— Всегда!
— Что-то меня терзают смутные сомнения. Руку пусти, синяк будет.
— Не будет, я нежно.
— Давай без этих нежностей. Умничка, хороший мальчик! Значит, вот сейчас меня услышь. Поливать строго по списку, дозированно. Ничего не спутай. Сразу обнаружу, вернувшись. Тогда не обижайся! Всё! Пока-пока!
Тогда не обижусь. Не спутаю. Не впервой. Пока-пока!
— Виталь! Совсем напоследок!
— М?
— Слова забери обратно.
— Насчёт?
— Насчёт Испандии. Насчёт: ноль — один.
— Забрал, забрал.
— И чтобы больше никогда!
— Никогда, никогда!
— То-то же! Смотри у меня!
Never say never.
А я бы у неё посмотрел. Хоть как…
Уже не Дюймовочка. Но Суламифь. И вопрос, что краше.
Да не вопрос!
Два сосца твои — как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями. Лёгкая, тонкая и стремительная, как секундная стрелка. По-моему, я кого-то цитирую, но это сейчас неважно, и это хорошо, что не помню кого. Влечение — род недуга. Отаку. Только и остаётся в её отсутствие, не в присутствии же.
Макс, хрéнов японофил, всё трунил, когда мне доводилось пребывать «над слоником»: снова в отаку, старина?!
Отаку — словцо с неуважительным привкусом, если только сам себя так не называешь вроде бы иронично.
В какую атаку, Макс?! У нас не те отношения с ней. Даже не в режиме слегка соприкоснувшись рукавами. Тебе ль не знать! И твоё нижегородское оканье, максимгорький-нарочитый — прекращай!
Нарочитый? Ни сном ни духом! Старина Евлогин просто не посвящён, не просвещён. Посвятить, просветить? Запросто! Но уговор: без обид. Без обид? Тогда слушай, мой юный друг…
Отаку (не атаку! отаку! яп., муж.) сам не свой до нимфеток в школьной форме. Красно-клетчатые мини-юбочки, да-да, и т. д., трусики. Ношеные трусики — м-м-м!!! В магазинах на Акихабаре. К ним в комплекте — фото школьницы-носительницы. Ушлые соплюхи в привокзальных сортирах торгуют без посредников, при клиенте стягивают с себя последнее (а то ещё неизвестно, чьи там фото, мухлёж!). Особо смекалистые скупают в тамошних комиссионках дюжину б/утрусиков по символической цене и — в народ с лёгкой сумочкой: сняла-продала, надела, сняла-продала, надела, сняла-продала. Только за одни такие трусики — до двадцати тысяч йен. Рентабельность.
Так-то, мой юный друг.
О, сколько нам открытий чудных…
Не отаку, нет. Уровень психоза должен иметь определённый… уровень. Но! Что мы знаем о себе, оставшись наедине с собой? Всё мы знаем. Листая старые страницы… Авторский альбом «Голая правда» памяти Льва Давидовича Воркуля (120 полос, формат А3) — там же, «над слоником», среди образцов полиграфпродукции. Она ведь и себя туда включила, разбросала по альбому. Ню. В пристойных ракурсах, без лица. Как бы приветик: кто знает — узнает. Для остальных — просто красиво. Более знать не должно. А то ведь… и от полученных знаний скончался на месте. Так будет со всеми, кто покусится! В эту квартиру (без хозяйки тем более!) вхож глава охранной структуры, он и только он, более никто из «цепных». Даже если сама зазовёт: помочь с лампочкой, с крантиком, со стремянкой, подержать. Через порог переступил — свободен, был «цепной», теперь нет. Трудовой кодекс, выходное пособие — забудь. Суров, но закон. Вопросы? Повторно для Измайлова с испытательным сроком: вопросы? Гут. Все всё поняли. Счастье — это когда тебя понимают.
«Цепные» вышколены, зарплата день в день, от добра не ищут добра. Слаб, однако, человек. Покушениие на домашнюю «ювелирку» — тьфу-тьфу-тьфу! Но хозяйственный пустячок, щётка для одёжки, ножницы, рулон пипифакса, мыльница. Пагубная страсть. Ведь замучит совесть, если не украсть.
И холодильник! Внутре у него? Неонка? Ветчина, рокфор, майкопская, ещё какая-то хрень. По кусочку незаметно, так и было. Йо! Йогурт! Ещё и йогурт! Коньяк, чтоб незаметно, по глоточку, «Медный всадник». Этого добра здесь! Жалко ей, что ли?! Чаёк долить до риски, укупорить в прежний вид. Всего делов!
Не сметь, дурни! О вас же забота! Цапнете не тот кусочек с полки, тяпнете из горла не то… Прен-цен-ден-ты… А у всей «Цепи» потом лишняя головная боль.
И главное! Вот главное! Поручи им, «цепным», полив строжайше по инструкции, список прилагается, иначе — смерть!.. Ведь и тогда: ну смерть так смерть, эка невидаль!
Всё. Все — вон. И не вздумайте! В эту квартиру вхож глава охранной структуры, он и только он. Уж чем там занимается после полива по инструкции…
Отаку! Отаку! Отчасти да. Никаких ношеных трусиков, разумеется. Но её присутствие в её отсутствие. Было.
Квартира «над слоником». Отдельная история. Вкратце. Буквально абзац-другой, не больше.
Доходный дом Мусиных-Пушкиных. Г-жа А.Н. Штальман. Северный модерн. Ранее проживали сплошь графья, декабристы, не бедствовали, проповедники народного образования, рачительные хозяева.
Дом включён в перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность. «Под слоником» — булочная с незапамятства. Ныне — «Сладкоежка».
Ну! Обещано ведь: абзац-другой, не больше.
Каких трудов стоило взять дом под свою охрану, под «Цепь» — вне композиции. Заморочились, заморочили, пришли к соглашению. Вместо консьерж-бабушек — лицензионная охрана. Так надо. В тягомотных переговорах скажи вовремя «так надо» — и нет контраргументов. Если надо, тогда что ж! Но вопрос оплаты? Уже не ваш вопрос. Тогда, тем более что ж!
Вот и славно, трам-пам-пам. Зря ли дом включён в перечень вновь выявленных… У вас там (теперь у нас тут) через четвёртый этаж ещё проход есть, непосредственно в Казачий, не так ли? Учтём, человечка и там поставим. Витебский вокал через дорогу, мало ли, криминалитет, как вы раньше жили, теперь всё под контролем, но как вы вообще раньше-то…
Зачем бы всё? Принцип. Подбери, пригодится. Не-ет, не Плюшкин, отнюдь не он! Плюшкин типичный барахлоид. А вот у нас тут — не-ет, не Плюшкин!
Хотя, конечно, кулон Кузьмы, кулон Кузьмы…
Вдуматься, на кой нам она вообще сдалась, вот изначально — зачем?!
Багдашовские виды на неё как на ласточку заранее были обречены. И ведь говорил ему, сколько раз ему говорил! Да понимал он, понимал. Но…
— Что ж ей так не везёт с мужиками, старина?!
— Не везёт?
— Три трупа, старина, три трупа. Шли годы.
— М-м. За все эти годы у неё только три мужика?
— Я тебя умоляю! Четыре, минимум. Ну, ты в курсе. Или пять? Или пять, старина? Я чего-то не знаю? В глаза мне, в глаза! Не моргать! Дружба дружбой, но смотри у меня!
— Не паясничай. Ты мне сейчас зачем это всё?
— Видишь ли, список её симпатизантов ого-го!
— Не составлял, не знаю.
— Не составлял, но знаешь. Ну, плюс-минус.
— Ещё раз: ты мне сейчас зачем это всё?
— О! Невербалочка! Зрачки-то су-у-узились. Теряешь квалификацию, старина.
— Макс! Уже или говори, или пошёл nach. У меня своя куча проблем. На двух объектах подмену искать, «дыры» затыкать. Алкаши хрéновы! Ещё и «разрешиловка» наехала с просрочкой лицензий. Ещё и ты тут! Скажешь или так пойдёшь?
Сказал. Такая, старина, вдруг мысль. Ну, не вдруг. Что ж ей так не везёт с мужиками?! — понятно, риторический приём. С последующим: да строго наоборот! Ей не везёт?! Список симпатизантов ого-го! Все живы— счастливы, отставленные тож: ничто не вечно, я помню чудное мгновение, но ведь было, ах, элегия, помним-любим, можем повторить, однако согласие есть продукт при полном непротивлении сторон, спасибо и на том, настаивать бесполезно. И заметь, старина, к «помним-любим» довесок «скорбим». Но! Лишь в случаях, когда кто-то из списка пытался её подчинить. Она им: вот этого не надо. Нет, прут. Один раз дала понять, два раза, три… Что непонятно?!
Перебью на минуточку, Макс? Разве кто-то не пытался все совместные с ней годы (пять лет? почти шесть?) вот это вот… подчинить? А ну как сам станет четвёртым?! Японофилия японофилией, самурайцы самурайцами, смерть — это победа. Но всему же есть предел, братцы!
Абсолютно иной случай, абсолютно иной, старина! Стокгольмский синдром в полный рост. Перечитай методички, освежи память.
Ничто не забыто, никто не забыт. Один вопрос, Макс. ЗАЧЕМ она тебе? Ты же к ней не испытываешь, не испытываешь и сотой доли…
Почему не испытываю? Ещё раз плёночку поставить? Мы там с ней оба так исполняем! Оба! Имитация исключена. Поставить?… Оп, старина! Что-то у тебя сегодня сплошная невербалочка! Слу-у-ухай, так ты всерьёз на неё запал?! А я, дурак, никак в толк не возьму! (Поверили?)
Нет. Не запал. Не запал! Вообще насрать и розами засыпать! (Поверили?)
Она, значит, тебя не захотела и не хочет. Сама всегда выбирает, а тебя — не выбрала. Конечно, проще сломить-подмять: не знаешь, дурочка, своего счастья. Потом ведь наверняка томно скажет: о-о-ох, не знала я, дурочка, своего счастья!
Макс!
Но у тебя опаска! Профи как-никак, просчёт наперёд: присоединение к большинству (англ. идиом.) неизбежное и скорое. А она снова будет-окажется ни при чём.
Макс!
Опять невербалочка, старина? Щас начнём скакать по столам и опрокидывать шкафы а-ля Жан Маре. Кстати, самое горькое из моего детства, когда узнал, что Жан Маре педик. Идеал, образец — и педик! А у тебя не было? В смысле Жана Маре. Нет? Слу-у-ухай, а ты сам случаем не педик?
Макс!!!
Латентный, латентный. Просто думаю (извини, вслух): как так?! Как так у тебя с ней, что никак? При её-то списке. Даже у меня с ней хоть как-то, но всё же. Нет, я не предлагаю «третьим будешь?».
Макс!!!!
Выдохни, старина, выдохни. Шутка.
И шутки у тебя дурацкие.
Дурак, вашбродь!
Ладно, проехали.
А то по столам поскачем, шкафы поопрокидываем?
Проехали, сказал! Где мысль?
Где-где!
Мысль.
Непонятно, как она это делает, но она это делает. Всякий неугодный тут же присоединяется к большинству (англ. идиом.). И — никакого криминала. Раз за разом, раз за разом! Совпадение? Не думаю! То есть как бы налицо, как бы капитан-очевидность. А на поверку…
Причём роют ещё те сыскари, на земле. До воды роют. Любой Вась-вась на том же Кивин-ТВ позавидует. Не ради очередной звёздочки в стакане водки, не ради очередной срубленной палки для отчёта (почему бы нет, но потом!). Главное, справедливость. И пусть хоть увольняют потом!
Ан всякий раз мимо. По касательно, но мимо. Просто… просто сущий идиотизм!
Вы не поймёте сути идиотизма, пока не пройдёте через него, но, пройдя, вы имеете право сказать себе: «Чёрт возьми! А вот теперь я это использую!»
Тут! Вот тут, Макс, не подловишь на очердную мульку. Гарднер Дозуа, говорю. Прав Гарднер Дозуа, говорю.
— О! Уже прочитан Гарднер, старина?
— О! Уже прочитан «Белый ферзь», старина. Дозуа — в эпиграфе. Автора знаешь. Измайлов такой. Сообща в баньке паримся. Да и ты, старина, только потому Дозуа и знаешь. А?
— Всё-всё. Ничья, ничья. Но, согласись, мысль интересная.
— Насчёт?
— Насчёт использования.
— Идиотизма?
— Идиотизма.
Как не согласиться! В методичках эта мысль интересная во главе угла, основа основ. Изложена лапидарней, но она, мысль.
А я-то всё голову не то чтоб ломал, но иной раз почёсывал: на кой она Максу сдалась?!
Ласточкой не сгодится, при всём своём упрямстве он сам признал.
Серьёзные отношения, внезапно вспыхнушая, обнявшись и в пропасть — не тянет и на лёгкую усмешку.
Ну, в качестве связующего звена с крематорием, где ещё то поле деятельности, много интересного, а ты вхож на правах своего.
Ну, в качестве связующего звена с дагестанской диаспорой, где некто Шахман рулит, ни в чём не замечен (ни на чём не попался), но всегда можно подцепить, использовать.
Ну, в качестве просто сопровождающей дивной дивы: на красной дорожке владелец сети «Все флаги» со спутницей, wow! wow!! wow!!!
Ну наконец, сугубо подсознательное. На кой сдалась… Ключевое: на кой? Ключевое: сдалась. Ментально, ментально! Сдалась бы, и никаких к ней претензий! Ах, упорствует? Не таких обламывали, продолжим наши игры! Да никаких игр, game over! Что за over, никаких over, пока не переиграю!
(Старый, опытный камикадзе. И ведь говорил ему, сколько раз ему говорил!)
Ан вон оно что. Всё перечисленное имеет право на жизнь, имеет место быть, но главное, вот главное — мысль интересная: любой, кто ей мешает, в скором (и очень скором!) времени обречён, и она ни при чём, так случилось. Идеальное орудие, проверенное опытным путём!
Да, опыт — сын ошибок трудных. Но три случая подряд? И — безошибочно! Причём, ладно, с её мужем-чемпионом! Ладно, с этим её друидом доморощенным! Что не доказано, того и нет. Но Лёва, Роджер наш незабвенный — к нему-то она никак не причастна. Да, старина?
Да. Если ей никто не помог — с коньячком, по сговору. И следы потом замёл: возмездие, возмезие!.. О-о, Макс! У тебя, старина, с невербалочкой тоже проблемы, как погляжу? Или таки по столам попрыгаем, шкафы повалим? А-ля? Начинай!
Обойдёшься. Проехали!.. То есть тебя идея не увлекла? Просто в порядке бреда?
Почему же! Слушать приятно, подвох очевиден.
Вечно ты… С тобой по душам, а ты: подвох, подвох!
Макс! От тебя? Подвох? Я? Да никогда! (Поверили?)
Верю. Верю, что ты уже на пути к новой жизни, и этот отрезок жизни будет вспоминаться как ужасный сон. (Всё-таки сия цитата у Макса уже несколько избыточна.) Вот что, старина, поехали-ка во «Все флаги»? Прямо сейчас! У меня как раз там встреча. Заодно повидаетесь!
Верно ли я понял?
Верно, верно. Сегодня фугу на заказ. Она категорически в отказ, а одному мне как-то скучно жрать. Составишь нам компанию?
Ел я твою треску сраную!
Не обижай Косяку, не обижай! Ас, князь! Просто не распробовал тогда.
И не хочу.
Как хочешь.
Никак не хочу.
Тогда извини, старина, время… Но над мыслью подумай, ещё вернёмся к ней. Мысль-то интересная!
ЕБЖ.
Куда ж денемся!
Ликбез. ЕБЖ — концовка всем писем графа Льва Толстого, аббревиатура. Если Буду Жив, Если Будем Живы. Общеизвестно. Вдруг кто-то не в курсе. Теперь в курсе. Теперь и в курсе, почему не пришлось нам со стариной Максом вернуться к мысли, пусть трижды интересной. Сообща (вот!) — не пришлось. Ибо — ЕБЖ.
ЕБЖ, Ѣ!
Куда ж денемся!
Туда, Макс, туда.
А ведь прими я тогда приглашение… Вместе бы откушали…
Да, вскрытие, экспертиза, тетродотоксин (tetrodotoxin). Доза? Какая разница, если вот — уноси готовенького. И второго, япошку-повара, тоже куда-нибудь. Сериал «Кухня», тоже мне!
Дама! Дама! Как себя чувствуете? Притрагивались к чему-нибудь из блюд, что-нибудь пробовали? «Скорую»! Промывание?
Дама чувствует себя х… хорошо. В предложенных обстоятельствах. Естественный шок, но держит себя в руках. Без истерик — тихих ли, громких. Не притрагивалась, не пробовала. «Скорая», промывание — спасибо, нет. Уйдите все. Дайте осознать и поскорбеть. Молча.
Проводить — пришла. Цветы. Много. Букет, не венок.
Крематорий. Не крематорий, а крематорий. На Шафировском, да. Никаких почётных караулов, залпов в небо. Подвиг твой неизвестен. А был ли подвиг? Недолюбливали, но ценили.
Все свои. Хан, Костя Шарий, Тарасик Заброда, Евлогин такой. Вдруг Игорь-женераль тоже. Вещун Саныч от сауны. Капитан Меньгиш (ох, постарела, Ев, одномоментно! в разы!). Троица консульских японцев — тихие, нас тут нет, но готовы к сеппуку здесь и сейчас во искупление (спасибо! и без вас тут…) Более никого. А и не надо. Такое, в общем, скорбное бесчувствие. Афишировать с учётом обстоятельств…
А он… Что — он?! Всё тот же. Узенькие, зоркие, ярко-кофейные глазки с разрезом наискось… но теперь закрытые, закрытые. Тревожный изгиб чёрных бровей, идущих от переносья кверху… да, сохранился. Энергичная сухость кожи, крепко обтягивавшей мощные скулы… наверное, уже респект гримёрам. Всё, как при жизни, только вид лёжа. Ну, чутóк припухлый… Главное, выражение лица. Да, злобного, насмешливого, умного, даже высокомерного, но… и это, и это прежде всего — досада вкупе с недоумением: да нет же! как же! я же профи! я же всё учё…
Кому теперь «Все флаги»? Наверное, вдове. И кто вдова? Вот вопрос! Не сейчас, не здесь. Пусть потом юристы… Кто с ним был до последней минуты, включая последнюю. Совместное хозяйство, свидетели… Но сейчас, здесь — разве не ясно, кто вдова? Афишировать на Шафировском… Никто не афиширует. Но разве не ясно? Держится, но как держится! А блонда вон та, окаменелая? А, это просто друг, просто дружили.
Поминки? Без. Вообразить всех за одним столом… Хотя бы Лилит и Еву… Отказ воображения. Разошлись по восвоясям. Нет, конечно, каждый по-своему отметил…
Как глупо, как всё глупо! Приплыла к нему рыбка… Как глупо!
Хотя… Или…
Или последняя (а последняя!) мысль интересная от старины Макса не столь и бредова? Сам, правда, не допускал, что может стать четвёртым, но гляди ты…
Кыш! При чём тут?!
Всё чаще и чаще повтор недоумения «при чём тут?!»
Казалось бы, при чём тут?! Неспроста. Надо проследить. Именно что надо, именно что проследить. Иначе и до мистики рукой подать, совсем рядышком, за углом буквально. Вот случай с Багдашовым…
Вот не надо! Кто-кто, но здесь она совершенно ни при чём! Была при, но и только. Ведь так? Ведь так?
Ееесть в графском парке старый пруд, там лилии цветут, там лилии цветут, цветут.
При чём тут?
Во-о-от опять! Дослушайте же, псы! Осталось с гулькин хер!
Говорю ей на сороковинах… Исподволь… Скромно посидели, тет-а-тет, «над слоником», коньяк «Медный всадник», отметили. Пичалька, но не без доли цинизма. Макс бы приветствовал, его манера. Говорю: а представь, не будь той случайной «золотой рыбки», ты бы с ним так по-прежнему и? Он же, я-то его знаю-помню, тебя не отпустил бы. М?
Случайная? «Золотая рыбка»? Виталь? Ты про что?
Про фугу. Ту самую.
Про фугу? Ту самую? А при чём тут?
Действительно! Мало ли! Хотя бы ватные водоросли (оstreopsis ovata), занесены в Средиземное море японскими судами в 1982 году, видны невооруженным глазом во время цветения, образуют скопления нитей цвета бурой ржавчины. Выделяют токсин, вызывающий удушье. Эффект обратим, но это если знать. Японцы любят варганить салаты из всяческих водорослей. Из ватных водорослей вот — как гарнир, если уж фугу.
Никто из экспертов не копался в организме усопшего на предмет обнаружения следов ещё и оstreopsis ovata?
Н-нет. Всё же очевидно. Фугу, tetrodotoxin. Мелкие частички растительного происхождения в желудочно-кишечном тракте, да, отмечены. Но копаться в этом во всём…
Помнится, знакомый патологоанатом в сердцах взъярился не без профессиональной весёлости: жрали бы уже что-нибудь одно перед смертью! наберут кучу блюд — разгребай потом в кишках: фрагмент предположительно рыбы там-то, фрагмент предположительно мяса там-то, предположительный овощной фрагмент (картофель?) там-то, салат-оливье вообще песня с припевами, один зелёный горошек чего стóит!
…И тут она мне…
Совместные годы с Максом не прошли даром. Почерк. Узнаю почерк. Откровенное provokatio — действие с целью вызвать ответную предсказуемую реакцию.
И тут она мне:
— Виталь, ты же на моей гатчинской мызе ни разу так и не был?
— М-м. Не довелось. — Поверили? — А что?
А то. Ееесть в графском парке старый пруд, там лилии цветут, там лилии цветут, цветут. Парк не парк, но двенадцать соток, рощица кедровая. Старый пруд не старый пруд, но водоём три на три. Лилии не лилии, но… например, ватные водоросли. Зачем? А по-своему красивы, особенно когда цветут.
А при чём тут?
Смотри-ка. Хозяйка на зиму очищает пруд, сушит водоросли, трёт в порошок, и — в ладанку на шее. Ждёт и ждёт подходящего случая. Этот перфекционист окончательно уже достал с воображённым стокгольмским синдромом.
И — приглашение на фугу. Очередное показательное. Она не ест рыбу, никакую, с некоторых пор. Но — «Все флаги», всё такое, надо быть. Ничего не ешь, раз уж так, но компанию составь, будь добра.
Когда она не была добра? Когда она была недобра?
Потом, смотри-ка, сакэ заказал, «Саваноцуру». Потом неизбежно, рано или поздно, мы ведь никуда не спешим — сколь ни хорохорься насчёт «простатит? какие наши годы!» — отлучка на минуточку, не заскучай.
Не заскучала. Всыпать порошковый оstreopsis ovata из ладанки в сосуд с початым сакэ — даже изящно, всего лишь перегнувшись, потянувшись за… ну, салфеткой. О какая линия! Видеокамеры везде, да. «Все флаги», ага. Ну? И чего? А ничего! Перегнулась, потянулась. О какая линия!
Потом, смотри-ка, вернулся через минуточку. (Руки после сортира не помыл! У женщин глаз намётан!) Продолжил кушать рыбу-фугу, запивать сакэ «Саваноцуру». Продолжал агрессивно павлинить. Напоследок изрёк, даже не маскируя под мульку: Frailty, thy name is woman![15] По-английски? Он же всё больше по-немецки! Шекспир, однако. Ну, по-русски добавил: порожденье крокодила. И — брык…
Знал, не мог догадаться. Или догадался, хоть и не знал. Вообще! Смерть — это победа!.. Всё-таки вот дурачок! Даже немного жаль. Хотя больше всего жаль князя-Косяку. Он-то и вовсе ни при чём. А шеф-повар был, каких поискать. И не найти ведь! Ни тебе, ни мне…
Ах, да! Улики! Никому в голову не пришло — сакэ из початого сосуда на экспертизу. Да и нет никакого сакэ. Потерпевший (ну, не от сакэ же!) опустошил, ещё потребовал. Опустошённое унесли, новое принесли. А прежнее? Посуду? Тут же вымыли, высушили. «Все флаги», сервис, чистота — залог. Иначе — вон!.. А он, потерпевший, только хлебнул нового и — брык! Всё она, рыба фугу, всё она!
И даже! Даже если знакомый патологоантом вдруг обнаружит потом внутре нечто вроде оstreopsis ovata… И что? Может, рыба-фугу при жизни этими ватными водорослями питалась, потому и ядовитая такая! Идите все в сад со своими домыслами! В парк! Графский парк! Старый пруд! Лилии! Ну, глупо, ну!
И что смешно! (Не смешно!). Сидим с ней «над слоником», сороковины, старина Макс, эх! Вокруг и около: аглаонема — умеренно ядовит., акалифа — ядовит., алоказия — ядовит., антуриум — ядовит., аукуба японская — ядовит., глориоза — сильно ядовит., замиокулькас — умеренно ядовит., катарантус — сильно ядовит., кодиеум — ядовит., крестовник миканиевидный, крупноязычковый — сильно ядовит., кринум — сильно ядовит., олеандр — ядовит., пахиподиум — cильно ядовит., плюмерия — сильно ядовит., сингониум — ядовит., стапелия — cильно ядовит., хойя мясистая — ядовит., ятрофа — cильно ядовит… Поэтика, Ѣ!
Поливал? Поливал. Поливал?! Поливал! Поливал?! Поливал!!!
И тут она мне сама… типа lets’ imagine[16]. Креатив, креатив! Не сфинксы с грифонами, не барсы-лизуны. А смотри-ка, ведь убедительно? По самому по краю. Вы и убили-с…
— Покажи-ка язык, Лиль!
— Зачем?
— Покажи!
— Бя!
— Вот. Вижу. Я тебя за него не тянул.
— Но мы ведь больше никому не скажем?
— Могила!
— Удачно, Виталь.
— Насчёт?
— Могила!
— А. Да. Мда.
И никто не узна-а-ает… Песня.
Вишенка на торте. (Торт? На сороковинах?! Фигура речи, пусть!) Вдруг вскинулась:
— Погоди! Который час?! Мамочки мои! Уже одиннадцать! Уже полчаса там вовсю, а мы сидим!!!
— Что? Что?!
— Наши! С Испандией! Сейчас! Включи! Где пульт, где?!
Где-где… А, вот он!
— …по-прежнему, ноль-ноль.
— Смотрим! Всё! Смотрим! Виталь, прости! Смотрим!.. Ой, Бершик! Отбил, отбил!!! Ай, молодца! Правда, Виталь?!
Сороковины… Макс бы приветствовал, его манера. Ну, смерть. Тоже победа. И счёт заранее предсказуем. Если знать…
В этой стране стало страшно жить. Недавно случайно нашла в интернете базу данных поиска людей http: //syim.com/baza. И главное, сделали вроде как для поиска утерянных родственников. Но здесь вся информация о каждом из нас: переписки с друзьями, адреса, телефоны, место работы, и, что самое страшное, есть даже мои обнажённые фото (правда, не знаю откуда). В общем, испугалась очень. Но есть такая функция, как «скрыть данные». Воспользовалась и всем советую не медлить. Мало ли, что эти придурки могут сделать дальше!
Написал sd354wetsdg — 23: 16: 17