Ангел ходит голым

Глава 13

Что нам известно про несчастного дона Флавио Пикколо? Нам — нам. И не надо сразу: в этой стране стало страшно жить, не надо! Только открытые источники, только они.

Год рождения: 1946. (Ну да, старичок).

Место рождения: Венеция, Италия.

Семейное положение: женат. Подруга школьных лет, Клара. Супружески верен. Бездетен.

Хобби: изобразительное искусство. Частная коллекция — самая крупная в Северной Италии, оценивается в 27,5 млн долларов. Любимый художник — Василий Кандинский, среди современных русских — Юрий Зверлин. Литература — Достоевский, поздний Измайлов. Кино — ранний Феллини, дилогия Зеленского по Мопассану. Музыка — опера, классика, Jethro Tull.

Характер: замкнутый. Недолюбливает вечеринки. Целеустремлён. «Стахановец» (именно, именно!). Требует от подопечных победы в каждом матче любой ценой при беспрекословном следовании плану на игру. Красота футбола — дело десятое. Игра забудется — результат на табло останется. Спорить с ним бессмысленно, чужого мнения для него просто не существует. Педант.

Карьера: только топ-команды, никогда не работал со среднячками. Потому (и немудрено) редкостное достижение — выигрывал во всех странах, куда приглашался тренером. Всегда исходит из подбора игроков. В один сезон может выдать искромётный атакующий футбол, в другой — сугубо защитный. Какая держава, такие и футболисты.

Окружение вне работы: музыканты, художники, литераторы. Цит.: «У меня нет друзей в футболе. Мои друзья — из мира искусства, мы не разговариваем о футболе, когда встречаемся».

Пристрастия (не хобби!): экзотические путешествия, дайвинг, яства. Яства, да! Цит.: «Вкусно поесть — тоже культурное познание. Дóма, конечно, предпочитаю своё, местное — Клара готовит расчудесно. Но стремлюсь попробовать новые блюда в каждой стране, где бываю. Люблю японскую кухню. Филе фугу, например. В принципе обожаю есть!»

Планы на будущее: работа в России — последняя в карьере. Потом — заслуженный отдых. Пора, пора! Цит.: «За сорок лет я много где побывал, много что испытал. Но — мир велик и разнообразен. Ещё посмотрю, ещё будет что посмотреть».

Местожительство (когда он в России): Санкт-Петербург, Крестовский остров, арендованная вилла. Не Москва? Нет. Урождённый венецианец, Санкт-Петербург ближе сердцу, напоминает, сплошь каналы-каналы, всё такое. Каприз, да. И пусть. Хозяин виллы (хрéнов олигарх, но не из бандюков, нет!) в отсутствии годика ещё на два, недвижимость обживает где-то в лондонах. Но заядло болеет не за туманный Альбион, а за своих, за наших (дурак какой!). Ещё и польщён. Сам Флавио?! Дон?! Тот самый?! Да с дорогой душой! Какие деньги?! Разве ж это деньги! Пусть живёт! Вилла, баня, корт — всё для вас! Единственное что… Да-да?… С ним бы потом сфотографироваться, а?… Да с дорогой душой! Решим!

Вот как-то так.

У меня тут появились сильнейшие опасения…

Так. Опасения. А дальше?

Всё.

Как всё?! Но ему принесли филе фугу?

М-м. Собственно, нет. Ему — нет.

На редкость неприятного человека вы нам обрисовали, Евлогин.

Уж какой есть.

(Для полноты картины бледно улыбнуться, что ли!)

И то лишь малая толика сведений про дона Флавио. Не умножать сущностей, кроме необходимых. Лишь сущности, которые нам пригодятся.

Разве только ещё деталька: в браке счастлив, но подруга школьных лет с годами и годами набрала весьма избыточный вес. Слонопотам. La Saraghina такая (кто еще помнит кино «8 ½».) Готовит расчудесно, сама и поглощает всё приготовленное. Ну а как?! Муж в частых и длительных командировках, деньги зарабатывает, тренер. А она столько всего настряпала на эти его деньги — не пропадать же добру. Булимия — болезнь. Лечится, но… Семейная трагедия? Н-нет. Но проблема. Таблетки, диеты, клистиры, глисты, экстрасенсы — бестолку. Точка невозврата, похоже, пройдена. Обратной дороги нет. Обширная женщина, да. Ладно, так доходит. Главное, чтоб человек был хороший. А хорошего человека должно быть много. Её — много. Потому ли несчастный дон Флавио супружески-то верен (педант!), но всё дольше в командировках, всё дальше?

Разве только ещё деталька: piccolo — самая маленькая труба в оркестре. Из достоверных источников? Достоверней некуда! Толкование двоякое, с усмешкой. Но сказано: подбери, пригодится.

И ведь сначала пробовали по-хорошему, по-доброму.

Хобби, пристрастия — понято, принято!

Эскиз Кандинского из эрмитажных запасников преподнесён, сколь ни кочевряжился тот… с шарфиком. В мастерскую на Бойцова к современному Зверлину сводили, тот линогравюру «Неолит» отдарил, идиот-бессербренник.

В новой Мариинке после концерта закулисно свели с дирижёром (с Дирижёром!) — тот свою палочку презентовал.

Да что там! Поздний Измайлов книжку подписал: «Учите русский! Чтоб было, что и кого почитать!» Тут как раз всего проще. Очередная банная суббота, млеем. Подпишешь книжку, классик? Кому? Да одному нездешнему, по-русски ни бум-бум, но тебя-позднего ценит. О! Тогда вот как подпишу. Годится! Ну ты кла-ассик! (Лесть наглой не бывает. Тут как раз проще. Ан для отчёта: проделана большая работа!)

Но и это ещё не всё!

Путешествия, значит, экзотические? А что же делает супруга одна в отсутствии супруга? (Да-да, repete от подзабытого малóго, стихийного пушкиниста!) Занятий мало ль есть у ней: грибы солить, кормить гусей… А вот возникло позитивное предложение, да не сочтётся бестактностью, но есть уникальный курорт — Кайякент, престижный-престижный! Там такие барсы-лизуны (panthera pardus)! Любой лишний вес — как корова языком! То есть не корова, но языком, языком. Дон Флавио не откажется ведь сделать подарок своей подруге школьных лет? Все расходы, включая обеспечение безопасности, принимающая сторона берёт на себя.

Тамошний Рабадан-Рябчик бровью не дрогнул. Надо — надо. Шахман тут же перегнал Рябчику в Кайякент бывший данияловский БMВ. Не цена, нет. Так, комплимент от шеф-повара. Цена-то там — ого-го!

Обширная женщина Клара после Кайякента полегчала вдвое. Не предел. Ещё бы парочку сеансов, килограммчиков бы ещё двадцать долой. La Saraghina? Уже нет. Положительная динамика налицо.

(Слу-у-ушайте! А эти, которые panthera pardus, реально существуют, реально помогают?!

Х-ха! Не читали?! Так прочтите! Потом поезжайте в Кайякент и спросите! Нет, вы поезжайте и спросите: кем был Рябчик до той публикации! Нет, вы поезжайте и спросите!)

Дорогой дон Флавио, намёки ещё нужны? Весьма дорогостоящие намёки, между прочим!

Вы понимаете намёк? — Да, когда знаю, что это намёк. — Так вот, обратите внимание, намёк! — Как это понимать? — Как намёк.

Нет, не понимает. Дурачком прикидывается? Дурачком не дурачком, а своё имеет. Учёный малый. Строго по контракту. См. контракт. Охотно отдаёт должное стране пребывания (см.): только топ-команды, никогда не работал со среднячками. Похвалил. Ага, конечно! Улита едет, когда-то будет — на вершине Фудзи. Терпение, друзья — ну, не враги же! — терпение. Да и! В свою очередь, отдайте-ка должное. См. контракт.

Из публично взъерепенившихся — одна на всех, Лилит Даниялова такая. Конечно, железная леди, агент. Но кто ж не зна-ает: у них с Бершем, с Юликом, сугубо личное. Не в курсе? У них того-этого… не только на деловой почве. Ну а что? Нынче trend: красавица и чудовище. Футболисты норовят прибрать к себе (под себя) статусных див, и наоборот. Все довольны.

Положим, у них с Юликом Бершем несколько иначе. Но лишь несколько. И лишь положим. А так…

Однако на Крестовский к несчастному дону Флавио железная леди прибыла только и лишь. Только и лишь в качестве агента. Ужин? Спасибо, нет. Разве чашечку чая. Время дорого. Ведь несчастный дон Флавио буквально на чемоданах сидит, экзотическое путешествие грядёт — Бимини, папа-Хэм, а вам слабó…

Да почему же, почему зачастилось: несчастный дон Флавио, несчастный дон Флавио?!

Патамушта! Ведь пробовали, пробовали — по-хорошему, по-доброму! Понял, нет?!

Нет, не понял, нет.

А тогда… А какие варианты ещё?!

Только вот что! Условие! Ни тени! Чтоб ни тени! Чтоб даже никакой невинный чаёк не фигурировал. Вас учить?! Похоже, учить и учить. Совершенно квалификацию потеряли. Хоть понимаете?! На кону — аж Мундиаль?! Аж тут, у нас! Аж в кои веки! Не дай бог, обделаемся! Про «Зенит-арену» ни слова, ни полслова! Отдельная история, сдюжим. Пердячим паром, ан сдюжим. Но вот насчёт этого, который coach… Надо, надо решать. Но чтоб ни тени, чтоб ни тени! И так-то по уши в говне! Дай малейший повод — схарчат. Англичанка гадит, копытом бьёт, в любой момент примет Мундиаль вместо этих, которые по уши в говне, всё готово, ждёт заветного сигнала. Ни тени чтоб, ни тени!

Короче, лет ми спик фром май харт (уж позвольте сказать откровенно):

For the sake of the nation, this coach must die. Must die, must die, this coach must die. Must die, must die, this coach must, coach must, coach must die!

Specially на зарубежном. Напеть — куда ни шло. Поди догадайся! Операция! Ы! Чтоб никто не догадался!

И стало так.

Непонятно, как она это делает, но она это делает. Всякий неугодный тут же присоединяется к большинству (англ. идиом.). И — никакого криминала.

Казалось, ничто не предвещало… Казалось, наша сборная под руководством выдающегося тренера только-только стала набирать… Казалось, ещё немного, ещё чуть-чуть… И вдруг…

Несчастный Флавио Пикколо, несчастный…

Снова и опять! Ломброзо:

Особенно частое преступление в криминологии женщин — отравление.

Цезарь рассказывает, что у галлов был обычай: когда кто-нибудь из них умирал, сжигали вместе с ним и всех его жён, если только являлось малейшее подозрение о неестественной смерти его. Эта простая процедура была обязана своим происхождением частым отравлениям.

В Китае существует особый класс колдуний, называемый «мифукау», обладающих секретом отправлять втихомолку на тот свет людей, и имеют обширную клиентуру, главным образом среди замужних женщин (Katscher. Bilder aus dem chinesischen Leben, 1881).

В Аравии приготовлением, равно как и торговлей различными ядами, исключительно занимаются женщины.

В консульстве Клавдия Марцелла и Тита Валерия в Риме был раскрыт заговор 170 патрицианок, которые отравлениями произвели среди женатых мужчин такое опустошение, что его сначала приписали эпидемии (Тит Ливии, кн. VIII). Вакханки представляли собою женщин, предававшихся разврату и другим порокам.

Римские историки оставивили нам имена Капидии, Локусты как свидетельство того, что знание ядов считалось прерогативой женщин. Ювенал говорит в своих сатирах об отравлении мужей как о чём-то рутинном среди римской аристократии.

В Египте во времена Птоломеев эпидемически распространялись среди женщин нарушения супружеской верности и отравления (Renan. Les Apôtres).

В Персии официальной женой шаха становилась та, от которой родится его первый сын. Поэтому там очень распространено отравление новорожденных завистниц-соперниц (Pfeiffer).

Во Франции в XVIII столетии, особенно в царствование Людовика XIV, отравления приняли массовый характер среди дам высшей аристократии. Король даже пошёл на создание особого трибунала, Chambre royale de PArsénale или Chambre ardente, которому вменялось заниматься исключительно делами об отравлении (Lettres Patentes от 7 апреля 1769 года). Общество было до того объято паникой, что процесс знаменитой отравительницы Delegrande тянулся несколько лет потому только, что она делала беспрерывные намёки на какой-то заговор против жизни короля.

Имена Voisin, Vigouroux, Brinvilliers сделались знаменитыми в истории преступления. В отравлении одно время подозревалась даже Olimpia Mancini, племянница Мазарини и мать принца Евгения.

В 1632 году казнена в Палермо некая Teofania, торговавшая ядами. Год спустя та же участь постигла её ученицу Francesca la Sarda. С тех пор выражение «Gnura Tufania» осталось в Сицилии синонимом отравительницы, откуда и происходит название воды «acqua tofana», состоящей преимущественно из мышьяка (S.-Marino. L'acqua tofana, 1882).

В 1642 году в Неаполе было отравлено много народу таинственной жидкостью, продававшейся некой женщиной, находившейся в сношении с вышеупомянутой Теофанией.

Около того же времени в Риме четыре женщины, Maria Spinola, Giovanna Grandis, Geronima Spana и Laura Crispiolti, торговали так называемой манной св. Николая (Manna di San Nicola) — ядом, состоявшим, по-видимому, из мышьяка.

Итак, если исключить детоубийство и выкидыши, женщина у диких, как и у других народов, совершает, в общем, значительно меньше преступлений сравнительно с мужчиной, хотя по своему характеру более склонна к дурному, чем к хорошему. Многие преступления, за которые она подлежит наказанию, чисто условны, так, например, нарушения табу и занятия колдовством…

Ломброзо! Путаник изрядный, но…

Позвольте! Только позвольте не позволить!

Она здесь каким боком?! Даже к этому псевдоавторитетному Ломброзо — каким боком! Не безгрешна, допустим. Не ангел (понятно, ходит голышом). Но!

Она ведь… Она…

…И с тех пор я помнил её так ясно, что мог делать с ней всё, что вздумается. Менял цвет её глаз в зависимости от моего настроения. Они были цвета морской воды, когда она просыпалась, медовые, когда она смеялась, и огненные, когда злилась. И так же, по настроению, одевал её в соответствии с возрастом или с обстоятельствами: в двадцать лет — влюблённая скромница, в сорок — дама полусвета, в семьдесят — царица Вавилонская, а в сто — святая.

В тридцать пять лет, если будет делать то, что ей подсказывает сердце, а не разум, в её руках окажется много денег, а в сорок она получит наследство. Будет много путешествовать. У неё двойная жизнь и двойная судьба, и она может влиять на свою судьбу. Ей нравится пробовать всё, из любопытства, но она будет раскаиваться, если не станет слушать своего сердца.

Грешен, приёмчик Макса.

Фицджеральд, Фрэнсис Скотт.

Ты, Евлогин, латентно начитанный, оказывается!

Не без того. Багдашов напоказ аплодирует: ма-ла-дец!

Не хватает Макса, как не хватает его…

Хотя казалось бы…

Да нет! Не хватает.

А про Лильку — один в один.

Ей вроде сороковник грядёт? Или чего-то не помню, не понимаю?

Ничего не понимаешь, Виталь! Мне всегда будет тридцать девять лет и ни днём больше! (Цит., Любовь Орлова, актуальн.)

Вдруг из прошлого и зафиксированного: удивительная женщина, большая любительница охоты, за свои короткие тридцать девять лет жизни успела многое, сменила четырёх мужей, отсидела в тюрьме, приняла участие в нескольких войнах, в одном из сражений противником графини был её собственный муж. Ух, жили же люди!

В летáх? В каких летáх? При Софи Лорен не ляпните, при Шер-Саркисян, при Тиночке Тёрнер! Если женщина не скрывает своих лет — значит, нагло довольна собой.

Что же до мужичков… Разница возрастная с тем же Юликом Бершем у неё — всего десяток лет (строго — четырнадцать). То самое, самое то. А что?! С несчастным Флавио Пикколо разница у неё вообще была вдвое… Правда в другую сторону.

А была, да? Была?! В смысле…

Отстаньте! При чём тут?!

Доподлинно: несчастный дон Флавио после сложных переговоров с агентом Юлия Берша благополучно убыл на отдых перед очередной грядущей судьбоносной битвой с Испандией. Как и планировал. Бимини, дайвинг, wellcome!

Ключевое: благополучно. Чаёвничали, да. Почему нет? Каркуша тоже чаёвничала с Есениным-мл. Рогалики, помнится. Но — благополучно!

Потом — да. Потом, на Бимини. Но потом, потом, потом!

Нам не дано предугадать. А надо бы!

Глянец-рекламка: Если хотите познакомиться с морским дном и его жизнью, стóит довериться опытным специалистам инструкторам-подводникам. Опустившись однажды на морское дно, вы на всю жизнь останетесь его пленником.

Ешё раз: опустившись однажды на морское дно, вы на всю жизнь останетесь его пленником.

Бонус: кормление акул! Угу.

Такое кино. Субтитр для глухонемых: «Звучит тревожная музыка».

Толком и не нашли. Ну, фрагментарно. Самая маленькая труба в оркестре. Бимини, понимаешь, дайвинг! Клара безутешна.

А он, несчастный, что-нибудь кушал перед погружением? Просто знать — на всякий случай, на страховой. Любая зацепка. Мало ли что-нибудь такое (или не такое), нет?

Нет. И вообще… мужчина в годах…

Печаль, печаль. На кого ж ты нашу сборную…

Кстати, на кого ж? Да мало ли п…педров! И не в Бразилии! Подать-ка нам отечественного, быстрого разумом невтона, менее прихотливого, задёшево!

Arrival. Приехали. Пункт назначения.

И?! Вот — и?!

Ломброзо, видите ли! Ломброзо! Кто ни при чём, тот ни при чём. Не тот, а та, она. В данном, конкретном случае. Прекратите!

Déjà vu, déjà vu:

Нельзя ли, м-м, прекратить?

Но как?!

Как-нибудь!

Как-нибудь?

Как-нибудь. Но не через пень-колоду. А как-нибудь так, чтобы… присоединить к большинству (англ. идиом.). Вы же профи! Сами решайте. Важен не процесс, важен результат.

Эх, пепсы вы, пепсы! Шаг вперёд, два шага назад! Уже. Уже проделана большая работа.

И вдруг! Вдруг: стоп! сто-о-оп!!! осади назад!!! и не вздумайте!!!

What's the buzz? Tell me what's a-happening. (Rrepeat 8 times).

Шифруемся по инерции, шифруемся. Незатейливо, согласен, ан восемь раз: What’s the buzz? Tell me what’s a-happening.

В чём дело-то?!

А тут, знаете ли, шибко болеющий за престиж отечества богатей Юзбашев щедро и неожиданно (?) решил всё решить: да блиннн! нá тебе, старичок, всё тебе причитающееся (не причитающееся!), но уйди-уйди!

О Юзбашев, о! Лишь ради престижа отечества! Лишь престижа для! Знаете? Нет? Ну… знайте!

Так всех нас в трусов превращает мысль, и вянет, как цветок, решимость наша в бесплодье умственного тупика. Так погибают замыслы с размахом, cначала обещавшие успех, от долгих отлагательств.

И ладно, и всё. Отбой, коллеги, отбой. При том, что всё предыдущее — в силе. Будет уплочено, будет! Но насчёт всего прежнего: отбой, отбой!

А поздно…

Поздно, да.

Вернулась от старичка сильно под утро.

Под утро, мда.

Под утро — таки поздно, или таки рано?

Вернулась.

И как ей сказать? И что?! Déjà vu? Отнюдь. Наоборот. Jamais vu! Не уже слышанное, но никогда не виденное.

Отдыхай, Лилит.

Мы отдохнём, мы отдохнём.

А! И небо в алмазах, как же, как же!

У неё, да, небо в алмазах. Перспектива! Молодой муж, вратарь-самородок Юлий Берш, двухметроворостый. Физиономически… всё красавцы-прибалты на ум приходят, Локисы из давнего «Никто не хотел умирать». Там, правда, почти все умерли. Но никто не хотел. А красавцы, красавцы! Бруно Ойя, правда, выжил. Правда, утомился изрядно. Вот Юлий Берш, если угодно, реинкарнация того Бруно, старшего Локиса. Двухметроворостость прилагается. Вратарь, однако!

Разница в четырнадцать лет не смущает?

Кого именно? Его? Или её? Не смущает. Подите все в жопу. Они нашли друг друга.

А жить где будете? Кого-кого, но ни его, ни её квартирный вопрос не испортил, понятно. Хотелось лишь уточнить страну пребывания…

Ох, такой выбор, такой выбор! И всё такое вкусное! Альбионцы приватно предложили контракт — грешно пренебречь. Но климат там… туманный, в общем. Шило на мыло менять — после Питера! Солнышка хочется. В Испандию, что ли? Тоже сулят златые горы. Но к ним скорее нет, чем да. Жестокие они, коррида как развлечение. Нет, пожалуй, к ним тоже — нет. А вот! Не разумней ли принять приглашение от земляков несчастного дона Флавио? Разумней!

Почему, почему!

Первое: приглашение поступило.

Второе: агент голкипера-уникума деньгами не разбрасывается, но ко времени, к месту играет в скромность, всё относительно, миллионом больше, миллионом меньше, сумма сделки не афиширована, козыри приходят в процессе игры.

Наконец, третье (не главное?): в память о несчастном доне Флавио… пусть недооценил… пыталась на пальцах объяснить… да что там на пальцах!.. ступай тогда, Бармалей, ступай — на Бимини, корми акул, папа-Хэм, старик и море.

Нет-нет, она… Не mea culpa ни в коем случае! Не mea maxima culpa! Но так уж получилось.

И вот… во искупление… принять приглашение от земляков несчастного дона Флавио. Meglio tardi che mai. Лучше позже, чем никогда. (Да, наблатыкалась.) Солнышко там не реже, чем в Испандии, но помягче…

И Венеция! Конечно! Во искупление. Как-никак родина несчастного дона Флавио. Ciao, несчастный дон Флавио! Тонкость, тонкость! Ciao — там у вас (теперь будет у нас тоже): и здравствуй, и прощай. Юлика бы ещё чуть подтянуть с языком: брякнет в поле сгоряча тортиллу (дескать, быстрей, доходяги!) — доказывай потом, что имел в виду только и всего лишь черепаху.

Пожалуй, визит к безутешной Кларе со всеми-всяческими посидим-поохаем — иезуитство, перебор. Но на Сан-Микеле, на остров, к Иосифу — непременно. Венеция, постоянная вдохновительница наших успокоений. Была там. Пышный розовый куст. Навестит ещё. Стаканчик для авторучек у надгробья. Оставляешь свою — забираешь чью-то прежнюю, обмен эманациями. Жлобы! Пуст был тогда стаканчик. И пусть. Навестит ещё. Нет для короны большего урона, чем с кем-нибудь случайно переспать… Не бери в голову, Евлогин, она о своём, о девичьем…

Она о своём! О девичьем! Каково?! Нет, каково?!

А я?!

Ладно, ей не всякий-який впору. Объяснимо и понятно. Даже понято и принято.

Гранич в «Талисмане» времён крематория. Просто логика жизни подсказывает. Или мы не в этой жизни? Да, начинающий импотент. Тем более! Да, дёшево и понты, но — руководство! Ан: он тучен и одышлив (вариант: вспотел и запыхался). Всё. Тебя нет, Гранич. Для неё — нет. Исключено.

Или мамонт кафедры мастерства. Учитель, обожаем и ненавидим одновременно. Само небо распростёрло. И т. д. Ан: какая жуткая специфическая внешность. Отказать. Плача и плача, но отказать.

Или многострадальный Шахман. Многострадальный, многострадальный. И крестьянки любить умеют. И крестьяне, и крестьяне! И так и эдак к ней. До прямого и отчаянного: выходи за меня! всё есть! ещё будет! Ан: горбонос, обволошен, обезьянен… Прости, Шахман, ты хороший, добрый, спасибо за предложение, но… прости. Будем, м-м, дружить. М-м? И на том спасибо.

Ага, конечно! То-то Лёва Воркуль был писаный красавец! Рикэ-Хохолок! Ах, да! Кролик Роджер хрéнов! Мне с ним весело. Исключение лишь подтверждает правило.

Но я-то, я?!

Допустим, рубленые, некрасивые черты лица. Но ведь почему-то столь нравившиеся женщинам. Вот Ева Меньгиш… Если б только она!

И атлетически вполне себе! На «жопины уши» ни намёка. В баньке на Казачьем Хан благосклонно так отметил: чего, мол, к нам в «Иточу» не заглядываешь? ещё вполне себе, вполне!

И брутальность! Не мне, конечно, судить. В паре с Максом, однако, гармонировали. Перфекционист хрéнов то и дело норовил одеяло на себя перетянуть, да. И пожалуйста, от меня не убудет, моё при мне. И на банджо побренчу сносно при случае.

(Слушай, спросила как-то и между делом, а почему ты всё время ему поддавался?

Оп! Что, заметно?

Мне — да.

Н-ну. Вот сейчас ей всё и расскажи! Про Йемен, про Карабах, кто как себя вёл в предложенных обстоятельствах. Не расскажу. И никому не скажу. Но Макс-то помнит и знает: я помню и могу напомнить при случае. Не напомню ни при каких. Иначе… крепкая мужская дружба, говоришь?… Подыгрывал чуть, было. А то ведь (pardonne moi) бдыщь! И нет никого. И ничего. Дружили вроде, не разлей вода! Угу. И это пройдёт. Как только бдыщь! Пусть до конца дней своих старина Багдашов тетёшкает собственные комплексы. А старина Евлогин как-нибудь… ветка сакуры под снегом… ну, Дзигоро Кано, дзюдо, понимающие поймут… Что? Конец дней своих старина Багдашов уже таки? Всё равно не скажу. Ты имеешь право хранить молчание, Евлогин. Так что заткнись!)

И снова и опять возвращаясь к.

Но я-то, я! Почему не?!

Что тебе стóит, Лилит, в конце концов! Ты же чувствуешь, Лилит! Не убудет от тебя, Лилит!

И… И она мне… Я для неё, конечно, подруга редкостная. Но всё равно под дых!

Она со всей женской гнусной (гнусной, сказал!) ласковостью в ту паузу… Медленный снег за окном, уже декабрь, что ли. Нудная тишина.

Она мне:

— Ты ж как братик…

Ладно бы ещё подруга редкостная, правила игры. Но — братик?! И нет смысла рисковать шутками про сайты, где сюжет «братик и сестрёнка» набирает максимум просмотров: piquant, piquant! Нет смысла, нет. Ласковость и только. Женская. Гнусная.

Уб-бил бы!!!