Ангел мести

18

За Диллоном, у слияния реки Биверхед и ручья Рэттлснейк, Тресси и Рид обнаружили в высокой траве покосившийся дорожный знак. Тресси едва не разрыдалась, когда Рид, расчистив и обтерев дощечку, вслух прочел безграмотные строчки:

– «Да грасс Хопира триццать милей. Диржытесь трапы».

Девушка прикусила губу, лихорадочно озираясь.

– Грассхопер? Грассхопер-Крик, что возле Баннака? Туда ушел отец…

Последовал ли он этому корявому указанию? И что нашел в конце тридцатимильного пути? Если вообще добрался туда.

– Поедем-ка в ту сторону, – сказал Рид. – Заодно и проверим.

Тресси кивнула и тихонько свистнула кобылке. Они уже так привыкли друг к другу, что обходились без привычных окриков. Повернув на дорогу к Баннаку, девушка оглянулась через плечо. Далеко на юге, если верить услышанному, где-то в горах Биттерудж живет человек по имени Мэджорс. Быть может, зря они свернули к Баннаку?

– Как ты думаешь, – окликнула она Рида, – в Баннаке еще кто-нибудь живет?!

– Трудно сказать. Я слыхал, что с тех пор, как в ущелье Альдер нашли золото, городок почти заброшен, но – кто знает? Когда-то Баннак был объявлен центром территории Монтана. Значит, это был, без сомнения, людный город. Впрочем, прошлой зимой, я слыхал, новым центром Монтаны объявили Вирджинию.

Больше Тресси не стала расспрашивать. Ей хотелось узнать побольше об этих глухих, девственных краях, но она, как всегда, засмотрелась по сторонам, зачарованная красотой величественных гор.

Путешествие в Баннак оказалось напрасным. Как и подозревал Рид, это был почти безлюдный, практически вымирающий городок, и никто здесь даже слыхом не слыхивал об Ивэне Мэджорсе. Им пришлось истратить целый день на то, чтобы вернуться к большому тракту и снова двинуться на юг, к горам Биттерудж. Мысленно Тресси молилась, чтобы и этот след не оказался ложным.

То и дело они встречали на тракте людей – одни направлялись на север, иные на юг. Никто из них не вызывал ни малейших подозрений, и Тресси почти поверила, что ее недавние страхи были лишь игрой воображения – никто за ними не следил. Повсюду они расспрашивали об Ивэне Мэджорсе, повсюду их терпеливо выслушивали, но в ответ лишь качали головой. Да неужто отец и вовсе исчез с лица земли? Ей уже начинало казаться, что так оно и есть.

Как-то безветренным, очень жарким днем Рид объявил, что они уже совсем близко от Лаймы. В сердце Тресси с новой силой вспыхнула надежда. Пора бы уже наконец и завершиться долгим поискам! В мыслях она вновь и вновь повторяла, что именно скажет отцу, как заставит его раскаяться в своем предательстве.

Ей хотелось поскорее добраться до цели, но Рид настрого запретил погонять коней – пускай-де сами выбирают аллюр. Вдруг впереди раздались топот, свист, оглушительные крики. За поворотом путешественники увидели, что прямо на них мчится конный отряд. Не доехав до Рида и Тресси, всадники свернули с тракта и исчезли в лесу.

– Повесить! Повесить! – успела расслышать Тресси и недоуменно уставилась на Рида широко раскрытыми глазами.

Из клубов пыли, поднятой всадниками, вынырнули несколько фургонов, битком набитых народом, яркими пятнами выделялись две-три крикливо одетые женщины. Эти фургоны тоже свернули в лес.

Рид и Тресси смотрели вслед этой бешеной кавалькаде.

– Что ж, – сказал наконец Рид, – похоже, там собрался весь город. Можно бы и разузнать кое-что. Вот только стоит ли? Тебе решать. Повешенье – зрелище не слишком аппетитное.

Тресси с трудом сдержала приступ тошноты.

– Далеко мы от того места, где должен быть отец?

– Насколько я могу судить, дальше по тракту – Лайма. Наверное, и его участок недалеко. Если, конечно, тот человек, о котором мы слышали, и есть твой отец. Не стоит, Тресси, чересчур полагаться на это.

Девушка пожала плечами, направляя кобылку на лесную тропу.

– Мы сюда затем и приехали, чтобы выяснить, правда это или нет. Думаю, нам стоит поехать следом за всеми этими людьми.

Кони шли почти шагом, и скоро путников нагнал одинокий всадник. Он явно спешил, неистово погоняя лошадь.

– Кого там вешают?! – окликнул его Рид.

– Какого-то Мэджа или Мэджера – черт его знает! – прокричал в ответ всадник и помчался дальше, нещадно хлеща коня по крупу старой фетровой шляпой.

– Рид! – охнула Тресси. – Ведь это же не…

– Оставайся здесь, – велел он. – Я сам все выясню.

– Нет! А что, если это мой отец? Ты ведь его даже не узнаешь! Я поеду с тобой.

– Черт возьми, Тресси! Я и сам разберусь, что к чему. Незачем тебе это видеть.

– Если это он, я их остановлю! – бросила Тресси и вдруг с силой ударила кобылку пятками по бокам. Не привыкшая к такому обращению, чалая прижала уши и перешла в галоп. Риду ничего не оставалось, как пришпорить своего жеребца.

Тресси крепко сжала коленями бока чалой и, опираясь на стремена, предоставила кобылке нестись очертя голову. Нет, не может быть, что это ее отец. Он бы никогда в жизни не сделал ничего противозаконного! Пускай он бродяга, трус, предатель, но преступник?.. Никогда! Наверное, ошибка. Или, может быть, это другой Мэджорс. Не такое уж редкое имя. Эти и многие другие доводы мелькали в мыслях девушки, когда чалая вылетела из леса на большую прогалину.

Тресси увидела зрелище, от которого у нее перехватило дыхание.

Под огромным корявым деревом стояли кружком люди с ружьями наготове. В центре круга, верхом на тощей кляче сидел приговоренный. Руки у него были связаны за спиной, на шею наброшена веревочная петля. Голова несчастного была запрокинута так, что он смотрел прямо на могучий сук, через который и была переброшена веревка.

Тресси успела заметить лишь клок каштановых пыльных волос да истрепанную до дыр рубаху. Отец!

– Не-е-ет! – пронзительно, что есть силы закричала Тресси и, пришпорив кобылку, ринулась прямо на толпу. Зрители шарахались во все стороны.

Все смотрели на нее – включая и приговоренного. Тресси мельком заметила бледное лицо, выкаченные глаза, разинутый рот… И тут кляча, на которой сидел смертник, заржала и взвилась на дыбы. Петля затянулась, и бедолага рывком вылетел из седла. Он повис на веревке, раскачиваясь и неистово суча ногами, все его тело дергалось. Женщины разом завизжали, мужчины разразились оглушительными воплями.

Тресси спрыгнула наземь и хотела было поддержать повешенного за ноги, но один из вооруженных людей разгадал ее намерения и вовремя перехватил ее. Оба не удержались на ногах и покатились по земле, взбивая клубы пыли. Нападавший принял Тресси за юношу, а потому особо не стеснялся. Она отбивалась изо всех сил, лягалась и громко кричала, раздирая ногтями лицо противника.

Выхватив ружье, Рид спрыгнул с коня прямиком в толпу. Он замешкался на миг, не зная, броситься ли на помощь Тресси, или же спасать человека, болтавшегося на веревке. Выбрав второе, Рид ухватил несчастного за ноги. Если тугая петля еще не сломила шейные позвонки, его, быть может, удастся спасти. Впрочем, Рид сразу понял, что помощь запоздала. В руках его оказалось мертвое, и оттого невероятно тяжелое тело.

Он выпустил мертвеца и повернулся к Тресси – та безнадежно рыдала, не в силах вырваться из железных рук противника. Взмахнув ружьем, точно саблей, Рид велел:

– А ну-ка, мистер, отпустите немедленно! Человечек в черном, державший Библию, горестно возопил:

– Черт, да я ведь даже не успел и молитву прочесть! Что же это за казнь такая? Разве можно отправлять человека к создателю, даже не помолившись?

– Заткнись, брат Доусон! – буркнул костлявый парень с большим кадыком и нацелил ружье на Тресси, которую двое его сотоварищей рывком подняли на ноги. – Ну, какого дьявола ты все это устроил? Давай, братец, растолкуй, что к чему, а не то у нас сейчас-таки будет кого повесить по всем правилам!

Один из мужчин, державших Тресси, крикнул:

– Эй, Хэнк, обезоружь того малого, не то он еще пристрелит кого!

И обратился к Тресси:

– И вправду, мистер, объясните-ка, в чем дело. Вы же попросту казнили беднягу, прежде чем мы успели помолиться за его грешную душу, а он – сказать, где припрятал наворованное. С чего это вам так приспичило заткнуть ему пасть?

– Кто он? Как его имя? Дайте мне взглянуть на него! – кричала Тресси, отчаянно извиваясь в чужих руках.

Мужчина по имени Хэнк направил ружье на Рида и, как было приказано, разоружил его. Все уставились на Тресси.

– Где шериф? – спросил Рид.

Парень с большим кадыком громко хмыкнул:

– Шерифов у нас тут не водится! Если кто нарушит закон, так мы сами обо всем позаботимся. Ни к чему нам шерифы. А если вы двое сейчас не развяжете языки, то очень скоро сами сведете знакомство с нашим правосудием.

– Как вы могли повесить его без суда?! – рыдая, крикнула Тресси. Она уже была твердо убеждена, что это ее отец, мертвый, колышется сейчас в петле.

– Это его-то? Да зачем тут суд? Все и так ясно. Ограбил магазин, уволок ящик персиков да еще всякого товару. Проделал это на виду у доброй половины города, а потом подстрелил двух настоящих парней, которые одни только и пытались его задержать. Мы устроили облаву, поймали мерзавца и приволокли сюда. Если уж это не правосудие – то я зеленая жаба.

– Точно, – кивнул Хэнк. – Всякие там суды – это только пустая трата времени. Ну, так какого дьявола ты решил спасти его вонючую шкуру? – обратился он уже к Риду, тыкая его дулом ружья. – Ты что, заодно с этим юнцом?

– Эй, полегче, – сказал Рид. – Мы и не слыхали об ограблении. Просто мы ищем человека по имени Ивэн Мэджорс. Ну услыхали, что вешают кого-то вроде бы с таким именем. Мы только хотели посмотреть, тот ли Мэджорс или другой, вот и все.

Парень с кадыком недобро усмехнулся, показав щербатые зубы.

– А зачем вы ищете этого самого Мэджорса?

Рид быстро глянул на Тресси, моля о помощи. Та извивалась, пиная своих мучителей в лодыжки.

– Потому что я его дочь! – в отчаянии выкрикнула она. – И если эти двое меня отпустят, я сразу увижу, он это или не он!

Парень вытаращил глаза, потом кивнул, и мужчины отпустили Тресси.

– Приглядывайте за этим типом, – велел он и вместе с Тресси подошел к повешенному. Сняв шляпу из запоздалого почтения к смерти, он заглянул в лиловое раздувшееся лицо.

– Сказали б сразу, что вы – женщина, – пробормотал он. – Ну как, мэм, это ваш папочка?

Секунду Тресси не могла себя заставить поднять глаза. Сердце ее подпрыгнуло к самому горлу, голова кружилась. Если это отец – она наверняка свалится в обморок. А если не он – тоже свалится, потому что еще ни разу в жизни не видела повешенного. Если б хоть Рид был рядом!

Взгляд ее медленно скользнул по стоптанным сапогам, заплатанным штанам, грязной, некогда белой рубахе… выше, к шее, в которую туго врезалась веревочная петля. Дальше – разинутый рот, из которого нелепо торчит багровый язык, струйка крови течет из ноздри, потом – выкаченные глаза, слипшиеся, как сосульки, каштановые пряди на мертвом лбу…

– Это не он, – прошептала она хрипло. – Не он, не он!

Колени у нее разом ослабли, перед глазами поплыли черные пятна, тело повешенного размылось в серую кляксу. И тут Тресси словно громом поразило. Лишь сейчас она осознала, что это ее отчаянный крик испугал клячу. Из-за нее казнь произошла раньше времени. Это она, она сама помогла казнить несчастного!

В ужасе девушка закрыла лицо руками и зарыдала так, словно сердце у нее рвалось в клочья.

Рид, который все еще стоял под прицелом ружья, не расслышал слов Тресси, а потому решил, что повешенный действительно Ивэн Мэджорс.

– Эй ты, кусок дерьма! – рыкнул он на здоровяка, державшего ружье. – Пусти меня к ней, не то, клянусь господом, я из тебя щепок настрогаю!

Нож так быстро возник в его руке, что кряжистый Хэнк, вообще с неохотой принимавший участие в казни, шарахнулся прочь с воплем:

– Эй, глядите, у него нож, нож!

Рид пробился через ошарашенную толпу к Тресси. Она стояла на коленях и громко всхлипывала, раскачиваясь из стороны в сторону. Хэнк, еще не сообразивший, что перед ним женщина, с презрительным удивлением взирал на такое проявление слабости.

Сжимая в руке нож, Рид опустился на колени рядом с Тресси.

– Родная моя, мне так жаль, так жаль… Ну, успокойся же. Все кончено. Ничего не исправишь.

Он обнял девушку, а над ними в высоте чуть покачивался труп убийцы и вора, дезертира из армии конфедератов, который в жизни не бывал южнее форта Ларами.

Тресси попыталась было объяснить Риду, что это не ее отец, но с губ ее срывались лишь бессвязные, жалобные звуки.

Толпа, собравшаяся поглазеть на казнь, теснилась вокруг, никак не в силах понять: то ли их лишили привычного зрелища, то ли устроили новое представление. Вскоре стало ясно, что ничего интересного уже не произойдет, и тогда большинство людей разбрелось. Ушел и брат Доусон, что-то с досадой бормоча себе под нос и запихивая в седельную сумку потрепанную Библию. На месте остались лишь трое – мужчина по имени Генри, который, собственно, и был вершителем местного правосудия, Джейк – парень с большим кадыком – и Хэнк Нортон, оскорбленный тем, что Рид угрожал ему ножом. Эти трое явно считали, что дело еще не закончено.

Минуту они смотрели на Рида и Тресси, обмениваясь непонимающими взглядами.

– Это надо же, чтоб мужчины были такими хлюпиками! – с отвращением произнес наконец Хэнк.

– Это женщина, болван. И эта парочка может быть запросто сообщниками Мэджера, – медленно произнес Джейк.

Хэнк Нортон разинул рот:

– Полукровка тыкал в меня ножом. Он бы скальп с меня снял, если б я не увернулся.

– Врешь ты все, Хэнк. Не увернулся ты, а в штаны навалил от страха.

И двое мужчин захохотали над недалеким Хэнком.

Между тем на прогалину, дребезжа, въехал ветхий фургон.

– А вот и Клит явился за телом, – сказал Генри. Джейк указал пальцем на Рида и Тресси – они так и стояли на коленях, обнявшись под телом повешенного.

– Что с ними-то делать?

Хэнк пожал плечами:

– А, к дьяволу! Одной казни в день с меня довольно. Пусть себе живут. По-моему, им и так несладко.

Он помахал рукой Клиту и направился к своей лошади. Генри и Джейк, обсуждая глупость своего сотоварища, вручили покойника заботам местного гробовщика и тоже покинули поляну.

Рид уже боялся, что Тресси так никогда и не успокоится, хотя держать ее в объятиях было куда как приятно. Он и не заметил, как они остались совсем одни.

– Тише, родная, тише, – сказал он, неловко гладя ее по голове. – Все будет хорошо. Не плачь.

Тресси судорожно всхлипнула:

– Я его убила, убила!

– Ничего подобного, любовь моя. Его повесили без твоей помощи.

– О господи, Рид, я спугнула лошадь и все равно что повесила его. Может, он… может, его бы помиловали…

– Чепуха, Тресси. Чушь – и ничего больше. Ну же, уймись, хватит плакать. Никого ты не повесила. Мне жаль, что твой отец мертв, но ты его не убивала.

– Да нет же, нет! Понимаешь, Рид, это был не он… не отец. О боже, боже!

И Тресси вновь заплакала, но на сей раз уже потише.

Так это был не Мэджорс?! Рид крепче обнял ее, хотя колени у него уже заныли от долгого стояния на жесткой каменистой земле. Господи, ну и денек выдался. Черт побери, они по-прежнему должны искать Ивэна Мэджорса! А он-то уже надеялся… Рид обреченно вздохнул. Неужели он до конца своих дней должен будет скитаться по всему Западу в поисках человека, которого так любит и ненавидит Тресси? Да еще при этом и усмирять свою плоть? Нет уж, долго он так не выдержит.

– Пойдем, детка, пойдем, – уговаривал он Тресси, почти силой увлекая ее за собой. – Нам нужно поговорить, а здесь не самое подходящее место. Пойдем, разобьем лагерь на ночь, хорошо?

Увидев его огорченное лицо, Тресси кое-как попыталась взять себя в руки.

– Извини, – пробормотала она, – у меня просто нервы не выдержали. Вначале я думала, что мы нашли отца. Потом поняла, что это вовсе не он, и тут мне пришло в голову, что ведь это я повесила бедолагу. Признайся, Рид, для одного дня событий многовато.

– Что верно, то верно, – пробормотал он и пошел к лошадям, которые беспечно объедали листья с низко растущей ветви.

Рид собрал поводья. И лишь сейчас ему пришло в голову, до чего же нелепо все вышло. Интересно, что же подумали все эти люди, глядя, как они с Тресси горько рыдают под телом вора и убийцы? Да уж, эта история скоро станет местной легендой! Возвращался к Тресси Рид в довольно веселом расположении духа.

Они торопливо проехали через Лайму и ехали еще часа полтора, прежде чем наконец нашли хорошее место на берегу ручья, подальше от тракта. Рид все еще побаивался, что местным блюстителям закона вздумается их преследовать.

Пока не зашло солнце, Тресси отправилась вверх по течению ручья, и скоро небольшая стоянка скрылась из виду. Здесь ручей разделялся надвое, обтекая скальный выступ. Она прошла чуть дальше по берегу. Пробравшись через густые заросли, она обнаружила небольшой водопад – вода в этом месте вырыла в ложе ручья глубокую впадину. Просто ванна на природе.

Сбросив одежду, Тресси вошла по колено в воду. На берегу, в мягком черном песке остались следы ее босых ступней. Погрузившись в ручей по горло, девушка лениво запустила пальцы в песчаное дно, забавы ради взбаламутила воду. И тут в свете заходящего солнца на ее ладони что-то блеснуло. Тресси поднесла находку к глазам – и беззвучно ахнула. Неужели золото? Она повертела в пальцах самородок, потерла его, не веря собственным глазам. Затем последний луч солнца погас, и в сумерках ничего уже нельзя было разглядеть.

С бьющимся сердцем, крепко зажав в кулачке таинственный камушек, Тресси наспех оделась. Даже не застегнув рубашки, она схватила сапоги и босиком побежала к лагерю.

Рид разжигал костер, и Тресси бросилась к нему, но от волнения не могла выговорить ни слова – с губ срывался только невнятный писк.

Увидев ее в таком состоянии, Рид было решил, что за ней гонится медведь или, что хуже, еще один приверженец суда Линча. Рид схватился за ружье.

Тяжело дыша, девушка без единого слова протянула ему раскрытую ладонь, и самородок вспыхнул искорками в свете пламени.

– Что это, Тресси? – спросил Рид. – Да ты что, детка, язык проглотила?

Потом он внимательнее пригляделся к загадочному камешку, отставил ружье и наклонился к огню.

– Где ты его нашла? – спросил он, скребя камень кончиком ножа.

Тресси молча ткнула пальцем в сторону ручья. Потом она все же обрела дар речи и хрипло спросила:

– Это золото, да?

Рид попробовал самородок на зуб, снова оглядел его и медленно, зачарованно кивнул.

– Покажи мне, где ты его нашла, – вполголоса проговорил он. – Там поблизости есть чья-нибудь стоянка? Или межевые знаки?

– Не знаю, – сказала Тресси. – Я ничего не заметила.

Правду говоря, они не видели никаких следов промывки золота задолго до того, как попали в заварушку на поляне. То ли золотая лихорадка еще не добралась до этих мест, то ли до сих пор ни один счастливчик не обнаружил золота. Старатели, как всегда, предпочитали ловить удачу там, где ее уже поймали другие. Не зря же рыбаки говорят – лучше всего клюет у соседа.

Рид поверить не мог, что Тресси нечаянно могла наткнуться на золотую россыпь – скорее всего, там только и был этот самородок. Если его продать, денег хватит не на один месяц. Все же – чем черт не шутит, и он решил, что должен взглянуть на это место сам.

– Проведи меня туда, – попросил он. Бросив сапоги, Тресси направилась к ручью.

– По берегу туда не пройти – чересчур густые заросли, – пояснила она. – Придется идти по воде. Я решила искупаться и просто забавы ради рылась в. песке. В этом месте небольшой водопад, и под ним вымоина наподобие пещеры.

Теперь уже у Рида не на шутку забилось сердце. Ручьи, бегущие с гор, частенько вымывают из породы золото, и под таким водопадом как раз самое подходящее место для самородков…

– Какого цвета был песок? – спросил он чуть заплетающимся языком.

– Черного, – ответила Тресси, – чернее не бывает. Теперь сюда. В темноте я едва не пропустила поворот. Как ты думаешь, Рид, здесь водятся змеи?

– Змеи? – переспросил он, не веря собственным ушам. – Змеи? Ты нашла самородок размером со свой большой палец, а сама думаешь о змеях? Боже милостивый, Тресси, неужели ты не понимаешь, что мы можем разбогатеть?!

– Ох, Рид, это правда? – Тресси не знала, что ей и думать. Если они останутся здесь и застолбят участок, тогда, наверное, она уже никогда не отыщет отца и так и не узнает, что же с ним сталось.

К тому времени, когда Рид и Тресси добрались до водопада, уже стемнело так, что и собственных рук не разглядишь. Они долго, ощупью шарили в воде, но так ничего и не нашли.

– Вернемся сюда утром, тогда и поищем как следует, – объявил наконец Рид. – Раз уж золото здесь есть, оно никуда не денется. Ох, Тресси, как же я тебя люблю! – воскликнул он, привлекая ее к себе.

Стоя по колени в холодной воде, Тресси нежилась в его объятиях. Его мускулистое тело дышало теплом и силой. В темноте Рид наклонился к ней, и она с готовностью запрокинула лицо, подставляя губы его жадному, нетерпеливому рту.

Теплая летняя ночь осеняла их своим непроглядным крылом, отовсюду доносились свист и пощелкивание ночных обитателей леса. В этот самый миг, когда, казалось, весь окружающий мир перестал существовать, когда остановилось само время – в этот миг Тресси поняла, что нужно ей только одно. Чтобы Рид Бэннон всегда был с нею, согревал ее жаром своих объятий, любил и оберегал ее, пока смерть не разлучит их. Ничто не страшно ей, когда он рядом. Но стоит ему разомкнуть объятия – и словно мир рухнул. Отчего же тогда не предать забвению упорную, бессмысленную месть? Отчего не отдать Риду Бэннону всю себя, без остатка – и принять все, что он даст взамен?

– Тресси, милая, как же я тебя люблю! – прошептал Рид. – Давай-ка вернемся в лагерь.

Держась за руки, они осторожно побрели по ручью назад. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем за деревьями стал наконец различим огонек костра. Пламя чуть осело, но свет костра был все так же ярок – путеводная звездочка в безлюдной ночной глуши.

Тресси и Рид шли к лагерю, глядя больше друг на друга, чем по сторонам. Вдруг совсем неподалеку хрустнула сухая ветка, зашуршал песок. Рид замер и толкнул Тресси к себе за спину. Он был безоружен – и нож, и ружье остались в лагере. От ручья они шли, не скрываясь, а значит, незваный гость должен был издалека услышать их приближение.

– Спрячься здесь, в кустах, – почти беззвучно шепнул Рид. – Не шевелись и носа не высовывай – что бы ни случилось. Поняла?

Не в силах вымолвить ни слова, девушка лишь быстро-быстро закивала.

Пригнувшись, Рид двинулся вдоль края прогалины, стараясь держаться в тени, куда не доходил свет костра. Наконец он укрылся за кряжистым стволом большого дерева и оттуда до рези в глазах всматривался в лагерь. Ничего – ни движенья, ни звука. Только фыркали кони – но это сзади, не там, откуда донесся подозрительный звук. Кто бы ни прокрался в лагерь, услышав шаги хозяев, он предпочел удрать.

Что, черт возьми, происходит? Кому понадобилось здесь шнырять? У них нет с собой ничего ценного, разве что лошади. На них могли бы польститься индейцы. Или Генри и Джейк решили все же разобраться с подозрительной парочкой? Вот это вполне вероятно – только зачем же им тогда прятаться?

Подождав еще пару минут, Рид крикнул Тресси, что все в порядке.

Девушка осторожно вышла на свет.

– Кто это был?

– Понятия не имею. Я никого не видел, да и вещи не тронуты. Ружье лежит там же, где я его оставил, и все прочее тоже на месте.

К этому времени Рид уже почти убедил себя, что острый слух сыграл с ним дурную шутку. Скорее всего он принял за чужие шаги топот и фырканье одной из лошадей.

– О чем ты хотел со мной поговорить? – спросила Тресси, присаживаясь поближе к костру, чтобы согреться.

– Что такое? – рассеянно отозвался Рид.

– Там на поляне ты сказал, что нам нужно поговорить. О чем?

– А, это!.. – Рид помолчал, размышляя о найденном самородке. Все верно, он хотел уговорить Тресси прекратить бессмысленную охоту за Ивэном Мэджорсом. Впрочем, этот разговор может и подождать – прежде нужно осмотреть то место, где Тресси нашла самородок. Если они решат подать заявку на участок, поиски так или иначе придется отложить. Риду страшновато было прямо сказать Тресси, что ему обрыдло гоняться по всему Западу за человеком, который явно не желает, чтобы его нашли.

Тресси придвинулась ближе.

– Тогда давай сегодня ночью будем спать вместе. Я не хочу больше спать одна.

Рид обнял ее, и рыжекудрая головка склонилась на его плечо. Что же, надо признаться, он тоже сыт воздержанием по горло. Ночь, окружавшая лагерь, уже не казалась такой безопасной, как прежде. Кто-то все же затаился там, невидимый глазу. Рид чуял это так же верно, как то, что утром взойдет солнце. Вот только он понятия не имел, кто этот таинственный и зловещий соглядатай.

– Ты права, – сказал он, привлекая к себе Тресси. – Я тоже не хочу спать один.

И рука его, скользнув в расстегнутый ворот рубашки, отыскала ее полную упругую грудь.

Тресси самозабвенно отдалась его ласкам, и блаженство их было томным и сладостным, словно теплая летняя ночь.