Ангел мести

3

Звонкое чириканье степных куропаток, возглашавших приход утра, разбудило Тресси еще до рассвета. И тут же она обнаружила, что проснулась все-таки слишком поздно, потому что Рид Бэннон исчез. Тресси пришла в ярость. Выбравшись из постели, она помчалась к двери и замерла в проеме, до рези в глазах вглядываясь в горизонт. Далеко-далеко, в серебристой дымке рассвета двигалась едва различимая фигурка, и это не мог быть не кто иной, как человек, который нынче ночью делил с Тресси постель, а теперь удирал от нее во все лопатки.

– Будь ты проклят, Рид Бэннон! Будь ты проклят во веки веков! – Рассветный ветер швырнул гневный крик Тресси ей в лицо.

В бессилии обхватив себя за плечи, девушка вспомнила прошедшую ночь – и просто затряслась от злости. Как он смел распалить в ней такую страсть, а потом скрыться как ни в чем не бывало? Скотина! Нет, ему это даром не пройдет.

Вернувшись в дом, Тресси лишь сейчас заметила, что исчезли седельные сумки Рида – одному богу известно, что там у него было. Порывшись в своем жалком гардеробе, она извлекла на свет штаны и старую отцовскую рубашку. Наскоро одевшись, Тресси смастерила из другой рубашки подобие дорожного мешка и набила его всеми припасами, какие только смогла отыскать, – полмешка кукурузной муки, соль и остатки сушеных овощей с чердака. Если б только Бэннон соизволил ее подождать, они сумели бы лучше снарядиться для долгого путешествия. Как же он посмел удрать без оглядки, даже не попрощавшись?! Тресси, в конце концов, спасла ему жизнь.

Она туго затянула импровизированный мешок, нацепила его на дуло ружья и привязала к поясу охотничью сумку. Порох, капсюли и пули так же необходимы в пути, как съестные припасы, если хочешь выжить на бескрайних просторах Дакоты. У двери девушка сунула босые ноги в единственные свои башмаки и накрепко затянула шнурки – башмаки все же были ей великоваты. Спохватившись, она сорвала с крючка старую фетровую шляпу и нахлобучила ее на голову – хоть какая-то защита от безжалостных лучей солнца.

Уже на пороге Тресси вспомнила о маминых сбережениях – пригоршне монет, увязанных в носовой платок, которые лежали в тюфяке. Разворошив солому, девушка отыскала драгоценный сверток и сунула его в карман штанов. Взгляд ее мимоходом упал на мамину качалку, и с губ Тресси сорвалось сдавленное рыдание.

Страх неизвестности соединился с приступом тоски по ушедшим, и на миг Тресси отчаянно захотелось остаться здесь, среди знакомых вещей и дорогих сердцу теней… Но тут она вспомнила минувшую зиму: пронизывающий холод недолгих пасмурных дней и угрюмых бесконечных ночей; вспомнила, каково с приходом весны копаться в стылой грязи, чтобы вырастить хоть какой росточек в этом преддверии ада. И всегда, неизменно – одиночество, тягостное и страшное. При одной мысли об этом ноги сами вынесли Тресси из хижины, и она ни разу не оглянулась назад.

Мысли ее, отринув прошлую жизнь, обратились к настоящему – то есть к человеку, который непреклонно удалялся, торопясь раствориться в необъятном просторе прерии. Если идти быстро, Тресси сумеет нагнать его к тому времени, когда он остановится на ночлег. Неистовый ветер швырял в лицо колючий песок и липнущую к коже пыль. Тресси пустилась бегом. Она пробежала мимо колодца, мимо свежей могилы. Вперед, только вперед – и незачем оглядываться. Пусть все ужасы останутся позади.

Вначале Тресси старалась не упускать из виду едва заметный силуэт Рида, но на бегу она то и дело оступалась – попадались травяные кочки, сурчиные норы. Наконец она решила, что, пожалуй, поступит проще. Рид оставлял в жесткой степной траве едва видные, но все же различимые следы. Вот по ним-то она его и догонит. Тем более что у Тресси не было сомнений, куда именно он направляется: на северо-запад, как и все искатели золотой фортуны.

Прежде чем уйти в Грассхопер-Крик, отец часто чертил этот путь на земляном полу хижины. Географические познания Тресси ограничивались Озарком и трактом, ведущим на север, в Дакоту. Еще ей доводилось бывать в Козаде – там родители закупали припасы. Город расположен милях в пятидесяти к югу вниз по реке Платт, у проезжего Орегонского тракта. Рида Бэннона манил призрак золота, а значит, его не ждали ни Козад, ни Орегонский тракт.

В животе у Тресси заурчало. Высоко поднявшееся солнце подтвердило, что настало время обеда. Замешкавшись лишь затем, чтобы оторвать лист увядшей капусты, девушка сунула его в рот и, жуя на ходу, двинулась дальше. Она грызла жесткие капустные листья, радуясь тому, что они хоть немного увлажняют рот. Надо же быть такой дурой – пробежать мимо колодца, не сообразив, что для долгого пути надо бы запастись водой! Оставалось надеяться, что хоть Бэннон сообразил это сделать. Июньское солнце припекало все жарче, и во рту у Тресси было сухо, как в пустыне.

Услыхав в первый раз, как земля содрогается от глухого тяжкого рокота, девушка вначале решила, что это стадо бизонов. Она часто слышала, как люди рассуждали об опасности, но сама никогда не видела, как несутся по прерии тысячи косматых великанов. Говорят, они так густо взбивают пыль, что она заслоняет солнце. Ничто и никто не в силах их остановить – и, уж конечно, это не под силу ни Риду Бэннону, ни Тресси Мэджорс. Их тела под копытами бизонов попросту превратятся в кровавое месиво.

Солнце еще немного передвинулось к западу, а бизонов все не было видно. Лишь тогда Тресси сообразила, откуда исходит зловещий, непрерывный рокот – на юго-западе собиралась буря. В разом потемневшем небе клубились черные тучи, и в них уже просверкивали молнии. Горячий ветер, хлеставший ее по лицу, внезапно стих – как отрезали. Сдвинув шляпу на затылок, Тресси несколько драгоценных мгновений наблюдала, как сгущаются грозовые тучи. Ноздри ее затрепетали, уловив острый свежий запах близкого дождя. Спохватившись, она повернула голову в ту сторону, куда шел Рид, но увидела лишь бескрайнюю, безлюдную степь. Исчез! Как же он ухитрился так быстро пропасть из виду? Тресси почти все время бежала, не останавливаясь, так что расстояние между ними должно было уже изрядно сократиться. Девушка обернулась назад – но и родительской хижины уже не было видно. Она завертела головой, растерянная и устрашенная. Безлюдный простор прерии вызывал у нее панический ужас. Да ведь здесь можно блуждать хоть месяц и даже не заметить, что сбилась с пути!

Да нет же, это нелепо. Ей всего-то и надо, что держаться солнца. С летнего солнцестояния минула едва неделя, и сейчас оно движется точно с востока на запад. Правда, грозовые тучи скоро скроют из виду ее единственный ориентир, и, стало быть, надо немедленно отыскать в степи хоть какую-то примету, по которой она потом сможет определить правильное направление. Едва только польет дождь, как следы Рида, и без того слабые, смоет напрочь, а в этих треклятых безлесных прериях и пенька не сыщешь – сплошная трава. Наконец, приняв решение, Тресси повернулась лицом чуть к северу, туда, где в черных тяжелых тучах исчезло солнце, и неспешной рысцой направилась туда. Вскоре она побежала быстрее, замедляя бег лишь затем, чтобы перебросить с плеча на плечо ружье.

Прожаренная солнцем прерия мрачнела на глазах, обретая зловещий и тошнотворный желтый оттенок. Рокот грома, казалось, сотрясал землю, вдалеке хлестали небо разветвленные яркие молнии, и вскоре сверху посыпался редкий, но довольно крупный град. Градины больно били девушку по спине и плечам, глухо колотили о тулью старой шляпы. Тресси упрямо бежала вперед – до тех пор, покуда град не сменился проливным ливнем и степная земля, жадно поглощавшая воду, не обратилась в непролазную грязь. Порывы ветра, хлеставшие по лицу, несли с собой острый запах сырой травы и земли. Сорвав с головы шляпу, Тресси запрокинула лицо навстречу дождю, чтобы ртом поймать хоть глоток желанной влаги. Очень скоро она уже промокла насквозь, и дрожь от нестерпимого холода пронизала ее тело.

Гром грохотал почти беспрерывно. В низком небе смертоносно змеились молнии, раздирая вспышками мглу. Задыхаясь, Тресси упала на колени. Нет, она ни шагу не ступит, пока это все не кончится. Ей доводилось видеть, как такой вот молнией убивало коров и коней. Когда-то в Озарке Тресси собственными глазами наблюдала с трепетом, как мечутся меж деревьев зловещие огненные шары. Из-за плеча у нее торчит дуло ружья. В такую грозу это верная погибель.

Перевернув старую шляпу так, чтобы в нее набралась дождевая вода, Тресси решила притаиться и переждать бурю. Ничком распростерлась она на сырой траве, накрыв своим телом дорожный мешок, чтобы не промокли ее запасы. Вокруг бурлили ручейки грязной воды, и в них кишмя кишели крохотные твари, невесть откуда взявшиеся в безжизненной степи. Должно быть, они пролились с неба вместе с дождем – ведь не может быть, чтобы вся эта живность пережидала летнюю сушь под землей…

Наконец неистовство бури стихло, и грозные раскаты рокотали где-то уже совсем далеко. Грязная, промокшая насквозь, Тресси выпрямилась и огляделась по сторонам. На западе сквозь пелену бегущих туч робко проглядывало солнце. Со странным чувством девушка подумала, что дождь теперь, наверно, поливает заброшенную хижину, размывая свежий могильный холмик. Она потерла глаза грязными кулачками… и вдруг разразилась горестным, судорожным плачем. Хоронить маму и братика было тяжко, но вдвойне тяжелее думать, что они лежат сейчас в темноте, глубоко под землей, и дождевая вода льется в их могилу, течет по родному маминому лицу, омывает крохотный ротик младенца, который не успел даже издать ни единого крика… Одна мысль об этом была нестерпима, и Тресси, совершенно утратив власть над собой, горько рыдала, скорчась на мокрой траве.

Но, как ни велико горе, поддаваться ему нельзя.

Тресси, с трудом приходя в себя, сделала глубокий вдох и с усилием сглотнула слезы.

– Хватит ныть! – прикрикнула она сама на себя. – Вставай и иди дальше!

Шатаясь, девушка встала и залпом выпила из шляпы вонючую дождевую воду. Скривившись, она вновь нахлобучила шляпу на голову и пустилась бегом по безлюдной, безжизненной прерии. Вскоре Тресси заметила, что ноги у нее ноют от усталости и бежать становится все труднее. Странно… Она остановилась, чтобы оглядеться по сторонам, и лишь тогда обнаружила, что равнина понемногу поднимается в гору – так полого, что не сразу и заметишь. Ох уж эта прерия – так и норовит одурачить человека! Тяжело дыша, Тресси наконец добралась до гребня возвышенности, огляделась – и даже ахнула от изумления. У ног ее расстилалась роскошная зеленая равнина, по которой текла, извиваясь, река. По берегам виднелись рощицы, напоминавшие издалека методистов, собравшихся на обряд крещения. И, о счастье, как раз к одной такой роще и направлялась одинокая фигурка. Рид!

Тресси замахала рукой и что есть силы закричала, зовя его. Рид, конечно, услышать ее не мог, но она надрывалась, как младенец в люльке, покуда совсем не охрипла. Одинокий путник между тем исчез в роще. Должно быть, сейчас он переправится через реку, а это, судя по всему, Норт-Луп. Тресси содрогнулась при мысли, каково это в одиночку переправляться через вздувшиеся от дождя воды. Еще до того, как Мэджорсы переселились в эти края, известные богатеи скупили дочиста всю землю по берегам реки. Иные прикупили по четыре-пять участков, а потом наняли бедняков трудиться до седьмого пота на плодородных угодьях, которых им не видать как своих ушей.

Но какое теперь великолепное зрелище эта долина! Островки сочной зелени там и сям раскинулись вдоль берегов полноводной реки, которая, искрясь серебром, текла вдаль до самого горизонта.

Спускаться вниз оказалось куда легче – надо только следить, куда ставишь ноги. Ружье натирало ей плечо, охотничья сумка молотила по бедру, но Тресси упрямо бежала вперед, зная, что непременно должна нагнать Рида до темноты. Солнце уже скоро сядет, и он наверняка остановится на ночлег у воды. Спуск стал более пологим, и девушка перешла на шаг. У самой реки деревья и кустарник росли так густо, что она, чего доброго, пройдет в двух шагах от Рида и не заметит. Отсюда не видно даже другого берега. Тресси не слишком хорошо умела определять расстояние, но все же прикинула, что Рид обогнал ее мили на две. Путь неблизкий, да и ночь на носу, а если он все же успеет переправиться через реку – что тогда? Плавать она умеет кое-как, по-собачьи, и вряд ли сумеет пересечь бурную, полноводную реку.

Солнце уже касалось горизонта, когда Тресси наконец добралась до берега реки. Присев на корточки, она глядела, как внизу бурлит и пенится мутная яростная вода. Течение здесь и вправду было быстрое. Одного рева реки оказалось достаточно, чтобы Тресси отбросила всякую мысль о переправе – да притом откуда ей знать, насколько здесь глубоко? В такой густой предсумеречной тени ее не приметит ни человек, ни зверь. Да и где сыскать лучшее место для ночлега, чем под густыми кронами тополей, которые всю ночь будут убаюкивать ее лепетом листвы? Приречный лес отчасти напомнил чащобы Озарка, а Тресси не раз ночевала одна в самом сердце тамошних глухих лесов. Но все же… если Рид на ночь глядя решится идти дальше, она его уже никогда не догонит. В смятении Тресси наклонилась к воде, чтобы хоть напиться вдосталь, пока не решит, что ей делать.

Сквозь гулкий грохот реки и шорох ветра в тополиных кронах послышался топот коней. Во влажном воздухе далеко разнеслись пронзительные крики. Тресси осторожно раздвинула густые ветви кустарника и выше по течению, на дальнем берегу реки увидала нескольких всадников. Индейцы! Девушка зажала рот ладонью, не смея ни шевельнуться, ни вздохнуть. От страха у нее язык прилип к гортани. Где бы ни был Рид, индейцы пока явно его не обнаружили – они спешились, поили коней и о чем-то болтали между собой. Один-два даже облегчались, и не подумав отойти в сторонку. По спине у Тресси пополз холодок. Вот-вот индейцы заметят ее, и тогда – смерть… если не хуже.

С берега, как раз напротив ее убежища, донесся пронзительный клич, и пламя страха полыхнуло в Тресси с новой силой. Неужели и там краснокожие? Пользуясь тем, что крик отвлек индейцев, девушка заползла поглубже в кусты и скорчилась там, прислушиваясь к разговору. Голоса на том берегу реки зазвучали громче. Тресси наконец осмелилась вы глянуть – и лишь тогда обнаружила, что к индейцам присоединился еще один человек. Белый. Она с ужасом ждала, что краснокожие вот-вот набросятся на него и снимут скальп, но этого не случилось. Явно дружеская встреча, казалось, длилась до бесконечности. Наконец индейцы повскакали на коней и поехали прочь, дружелюбно махая руками оставшемуся. Тресси из всех сил прищурилась, стараясь разглядеть этого человека… и не поверила собственным глазам. Сомнений нет – белый, так запросто болтавший с индейцами, был не кто иной, как Рид Бэннон.

Невольный вздох, вырвавшийся у Тресси, прозвучал оглушительно, и девушка отпрянула в глубь зарослей, испугавшись, что индейцы сейчас же развернут коней и поскачут в ее сторону. Она долго сидела, замерев в неудобной позе, пока совсем не онемели ноги. Немного придя в себя, Тресси сообразила, что в спешке выронила ружье. Надо вернуться за ним, решила она, выбираясь из зарослей, и с размаху ткнулась, головой в чьи-то ноги в заляпанных грязью бриджах.

Завизжав от ужаса, Тресси бросилась было назад, но крепкая рука ухватила ее за лямки штанов и легко поставила на ноги.

– Можешь больше не прятаться, – сказал суровый голос, и Тресси взвыла от страха, молотя воздух сжатыми кулаками. – Тихо, детка, тихо, – вполголоса бросил Рид Бэннон. В одной руке он держал ружье Тресси, другой все так же сжимал лямки ее штанов. – Ты что, хочешь, чтобы они вернулись? Да заткнись же наконец! Черт подери, как ты здесь оказалась?

– Рид? Так это ты? – Наваждение рассеялось, и Тресси наконец разглядела знакомое лицо. – Ну-ка отпусти меня, Рид Бэннон! Немедленно! И верни мое ружье!

Изловчась, она тяжелым башмаком попыталась пнуть его в голень. Рид легко увернулся, но поморщился и тут же выпустил Тресси. Плечо у него явно до сих пор болело, но ей на это было наплевать. Она приземлилась на обе ноги и с вызовом уставилась на него, готовая снова ринуться в бой.

– Ну-ну, уймись. Разве так нужно обращаться с человеком, который только что спас твою шкурку?

– О да, конечно! Сначала бросил меня подыхать в прерии, а потом, видите ли, спас. Как это галантно! – Тресси с особым, ядовитым удовольствием бросила в лицо Риду его же словцо.

Он и ухом не повел, продолжая распекать ее:

– Богом клянусь, я поступил разумно! Там ты была в безопасности. У тебя были крыша над головой, вода и пища. А знаешь, детка, что тебя ждет здесь? Индейцы и дикие звери. Знаешь, сколько мужчин испустило дух, так и не пройдя эти равнины? О женщинах я уж и не говорю. Ну, и что же мне теперь с тобой делать? Отвести домой – так потеряю добрых два дня. А в старательских лагерях женщин – раз-два и обчелся. Господи, как же я смогу тебя защитить?

Тресси всерьез подумывала не наброситься ли на него, чтобы отколотить как следует… но Рид угрожающе сузил глаза, и она сочла за благо передумать.

– Да не бери в голову, – гордо бросила она, – я и сама сумею себя защитить. Кстати, даже и не думай о том, чтобы вести меня назад. Разве что связанной по рукам и ногам. Впрочем, я в любом случае освобожусь и опять пойду за тобой.

Рид пренебрежительно фыркнул.

– «Связанной по рукам и ногам» – совсем недурная идея. – В сумраке Тресси едва могла разглядеть его лицо, зато хорошо ощущала пристальный взгляд. – Что же ты собиралась делать, когда совсем стемнеет? Или, скажем, если б я, заметив, как ты спускаешься к реке, не слонялся вокруг, а преспокойно пошел дальше? Если б я не отправил индейцев по другому пути, они непременно изловили бы тебя – и что тогда?!

– Тебе-то какое дело? Ты же попросту попытался попользоваться мной, а потом удрал без оглядки. Я думала, что ты… что мы… что между нами…

– Вранье, детка, чистое вранье! Ты ведь хотела соблазнить меня, чтобы склонить на свою сторону. Разве не так? Думаешь, я без ума от твоих прелестей и захочу всегда иметь их под рукой?

Тресси кулаком ударила его в подбородок – с такой силой, что в ушах у нее зазвенело. Она заплясала от боли, дуя на ноющие костяшки, а Рид лишь покачнулся – удар даже не сбил его с ног, только глаза на миг остекленели.

– Да что с тобой такое? – наконец удивленно спросил он.

Тресси посмотрела в его черные глаза – и увидела в них скорее боль, чем гнев. Непрошеные слезы потекли по ее лицу, обильно капая на землю, и наконец она разрыдалась по-детски, в голос, неуклюже плюхнувшись на землю. Сквозь рыдания она пыталась что-то объяснить, но не могла произнести внятно ни одного слова – усталость оказалась сильнее.

– А, чтоб мне провалиться, – пробормотал Рид, опустившись рядом с ней на колени. – Никогда не видел, чтобы женщина так много плакала. Сил у меня нет смотреть на твои слезы.

– Ду дак де змотри. Де змотри.

Он присел на траву рядом с ней и крепко, бережно обнял.

– А ты не говори ничего, а то гундосишь, как сопливый младенец. Я так понимаю, тебе нужно выплакаться – так валяй, не стесняйся. Но запомни – впредь придется отвыкать от этого занятия. Ясно? Не могу я путешествовать по прерии с такой плаксой.

Тресси энергично закивала и высморкалась. Неужели Рид все-таки возьмет ее с собой или только шутит на свой обычный манер?

– На, бери, – велел он, сдернув с шеи невероятно сальный и ветхий платок. И серьезно добавил: – Если запачкаешь – не волнуйся, отстираю в реке.

Тресси воззрилась на этот немыслимый, пропахший потом лоскут – и неуверенно усмехнулась. Миг спустя она уже заливалась смехом так же самозабвенно, как недавно плакала.

Ворча и изо всех сил стараясь сохранить невозмутимость, Рид отобрал у нее платок, спустился к воде и хорошенько его выполоскал. Вернувшись, он снова отдал его Тресси. Смеясь и плача, она хорошенько высморкалась и, возвращая злосчастный платок Риду, сказала:

– Его, наверно, надо простирнуть. Тут захохотали уже оба. Веселье длилось недолго. Рид посерьезнел первым и жестом указал вверх по течению реки.

– Это был авангард охотников сиу. Они ищут стадо бизонов, а за ними следует все племя. Скоро они вернутся, и нам надо убраться отсюда – чем скорее, тем лучше.

– То есть прямо сейчас?

– Надо отдохнуть, отправимся завтра.

В темноте Тресси не могла разглядеть его лица, а ей не слишком нравилось говорить с невидимкой.

– Может, разведем костер и поедим? Я ужасно проголодалась.

– Нет, сегодня никаких костров. Поспим до рассвета, а потом – в путь. Надо бы вначале переправиться через реку, но после сегодняшнего дождя с этим лучше не спешить.

Тресси едва сумела сдержать свою радость. Все-таки Рид берет ее с собой! Минуту она просто сидела, упиваясь этой блаженной мыслью, но только минуту – потом вдруг почуяла запах, и запах этот ей не понравился.

– Что это так воняет? – принюхавшись, спросила она.

Рид втянул носом воздух.

– Я ничего не чую.

Тресси повертела головой и поняла, что дурной запах исходит от них самих.

– Нет, это невыносимо, – объявила она, отстегнув лямки. – Я пойду купаться.

– Куда-куда ты пойдешь?

– Ку-пать-ся! Это же от нас так воняет, между прочим. – Тресси наклонилась к Риду и сморщила нос. – Тебе, кстати, купанье тоже не помешает.

Рид насупил брови и фыркнул:

– Так я и знал, что очень скоро пожалею о своей доброте. И где же мы будем купаться, мисс Чистюля?

– В реке, где же еще?

– В темноте, да еще в одиночку? – удивился он.

– Вовсе не в одиночку, а вдвоем. Ты пойдешь со мной. Я плохо плаваю, так что будешь держать меня, чтобы не утонула.

Рид шумно вздохнул:

– Ясное дело, держать тебя покрепче… пока не утонем оба. Лично я не намерен лезть в темноте в эту чертову реку, иначе мы с тобой уже давно бы переправились на тот берег. А теперь перестань молоть чушь и ложись спать. Выходим с рассветом.

Тресси решительно встала.

– Делай что хочешь, а я перед сном искупаюсь, – твердо сказала она.

Рид издал странный звук – словно выбивали перину, а затем из темноты донесся его приглушенный, едва различимый шепот:

– Это в компании со змеями, что ли?

Тресси на минуту задумалась.

– Врешь, – сказала она без особой, впрочем, уверенности.

– Вовсе нет. Такой вот дождь всегда выгоняет их из приречных нор. Порой целая сотня тварей сбивается в клубок на одном месте и шипит от злобы. А впрочем, воля твоя. Когда змеи с тобой управятся, я вытащу то, что останется, и похороню по-христиански. Девочка ты хрупкая, пара дюжин гадов справятся с тобой без труда.

Тресси так и не поняла, лжет он или говорит серьезно, но лезть в воду ей как-то расхотелось.

– Ладно, тогда только умоюсь и оботрусь твоим платком.

Ответом ей был громкий храп. Девушка ни на миг не поверила в то, что Рид действительно уснул, но мысли ее занимало совсем другое – орды змей, которые выползают на берег, чтобы впиться в ее беспомощное тело. Ногой она нащупала свернувшегося калачиком Рида и улеглась рядом, прижавшись к его широкой спине. Рид продолжал храпеть, словно и не подозревал о ее присутствии.

Завтра они переправятся через реку и пойдут в Баннак. Тресси даже не представляла, что ее ждет. Она почти ничего не знала о жизни золотоискателей. Но что бы там ни было – все лучше, чем прозябать в одинокой хижине, верно?