Ангел мести

9

Пожилой джентльмен, сидевший рядом с Тресси, рассказал, что движение дилижансов по Боузменскому тракту открылось только в этом году и сразу же привлекло внимание сиу, арапахо и шейеннов, которые до того довольствовались налетами на Платтский тракт, лежавший гораздо южнее.

Этот дородный господин, представившийся сэром Гарри Креншоу, явно задался целью просветить Тресси в истории Орегона.

– Какой-то болван, видите ли, проложил эту дорогу ровнехонько через священные земли индейцев. Когда краснокожие, само собой, возмутились, для защиты местного населения сюда прислали солдат. И теперь они еще удивляются, что вынуждены охранять два тракта вместо одного! Право же, у вашего правительства странное чувство юмора.

Пожилой англичанин – из-за сильного акцента Тресси порой казалось, что он говорит на другом языке – сел в дилижанс на той же станции, что и Тресси. Другие пассажиры прониклись сочувствием к попутчице, обремененной грудным младенцем, и уступили ей лучшее место – возле багажного ящика. Вначале Тресси как-то непривычно было ехать спиной по ходу дилижанса, но зато ей и почтенному джентльмену было не так тесно. Трое пассажиров на средней скамье все время упирались коленями в соседей напротив.

Говорили, что дилижанс заполнен отнюдь не целиком, но Тресси даже представить себе не могла, куда здесь можно втиснуть еще хоть одного пассажира. Восемь человек ехали внутри, четверо – наверху. Когда кучер хлестнул коней и дилижанс тронулся с места, Тресси сцепила зубы и изо всех сил уперлась в пол ногами, обутыми в длинные сапоги из оленьей кожи. В такой обувке было жарковато, зато удобно. Дилижанс раскачивался и трясся на ухабах. Тресси мутило, и она опасалась, как бы у малыша в долгом пути совсем не расстроился желудок. А ведь они пока еще едут по более-менее ровной местности! Что будет, когда дилижанс доберется до горных дорог, Тресси даже представить боялась.

Калеб держался мужественно и хныкал очень редко, хотя вездесущая пыль лезла ему в глаза, нос и рот. Когда дневное солнце пригрело как следует, раздернули занавески на окнах, и в дилижанс хлынул жаркий пыльный воздух. Что поделать – в противном случае пассажиры маялись бы от духоты.

Дилижанс мчался вперед с такой скоростью, что Тресси чудилось, будто она набросила лассо на хвост песчаной буре и теперь никак не может выпустить из рук веревку. Неудивительно, что это чудо техники могло добраться до Западного побережья меньше чем за двадцать дней! Казалось, что огромные колеса летят, почти не касаясь земли. На то, чтоб сменить коней, давалось четыре минуты – краткое время отдыха для измученных дорогой пассажиров. Кроме этого, за сутки полагалось делать две более длительные остановки. Узнав об этом, Тресси с нетерпением стала ждать, когда же она и Калеб смогут отдохнуть и умыться. На первой же остановке она обнаружила, что краткий этот отдых не сулит особого комфорта.

Тресси выбралась из дилижанса последней. С благодарностью опершись на галантно протянутую руку пожилого соседа и крепко прижимая к себе Калеба, она осторожно спустилась по крутым узким ступенькам. Кроме нее, в дилижансе ехала еще одна женщина, и сейчас она стояла около станции, умываясь над большим тазом. Женщина была в нарядном коричневом льняном платье, чепчике того же цвета и перчатках, а на ногах у нее красовались изящные ботинки на пуговках. В руке она держала небольшую кожаную сумочку.

Сэр Гарри провел Тресси к тазу с водой, и нарядная попутчица посторонилась. Умывшись, Тресси обмакнула в холодную воду чистый лоскут и, как могла, смыла дорожную пыль с Калеба. Мальчик тотчас захныкал, недовольный этой процедурой.

Женщина в коричневом платье с самого начала приглядывалась к попутчице с неподдельным любопытством. В стареньком муслиновом платье Тресси чувствовала себя довольно неловко под пристальным взглядом этой нарядной дамы. Когда пришло время уступить место для умывания другим пассажирам, женщина приблизилась к ней.

– Какой кроха! – проговорила она, указав на Калеба. – Наверное, маловат еще для такого путешествия?

Тресси холодно кивнула и уложила Калеба на скамье, врытой в землю у здания станции. Можно подумать, что у нее был другой выход, кроме как путешествовать в дилижансе! Она развернула малыша и обтерла его, прежде чем запеленать снова.

– Меня зовут Кейт Флэннигэн, – сказала женщина и брезгливо поморщилась, глядя, как Тресси наспех полощет в остатках воды грязную пеленку. Больше она не пыталась завести разговор и, лишь когда Тресси присела в сторонке, чтобы покормить Калеба, все же решилась поболтать.

– Я еду в Вирджинию, к мужу. Никогда прежде не видела гор – должно быть, они грома-адные! С самой свадьбы мы жили в Сент-Луисе, но потом Иезекилю надоело заниматься торговлей. Его отец занимается грузовыми перевозками и сейчас расширяет свою деятельность на запад, вот они и решили, что нам как раз было бы кстати двинуться на новые места, покуда мхом не обросли, как говорит мой свекор. – Женщина рассмеялась, но как-то нервно, словно удивлялась мужским чудачествам.

– Да уж, здешняя жизнь гораздо интереснее, – равнодушно согласилась Тресси и похлопала Калеба по спинке, чтобы срыгнул.

– Я ужасно проголодалась. Вы не знаете, будут нас кормить?

– Понятия не имею, – ответила Тресси. – Лично я способна съесть все, что само не захочет мной закусить. – В глубине души она радовалась, что Кейт предпочитает болтать о себе, чем пускаться в ненужные расспросы.

Когда они вошли в здание станции, Тресси едва не переменила мнения насчет собственной всеядности. С великой неохотой она отдала одну из своих бесценных монеток за не слишком-то аппетитный ломоть жирной жареной свинины с горчицей и чахлой зеленью, черствую галету и чашку отвратительного кофе. Захватив с собой эти сомнительные яства, женщины пристроились во дворе и перекусили наперегонки с мухами и прочей крылатой и ползучей дрянью из мира насекомых.

Многие пассажиры прихватили с собой питье, но у Тресси была лишь бутылка с кипяченой водой для Калеба. Боясь обделить малыша, она попросила воды у сына смотрителя, тощего, дочерна загорелого юнца с торчащими, как у кролика, передними зубами. Без особой охоты он принес кружку бурой жидкости с неприятным привкусом. Едва пригубив ее, Тресси вспомнила, как из-за плохой воды заразилась холерой.

Не успели пассажиры отдохнуть, как пронесся крик: «По места-ам! Отправля-аемся!» – и скоро дилижанс опять трясся по дорожным ухабам.

– На следующей остановке нам позволят подремать пару часов, – сообщил всезнающий сэр Гарри, – и будет просто чудом, если во время сна с нас не снимут скальпы.

Эта реплика отнюдь не улучшила настроения Тресси. До сих пор она больше всего беспокоилась о том, как мальчик перенесет поездку, а теперь воображение услужливо рисовало ей воинственные орды краснокожих.

– А я думала, что тракт охраняют солдаты, – осторожно заметила она.

– Дитя мое, это же долина Пороховой реки. Мы уже въехали в золотоносные земли, а здесь полно спекулянтов и им подобных. Как, по-вашему, что выгоднее для армии и транспортной компании – защищать толстосумов, способных уплатить шестьсот долларов за безопасный проезд до Калифорнии, или нас, не имеющих такой счастливой возможности?

Тресси лишь вздохнула и откинулась на жесткую спинку, смежив воспаленные веки. Краем одеяла она прикрывала от пыли личико малыша. Калеб такой молодец. Порой он капризничает и хнычет, но по большей части спит. Тресси даже начинала волноваться, когда он вел себя чересчур тихо.

Должно быть, она задремала, потому что, когда в следующий раз выглянула в окно, взору ее предстала гигантская горная гряда. Тут-то и начались настоящие трудности.

Хотя было лишь начало сентября, на горных пиках уже лежал девственно-белый снег. Дилижанс то карабкался вверх вдоль края пропасти, то катился вниз по почти отвесной дороге. Порой приходилось переправляться через быстрые горные ручьи, и тогда пассажирам приходилось выбираться наружу и толкать дилижанс, вытаскивая из грязи огромные колеса. Тресси и Кейт были избавлены от этой участи, но сэра Гарри она не миновала, и пожилой англичанин трудился наравне со всеми, не боясь испачкать свой элегантный наряд.

Как-то раз перепуганные до полусмерти пассажиры почти полдня следили за тем, как высоко вверху, по гребню гряды скачет гуськом отряд индейцев.

Казалось, что изнурительное путешествие будет длиться вечно, и Тресси мысленно уже клялась себе, что никогда в жизни больше не сядет ни в один дилижанс. Она повторяла эту клятву всякий раз, спускаясь по крутым ступенькам, жуя жирную свинину или прогорклые оладьи. Даже пеший путь, даже ночевки на голой земле казались ей предпочтительней. Девушка тосковала по дням, когда путешествовала вместе с Ридом Бэнноном. Если бы окрест то и дело не мелькали индейцы, если б горные тропы не были так пугающе круты и отвесны, Тресси, не задумываясь, покинула бы дилижанс и пошла пешком – пусть даже и с Калебом на руках.

Когда дилижанс переправился через реку Бигхорн и тракт повернул на запад, Тресси поняла, что Вирджиния уже недалеко. Запас молока у нее иссяк, но, о чудо, на остановке она увидела привязанную у кустов дойную козу. Тресси сразу вспомнила слова бабушки: козье молоко-де куда полезней коровьего, особенно для больного желудка. Если у Калеба еще не болит желудок, то ему повезло куда больше, чем его приемной мамочке. Тресси решила, что можно попробовать надоить молока. Это представлялось ей делом нелегким.

Кейт Флэннигэн, особа предприимчивая, охотно согласилась ей помочь. Вначале они уложили Калеба в тенечке, подальше от места действия. Как выяснилось чуть позднее, оно же оказалось и полем битвы.

Козочка явно привыкла, что ее доят мужчины. Едва порыв ветра взметнул пышные юбки Кейт, как рогатая красавица угрожающе опустила голову и крепко боднула женщину в бедро.

После нескольких неудачных попыток женщины временно отступили, чтобы обсудить новую стратегию.

– Мы должны перехитрить чертовку! – заливаясь смехом, объявила Кейт.

– Согласна, – кивнула Тресси. – Что ты предлагаешь?

– Ну, копытца у нее острые, а я отчего-то терпеть не могу, когда меня лягают. Кроме того, у козочки длинные рога и, насколько я могу судить, довольно зубов. Так просто к ней не подберешься. Предлагаю вот что: одна из нас повалит старушку наземь и придержит, а другая будет ее доить. – Склонив набок хорошенькую головку, Кейт поглядела на козу. Та стояла, широко расставив ноги и зорко поблескивая желтыми дьявольскими глазами.

– Как ты думаешь, – спросила Кейт, – молоко пойдет, если доить ее лежа?

– В Миссури мне доводилось доить коров, но никогда и в голову не приходило укладывать их на бок. Впрочем, я не думаю, что это хорошая мысль. Может, нам попробовать подступиться к ней с лаской?

– Лаской? Да ты посмотри только на эту бесовскую морду! – Кейт шагнула к козе, и та с угрюмой решимостью воззрилась на свою мучительницу. Женщина со вздохом отступила.

– Ну, ладно, – сказала она, – я попробую повалить ее наземь, а ты будешь доить, хорошо?

И, не дожидаясь ответа, одним прыжком метнулась к козе и крепко ухватила ее за шею. Животное, захваченное врасплох, повалилось на бок.

– Неси ведро! – крикнула Кейт, тяжело дыша. – Теперь-то она будет лапочкой, вот увидишь!

Тресси разразилась неудержимым хохотом. Нелепая поза Кейт, раскрасневшейся от усилий, отчаянное блеянье поверженной козы – все это было так забавно, что от смеха она и пальцем не могла шевельнуть.

– Дорогие дамы, – произнес за ее спиной незаметно подошедший сэр Гарри, – осмелюсь предположить, что, если б вы чем-нибудь угостили эту бедняжку, она с превеликой охотой поделилась бы с вами молочком.

Дивясь, как ей самой не пришло это в голову, Тресси обернулась и увидела, что дородный джентльмен протягивает ей миску с сушеной кукурузой.

– Да что ж вы стоите? – взвизгнула Кейт, изо всех сил удерживавшая козу. – Она же сейчас вырвется… Ой!

С выпученными глазами несчастное животное пыталось подняться на ноги и даже принять угрожающую позу.

– Отпусти ее, Кейт! – крикнула Тресси. – Ты же ее задушишь!

– С великой радостью! – огрызнулась та и разжала руки.

Коза шлепнулась на зад, но тут же вскочила и, шатаясь, воззрилась на своих врагов полным ненависти взглядом. Она издала пронзительный вопль, и тот, кто не видел этой сцены, вовек бы не догадался, что этот звук издала обыкновенная коза.

– Успокойся, дорогуша, все в порядке, – проворковала Тресси, протягивая козе миску с кукурузой.

Косясь золотым глазом на Кейт, которую явно считала главной причиной своих мучений, козочка потянулась к миске. Едва она распробовала кукурузу, как все было прощено и забыто, и Тресси без помех надоила себе молока.

Калеб все это время крепко спал, и как выяснилось позднее, вовсе не был в восторге от их подвига. Покуда Кейт отошла умыться после борцовских упражнений с козой, Тресси уселась в тенечке, на камне, чтобы покормить малыша.

Прежде всего она распеленала Калеба. От жары у бедняжки появилась сыпь – пусть его обдует свежим ветерком. С чувством законной гордости Тресси поднесла к его губам бутылочку с козьим молоком. Отсутствием аппетита Калеб никогда не страдал и вначале принялся жадно сосать, но вдруг его личико с отвращением сморщилось, и он выплюнул соску.

– Ну же, маленький мой, ешь, это вкусно, – уговаривала Тресси, но Калеб громко, возмущенно заревел.

Девушка наклонилась к нему, ласково напевая всякие милые глупости. Чистый юный голос ее звенел в горном воздухе, словно колокольчик. Калеб стих и внимательно смотрел на приемную маму. Какой он славный! Тресси кончиком пальца провела по его крохотному лбу. И до чего же похож на Рида. «Индейская кровь, вот и все», – трезво напомнила себе девушка, но все же продолжала смотреть на мальчика, без труда отыскивая в его чертах сходство с любимым мужчиной.

Напевая колыбельную, Тресси вдруг припомнила собственное детство. Калеб зажмурил глазки, блаженно приоткрыв ротик. Девушка сунула ему соску, и он начал сосать, не открывая глаз. Мысли Тресси были за много миль отсюда, в бревенчатой хижине посреди Озаркских лесов в Миссури. Она баюкала малыша, и предзакатное солнце играло язычками пламени в ее рыжих волосах. Тресси думала о маме и о своих детских годах – таких недолгих и трудных. Эти воспоминания останутся с ней навсегда, и когда-нибудь она поделится ими с Калебом.

В эти краткие минуты отдыха она думала не о предательстве отца и не о бегстве Рида Бэннона. Мамы, родной и единственно близкой, давно уже нет в живых, но материнская нежность, которой она так щедро одарила Тресси в детстве, сейчас переполняла сердце девушки, передаваясь и крохотному малышу-индейцу. «Иные связи, – думала Тресси, – никогда не рвутся, а значит, они прочны, как сама земля. Неизменны, незыблемы, словно горы, деревья, реки, вода. Постоянны, как сама вечность».

– Я люблю тебя, Калеб, – прошептала она, целуя нежную теплую щечку… и с изумлением увидела, что на крохотное личико упала слеза. Ее слеза. В кои-то веки Тресси плакала не от горести, а от счастья, и как же сладки казались ей эти слезы!

– Я люблю тебя, Калеб, люблю, – повторяла она, будто все еще пела колыбельную.

Старательский поселок Вирджиния переживал эпоху наивысшего взлета, какой только может случиться с подобным поселением. Клич «Золото!» эхом прокатился в горах, тянувшихся от самой Калифорнии, и пронесся вихрем вниз, в долины. Город Вирджиния стал вторым Комстоком, превзойдя размахом даже знаменитую золотую лихорадку сорок девятого года. Стойкий человек, не боящийся тяжелого труда, мог бы за ближайшие годы сколотить здесь недурное состояние.

Прибытие к месту назначения не вызвало у Тресси ни малейшего восторга. Она совершенно выбилась из сил. Поэтому ничто ее не радовало. Едва она выбралась из дилижанса, на нее обрушился такой шум и гам, что на миг захотелось обратиться в бегство.

Со всех сторон теснились обшитые досками дома, и толпы людей сновали туда-сюда, словно все были заняты каким-то неимоверно важным делом. Люди кричали, толкались, бесцеремонно прокладывая себе дорогу, смеялись и свистели, подзывая собак. Громко хлопали кнуты, и неистово ржали лошади.

Кейт Флэннигэн встречал супруг. Тресси понимала, что недавняя попутчица вовсе не забыла о ней, но Кейт настолько обрадовалась встрече со своим благоверным, что они тут же быстренько пошли по направлению к новому дому неподалеку от станции. Дом, по рассказам Кейт, принадлежал Флэннигэну-старшему. Напоследок Кейт успела крикнуть:

– Навести нас, когда устроишься!

Не то чтобы новая подружка бросила Тресси на произвол судьбы – она просто не знала всей правды. Тресси постеснялась рассказать ей обо всем, и Кейт была уверена, что ее попутчицу тоже кто-то встречает.

На последней остановке Тресси переоделась в единственное свое чистое платье. Сейчас, держа в одной руке узелок с вещами, а другой прижимая к себе Калеба, она стояла на дощатом тротуаре и озиралась по сторонам. Наискосок через улицу красовалось солидное здание с грубо намалеванной вывеской: «Салун «Золотое Солнце». Тресси окинула взглядом людную улицу и спросила себя – а чего она, собственно, ждет? Глупо думать, что сейчас ей навстречу бросится, раскрыв объятия, блудный папочка.

Этот город явно был неподходящим местом и для Тресси, и для Калеба. Мальчик немедленно подтвердил это, возмущенно надув губки. Что же ей теперь делать? Где остановиться, где найти работу? Денег у нее не осталось. Она толком не мылась с тех пор, как покинула форт Ларами, она проголодалась, а еще ей было страшно. И зачем только Рид ее сюда отправил? Чем дольше Тресси стояла посреди улицы, тем безнадежней казалось ей положение. Грубые, неопрятные мужчины таращились на нее, похохатывали, норовя подобраться поближе, хотя на руках у нее был грудной ребенок. А впрочем, что тут удивительного? Тресси очень скоро заметила, что в толпе почти нет женщин, а те, что изредка встречаются, в большинстве своем одеты по-мужски.

Кусая губы, Тресси затравленно оглянулась и в неприглядной толчее заметила вдруг невероятно красивую женщину – красивее она в жизни не видела. Словно яркий цветок расцвел в поселковой грязи. На женщине было ярко-желтое пышное платье, и над белокурыми, искусно уложенными кудрями красовался того же цвета зонтик. Словно плывя по дощатому тротуару, она подошла ближе и наконец, в свою очередь, заметила Тресси. Женщина покачала головой и пошла было прочь, но вдруг развернулась, оглядела девушку с ребенком на руках и направилась к ней.

Тресси опустила глаза, чтобы не таращиться, подобно деревенщине, на эту прекрасную незнакомку.

– Как тебя звать, дитя? – спросила женщина. Глаза у нее были синие-синие, а губы ярко накрашены.

– Тресси… Тресси Мэджорс, мэм.

– Бог мой, какая прелесть!

Тресси с гордостью поглядела на Калеба.

– Да, конечно. Его зовут Калеб.

– Господи, – усмехнулась женщина, – да я же о тебе говорю, дорогая, но твой малыш тоже очень мил. Меня зовут Роза Ланг, и я – хозяйка «Золотого Солнца». – Она указала зонтиком на здание с вывеской.

Какой-то потрепанный грязный старец запнулся о край тротуара и качнулся к Тресси. Из неряшливо открытого рта тянулась струйка слюны. Роза ухватила девушку за плечо и отдернула в сторону, да так проворно, что старик не удержался на ногах и рухнул на колени прямо перед упряжкой.

– Пошел вон отсюда, болван! – заорал кучер дилижанса и вожжами хлестнул коней по спинам, оглушительным окриком посылая их вперед. Злосчастный старец едва успел выскочить из-под копыт.

Пара всадников, наблюдавших за этой сценой, засвистела и заулюлюкала. Калеб тоже внес свою лепту в этот шум, и его смуглое личико сморщилось от натужного крика.

– Ну, тише, милый мой, тише, – пробормотала Тресси, нежно укачивая его.

– Тресси Мэджорс, мальчику здесь не место. Где твой муж?

Тресси уже успела придумать вполне правдоподобную историю и теперь поведала ее этой яркой красавице:

– Он поехал вперед, чтобы подать заявку на участок, а я тронулась в путь, едва малыш появился на свет. Мы не хотели упустить случая. Брат мужа уже отыскал золото, только он не мог долго придерживать для мужа участок.

Поджав губы, Роза оглядела ее с головы до ног.

– Индейцы обыкновенно не подают заявок. По-моему, это даже незаконно.

– Но мой муж не индеец, – возразила Тресси, но было совершенно ясно, что она попалась.

Роза выразительно присвистнула.

– Значит, милочка, ты не только его привечала, потому что этот малыш ничуть не похож на белого.

Тресси вдруг разбушевалась с отчаянием загнанного в угол существа:

– Оставьте меня в покое, слышите? Мне надо идти.

– Ну-ну, дитя мое, не кипятись. Ты скоро убедишься: здесь так мало женщин, что всем нам есть дело друг до друга, и ничего дурного в этом нет. Так легче продержаться на плаву. Ты ведь понимаешь, о чем я? Давай-ка я отведу тебя и… Калеба, правильно? – в одно местечко. Там вы сможете отдохнуть и вымыться. Потом пошлешь весточку своему мужу, и он приедет за тобой. Нельзя же тебе, право, скитаться одной по улицам. Есть у тебя деньги?

– Да! – солгала Тресси, гордо вскинув голову.

– И сколько же?

Девушка уже устала лгать, а потому лишь опустила голову и ничего не ответила.

– Лапушка моя, как ни старается это местечко походить на город, все же это обычный старательский поселок. Порядочным женщинам не годится ходить здесь одним по улице. Пойдем-ка со мной да потолкуем поподробнее. Вид у тебя совсем усталый.

Тресси и вправду совсем измучилась и не стала больше искушать судьбу, отказываясь от такого соблазнительного предложения. Она покорно пошла за хозяйкой салуна, и скоро они уже прокладывали себе дорогу в толпе мужчин, которых согнал в эту глушь заманчивый золотой призрак.

Пыль клубилась облаком, затмевая солнце, оседала слоем грязи на влажной от пота коже. Тресси от души обрадовалась, войдя в тень огромного склада с грубо намалеванной вывеской «Генеральная торговая компания». Калеб у нее на руках вертелся и хныкал, и безмерная усталость охватила ее с новой силой, волочась по пятам, словно ветхий и грязный плащ. Даже и не глядя в зеркало, Тресси знала, как жалко выглядит она в измятом платье и самодельных сапогах, с немытыми волосами. Что такого разглядела в ней белокурая красавица? Быть может, эта женщина – белозубая, яркая, с нежной холеной кожей, в солнечно-желтом нарядном платье – всего лишь сон, а значит, Тресси просто грезит наяву.

Калеб заплакал громче. Роза остановилась у двери салуна «Золотое Солнце», поджидая Тресси.

– Тебе нужно вымыться и накормить маленького. Пойдем со мной.

Вместе они поднялись по лестнице в задние помещения прохладного полутемного салуна. Тресси почти не смотрела по сторонам, едва волоча ноги по ступенькам. Ей хотелось лишь поскорей искупаться и лечь в постель, но в крайнем случае она охотно согласилась бы только на второе.

Поднимаясь по лестнице, Роза оживленно болтала:

– Женщин здесь раз-два и обчелся, и не только в Вирджинии, но и по всему краю. На таких молодых красавиц у нас большой спрос.

Тресси так устала, что даже не стала уточнять, кому это и зачем так нужны молодые красавицы. Она уже предвкушала, как искупается и побрызгает на себя чем-нибудь таким же ароматным, как духи этой женщины, а потом нырнет в роскошно мягкую постель.

Плач Калеба вывел ее из оцепенения.

– Мне нужно молоко, – пробормотала она. Они уже стояли на верхней площадке, и Роза удивленно спросила:

– Разве ты не кормишь его грудью? – Ее тон ясно говорил, что думает Роза о матери, не желающей кормить грудью своего малыша.

Тресси запнулась, решая, не пора ли сказать правду… но она чересчур устала, чтобы сейчас пускаться в долгие объяснения.

– У меня нет молока.

– Тогда я сейчас пошлю за ним кого-нибудь из девочек. Что еще тебе может понадобиться?

Тресси поудобнее перехватила Калеба и угрюмо взглянула на Розу.

– Ему нужны пеленки и подгузники, но у меня нет денег. – Она скорее умерла бы, чем попросила что-то для себя, но ради Калеба можно и поступиться гордостью.

Роза небрежно отмахнулась рукой, затянутой в ослепительно белую перчатку.

– Мэгги! Поди сюда! – крикнула она в приоткрытую дверь.

В коридор выглянула бойкая брюнетка не старше Тресси. Роза подошла к ней, и они начали шептаться, причем брюнетка все время украдкой поглядывала на Тресси и Калеба. На ней были лишь черный, туго затянутый корсет да черные чулки. Тресси, несмотря на усталость, уставилась на это полураздетое диво. Наконец девушка кивнула и исчезла за дверью. Роза привела Тресси в комнату, втолкнула ее внутрь и, зайдя сама, захлопнула дверь.

Калеб засопел, громко посасывая кулачок.

– Ах ты, мой бедненький, – пробормотала Тресси, нежно гладя его черный, влажный от пота хохолок.

Роза подвела ее к обитому красным бархатом дивану, и Тресси с небывалым облегчением рухнула в его мягкие объятия. И тут же увидела ванну. Не просто ванну – подлинное произведение искусства, расписанное снаружи золотыми и синими завитками. Заглядевшись, она и не заметила, как удалилась гостеприимная хозяйка салуна. Внутри ванна сияла сливочно-нежной белизной и была в длину фута четыре, не меньше. Как чудесно будет лежать в ней, погрузившись по горло в пенную горячую воду. Впрочем, можно и не горячую, и даже без пены – все равно, какое блаженство!

Не успела Тресси додумать эту мысль до конца, как в комнату вошел мускулистый юноша с двумя ведрами горячей воды. Над его могучими руками поднимался заманчивый пар. Слегка кивнув Тресси, он вылил воду в ванну и ушел. К тому времени, как девушка распеленала Калеба, ванна до краев была полна восхитительно горячей водой.

Юноша, так и не произнеся ни слова, ушел, а Тресси сидела рядом с голеньким малышом, вожделенно глядя на ванну. Раздеться она не решалась – вдруг юноша вернется и застанет ее в таком непристойном виде? И к тому же никто не сказал, что эта ванна приготовлена именно для нее.

Тихий стук в дверь оборвал ее терзания. Вошла та самая девушка по имени Мэгги, на сей раз облаченная в имбирного цвета платье, обнажавшее почти всю ее грудь. В руках у нее были какие-то свертки и бутылочка с молоком.

– Мисс Роза велела сказать, что, когда ты искупаешься, она принесет тебе чистую одежду. А это вещи для маленького. – Девушка наклонилась и пощекотала животик Калеба. – Какой он славный!

Тресси улыбнулась.

Калеб замахал кулачками, неистово дрыгая ножками, и его пухлые щечки расплылись в улыбке. Девушки дружно рассмеялись.

– Он у меня настоящий разбойник, – с гордостью заявила Тресси.

Мэгги шутливо ущипнула подбородок малыша и принялась ворковать с ним, но вдруг резко выпрямилась, словно вспомнив о неотложном деле.

– Я пойду, – сказала она. – Ты, наверно, устала до чертиков.

И вышла прежде, чем Тресси успела ее поблагодарить. Теперь уже мешкать не следовало. Сбросив грязное платье, Тресси пинком зашвырнула его в угол, взяла Калеба и вместе с ним и с бутылочкой забралась в ванну.

Горячая вода источала тонкий приятный аромат. На столике возле ванны лежали полотенца, губки и кусок розового мыла. Тресси осторожно погрузилась в воду, держа Калеба повыше. Он упоенно чмокал соской. Господи, какое блаженство! Что бы там ни задумала Роза Ланг, все можно стерпеть, только бы у них с Калебом была пища и крыша над головой. Тресси так устала от постоянных лишений, что готова была почти на все, лишь бы избавиться от нужды.

Можно даже не гадать, чем именно зарабатывают на жизнь здешние девушки – и красавица Роза, и бойкая Мэгги в столь тесном и откровенно открытом платье. В глубине души Тресси хорошо понимала, кто они такие. За все в этой жизни надо платить, и вряд ли здешняя роскошь – исключение. Внутренний голос едва слышно предостерегал Тресси, но она отмахнулась и блаженно принялась намыливаться розовым, сладко пахнущим мылом, умудряясь при этом придерживать одной рукой малыша.