Англичане в допетровской России

Глава IV. «Курьезный эпизод» в англо-русских отношениях: планы колонизации Русского Севера

Взаимоотношения Англии и России в первые пятьдесят лет, как мы могли наблюдать, были непростыми. Возникавшие осложнения в диалоге двух государств чаще всего происходили из-за различий в целях, которые преследовала каждая из сторон. В то время, как Россия стремилась к сотрудничеству с Западом, в том числе с Англией, ради дипломатического признания, заключения военнополитических союзов, расширения торговых и культурных связей, привлечения в страну различных профессионалов, западноевропейские государства, в том числе и Англия, по признанию американского ученого Э. Симмонса, проявляли большой интерес главным образом к «богатым неиспользованным ресурсам» России[210]. Ф. Мартенс был уверен в том, что «неучастие Московского государства в политических делах Западной Европы обусловливало бесполезность для Англии искать политического союза с Россией», исключительно торговыми оборотами с московским государством могли дорожить англичане на протяжении нескольких веков, с XVI столетия вплоть до начала XVIII века. При этом, продолжал ученый, «чем пассивнее было участие московского народа в международных торговых оборотах, чем больше предприимчивости и уменья эксплуатировать чужие неразвитые в экономическом отношении народы показывали англичане, тем больше Московия должна была сделаться предметом обогащения и эксплуатации для английского народа. Это основное положение проходит чрез всю историю первоначальных международных отношений России с Англией и дает себя чувствовать даже в продолжение XVIII столетия»[211]. По утверждению ученого И. И. Любименко, с первых шагов своей деятельности представители Московской компании стремились не только сохранить за собой монопольное право торговли, но и применить к России колониальный режим[212]. Еще более категорично о планах английских правящих кругов в отношении России высказался советский ученый Н. Т. Накашидзе. На его взгляд, эти планы сводились к следующему: «захватить всю внешнюю торговлю, сперва с западными странами, а затем и восточными, овладеть всеми транзитными путями, проходящими через Россию; забрать в руки всю экономику страны путем захвата концессий в железообрабатывающей, рыбной и канатной промышленности, а вслед за тем и остальных отраслях экономики страны; подчинить внутреннюю и внешнюю политику Московского государства своему влиянию путем нажима и шантажа; и наконец, если эти меры явились бы недостаточными, закрепиться в Московском государстве насильно: вооруженной силой заставить Россию принять английский протекторат»[213]. Насколько справедливы были подобные заключения исследователя?

При всей своей «англомании» Иван Грозный хорошо понимал истинную подоплеку заинтересованности английских властей в диалоге с царским двором: всегда быть в курсе внутренней и внешней политики русского правительства, по возможности, оказывая на него влияние для извлечения максимальной собственной выгоды. Естественно, что большую помощь в данном предприятии своим соотечественникам оказывала английская разведка.

Всевозможные «лазутчики», «разведчики», «шпионы» не были редкостью в Московском государстве на протяжении XVI–XVII вв. Русские люди опасались иностранцев, видя в них «опасность шпионства»[214]. Ценную услугу своему правительству по сбору секретной информации оказывала Московская торговая компания, располагавшая, по мнению историка В. С. Виргинского, «обширной и хорошо подготовленной сетью агентов». Агенты старались завербовать русских людей из различных слоев населения, но, прежде всего, из числа должностных лиц, действуя с помощью подкупа, шантажа, интриг[215]. Цари Иван Грозный, а затем и его сын Феодор Иоаннович неоднократно жаловались королеве Елизавете на то, что Московская компания посылает в Россию «людей недостойных», которые занимаются не торговлей, а «воровством и лазутчеством»[216]. Так, в письме к королеве от сентября 1585 г. царь Феодор обвинял агента Московской компании Роберта Пикока в том, что он «с товарищи, с прибытия своего в наше государство, непригоже вел себя в в своих делах: тайно посылал из нашей земли некоторых людей — сущих негодяев с своими письмами чрез литовскую землю без нашего государева ведома или дозволения, и без пропускной грамоты, как бы лазутчиками… А в письмах своих писал он в иные земли и в свою землю в Англию многие непригожие дела о нашем государстве и что в теперешнее время мы еще не докончили твердого мира с польским королем»[217].

Борис Годунов, поверив английскому посланнику Джерому Горсею, обличившему ряд своих соотечественников купцов в шпионаже, начал проводить среди них аресты[218]. А вскоре и сам Горсей был обвинен по подозрению в шпионаже и сослан в Ярославль. Подобные обвинения, как вскоре выяснилось, не были надуманными. В своем предисловии к книге о России Горсей писал государственному секретарю Англии — Фрэнсису Уолсингему: «Зная Ваше благородное стремление понять дела иностранных государств, я, согласно Вашему совету и наставлениям, прежде данным мне, счел долгом благодарности изложить свой отчет о таких делах, которые наиболее заинтересовали бы Вас на занимаемом Вами посту»[219]. Упоминая в своем «отчете» о посещении ряда государств (России, Татарии, Польши, Литвы, Ливонии, Швеции, Дании, Голландии, Франции, Германии), Горсей подчеркивал, какую именно информацию он собирал, пребывая в столицах и больших городах этих стран. Так, его интересовали не только университеты, исторические памятники, климат или национальные достопримечательности, но и «право, язык, религия, положение церкви и государства, природный нрав людей». Обо всем увиденном Горсей обещал докладывать государственному секретарю настолько полно, насколько позволят его наблюдения и опыт 17-летней службы[220]. Прекрасно зная русский язык, близко допущенный к царскому двору, Горсей за время своей продолжительной дипломатической службы в России, с 1573 по 1591 гг., сделался поистине ценным источником важной разведывательной информации о нашей стране. Не случайно, английское правительство щедро отблагодарило своего разведчика, присвоив ему в 1603 г. рыцарское звание, что позволило Горсею заседать в парламенте. Помимо этого, приобретенная должность шерифа в Букингемском графстве заметно улучшила материальное положение правительственного информатора.

Совершенно иная участь постигла другого известного английского разведчика — Елисея Бомелия. Однажды к царю Ивану Грозному прислали «немца, лютого волхва, именем Елисей, — сообщал псковский летописец, — и был он у него в приближении любимцем. Навел Елисей на царя страхование, стал тот бегать от нахождения неверных и совсем было отвел царя от веры: на русских людей царю свирепство внушал, а к немцам на любовь приложил… И наустил Елисей царя на убийство многих родов княжеских и боярских, напоследок и самому внушил бежать в Английскую землю и там жениться, а своих остальных бояр побить»[221]. Что же это был за человек, и чем объяснялось столь сильное влияние его на Ивана Грозного?

Елисей Бомелий, голландец по происхождению, обучался медицине в Кембридже. Вскоре о нем заговорили в народе, а затем и в высших кругах Лондона, как об искусном астрологе. Между тем, архиепископ М. Паркер, посчитав деятельность Бомелия колдовством, отправил его в тюрьму. Каким-то образом о необычном астрологе узнал русский посланник, решивший пригласить Бомелия на царскую службу в Россию. Находившийся в заточении «кудесник», обратился с письмом к государственному секретарю лорду У. Сесилю с просьбой не препятствовать его отъезду в Московское государство, обещая за это «доставлять всевозможные сведения о России и соседних странах», да еще каждый год присылать подарки. Разрешение на отъезд было получено незамедлительно.

Прибыв в Москву в 1570 г., Бомелий сумел войти в доверие к Ивану Грозному. Около десяти лет состоял он при царе не только в качестве лейб-медика и астролога, но и как составитель ядов, предназначенных для опальных придворных. «Честолюбивый, бесчестный и своекорыстный, он старался поддерживать свое значение, действуя на суеверие и болезненную подозрительность Ивана, — писал о Бомелии ученый Д. Цветаев. — Много русских бояр погибло по его наущениям, для удобства казни он составил особый яд, от которого несчастные помирали в назначенную Грозным минуту»[222]. По свидетельствам немецких авантюристов-опричников Таубе и Крузе, Бомелий по приказу царя в 1572 г. отравил таким способом около ста опричников[223].

За свою верную службу Елисей был щедро вознагражден царем. Многое из нажитого в России он сумел переправить на родину. Между тем, вскоре над любимцем царя собрались тучи: выяснилось, что «кудесник и волхв» был вовлечен в заговор в пользу польского короля. Бомелия тотчас арестовали, подвергли жестоким пыткам и в 1579 г. казнили. О том, как происходила подобная экзекуция над «лазутчиком-колдуном», сообщал Дж. Горсей. Заговорщика подвесили на дыбе. Руки и ноги его были «вывернуты из суставов, спина и тело изрезаны проволочным кнутом… Царь прислал сказать, что его зажарят живым. Его сняли с дыбы и привязали к деревянному… вертелу, выпустили из него кровь и подожгли; его жарили до тех пор, пока в нем… не осталось никаких признаков жизни»[224]. Так Иван Грозный расправился с одним из английских разведчиков.

После кончины Ивана Грозного, когда отношения между Елизаветой и новым царем — Федором Иоанновичем заметно ухудшились, королева в одном из своих посланий к нему, в августе 1590 года писала: «Да будет вам известно, что для нас было много разных к тому случаев и что нас настоятельно к тому убеждали разные государи, ваши соседи и недруги, которые, зная и ощущая наше могущество на море, сами не хотят, да и не могут, без нашего государского соизволения, исполнить свое намерение разграбить и истребить ваши северные поселения (выделено нами — Т. Л.) на Печенеге, в Варзуге, в Коле, на Соловецких (островах), в Унской губе, в Неноксе и в других местах, как то в Печоре, на Новой Земле и в том поморье, и остановить морской торг ваших подданных соленою рыбою, жиром, соболями и проч., так, чтобы не пускать и не выпускать ни единой лодки по реке Двине». Подобное заявление английской королевы вызывало недоумение, кто эти «разные государи», которые ей советовали «разграбить и истребить» северные земли Русского государства? И не являлись ли подобные проекты колонизации Русского Севера тайным желанием самой королевы? Не удивительно, что заключительная часть грамоты заканчивалась предупреждением-угрозой в адрес русского царя. «Мы требуем, — заявляла Елизавета, — чтобы, если ваше величество печется о соблюдении собственной своей чести, не было бы подаваемо повода к оскорблению нашего государского достоинства»[225].

Стремление англичан овладеть природными ресурсами России открыто проявилось в период Смуты. После того, как в Русском государстве началось крестьянское восстание под предводительством Ивана Болотникова, а затем последовала польская и шведская интервенция, многие иностранные купцы стали спешно покидать страну. Большинство же англичан предпочло остаться, поскольку, как утверждала И. И. Любименко, «слишком значительны были их интересы в России, слишком велики были данные русским купцам задатки и несобранные долги, чтобы бросить все это на произвол судьбы». Ей вторил академик С. Ф. Платонов, подчеркнувший, что англичане «старались воспользоваться Смутой и, благодаря упадку в Смутные годы правительственного надзора, вытягивали с Русского Севера все, что только удавалось». Московская компания, действовавшая на Беломорских побережьях и на Печоре, в годы разрухи, получила до 90 % прибыли. Все это доказывало, что «эксплуатация северных окраин несчастной Московии велась в широких размерах», заключал историк[226].

После захвата Москвы поляками контора Московской компании переместилась в Вологду, и центром деловой активности англичан стал Север России. Современный историк А. Б. Соколов отмечал: «Пользуясь ослаблением центральной власти, англичане завязывали прямые контакты в отдельных населенных пунктах». Так, высадившиеся в 1611 г. в устье Печоры в Пустозерске агенты компании Логан и Порсглов попытались, хотя и безуспешно, проникнуть в Сибирь для приобретения наиболее ценных сортов пушнины. В низовьях Мезени торговал купец Лайгон, а на Печоре — Гордон и Вильсон[227]. Все они активно скупали пушнину.

Английское правительство спешно устанавливало контакты с очередным «царем» на русском престоле, всякий раз добиваясь продления договора о преференциях для своего купечества, прежде всего, права беспошлинной торговли. Лжедмитрий I, едва вступив в Москву в июне 1605 г., тотчас подтвердил привилегии Московской компании, а также разрешил английским купцам, явно в ущерб русским интересам, давно запрещенную транзитную торговлю с Персией[228]. Сменивший на троне убитого в мае 1606 г. самозванца боярин Василий Шуйский также покровительствовал англичанам. Он не только подтвердил привилегии Московской компании, но и пригласил английских воинов в свое войско. По утверждению ученого А. Мейендорфа, на стороне Шуйского сражался отряд наемников, в который входило две тысячи англичан и тысяча французов[229]. Англичане поставляли Шуйскому также порох и оружие. Когда же поляки осадили Москву, то британцы незамедлительно перешли на их сторону: в 40-тысячном войске Жолковского находилось полторы тысячи французов, англичан и шотландцев[230].

Летом 1610 г. Василий Шуйский был свергнут. Боярская Дума пригласила на царский престол Лжедмитрия II. Убийство последнего и сожжение поляками Москвы способствовали созданию ополчения во главе с Мининым и Пожарским. В условиях гражданской войны, интервенции, череды сменявших друг друга верховных правителей России, у англичан в 1612 г. зародился план: взять Московское государство под свое «покровительство».

Следует отметить, что проблема английского проекта интервенции Русского Севера в современной исторической науке остается слабо изученной и дискуссионной. В 1989 г. британский ученый Чарльз Даннинг опубликовал статью, в которой план интервенции охарактеризовал всего лишь как «курьезный эпизод» в англо-русских отношениях. При этом историк подчеркнул, что сам факт подготовки интервенции «был быстро забыт» и вплоть до начала XX века о нем не вспоминали[231]. Ученый также заметил, что серьезных исследований до работ И. И. Любименко по этой проблеме не появлялось. И действительно, лишь благодаря обнаруженным в британских архивах документам, Любименко удалось наиболее полно осветить данный проект англичан[232]. Помимо нее, к указанной проблеме обращался также профессор В. С. Виргинский, опубликовавший в 1940 г. статью о проекте превращения Северо-восточной России в английскую колонию[233]. Между тем, поднятая советскими учеными проблема не нашла должного освещения в современной отечественной науке. Не лучшим образом обстоит дело и в зарубежной историографии. Статья Даннинга остается, пожалуй, единственной серьезной попыткой поднять на научный уровень явно «неудобную» для англичан тему.

Слабая изученность проблемы дополняется ее дискуссионным характером. Так, ученые неоднозначны в своих оценках причин готовящейся английской оккупации. К примеру, тот же Даннинг полагал, что англичане, наблюдавшие за происходящими событиями в России «с большим интересом», были «очень встревожены» перспективой установления польского или шведского господства над Россией. «Возможно, — подчеркивал историк, — это и побудило короля Якова I составить план по осуществлению прямой английской интервенции на Севере России»[234]. Как видно, ученый не сомневался ни в наличии подобного плана, ни в его целях — прямой интервенции, ни в том, что инициатива по его составлению исходила непосредственно от самого английского короля. Иначе «прелюдию» возникновения плана интервенции освещала современный историк О. В. Дмитриева. «Польская интервенция и захват Москвы Лжедмитрием, а затем и вторжение шведов создали угрозу русской государственности, а вместе с тем и экономическим интересам англичан, — отмечала Дмитриева. — Руководство Московской компании вместе с англофилами в русских правящих кругах вынашивали планы приглашения Якова I Стюарта в качестве протектора Русского государства, а возможно, и нового государя, мотивируя это пресечением правившей династии и «отчаянным положением русских», которые могли стать добычей поляков или шведов и которые, между тем, давно сроднились с англичанами и «одобряют» их характер и манеру ведения дел»[235]. Судя по высказываниям Дмитриевой, инициатива приглашения (не интервенции, а именно «приглашения»!) английского короля в Русское государство в качестве протектора, будто бы, исходила от Московской компании и неких анонимных «англофилов в русских правящих кругах», которые, к тому же, «давно сроднились с англичанами». Что это были за люди, автор не поясняет. Между тем, Любименко документального подтверждения подобного факта в своих работах не приводила, хотя и изучила материалы, относящиеся к делу, в британских архивах самым тщательным образом.

Судя по документам, обнаруженным И. И. Любименко в Лондонском архиве в начале XX столетия, автором проекта интервенции Русского Севера являлся английский капитан Томас Чемберлен, в свое время сражавшийся наемником в войсках Василия Шуйского. В письме на имя короля Якова I Чемберлен писал: «Если бы Его Величество получил предложение суверенитета над той частью Московии, которая расположена между Архангельском и Волгою, и над водным путем по этой реке до Каспийского или Персидского моря или, по крайней мере, протекторат над нею и полную свободу для английской торговли, это было бы самым счастливым предложением, когда-либо сделанным нашему государству, с тех пор, как Колумб предлагал Генриху VII открытие для него Вест-Индии»[236]. Данное письмо было опубликовано позднее, в 1631 г., когда в Англии царствовал сын Якова — Карл I Стюарт, и потому автор излагал намерения и комментировал свои поступки в ретроспективе. «По своем возвращении из России, — писал он, — я представил королю Якову I все русское государство, ежегодный коронный доход с которого достигает 8 млн. ф. ст.»[237]. И действительно, английские купцы, пользуясь на протяжении многих десятилетий все более расширявшимися привилегиями, платили своему правительству высокие пошлины за монополию на русскую торговлю. «Скупая по низкой цене русское сырье — лес, сало, воск, меха, ворвань, пеньку и пр., — отмечала Любименко, — английские купцы пользовались дешевизной русской жизни и русских рабочих рук, чтобы обрабатывать часть сырья на месте и вывозить из России готовые канаты, мачты и другое оснащение для своих судов»[238]. Примечательно, что именно благодаря вывезенному из России оснащению для флота, англичанам, по их собственному признанию, удалось одержать в 1588 г. сокрушительную победу над «Непобедимой армадой» Испании. Кроме прочего, Россия представляла собой необъятный рынок для английских и колониальных товаров. В нашу страну ввозились сукна и хлопчатобумажные ткани, металлы и боевые припасы, предметы обихода и лекарства для двора. По подсчетам Чемберлена, ежегодный английский ввоз товаров оценивался в 40 тыс. ф.ст. Помимо этого, перед англичанами открывалась широкая перспектива транзитной торговли с Востоком и продажи восточных товаров европейцам. В этой связи представляется справедливым высказывание Даннинга о том, что за Чемберленом с его проектом стояла Московская компания, «активно участвовавшая в данном предприятии»[239]. Король также не оставался «в накладе», поскольку поступления в казну от увеличения внешних и внутренних пошлин заметно возрастали. Посему неудивительно, что английское правительство со вниманием отнеслось к предложенному проекту Чемберлена.

По утверждению автора проекта, к неназванным представителям русского дворянства были направлены сэр Джон Мерик и сэр Уильям Рассел, которым поручили сообщить, что король Англии готов стать императором и покровителем России. Русские, будто бы, «согласились с благодарностью» с подобным предложением и направили своего посла «с великими подарками» к королю для дальнейших переговоров. Между тем, Даннинг отмечал, что среди русских документов не было найдено ни одного, подтверждавшего участие наших сограждан в данном предприятии, инициированном англичанами[240].

Комментируя сложившуюся ситуацию, И. И Любименко ссылалась на хранившийся в Британском Музее документ «Предложение московитов сделаться подданными английского короля», подчеркивая, что в нем планы английской интервенции получили свое детальное развитие. В документе, в частности, говорилось, что после совещания с губернатором Московской компании сэром Томасом Смитом и рядом купцов, долгое время торговавших в Русском государстве, было разработано предложение, которое «могло бы быть очень прибыльным для Его Величества и всего королевства»[241]. Автор документа предоставлял обоснование необходимости оккупации севера России: правящая династия пресеклась, боярство почти все уничтожено, в обществе наблюдается брожение, в стране «не осталось человека», способного принять на себя управление государством и т. д. Короче говоря, в сложившейся ситуации население России «вынуждено предаться в руки какого-нибудь государя, который будет его защищать, и подчиняться правлению иностранца»[242]. И, конечно же, таким «защитником» русского народа, по мнению автора проекта, непременно должен стать английский король.

В своем проекте Чемберлен обращал внимание, главным образом, на север России не только потому, что этот район по большей степени не был затронут войной, но из-за того, что в течение долгого времени там было сильно британское влияние. Следовательно, рассуждал Чемберлен, русские люди, «будучи, ко взаимной пользе, в давних сношениях с нашей нацией и, благодаря непрестанному общению обоих народов, полюбив наш нрав и наши обычаи, наслышанные о славе Его Величества, его великом разуме и доброте, предпочитают отдаться в его руки, чем в какие-либо другие»[243]. Судя по всему, автор явно преувеличивал англофильские симпатии русских, проживавших на Севере, в особенности по отношению к королю Англии, надеясь тем самым убедить последнего в необходимости принятия своего плана.

Хотя Чемберлен и убеждал короля в том, что русские охотно согласятся на английский протекторат, тем не менее, он вполне допускал с их стороны и возможное сопротивление планировавшейся оккупации. Как человек военный, капитан Чемберлен не преминул подметить неплохое укрепление русских городов. Он отмечал, что Казань и Астрахань построены и укреплены «крепко», имеют большие запасы оружия, Нижний Новгород окружен кирпичной стеной, а Ярославль — земляным валом и т. д. По-видимому, Чемберлен подумывал не только о протекторате над Русским Севером, и его планы простирались намного шире указанного района.

Как бы то ни было, но помимо обоснования необходимости оккупации Русского Севера, Чемберлен предоставил план конкретных действий по осуществлению задуманной операции. Обращаясь к королю, он, в частности, предлагал следующее: «Пускай Его Величество даст полномочия одному или нескольким осторожным лицам, которые отправятся туда с… флотом в мае, чтобы заключить договор с населением, если оно того пожелает, на условиях суверенитета, или протектората, в зависимости от поручения Его Величества». Примечательно, что расходы, связанные с оккупацией Русского Севера, автор проекта предполагал возложить… на само население нашей страны. «Московиты» должны приготовиться «передать в руки… английской компании столько казны и товаров, сколько понадобится, чтобы покрыть издержки по вооружению и перевозке желаемого ими числа людей, — полагал Чемберлен. — И так же следует поступать и впредь от времени до времени, если желательны будут подкрепления. Какие города и укрепления должны быть переданы в их руки ради безопасности посланных туда людей, и какой порядок будет принят для их оплаты и продовольствия, должно быть предусмотрено в условиях договора»[244].

Как отмечал Даннинг, король «очень заинтересовался» проектом Чемберлена и вызвал для консультации Дж. Мерика. Яков намеревался направить в район Архангельска несколько тысяч войск, чтобы обезопасить этот важный северный порт от шведов. В апреле 1613 г. вопрос о протекторате над Русским Севером был внесен королем на обсуждение в Тайный Совет[245].

В Британском Музее И. И. Любименко обнаружила документ, авторство которого принадлежало одному из видных юристов при дворе Якова I — Юлию Цезарю. Документ, представлявший собой набросок проекта в отношении «Московии», содержал следующий текст: «Московия 14-го апреля 1613 года. Проект касательно Московии, северная часть которой предложена протекторату короля. Будет ли она действительно предложена? Следует ли ее принять? Денежная казна короля. Его средства, чтобы удержать ее. Употребление, которое он из нее сделает. Какая зависть может возникнуть среди северных государей, если король примет суверенитет. Или согласится на эту их петицию, или вступит в оборонительный союз? Первый пункт (т. е. суверенитет) наилучший. Спросить копию пунктов и инструкций… Архангельский порт в Московии, смотри карту. Можно ли укрепить этот порт при помощи 1000 англичан? Московиты уже подчинились подданству и управлению польского короля, но он порвал с ними. Шведы также обманули их и захватили несколько городов. Но следует помнить правило афинян: не слишком доверять дружбе народа, когда он в беде. Кто были те, кто сделали нам это предложение: военные вожди или граждане?»[246] В Государственных бумагах Англии сохранился документ от 20 апреля 1613 г., в котором сообщалось, что предложение королю — перейти под английский протекторат — было сделано представителями русского дворянства. Между тем, Любименко, работая в архивах Великобритании, никаких письменных свидетельств, подтверждавших участие русских в подобных переговорах, не обнаружила. Даннинг утверждал, что глава Московской компании Джон Мерик летом 1612 г. вел какие-то переговоры с неустановленными русскими, но никаких конкретных документов, подтверждавших данный факт, ни в британских, ни в русских архивах найти не удалось. Английский ученый полагал, что советские историки в свое время расценивали указанную информацию, как предлог для англичан начать интервенцию[247].

Как бы подтверждая подобную концепцию, Любименко обращалась еще к одному документу, проливавшему свет на истинные намерения английского правительства в задуманном предприятии. Так, анонимный автор информировал правительство о Соловецком монастыре — «богатейшем в мире месте» — и советовал набрать в Ирландии 5 тысяч солдат, снабдив их пушками, порохом, военной амуницией, а также предоставив им специалистов по рытью подкопов. Войско надлежало посадить на суда «под предлогом какой-либо операции на западных островах, чтобы избежать преждевременной огласки», и перебросить его в Соловецкий монастырь[248].

Среди тех, кто побуждал английского короля действовать более решительно в вопросе об установлении протектората над Русским Севером, был также французский капитан, прослуживший на царской службе немало лет, а потому хорошо знавший Россию, Жак Маржерет. Начиная с 1611 г. Маржерет регулярно информировал английского посланника Мерика о сложившейся ситуации в России и планах поляков захватить страну. В одном из писем он отмечал, что без военной помощи русские вряд ли смогут противостоять польской агрессии. Весной 1613 г. Маржерет направил письмо уже самому королю Англии. Текст данного послания Даннинг полностью привел в своей статье.

В начале письма капитан характеризовал сложившуюся ситуацию в России, подчеркивая, что страна «разделена и пребывает в раздорах», а потому для английского монарха будет несложно осуществить «святое и выгодное предприятие» — разрушить планы польского короля и католических священников — единолично править в России. Он указывал на нестабильность политической элиты, наличие множества группировок, «тайных или явных», польских, шведских, русских, ведущих борьбу за царский престол. Упоминал о «разрушительных для знати» выступлениях казаков, которые поддерживали ребенка «некоролевской крови и даже не из древнего рода», отец которого митрополит находился в плену у польского короля (речь шла о будущем царе, юном Михаиле Романове и его отце — Т. Л.). При сложившейся ситуации, уверял автор послания, «народ ожидает любой возможности, чтобы подняться, если страна подвергнется оккупации» со стороны Польши или Швеции. Чтобы этого не допустить, Маржерет советовал английскому королю собрать трехтысячное войско под командой мудрого и способного генерала, «думающего о чести и интересах Его Величества, а не о собственной выгоде», снабдить его письмами, которые бы разъясняли населению России намерения короля. Морским путем войско достигнет Архангельска, завладеет портом, который, по разумению автора, «можно использовать не только в торговых целях, но и для доставки всего необходимого снабжения для войска». Далее следовало двинуться по направлению к Москве, захватывая на своем пути русские крепости. Любопытно, что автор проекта ничуть не сомневался в лояльности со стороны русского населения по отношению к интервентам. «Несомненно, сэр, — обращался он к Якову I, — армия Вашего Величества будет встречена с радостью большей частью населения страны, пребывающего в постоянном страхе перед своими казаками или иными врагами, которые нападут на них, как то случилось прошлой зимой. Подобные опасения, — продолжал Маржерет, — заставят их согласиться на покровительство иностранного правителя, который обеспечит им покой и безопасность»[249]. Впрочем, французский капитан предусматривал и худший вариант. Если «страна откажется подчиняться», то в этом случае в гарнизонах найдутся рекруты, с помощью которых и будет достигнута победа. Тот факт, что победа над русским народом будет непременно одержана и одержана с легкостью, даже не ставился Маржеретом под сомнение.

Не обошел своим вниманием автор послания к королю и вопрос, связанный с расходами, которые, естественно, возникнут в связи с данным предприятием. На его взгляд, расходы «будут не столь велики, как можно было бы себе представить». Основную их часть оплатит само население подчиненной территории, — откровенно и цинично заявлял Маржерет[250]. Кроме того, не останутся в стороне и купцы Московской компании, которые, чтобы закрепить за собой монопольное право торговли в России, охотно внесут свою долю.

В послании королю содержались также предложения по поводу формы правления на завоеванных русских землях. «Если Ваше Величество не пожелает завоевать территорию полностью (по-видимому, рассматривался и подобный вариант — Т. Л.), то Вы можете заключить соглашение, которое Вас устроит, даже избрать правителя России, угодного Вам и на Ваших условиях», заявлял Маржерет[251].

Завершив таким путем «бескровное предприятие» (судя по всему, автор ничуть не сомневался в том, что ослабленные смутой русские люди, желая добиться мира и спокойствия в стране, не окажут сопротивления интервентам), нетрудно будет заставить русских провести реформы. Одна из них, по замыслу Маржерета, заключалась в приобщении русского народа к протестантской вере. Обращаясь к истории Руси, Маржерет напоминал, что подобные попытки предпринимались еще в правление Ивана Грозного. Тогда царь позволил построить две протестантские церкви в Москве, в которых проводились публичные богослужения. Правда, со временем эти здания подверглись разрушению, но вскоре на их месте появились новые. Кроме того, протестантские храмы открылись еще в ряде городов: Серпухове, Туле, Нижнем Новгороде. Подобные факты убеждали Маржерета в том, что русские люди «всегда уважали» протестантскую веру в отличие от католической, которую ненавидели, «как самую вредоносную ересь»[252].

Как видно, советчиков по поводу того, как завоевать Россию, у английского короля было немало. И в мае 1613 г. Яков направил Джона Мерика с инструкциями об окончательных деталях переговоров с русскими. Между тем, в России в это время на престол вступил избранный Земским собором царь Михаил Романов. В результате, прибывший в Москву английский посланник, вместо оглашения плана о протекторате, был вынужден, от имени своего короля, передать поздравления новому царю. По возвращении на родину Мерик получил рыцарский титул и впоследствии еще дважды посещал Россию в качестве посланника Англии. Что же касается плана интервенции Русского Севера, тот этот, по характеристике Даннинга, «курьезный эпизод» в англо-русских отношениях «был быстро забыт»[253].

Несмотря на то, что английское правительство признало нового царя Михаила Романова легитимным, однако, подтверждения своих прежних торговых привилегий от него незамедлительно не получило. Как отмечала И. И. Любименко, «в Москве, видимо, знали, или подозревали об английских планах, направленных против Русского государства, некоторые иностранцы были об этих планах осведомлены и распускали неблагоприятные для своих конкурентов слухи»[254]. Англичанам пришлось изыскивать всевозможные способы для налаживания добрых отношений с русским двором. Вскоре для этого представился и благоприятный случай. Благодаря отчасти посредничеству английского посланника Мерика, в 1617 г. был заключен Столбовский мир, положивший конец конфликту Швеции с Россией. Кроме того, английские купцы откликнулись положительно на просьбу русского правительства предоставить ему заем в 50 тыс. ф. ст. Денежный заем давался на определенных условиях (разрешить английским купцам транзитную торговлю с Ираном через Волгу; позволить заключать контракты на скупку пеньки и льна и на вывоз канатов; препятствовать допуску голландских купцов на российский рынок; установить конкретные сроки погашения займа и т. д.). В одном из документов 1618 г., выявленном Любименко в Лондонском государственном архиве, четко излагались те преференции, которые английское купечество рассчитывало получить в России в обмен на предоставление займа (сбыт в больших количествах основного товара Англии — выделанного и окрашенного сукна; использование английских судов и их команд в русской торговле; вывоз за пределы Русского государства важнейших корабельных товаров — лучших и наиболее дешевых канатов и мачт, а также пеньки, льна, воска, шкур, мехов и других ценных товаров не только для собственного употребления, но и для торговли ими, в первую очередь, в странах Востока). Здесь же отмечалась возможность выделки англичанами в России железа, благодаря обилию в стране железной руды и леса. Упоминалось пожелание транзитной торговли с Ираном через Волгу и Каспийское море, что принесло бы дополнительные доходы от сбыта английского сукна и вывоза из восточных стран самым коротким и дешевым путем шелка-сырца, индиго и других ценных восточных товаров[255].

Однако подобным, как считала Любименко, «колонизаторским планам» англичан не дано было осуществиться. Русские купцы не пожелали поступиться собственными интересами и допустить через территорию своей страны конкурентов на Восток. Что же касается полученного от англичан займа, то он был погашен уже в 1621 г.

Кто знает, как развивалась бы в дальнейшем история нашей страны, если бы колонизаторским планам англичан удалось претвориться в жизнь. Однако русский народ сумел мобилизовать свои силы ради спасения Отечества. Переломная эпоха в истории государства — Смута — завершилась, хотя ее последствия еще долго давали знать о себе. Во всяком случае, отношение в народе к иностранцам, которые причинили России и ее гражданам столько бедствий, что едва не разрушили само государство, становится далеко не дружественным. Как отмечал Д. Цветаев, из «нечистого» любой иноверец теперь, во мнении русских, превращался в «поганого»[256]. Впрочем, высшие слои российского общества подобных оценок народа не разделяли. Напротив, именно с XVII века начался активный процесс западноевропейского влияния на политическую элиту России.