Анни Маннинен

10

Утром во время завтрака мама сказала:

— Сегодня вы, ребятки, сходите к сапожнику Ворнанену и заберите у него ботинки Лассе. Он обещал их починить к сегодняшнему дню. Так что, надеюсь, они уже готовы. Скоро в школу, и Лассе нужны ботинки. А тебе, Анни, мы купим новые ботиночки, вот только подкопим немного денег.

Анни и Лассе переглянулись. Посещение Ворнанена всегда было для них своего рода испытанием, потому что никогда нельзя было знать заранее, пьян сапожник Ворнанен или трезв, дома ли Малый Ворнанен или нет. Если он бывал дома, то непременно бросался камнями и выкрикивал всякие непристойности. И еще никогда нельзя было знать наперед, в каком настроении — в плохом или хорошем — пребывает Лемпи, мать Малого Ворнанена. Другие дети сапожника были уже взрослыми и разъехались кто куда. Они родились от первой жены Ворнанена, а когда она умерла — как сказали врачи, от переутомления, — в сапожной мастерской появилась помощница Лемпи. Вскоре у нее родился мальчик, вот этот самый Малый Ворнанен, гроза округи, всей Казарменной горы. Впрочем, иногда Анни казалось, что Малый Ворнанен не такой уж вредный и плохой. Правда, он кидался камнями и по-всякому обзывал людей, но делал это скорей по привычке, потому что люди именно этого от него и ждали. «Ничего, я его еще приручу», — решила про себя Анни.

Анни шла по пятам за Лассе к красному старенькому домику сапожника Ворнанена и искренне удивлялась, что совсем не чувствует усталости. Даже наоборот: она была очень бодра, хотя и провела без сна почти всю ночь. «Это, наверно, потому, что на меня все еще действуют чары», — решила девочка. Потом ей подумалось, что никаких ночных дел теперь больше не будет, так как дикие разместились возле озера и смогут жить там вполне благополучно. Лехилампи завоевано. Но чего ради они взяли с собой ее, Анни? Может быть, по совету Муттиски? Понятно: Муттиска хочет в будущем сделать ее, Анни Маннинен, своей преемницей. Но почему тогда Муттиска ничего не сказала ей вчера днем? Даже словом не обмолвилась, хотя у них была прекрасная возможность поговорить.

Вспоминая с удовольствием свое отважное поведение ночью, а в особенности свою речь, Анни машинально следовала за братом. Они уже приближались к домику сапожника, и шаг их становился все неувереннее. Вот уже вдали показалась вывеска неопределенной формы, на которой можно было прочитать одно-единственное слово: САПОЖНИК. Когда Ворнанен бывал трезв, то он с великим мастерством тачал и чинил сапоги. Иной раз к нему приезжали даже очень богатые господа, чтобы заказать изящную обувь, которую Ворнанен изготовлял точно по мерке, снятой с ноги. Но когда он бывал пьян, то становился просто невозможным. Сидя на пороге своей хибары с бутылкой вина в руке, он горланил во всю глотку какие-то песни и бранился на прохожих. Малый Ворнанен во всем подражал отцу. Он орал и бранился вместе с ним. А в доме бушевала Лемпи, огромная, как гора, женщина; у нее были глубоко посаженные серые глазки и неизменная шестимесячная завивка мелким барашком. Кайя Куккала распустила слух, будто бы Лемпи раньше работала в цирке — женщиной-силачкой. Во всяком случае. Лемпи была куда мощнее и выше сапожника Ворнанена. Но поди знай, правда ли это?

К несчастью, Малый Ворнанен оказался дома. Он был как раз во дворе и ворошил муравейник, когда Анни и Лассе появились у ворот. Он тут же обрушил на них град камней. А в качестве приветствия Малый Ворнанен прокричал следующие слова:

— Здорово, сопляки Маннинены! Один рыжий, другой бесстыжий! Эй, девка, чего штаны-то выставила? А ты, обормот, скажи-ка, где твой папаша? Ха-ха! На ярмарке в Таликкала или в большом городе Тампере? Чего явились? По роже схлопотать хотите или по уху? А?

Анни с Лассе с трудом увертывались от камней, а чтобы не слышать злых выкриков, зажали уши ладонями. И все же Анни обратила внимание, что хоть погода и была прохладная, на Малом Ворнанене были только старенькие выцветшие трусики. И он беспрестанно шмыгал своим сопливым носом. Коротко остриженные волосы щетинились ежиком. «Наверно, опять вошки завелись, — подумала Анни. — Потому его и стригут под машинку». И хотя Малый Ворнанен, умевший так коварно и незаметно появляться из-за угла, был чуть ли не самым тяжким крестом в жизни Анни, она все же не могла не пожалеть его. Да любит ли его хоть кто-нибудь? Эта Лемпи, видать, не обращает на него никакого внимания, а уж до его проказ ей и подавно дела нет. И Анни подумалось, что Малый Ворнанен старается обратить на себя внимание хотя бы своими злыми проделками, раз уж его никто в жизни не замечает.

Наконец Анни и Лассе кое-как пересекли двор и остановились на пороге. В доме стоял приятный запах сапожной ваксы и кожи. К счастью, сапожник оказался трезв. Он знай себе постукивал, вбивая гвозди в каблук огромного сапога. Лемпи сидела за рабочим столом и чем-то смазывала белую женскую туфельку, которая казалась игрушечной в ее здоровенных ручищах. В мастерской было довольно сумеречно. Лемпи была в добром расположении духа и напевала:

— Готовы ли мои ботинки? — спросил Лассе, когда Лемпи закончила свою песню. В руке он уже держал деньги, которые дала мама, чтобы заплатить за работу.

— Лемпи, достань-ка там парню ботинки, — сказал жене сапожник, продолжая легонько постукивать молотком.

Лемпи поднялась с места и подошла к полкам с обувью. Она с ловкостью снимала с полки обувь, подбрасывала ее в воздух и ловила, словно жонглер. И вот наконец ей попались в руки ботинки Лассе. Они были хорошо починены и так начищены, что казались совсем новенькими. А какими жалкими они выглядели, когда их принесли сюда! Лемпи подала ботинки Лассе и взяла бумажную денежку и несколько металлических монет. Монеты она подкинула в воздух и ловко поймала их зубами. В этот момент взгляды Лемпи и Анни встретились. И в маленьких серых глазах женщины вдруг зажегся веселый огонек.

— Какая бойкая славная девочка! — сказала Лемпи. — Вот бы мне такую. Уж я не я буду, а постараюсь, чтобы эта девчушка стала моей невесткой.

Анни почувствовала беспокойство. Кажется, Лемпи собирается выдать ее замуж за Малого Ворнанена?

— Я вообще никогда не выйду замуж, — проговорила Анни. — Я буду самостоятельной и буду жить одна. Я хочу стать личной секретаршей.

— Ну-у, не говори так, — сказала Лемпи и подмигнула Анни. — Малый Ворнанен станет сапожником, как и его отец, и ты с ним будешь жить без забот, как у Христа за пазухой.

— Ну чего ты болтаешь, Лемпи? Мало, что моими делами ведаешь? — проворчал мастер Ворнанен. — Свари-ка мне лучше кофейку.

Лемпи подмигнула Анни и Лассе, которые, застыв в дверях, молча наблюдали за ней. Она моментом собрала на стол, поставила чашки и блюдца; и хотя чашки так и мелькали в ее проворных руках, она не разбила ни одной. И пока варила кофе, успела мимоходом несколько раз шутливо обнять своего сапожника.

— А знаешь, Анни, ты подумай. Выходи-ка замуж за сапожника, не прогадаешь, — сказала Лемпи. И снова стала напевать:

Мастер Ворнанен слушал песню, чуть заметно улыбаясь, и был явно доволен. Сегодня глаза у него были не красные, налитые кровью, а светлые и мирные, почти как у доброго, барашка.

Прощаясь с сапожником и его женой, Анни присела, сделав красивый книксен, и вышла во двор следом за Лассе. Лемпи смотрела на нее из окна домика. Ребятам повезло: Малого Ворнанена во дворе уже не было и они спокойно выбежали на песчаную дорогу.

— Наверно, она и вправду когда-нибудь работала в цирке, — сказал Лассе. — Ты видела, как она посуду подкидывала? А сил у нее, как у паровоза.

Всю дорогу домой Лассе тренировался, разучивая разные приемы старта. Анни пыталась бежать вместе с ним, но под горку Лассе так рванул, что исчез у нее из виду. Остаток дороги Анни брела одна. Она шла медленно, то и дело останавливаясь. С теплотой думала она про Лемпи. «Но замуж за Малого Ворнанена я все равно не не пойду», — решила девочка твердо.

Придя к себе во двор, Анни увидела, что тетушка Лихонен развешивает белье, а Майкки ей помогает. Анни сразу подумала, что Майкки, наверно, рассказала матери про их вчерашние приключения и тетушка Лихонен, конечно, станет сейчас бранить ее, Анни, за то, что она сказала неправду, подбила Майкки поиграть в чужом ребячьем домике и вообще наделать всяких глупостей. А она сейчас вовсе не была настроена выслушивать упреки. Быстро, как легкий ветерок, пронеслась Анни через двор и подбежала к будке Тэри. Собака стояла у своей конуры и старалась уловить носом какой-то странный запах, который ветер доносил из города. От усердия она даже тихонько скулила.

— Привет, Тэри.

— Я тут все нюхаю, и мне кажется, что сюда направляется какой-то моряк, наверно из порта, часы продавать, — сказал Тэри. — А я хорошо живу. И они теперь довольны. Я имею в виду — Дикие. Лехилампи отвоевано.

— Да, я знаю, — сказала Анни. — Это замечательное дело. Но с другой стороны, это значит, что у меня здесь поблизости остается все меньше друзей. Ой, Тэри, что же мне делать? Вода в реке так ужасно загрязняется.

— Ах вот как, у тебя нет здесь больше друзей, — произнес Тэри. — Да, да, я понял твой намек.

— Зато у меня остался ты, Тэри, — и девочка ласково погладила пса. — Я даже не могу себе представить, какой бедной и скучной станет жизнь, если здесь не будет тебя, Тэри! Ты украшаешь этот двор, словно король…

— Да, да, король. А исчезни я, так никто и не заметит, — произнес Тэри со скорбным видом. — Я ведь всего-навсего самый простой пес. С дикими, конечно, интересней. У них такая напряженная жизнь, полная страстей.

— А ты не видел Муттиски? — спросила Анни, желая переменить тему разговора.

— Да видел я ее рано утром, — сказал Тэри. — Но почему-то Муттиска показалась мне печальной, хотя при том захвате никого из зверей даже не поранили. Наверно, она предчувствует, что ее мази и целебные травы понадобятся, чтобы залечивать более серьезные раны. Хотя ведь Муттиска мне ничего не рассказывает.

— Ты так думаешь? — с сомнением спросила Анни. — А знаешь, мне надо пойти и повидаться с Муттиской.

Анни прошла под тенистыми сливовыми деревьями, подошла к двери Муттиски и постучала. Никакого ответа не было. Постояв еще немного, Анни все-таки решила войти в дом. В кухне она увидела Муттиску, сидевшую за столом в глубокой задумчивости. До чего старой и усталой показалась ей вдруг Муттиска! Анни громко поздоровалась и даже сделала низкий реверанс, но никакого ответа все равно не последовало. Муттиска будто и не слышала.

— Прошлой ночью были такие увлекательные ночные дела, — осмелилась прошептать девочка.

— Лучше, если каждый будет держать свои ночные дела при себе, — сухо ответила Муттиска, все еще не глядя на Анни.

— Но Лехилампи такое красивое озеро, — все так же шепотом говорила Анни. — Темная, почти черная гладь воды, призрачные, как дымка, лесные девы и жемчужные рыбы…

— Хо-хой, деточка, это совсем обычное озерко посреди болота, и из этого озерка вытекает речка! — проговорила Муттиска и наконец-то посмотрела на Анни усталыми глазами. — Болото — это сердце всякой северной земли. А Мустасуо, Черное болото, — это сердце наших мест. И вот теперь его собираются осушить, исполосовать канавами. Ты понимаешь? Осушить и изрезать сердце. Что же тогда будет сдерживать весенние паводки? На болоте теперь водятся звери. Оттуда доносится кваканье лягушек, птичий гомон. Журавль опускается на болото, поест и отдохнет, там он находит покой и строит себе гнездо. На мшистой поляне встречается след лося. А что же будет потом, когда осушат болото и иссякнут озера?

— Но ведь озеро удалось захватить, — пыталась доказывать свое Анни.

— Во сне озеро может показаться и кристальным, — сказала Муттиска. — А днем это обычная болотная вода. Большая мшистая топь, где гнездится лебедь кликун и где дикий северный олень находит себе пропитание… Как много надо бы еще исправить и переделать в мире! Подумай только, сколько больших озер и рек на нашей земле! Сколько раскинулось огромных болот! Как мы спасем все это? Мы должны найти слова-заклинания, которые уберегли бы Природу-Мать от истощения. Но эти слова можно найти только у нее, у самой Природы. Так говорили старые, мудрые люди. А она, Природа-Мать, ушла в землю так глубоко!

— Неужели она уже совсем в центре земли? — встревоженно спросила Анни.

Муттиска не ответила, она продолжала развивать свою мысль:

— Война нанесла большой ущерб природе и людям. Поэтому человек мечтает жить без войн. Когда на земле мир, человек может строить заводы и железные дороги. Плавить железо. Ткать ткани. Из дерева делать доски и бумагу. Жизнь замечательна, когда человек перестает воевать и находит себя в труде. Но Природа-Мать скудеет — так говорят старые и мудрые люди.

— Пошли меня, Муттиска, за этими словами, — прошептала Анни.

Но Муттиска опять ничего не ответила. Подперев голову руками, она молча сидела, целиком погруженная в свои раздумья. Вдруг она встрепенулась и неожиданно пропела:

Анни сочла самым благоразумным удалиться. Она постояла во дворе Муттиски, с наслаждением вдыхая свежий воздух. Осенние поздние астры пестрели под окошком на грядке. Анни постояла-постояла и со всех ног пустилась к Казарменной горе. Ей вдруг так захотелось поболтать о чем-нибудь приятном, с кем-нибудь поговорить по душам.

Тетушка Лихонен и Майкки все еще возились с бельем, и Анни вызвалась помочь им. Тетушка Лихонен ничего не ответила, взглянула только исподлобья на Анни. Помогать она, правда, не запретила, и Майкки прошептала Анни на ухо:

— Мама ужасно рассердилась, когда я рассказала ей про нашу прогулку. Но мама у меня добрая, она никому ничего не расскажет.

— Да, конечно, но без приключений жизнь была бы совсем скучной, — угрюмо произнесла Анни. — Да и вообще в жизни нет ничего интересного, и в школу еще скоро идти. Как только об этом подумаю, так сердце от тоски разрывается.

— А я так радуюсь, что скоро начнется школа, — сказала Майкки и задорно тряхнула льняными косичками. — У нас будет красивый учитель, у него даже борода есть. — При этих словах Майкки счастливо улыбнулась.

— А мне больше нравятся некрасивые мужчины, — лаконично и решительно заявила Анни. — И без бороды. Борода щекочется, поэтому я ее не люблю.

Но именно в этот самый момент девочке вспомнилась жесткая борода отца, который был теперь где-то далеко-далеко. А где именно — неизвестно. Анни отчетливо ощутила прикосновение колючей отцовской бороды к своей щеке. При одном этом воспоминании ей стало вдруг так плохо и так обидно, что она, даже не попрощавшись с Майкки, пошла домой.

В дверях дома стояла Юлкуска и сплетничала с Кайей Куккала.

— Эта девчонка все время бегает к знахарке Муттинен, — сказала Юлкуска. — Не пора ли выселить эту колдунью из наших мест?

— Да-a, такое дело, — вздохнула Кайя Куккала. — Не говори, Муттиска — удивительно странный и невозможный человек. Но как ее выселишь, она ведь живет в своем собственном домике.

— Она нарушает общественный порядок, — резко сказала Юлкуска. — Распевает во всю глотку эти ужасные пьяные песни своего покойного мужа-шкипера. А домик ее обречен, он исчезнет сам собой, если для всей этой территории утвердят новый план застройки. И если в проекте будет восьми этажный дом башенного типа, то домик Муттиски сроют и сровняют с землей.

«А вот и не сровняют, — упрямо думала Анни, поднимаясь по ступенькам. — Это тебя надо выгнать из нашего двора, ведьма проклятая». Дома Анни сразу бросилась на постель, чтобы поспать хоть полчасика. Сон всегда помогает, когда на душе тоскливо.

Вечером Анни спросила у матери:

— Скажи, когда ткут ткань, то вредно ли это для природы и для животных?

Мама удивленно посмотрела на дочь большими голубыми глазами. Глаза казались сейчас особенно большими оттого, что мама подкрасила ресницы тушью. Она собралась пойти на танцы с Мирьей Аалтонен. Та сидела за столом и просматривала газеты. Мама припудрила нос, захлопнула пудреницу и сказала:

— Не думаю, чтоб это было вредным, с чего бы… Животным, конечно, ткань не нужна… А вообще-то я не знаю. Ткать надо обязательно, как же можно без тканей? Из такого вот цветастого материала шьют платья, шерсть нужна на зиму, из махровой ткани делают полотенца, из полотна — простыни, потом еще есть терулен и специальная мягкая ткань для пеленок малышам. Люди всегда ткали ткани. Человек не может обойтись без тканины.

— Анни, наверно, имела в виду, что заводы и фабрики загрязняют воду и воздух, — сказала Мирья Аалтонен. — Анни такая рассудительная и смышленая девочка. Но ведь фабрики не наши, так что мы ничего поделать не можем. Такие вопросы, Анни, надо задавать инженерам. Что они велят, то мы и ткем.

— А что надо сделать, чтобы изготовить ткань? — продолжала расспрашивать Анни.

— Сначала треплют волокно, потом прядут нить, потом ее наматывают на катушки, большие такие, бобинами называются, их вставляют в станок — и пошло ткать, — сказала Мирья Аалтонен. — Если природа от этого портится, то и мы лучше не становимся!

— Надо устанавливать дымоулавливатели и строить водоочистные сооружения, — сказал Лассе, который сидел за столом и вычерчивал график лучших спортивных достижений года. — Наша учительница, Майя, занимается охраной природы, она нам рассказывает про все это. Анни тоже начнет разбираться в этих делах, когда пойдет в школу. Майя им все распишет.

— Да я и так все понимаю, — сказала Анни. — И еще получше, чем некоторые другие.

Потом она спросила с мечтательным видом:

— А ткете ли вы когда-нибудь золотую ткань?

— Не-ет, ее ткут только в сказках и в королевских дворцах, — ответила Мирья Аалтонен.

— А госпожа Юлкунен сказала во дворе, что домик Муттиски сровняют с землей, а саму Муттиску выселят отсюда, — сообщила вдруг Анни.

— Ну, она известная сплетница, только и думает, как бы сделать человеку неприятность, — отозвалась Мирья. — Меня она тоже пыталась выселить из моей конуры. Ей, видишь ли, понадобилось поселить там свою родственницу. Но не так-то просто выгнать человека, тем более из своей собственной хибары. Подумать только, выселить старого человека из своего дома! Ишь, чего задумала… Но это ей не удастся. Должен же быть хоть какой-то закон справедливости. Найдется и на нее управа.

— Тише, не говори так громко, а то как бы она не услышала, — проговорила мать, приложив к губам палец. — Юлкуска ведь ходит и подслушивает под дверьми. А то еще, не дай бог, придерется к чему-нибудь да и нас тоже заодно выселит. Сгонит с квартиры, да и все. Такая одинокая женщина с детьми, как я, беззащитна, на нее хоть чего наговорить можно, недаром госпожа Юлкунен все на мой счет язык чешет…

— Да не горюй ты, право, — сказала Мирья Аалтонен, поднимаясь из-за стола. Анни посмотрела на нее и подумала: «Ну прямо как настоящая принцесса или королева!» — Пойдем мы с тобой сегодня, повеселимся немного, встряхнемся, отдохнем от будничных забот. Знаешь, как мамаша мне раньше, бывало, говорила: жизнь коротка, лови свою удачу, Мирья!

— Ну пока, дети, вы из дому никуда не уходите, ложитесь-ка лучше спать пораньше, — сказала мама, продолжая собираться. Она как раз засовывала в сумочку кружевной носовой платочек. Мама была очень молода и красива в своем нарядном платье с сини ми цветочками. — Вы не волнуйтесь, спите спокойно, хоть я, может, и приду поздно.

— Угу, мы спокойно, — беззаботно ответил Лассе, продолжая выводить свои цифры.

Анни же сразу после ухода матери прошла к себе в нишу, достала Деву и Воина и уложила их на кровать рядом с собой. Все какое-то утешение.