Анни Маннинен

12

Анни уже подходила к мосту. Ночь была полна звуков: журчание текущей воды, голоса ночных птиц, птичий шорох ветра… Остановившись перед мостом, Анни мысленно произнесла: «С этого места я начну свой путь. Дева сказала, что меня поведет за собой большая и чистая мысль. Сейчас я достану флакончик, выпью две капельки, а бутылочку спрячу в карман своей ночной рубашки, чтобы не потерять. Ну, пора в дорогу. Счастливого пути!»

И Анни ступила на мост. На самой середине она осторожно открыла флакон и налила себе на язык две капельки. В голове у нее сразу зашумело. Все закружилось, мост исчез, и ночь стала быстро проясняться. Неожиданно наступило ясное утро. Анни стояла на берегу реки, озаренная ярким солнцем. Но это была совсем незнакомая река. На ее берегах не было ни одного дома, а ее течение преграждали небольшие пороги. Старые толстые березы склоняли к воде свои ветви, а прибрежные ольховники, свежие и чистые, зеленели в своей первозданной нетронутости. Анни пошла по тропинке, которая начиналась у берега и скрывалась в белоствольном березняке. Скоро тропинка привела девочку к небольшому серому домику. Во дворе стояла какая-то женщина в длинной полосатой юбке и с кем-то разговаривала, судя по всему — с Солнцем:

— Когда ты появляешься на небе, Большой Огненный Шар, то твой блеск слепит мне глаза. Почему именно на меня пал выбор прясть золотую нить? Почему именно мне было суждено стать рабой Солнца? Когда же приходит осень и ты уходишь за горизонт, то я мерзну, но я по-прежнему должна прясть, прясть серую шерстяную нить. А потом ты снова возвращаешься, и моя нить опять становится золотой. И хотя ты жжешь меня своими палящими лучами, хотя ты поработил меня, я все равно пою тебе, Светило, величальную песнь… Пою каждое летнее утро… Здесь, на берегу, я тку золотую ткань. Видишь, как быстро снует мой челнок…

Заметив приближение Анни, женщина подала ей знак, приглашая следовать за собой. Женщина вошла в домик и принялась собирать в охапку серую овечью шерсть. Анни присела на скамейку у порога и стала наблюдать за работой. Собрав всю шерсть, женщина вытащила карду и принялась шерсть чесать. Закончив эту работу, она села за прялку. Прялка была большая, с нарядными украшениями. Чем дольше Анни смотрела, тем сильнее слепило ей глаза: из-под рук пряхи тянулась сверкающая золотая нить. Женщина пряла без устали и все время пела:

Когда уже вся шерсть стала золотой пряжей, женщина проговорила, обернувшись к Анни:

— Видишь ли, девочка, я Дочь Солнца, и поэтому я умею превращать простую овечью пряжу в золотую нить. А послушай, как гудит моя прялка. Словно песню ноет или сочиняет стихи. И я скажу тебе по секрету, что эта прялка будет гудеть всегда… Даже если в трудную годину ее разрубят на дрова и сожгут в печке. Такая вот удивительная сила дана моей прялке.

Потом женщина начала наматывать пряжу на бобины. Анни не смела даже пошевельнуться. С замиранием сердца следила она за этой работой. «Наверно, в подходящий момент она сама скажет, что мне надо делать», — думала девочка. Золотая пряжа так сияла, что прокопченная избушка вся наполнилась янтарным светом. Перемотав пряжу, женщина вытащила откуда то маленький ткацкий станок и, сноровисто орудуя челноком, начала ткать золотую ткань, мягкую и пушистую. «Уж не для королевского ли это плаща?» — подумалось вдруг Анни. А женщина ткала и пела:

И тут женщина действительно прикрыла глаза и начала ткать с молниеносной быстротой. Тихо и незаметно проходил час за часом, а женщина — отрешенная словно лунатик — делала все расторопно, ловко и точно. Когда она наконец открыла глаза, на ткацком станке лежала толстая пушистая золотая ткань. Глаза женщины радостно вспыхнули. Она сняла ткань со станка и поднесла ее Анни с низким поклоном. И голос ее зазвучал нежно, как мандолина, когда она запела девочке свою последнюю песню:

— Как мне благодарить вас, госпожа? — спросила Анни. Она поняла, что этот золотой ковер помчит ее дальше, к заветной цели — за словами.

— Тебе не надо меня благодарить, — ответила женщина и улыбнулась счастливой улыбкой. — Это мне надо поклониться тебе в пояс за то, что ты взялась выполнить большую задачу. Только женщины умеют нести в своих сердцах надежду, потому что они идут своими путями — незаметными, мудрыми… О-о, это моя самая лучшая, самая красивая работа! Но никогда никому не рассказывай об этом. Второго такого ковра мне уже не соткать. Его будут искать, искать и искать… А в плохих, недобрых руках, в руках сильных мира сего, он может обернуться большим злом для людей… Доброго пути тебе, девочка!

Женщина еще раз поклонилась Анни и проводила ее до ворот. Березняк весь звенел от утреннего многоголосого пения птиц. Анни уселась на золотой ковер, и он сразу же легко и плавно взмыл в воздух, поднявшись над верхушками деревьев. Девочка наклонилась, чтобы взглянуть вниз, на Землю. Женщина стояла на своем дворе, прикрыв ладонью глаза.

Ковер взлетал все выше, в утреннюю небесную синеву. Он летел вперед мягко и уверенно, словно точно знал, куда и зачем держит путь. Лучики солнца застревали в золотом ворсе ковра, и стало так тепло, что Анни, пригревшись, незаметно для себя уснула. Когда она проснулась, солнце уже клонилось к закату, ласковая вечерняя заря окрасила багрянцем простиравшиеся внизу леса и холмы. Вот они все ближе и ближе — ковер опускался вниз. Едва только Анни ступила на землю, как золотой ковер рассыпался на тысячи сверкающих лучиков вечернего темно-алого солнца.

Анни направилась вдоль реки. Она шла и шла, но ничего особенного не происходило. Наконец девочка вспомнила про волшебный напиток. Стоило ей выпить две капли, как в голове у нее опять зашумело, все закружилось и как будто куда-то ухнуло. И в тот же миг Анни очутилась на маленькой площади. Эта площадь чем-то напоминала ярмарочную площадь в их городе. Анни несколько раз бывала там с мамой, когда мама брала ее с собой в город за покупками. И все-таки это была другая площадь, потому что в самом центре ее стоял шатер. Это был бродячий цирк. Перед ним выделывали свои трюки клоуны и шуты, которые смеялись, каламбурили и плясали с медведем, привязанным на железную цепь. Кругом толпилась пестрая публика. У одних были какие-то удивительные, старинные наряды. А у других голое тело было едва прикрыто драным тряпьем. Так что Анни в своей ночной сорочке почти не выделялась в толпе.

Из циркового шатра вышла крупная женщина, одетая в длинную рваную кофту. Все как будто только ее и ждали. Публика сразу зашумела, закричала. На шее у женщины были надеты медные обручи, на запястьях — браслеты, на которых позвякивали колокольчики и разные подвески, даже на ногах, у щиколотки, блестели кольца. С усталым видом женщина вошла в круг, образованный толпой; на ее крупных босых ногах вздувались узловатые вены. Женщина подняла с земли тяжелую железную цепь и разорвала ее на несколько мелких частей. Выполняла она свой трюк неохотно, словно все это ей давно надоело. Публика вопила от восторга. Потом женщина повелительным жестом приказала всем замолчать и произнесла громким грубым голосом:

— А сейчас я спою уважаемым дамам, мамзелям и господам песенку вечной любви. Это очень красивая песня, так что прошу слушать меня внимательно!

Зрители притихли, и женщина запела низким голосом, напоминающим густой мужской бас:

Женщина пела, а растроганная публика сочувственно зашумела, умиленно завздыхала.

— Какая прекрасная песня! Как это чудесно! Как благородно! Такая высокая любовь! — слышались выкрики из толпы.

Женщина-силач с минуту молча смотрела на публику. Она не делала реверансов, которые едва ли пошли бы ей. Но она даже и не кланялась, она просто стояла и смотрела. И вдруг снова заговорила:

— Так вот, дорогие дамы, мамзели и господа, песня на этом не кончилась. В ней есть еще один куплет. Он звучит так:

Теперь женщина низко поклонилась публике и стала пробираться сквозь онемевшую, безмолвную толпу. Люди уступали ей дорогу, все — и женщины, и мужчины, и ребятишки.

— Фу! — сказала одна маленькая дама. — Эта история совсем не красивая. Как это грубо! — И горько разрыдалась.

Циркачка скрылась за шатром и вывела оттуда маленькую белую лошадку на стройных точеных ножках. Лошадка гордо держала свою изящную голову на крутой лебединой шее. Женщина, не обращая ни малейшего внимания на шутников, которые своими выкриками пытались остановить ее, направилась прямо к городским воротам и вышла из города. Анни видела, как она уныло шагает со своей лошадкой по пустынной дороге, уходящей далеко-далеко, куда-то за горизонт…

И вдруг девочкой овладела уверенность, что она должна последовать за этой женщиной. И Анни пустилась бежать. Когда она догнала циркачку, то с удивлением поняла, что эта женщина каким-то образом знает ее, потому что циркачка обратилась к ней по имени.

— Я не могу больше, Анни. Я работала в цирке женщиной-силачкой. И у меня был такой номер: уцепившись зубами за большой железный крюк, я висела под крышей, а пятеро здоровых мужчин держались за кольца на моих щиколотках. И я должна была все это удерживать в воздухе. Потом меня заставляли разрывать железную цепь. И вдобавок ко всему я еще должна постоянно выслушивать, какая я большая, грузная и некрасивая. Я устала от всего этого. Я хочу найти себе мужа и вести спокойную семейную жизнь.

— Такого же большого мужа? — осторожно спросила Анни.

— Нет, маленького, — ответила силачка. — Такого, которого никто не захотел взять себе в мужья из-за его роста. Подойдем мы друг другу? Как ты думаешь, Анни?

— Конечно, — без тени сомнения ответила Анни.

— Все думают, что я отправилась прогуливать эту лошадь, — сказала женщина. — Они думают, что я вернусь в цирк. Но в этом они ошибаются. Я никогда не вернусь туда! Я уйду на край света. Пусть они вместо моего выступления придумают какой нибудь другой номер. Пусть выпускают на манеж Эсмеральду, пусть хоть дважды за один вечер, раз все они так восхищаются ею. И Эсмеральда действительно красива и изящна, когда танцует на белой лошадке. Но теперь, правда, у нее больше нет лошадки. Я забрала ее с собой. Вот она.

— Очень красивая лошадь, — сказала Анни и погладила белоснежную спину.

— Я взяла ее для тебя, — сказала силачка. — Я-то могу идти пешком, хоть на край света. Если бы ты только знала, девочка, сколько всяких фокусов я умею делать! Я могу жонглировать тарелками, поднимать тяжести, ходить по канату. Только канат должен быть обязательно стальной. Так что давай забирай лошадку и продолжай свой путь. И помни: это самая красивая в мире лошадь. А какой сегодня закат, ты только посмотри! Никто ведь не понимает, что я тоже разбираюсь в красоте, что у меня тонкая душа. Как ты думаешь, найду ли я себе такого маленького доброго мужчину, который полюбит меня?

— Непременно найдете, — ответила Анни. Женщина из цирка ей очень понравилась, и девочке искренне хотелось, чтобы той повезло в жизни. «Пусть у нее все будет хорошо!» — от всей души пожелала Анни.

— В цирк я больше не вернусь. Не хочу, чтобы зеваки пялили на меня глаза, — сказала силачка. — Конечно, такая женщина, как я, могла бы получить место при дворе. Мне кажется, я стала бы любимицей нашего правителя. Ведь другой такой, как я, нет на свете. Но я терпеть не могу той лживости и низкопоклонства, того коварства и доносов, которых так много при дворе. Фу! Давай-ка, девочка, взбирайся на лошадь. Тебе эта лошадка с белой звездочкой на лбу подходит больше, чем гордячке Эсмеральде. Ишь, вздумала еще требовать, чтобы ее костюм расшили блестками. Блестки ей, видите ли, понадобились… А как же мы? За свои тяжкие труды имеем лишь жалкую краюху хлеба!..

Женщина-силачка помогла Анни сесть на лошадь. Лошадь всхрапнула и встала на дыбы. К великому своему удивлению, Анни обнаружила, что умеет не только отлично ездить верхом, но еще и проделывать при этом всякие фокусы. Она делала стойку на руках, подпрыгивала и кувыркалась, хотя лошадь мчалась по кругу во весь дух, как на цирковой арене.

— У тебя хорошо получается, — сказала циркачка; потряхивая своими подвесками и кольцами. — Гораздо лучше, чем у нашей Эсмеральды.

Белая цирковая лошадка взвилась высоко в воздух, но в этот самый момент Анни выпустила из рук поводья… И упала на землю…

— Анни, да где же ты спишь, — сказала мама и легонько потрясла Анни за плечо.

Анни открыла глаза и увидела, что она лежит, свернувшись в клубочек, на домотканом коврике возле кровати. Значит, она свалилась с постели. Мама только что вернулась домой с танцев. Была уже ночь, и Лассе деловито посапывал на своей кровати.

— Весело ли было на танцах? — сквозь сон пробормотала Анни.

— Чего там веселого… Забирайся быстренько на кровать, — сказала мама. — Ой, как у меня ноги болят! А завтра с утра на работу. Как я только пойду!

Мама заботливо укрыла Анни. У мамы был усталый и печальный вид.