АнтиБожественная комедия 8

Глава четвертая. Котел страданий.

Римско-иерусалимские ямы были удивительным местом. Во-первых, это действительно были ямы, где сидели разномастные узники, часть из которых загремела сюда по политическим причинам, а часть за то, что поганила облик города своими экскрементами и мазней на стенах. Да, да. Все как у людей привычного мне времени. И во-вторых, воняло здесь похлеще, чем в Аду, хотя Ад был создан для того, чтобы мучить людей, но люди превзошли Преисподнюю раз так в пятнадцать. Самым зловонным местом ямы был широкий глиняный горшок для вполне очевидного использования. К нему старались вообще не подходить без особой нужды, ибо нужды в нем было и так предостаточно.

- Очухался, лысый? – спросила Астра, когда я поморщился и открыл глаза.

- Очухался. Неплохо он меня вырубил, - ответил я, принимая сидячее положение и прислоняясь спиной к стене. – Что новенького?

- Ахиллес отпиздил трех заключенных, когда те решили потрогать его белые одежды, - усмехнулась рыжая. Я перевел взгляд в угол, где стонала вышеупомянутая троица, носящая следы жесточайших побоев и смотрящая на грека с первобытным страхом. – А так, ничего нового. Мы опять загремели в кутузку из-за твоего распиздяйства.

- А чего сразу я?

- А того, - буркнула Астра. – Прошлый раз нас к Алфею кто привел? Братишка его. А сейчас мы сами вломились, сломали дверь и помешали его противоестественной ебле с бородатым уебком. Ты думал, что у них тут все так и устроено? Вламывайся в дома, проси одежду, еду, пугай любовников и тебе за это ничего не будет? Ха! Распиздяйство чистой воды, Збышек.

- У, сука! – прорычал Ахиллес, когда побитая им троица пошевелилась в углу. – Сидеть, бля, смирно. Свиноёбы, нахуй.

- Прости, дружище. Надо было тебе дать добро на выбивание дерьма из голов римлян, - хмыкнул я, обращаясь к греку. Тот колко усмехнулся и хлопнул меня по плечу, чуть не сломав пару костей.

- Нормально все, поляк. Хоть какое-то разнообразие.

- Угу, - вмешалась Астра. – Это для тебя разнообразие, а для нас с жирным балбесом уже привычное место обитания. Он любит попадать в дерьмо. Говорила же, тянет его в теплое и вонючее.

- Прости, заинька. Разленился я на казенных харчах, - улыбнулся я, тыкая подругу в бок. Та слабо улыбнулась в ответ и тихо вздохнула.

- Что делать-то будем? – спросила рыжая.

- Эй, бродяги, - громко крикнул я, обращаясь ко всем обитателям ямы. – Что тут деется вообще?

- Хули тут делаться-то будет? – мрачно ответил один из заключенных, сгорбленный иудей с плешивой бородкой. Он стрельнул в сторону Астры похотливым взглядом и, нарвавшись на красноречивый бешеный взор Ахиллеса, отвернулся. – Римляне – псы.

- Не говори, - согласился я. – И долго вас тут держат?

- Зависит от преступления, - лаконично ответил еврей.

- А ты-то за что попал в яму?

- Политический я, - гордо вскинулся он, заставив Астру рассмеяться.

- Ну как же, - фыркнула рыжая. – Тут все, блядь, срали в углах и говном стены мазали. Политические, блядь.

- Мессия грядет, - веско вставил иудей, подняв вверх грязный палец. – Каждому воздастся по делам его.

- Знакомые речи, - кивнул я. – И что с политическими делают? Ты, говори, давай. А то Ахиллесу надо бы ярость выпустить. Как бы ты не попал под раздачу.

- Львам их бросают, - усмехнулся еще один заключенный, высохший и тощий, как жердь, старик. – У римлян тута все просто. О мессии говоришь, иди ко львам в пасть. Срешь на стены – ко львам.

- Удивительное разнообразие, - хмыкнул я и, подняв голову к плетеной решетке, громко крикнул. – Эй, псы римские! У вас тут жрать давать не принято? А ну как поднимем бунт и закидаем вас какашками!

- Заткнись, - последовал громкий окрик сверху. – Скоро тебе жрать не потребуется, галл.

- Ну вот. Еще и в Астериксы записали.

- Ты скорее Обеликс, лысенький, - улыбнулась Астра. – Пузом уж точно похож. А вообще, заканчивай орать. Скоро сами узнаем. Отсюда быстро выводят. О, смотри.

Решетка, закрывающая яму, отодвинулась в сторону и в дыре появилась ехидная морда римского солдата, который смотрел на нас.

- Выходите, псы безродные, - велел он, неприятно усмехаясь. – Или мы сами за вами спустимся. Лучше от этого не будет.

- Пошли, - тихо буркнул я, повернувшись к друзьям. – Шанс должен быть. Держите ушки на макушке.

- А хуй в трусах, - мрачно ответил Ахиллес и, задумавшись, добавил привычную ругань. – У, сука! Тефтель!

- Все так, дружище. Пошли уже, - вздохнул я и, первым поднявшись на ноги, двинулся в сторону короткой веревочной лесенки, которую римляне скинули в дыру.

Стоило мне подняться, как на горло тут же накинули прочную веревку и без колебаний затянули узел. Дернись я и моментально бы задушил себя самостоятельно. С Астрой и Ахиллесом поступили похожим образом, разве что к греку проявили больше почтительности, хоть вся стража и ощерилась мечами, словно диковинные ежи. Ахиллес ехидно хмыкнул и, резко дернувшись, удостоверился в том, что его дико боятся. А чего тут удивляться. Даже став праведником, грек не растерял внушительной мускулатуры и зверского выражения лица, которое до сих пор снится душам тех, кого он отправил в Ад у врат Трои.

А дальше нас повели длинными и темными коридорами, уходящими вглубь Иерусалима. В голове промелькнули мысли о том, что это уже было. Мысли редкие и напуганные. За каждым поворотом мне мерещились демоны, а в темноте ехидно смеялся Владыка Флегий, ожидающий свежие души, которых будут терзать на Арене. Астра испытывала похожие эмоции, как и Ахиллес. Грек шел молча и странно на меня пялился. Это потом до меня дошло, что он ждал знака. Но сейчас спешить не следовало. Может, дело в том, что тут темно, как у эфиопа в жопе, или же меч стража, приставленный к моему боку, не давал этого сделать. Приходилось идти дальше и ждать выгодного момента. А впереди, меж тем, замаячил тусклый свет и раздался странный гул, словно шумели десятки пьяных глоток. Впрочем, я не был слишком уж далек от истины, ибо это была еще одна яма. Побольше и попросторнее нашего прежнего места заключения, с земляным полом, покрытым странными, кровавыми разводами. В воздухе пахло кровью, зверями и горячим железом. Мерзкая смесь, если честно. Но куда деваться.

- Ну ебаный же ты карапучелло, - буркнул я, когда нас впихнули на арену и сняли петли с горла. – Опять двадцать пять. Так, что хочется сказать, блядь. Но нельзя, ибо получится опять.

- А чего ты хотел, лысый? – спросила Астра, массируя запястья. – У них тут развлечений кот насрал и в лоток все закопал. Или распинай всех на потеху толпе, или зверями да гладиаторами трави.

- Однохуйственно, заинька. У нас каждый раз такое случается. Плен, арена с дракой и какой-нибудь ебанат в качестве врага, - кивнул я и успокоил надувшегося Ахиллеса. – Ты не ебанат, дружище. Я о других.

- У, сука. Опять боль, - рыкнул грек, смотря исподлобья на трибуны, где было полным-полно пьяных римских солдат и богатых иудеев. – Пидоры, нахуй!

- Пидоры идут, пидоры идут. Гомосеки там и тут, - напевая, я приблизился к краю площадки и разочарованно вздохнул. – Блядь. Тут стены гладкие, как пизда престарелой проститутки. Хуй выберешься без посторонней помощи.

- Придумаем что-нибудь, лысый, - ответила Астра и вздрогнула, когда среди пьяных воплей раздался протяжный сигнал рога. Ворота в противоположном конце ямы открылись, впуская на арену четверку здоровяков, одетых в бронзовые, помятые панцири и вооруженные классическим оружием гладиаторов. Один из них, высокий чернокожий тип с грацией хищного животного, вел на цепи самую настоящую пантеру.

- Ну вот. Зацените. У них даже Т'Чалла есть, - бросил я и присоединился к моим друзьям. Кажется, представление было только в радость Ахиллесу. Мы с Астрой готовились к тяжелой битве. Сложно быть человеком. А я отвык, каково это. - Внемлите, люди, благородному гаю Антонию, - возвестил чей-то громкий голос сверху, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. До голоса с Арены Флегия чужак не дотягивал, но все же обладал особыми басовитыми нотками. – Да хранят все пантеоны префекта нашего, Понтия, коий даже не догадывается, что делается под его мудрым носом.

- Неплохо так обосрал, - хмыкнул я, наблюдая за толстяком с дебильным париком на голове, который величаво обвел всех присутствующих пухлой ладошкой. – Я и забыл, как они краситься любят. Чисто педерасты, заинька.

- Угу. Я давно это говорила, - ответила рыжая, тоже внимательно слушая знатного римлянина. – Речь у них тоже не меняется. Побольше пафоса, поменьше смысла.

- Сегодня перед вами выступит троица галлов, прибывших, невесть как, в сей славный город, - продолжил толстяк. – Среди них и девица с волосами беду предвещающими, и гигант, что мускулами с самим Геркулесом помериться может, и рыхлый любитель вина и еды, несомненно зверями желаемый.

- Это я-то, блядь, рыхлый? – надулся я и, подняв голову, заорал во всю мочь легких. – Слышь, конь, бля? Ты кого это рыхлым назвал, сука? А ну как поднимусь и дам тебе пизды за такие слова нелестные. Сам тот еще жиробас, жопы ближних желающий. Гнида, блядь!

- Остынь, лысенький. Он не о тебе говорил, - усмехнулась Астра и ткнула пальцем в еще одного толстячка, который нервно трясся, пытаясь спрятаться за спину Ахиллеса.

- Да и похуй, - ответил я. – Это не умаляет моих слов и того, что этому напомаженному типу надо ебыч раскроить. По рецепту дружищи Ахиллеса. Слышь, ты, хуй поиметый! Я к тебе обращаюсь!

- Дерзкий мальчишка, не ведавший боли, - ничуть не смутился толстый, - познает боль здесь. В яме славного Антония, коий владыкой всех ям является.

- Пафоса-то сколько, - буркнул грек и, отпихнув в сторону одного из трясущихся узников, скинул с себя мантию, представ перед публикой во всей красе. – Чё, бля! Давай, сука, раз на раз!

- Ну все. Пиздец вам, римляне, - констатировал я, смотря за тем, как глаза Ахиллеса чернеют, а из горла вырывается сиплый рык. То, что грек тщательно скрывал, вырвалось на волю. Впрочем, громогласного римлянина это не смутило. Наоборот, на его губах промелькнула тень лукавой ухмылки.

- Сегодняшняя забава не будет исключением, славные гости владыки Антония, - с нажимом произнес он и, махнув рукой, приказал рабам поднять еще одну решетку в противоположном конце ямы. Цепи противно заскрипели и, спустя несколько минут, на арене появились звери. Да и зверями их сложно назвать. Это были натуральные мифические чудовища. Один лев только чего стоил. Мощный, с внушительной гривой и острейшими, желтыми клыками, которые заставили даже меланхоличную Астру проглотить комочек страха, возникший в груди. Еще были два серых волка, ростом с доброго теленка, которые тащили за собой упирающихся рабов, с трудом сдерживающих цепи. Толстяк радостно засмеялся и, подняв руку, дождался тишины, после чего тихо продолжил. Но услышали его все. – Да начнутся добрые забавы. Сперва гладиаторы, вызванные из самого Рима, а затем звери, ежели кому-то покажется мало. Пейте, добрые люди, ешьте жареное мясо и передавайте другим, как хорошо у славного Антония.

- Древний пиар во всей красе, - буркнул я, настороженно следя за четверкой здоровяков, которые, пригнувшись, двинулись в нашу сторону. А слева от них медленно крались дикие звери, почему-то не обращавшие внимания на гладиаторов, зато дико и страшно смотрящие на нас.

- Эфиоп, бля, мой, - коротко сказал Ахиллес, сжимая до хруста кулаки. – А вы другими займитесь.

- Легко сказать, дружище. У нас твоей силы нет, - вздохнул я, оглядываясь в поисках хоть какого-нибудь оружия.

- Сила есть всегда, - усмехнулся грек, на секунду став самим собой. А потом его глаза опять затянуло тьмой. – Она внутри, и никуда не денется, поляк. У, сука!

- Ага, - кивнула Астра, смотря за тем, как один из узников, рыхлый толстяк, пытается взобраться на стену. – Сейчас мы это сами увидим. Давай, лысый. С кого начнем?

Я решил, что грузный здоровяк с плешивой бородой, в которой застряли кусочки хлеба, лучшая цель. Кивнув Астре, я принялся обходить его сбоку, стараясь держать в поле зрения и диких зверей. Рабам, сдерживающим их, было все сложнее и сложнее. Да и хули тут темнить. Они ждали знака от напомаженного балбеса на балконе, чтобы спустить зверей с цепи. Но пока в ход пошли люди.

Сжав зубы, я сделал осторожный шаг к бородачу и резво уклонился, когда тот взмахнул большим молотом, покрытым странной кремовой жидкостью вперемешку с глубоко-карминовыми пятнами. Чуть позже я понял, что за субстанция покрывала оружие гладиатора, когда он, резко переключив внимание, влупил молотом по голове одного из узников, старающегося вылезти из ямы. Мозги и кусочки черепа брызнули во все стороны, заставляя кровожадных зрителей ахнуть и заорать от экстаза. Дикие, блядь, нравы у них. Но что поделать. Только драться.

- Слышь, Пидарасня Юля Сергеевна, - начал я, подняв руки и отвлекая внимание здоровяка от Астры.

- Чего? – набычился тот, услышав непонятные слова.

- Того, гнида. Говорю, что похож ты на Пидарасню Юлю Сергеевну, учительницу мою. Она у нас алгебру в школе преподавала. Такая, блядь, курва была, мама не горюй. От нее мочой воняло, стариками и прокисшим борщом. Ты спросишь, почему Пидарасня? – я нес полную ахинею и в глубине души улыбался, ибо моего противника это здорово озадачило. В это время Астра медленно заходила к нему за спину, сжимая в руках острый кол, найденный возле зарешеченного выхода с ямы.

- Почему? – помотал головой бородач.

- Она любила орать нашим девчатам. «У вас не волосы. У вас волосня! Волосня!». Так и стала Пидарасней. Видишь ли, дружище, учителя малость ебнутые в массе своей, а у Юли Сергеевны волосы были редкими, колючими и уебищными. Завидовала она, короче, всем и вся. А меня потом к директору вызвали, когда эта старая кошелка застукала меня за созданием картины на доске. «Пидарасня срет в прогорклый унитаз». Представляешь?

- Что ты несешь, блядь?

- О, ты ругаться умеешь? А ну да. Мы тут уже нормальное количество времени. Слияние двух лун и все хуйня, дружище, - хмыкнул я, отходя от него все дальше и дальше. Наконец, нервы гладиатора не выдержали и он, взревев, как раненый медведь, бросился на меня, махая гигантским молотом словно Тор, узревший Локи, который вытирал жопу вырванной страницей из личного дневника румяного бога. Злился он, короче. Но стоило бородачу в очередной раз поднять молот, как в груди у него проклюнулось что-то острое, красное и липкое. Я радостно вскрикнул и, подбежав к гладиатору, мощно врезал тому по яйцам, отправив наконец-то на пыльную землю ямы.

- Сука, - прохрипел тот, бессильно царапая грязными пальцами землю.

- Хочешь жить – умей вертеться, братан, - философски заметил я и кивнул Астре, которая выдернула из спины гладиатора кол и многозначительно мне подмигнула. – Как в старые времена, заинька?

- А то, лысенький. Правда твоя болтовня чуть меня не усыпила, но куда сложнее было найти незащищенное место в его спине, - ответила рыжая, улыбаясь безумной улыбкой и стараясь яростно стереть кровь с пальцев. Подойдя к подруге, я обнял ее и тихо прошептал на ушко, что она молодец. Помогло, хоть и немного.

- Ты крута, заинька. Я уж и забыл, как ты с фаллическими символами обходиться умеешь. Свезло мужику, что у тебя самотыка не было, - буркнул я, отступая в сторону, ибо лужа крови, вытекшая из гладиатора, становилась все шире и шире.

- Свезло, что твой язык еще не забыл, как забалтывать таких вот долбоебов, Збыня, - вздохнула Астра, утирая пот со лба. – Что там с Ахиллесом, кстати?

- Выебывает из Черной пантеры алмазы, - ответил я, наблюдая за тем, как грек мутузит кулаками чернокожего гиганта и не смущается напуганного зверя, который мельтешил под ногами. – Скоро можно будет делать ожерелье и продавать его на Сотбис.

- Збышек!

- А?

- Хуй на! Заканчивай свою ахинею нести, - фыркнула рыжая, отвешивая мне подзатыльник. – Хватай молот и…

- Выеби из них Сатану, - кивнул я, с трудом поднимая молот поверженного гладиатора. – Ебать, он тяжелый.

- А ты, блядь, думал? Тяжелее хуя ничего не поднимал, - съязвила рыжая и, предупредительно охнув, откатилась в сторону. Как раз вовремя, ибо к нам спешил еще один гладиатор. На сей раз вооруженный старой рыбачьей сетью и бронзовым трезубцем. Позади него дергались в дымящихся лужах те, кто совсем недавно был с нами в яме. Включая рыхлого толстяка, который затих возле стены, так и не выбравшись на волю. Этот враг был не таким грузным, как убитый Астрой, а его грация говорила о том, что двигается он очень быстро.

- Вот ведь пидарас, - отдуваясь, пробормотал я и в который раз отскочил от жалящего трезубца. Гладиатор ехидно усмехнулся, наблюдая за моими тщетными попытками совладать с молотом. В итоге я не придумал ничего лучше, как крепче ухватиться за рукоять и, раскрутившись на месте словно волчок, метнуть молот во врага. На удивление, помогло.

Молот, набрав чудовищную скорость, ощутимо врезался в грудь гладиатора, не ожидавшего такого приема от толстого неформала, и повалил его на землю. Довольно крякнув, я подбежал к нему и, схватив в руки трезубец, вбил оружие в грудь поверженного война, заставив его дико заорать. Этот крик подхватил и лев, разгоряченный запахом крови и смерти, царящей в яме. Он, резко дернув цепь, раскидал рабов в стороны и гигантскими прыжками помчался на меня. Тщетно я старался выдернуть трезубец из тела корчащегося гладиатора. Проклятое оружие застряло в костях и панцире, не собираясь покидать бренную плоть. Лев был в двух прыжках от меня, и мне оставалось только закрыть от страха глаза. А дальше произошла дикая ебанашечка.

От дикого вопля заложило уши, и в нос ударил терпкий аромат мочи. Приоткрыв один глаз, я увидел то, чего вряд ли бы где увидел. Однозначно.

Ахиллес, схватив льва за хвост, вращал им по кругу, сбивая оставшихся воинов, как дурацкие кегли. Волки, увидев, что делается с царем зверей, протяжно завыли и бросились в разные стороны, но Ахиллеса это не остановило. Грек, взревев так, что ему позавидовали бы слоны, обрушил вялое тело льва на преисполненных ужасом волков, моментально выбив из них всю дурь, а потом врезал тушей по ошарашенной черной пантере, чей хозяин стонал в пыли с переломанными руками и ногами. Да, бойтесь римляне гнева Ахиллеса, ибо за плечами грека тысячи лет на Арене Флегия и первобытная ярость праведника, которого вновь кинули в котел боли и страданий.

- Пиздец, заинька, - только и мог молвить я, смотря за тем, как Ахиллес носится по арене, используя полудохлого льва, как моргенштерн.

- Ага. Я и не думала, что он на такое способен, - кивнула рыжая. – О, зацени. Он направление сменил.

- Скорее, к нему! – крикнул я, поняв, что собирается сделать грек. – Это самая бредовая и гениальная идея, блядь!

- В смысле? – крикнула в ответ Астра, а потом ойкнула, когда Ахиллес разнес зверем в дребезги деревянную решетку, закрывающую выход из ямы. На этом безумный грек не остановился. Раскрутив льва посильнее, он метнул его в сторону балкона, где в ужасе замерли высокопоставленные римляне, во главе с напомаженным Антонием. А дальше была бойня. Лев, почувствовав свободу, принялся рвать когтями и зубами всех, до кого мог дотянуться. Крики слились в дикую какофонию звуков, основным из которых была боль.

- Кочеты, бля! У, сука! – презрительно бросил Ахиллес и, махнув нам рукой, первым скрылся в темном проеме, откуда чуть позже раздался его довольный голос и звуки ударов. – Хуенюхи, нахуй!

- Аминь! – торжественно произнес я и, подтолкнув шокированную Астру к выходу, покинул яму, залитую кровью и телами тех, кому не повезло схлестнуться с буйным греком.