АнтиБожественная комедия 8

Глава седьмая. Горячие, буйные и за правду.

Спуск вниз прошел быстро и виной всему, конечно же, красавец Ахиллес, который пер вперед со скоростью среднестатистического вездехода, плюс умудрялся подгонять нас и обзываться не очень приятными словами. В принципе обзывался он только на меня, ибо Астру, как-никак, уважал и даже побаивался, а мой животик, изредка выбивающийся из-под майки, навевал греку мысли о моем мягком характере, что было правдой. Вот и приходилось выслушивать его петросянство и смотреть под ноги, чтобы не споткнуться об какую-нибудь корягу и не свернуть шею раньше времени.

Но стоило нам подойти к войску поближе, как со стороны ближайших кустов, что-то прошуршало, и по земле помчался странный тощий человек, неприятно орущий имя нашего друга. Грек хмыкнул в бороду и пояснил, что мы видим перед собой либо разведчика, оставленного охранять тылы, либо обычного забулдыгу, которому приспичило по большому. Причем Ахиллес склонялся именно ко второй версии, ибо в походах и войнах был истинным докой.

Так, за шутками и прибаутками, мы дошли до последних рядов греческого войска. Усталые и пыльные люди, видя идущего впереди нашей компании Ахиллеса, впадали в ступор, а некоторые даже падали на колени и безумно смотрели на героя, словно видели его первый раз в жизни. Их удивление было понятно. Совсем недавно живого Ахиллеса случайно убили, направив тому в пятку коварную стрелу. Почему случайно? Аполлон заговнился и чуть подправил стрелу, выпущенную из лука рукожопого Париса. А иначе, хрен бы кто попал кому-нибудь в пятку. Вот и удивлялись воины нашему другу, который и на воина-то не был похож. Ахиллес шел в белой мантии, которую безжалостно разорвал на части и сделал себе что-то вроде хитона. Только бронзового панциря не хватало с копьем, чтобы получить поистине голливудский кадр. А учитывая, что грек смотрел на всех, как на говно, эпичность момента была зашкаливающей. Пока от группы воинов не отделился худощавый парень, смутно похожий на нашего друга. Он, открыв рот, замер на месте, а потом покачал головой, словно отказываясь признавать увиденное.

- Неоптолем, - тихо произнес Ахиллес, останавливаясь в двух шагах от парня. – Здравствуй, сын.

- Ты гляди, - прошептал я, наклоняясь к Астре. – И никаких тебе «У, сука», «уебу» и «выебу».

- Он походу в шоке, - хмыкнула Астра, смотря за тем, как сын Ахиллеса медленно подходит к отцу, все еще тряся головой, как щенок, которому вода попала в ухо. – Помнишь, как он первый раз пойла Анастасия жахнул?

- Не забудешь, - буркнул я, вспоминая поэму пьяного грека, сплошь посвященную противоестественной ебле троянцев с дикими баранами, исполненную, на удивление, красивым, литературным языком. Одна строчка, где «и совокупились они с кудрявым задом, из паха достав метровых гадов», чего стоит.

- Отец, - неуверенно протянул паренек. – Но как?

- Узрите воины, Ахилла, Пелеева сына, - протяжно заныл я, подражая Гомеру, когда тот начинал читать свою «Илиаду» после пятого стакана вина. – Узрите Ахилла, отпущенного Аидом на землю грешную.

- Перебарщиваешь, - улыбнулась Астра, но я подмигнул подруге и продолжил.

- Узрите посланцев Аидовых, кои могучи настолько, что вернули вам Ахилла. На один день, одну ночь, и один час, и одну…

- Хватит, - мрачно велела рыжая, сдавив мне руку.

- Отец. Это правда? – спросил Неоптолем, переведя взгляд с нас на грека, который лукаво улыбался.

- Правда, сын.

- Как, сука, трогательно. Сейчас рожу от умиления и ребенком этим будет Сесилия Ахерн, - съязвил я, показательно вытирая глаз, в котором натурально что-то блестело. И не соврешь ведь. Каждый из нас романтичен до пиздеца. Даже Астра всхлипнула, когда Неоптолем, бросившись к Ахиллесу, заключил отца в объятья. Остальное воинство тут же разразилось радостными криками. Глаза усталых людей озарила надежда. Они во всем видели знаки, а такой знак, как Ахиллес, говорил о многом.

Чуть позже, когда войско встало на привал, мы сидели в шатре Неоптолема и наслаждались суровой, но вкусной армейской едой. Я жрал так, что за ушами трещало, ибо простая похлебка, приготовленная из настоящего мяса, зерна и каких-то неведомых специй, на вкус была просто потрясающей. Астра, давно съев свою порцию, внимательно слушала разговор отца с сыном, изредка шипя на меня, если мне доводилось забыться и начать чавкать от жадности.

- Когда ты погиб после той безумной вылазки, греческое войско поразило уныние, - сказал Неоптолем, делая широкий глоток из мехов с вином. – Гелен, сын Приама, произнес пророчество, что для победы грекам нужны стрелы Геракла и я.

- У, сука! – проворчал Ахиллес, услышав имя давнего недруга, с которым знатно поборолся во время Игр.

- Прости, что влезаю, дружище. А где эти стрелы? – улыбнулся я, удовлетворительно похлопывая себя по животу, набитому уже пятой порцией похлебки. – Взглянуть бы на такое чудо.

- Посланец Аида и не ведает, как стрелы выглядят? – удивился сын нашего друга. К чести греков, удивлялись они всегда очень показательно и по-детски наивно. Я кивнул в ответ и выдал громкую отрыжку, что не очень понравилось Астре, которая влепила мне подзатыльник и велела не срать в доме хозяина. Неоптолем уважительно на нее посмотрел и опустил очи в пол, когда рыжая с вызовом на него уставилась. – Прошу простить меня, могучая фурия. Не ведаю я нравов ваших, но таким владыкам, как вы, позволено все в этом доме, как будто это ваш дом.

- Спасибо, конечно, - хмыкнула Астра, - но если этого жирного балбеса не осаживать, он пердеть начнет, а этого даже ваши хваленые греческие носы не выдержат. Знаешь, как его Аид называет?

- Нет, - заинтересованно покачал головой Неоптолем.

- Прекрасный Персик Пердеть Король, - икнув, ответила Астра и шатер потонул в хохоте, причем отец с сыном смеялись одинаково. Родня, хули там.

- АХАХАХАХА! – гоготнул Ахиллес и утер слезу, выступившую в левом глазу. Хмыкнув, он еще раз бросил в мою сторону колючий взгляд и повернулся к сыну. – Что-то еще?

- Аякс Теламонид… - начал было тот, но грек прервал его, подняв руку.

- Я знаю, сын. Не выдержал того, что мое оружие Одиссею досталось. Всегда хитер был царь Итаки. У, сука! Прохвост, нахуй!

- Поразительно, - усмехнулся я. – Какая богатая речь, дружище. Чего ж ты с нами так не разговариваешь? А то знаешь, как бывает…

- Не верил я ушам своим и языку, который мне сказал, что славный сын Пелея снова с нами, - я подпрыгнул на месте, а потом, перевернувшись, уставился на вход, где замер рослый мужчина с колючей бородой и в стандартном облачении греческого воина. Он держал в руках диковинный лук и одну стрелу, наконечник которой блестел слишком ярко.

- Не обманули тебя, Филоктет, - кивнул ему Ахиллес. – Вижу я и лук с тобой, и стрелы, ядом Гидры смоченные.

- Истинно так, великий Ахилл, - радостно осклабился мужчина. – Пора взъебать гузло спартанское, покуда оно еще срать может!

- А он могет шутить, - усмехнулся я. – Добро пожаловать к нашему шалашу.

- Прости, странник, но не знаю, кто ты, - нахмурился Филоктет. – Назови отца своего и выпьем мы с тобой, а потом, быть может, уступишь ты мне на ночь эту деву, чьи перси так упруги, словно вершины облаков.

- Я тебе, блядь, уступлю, - нахмурился я. – Уступалка треснет и в очке застрянет.

- Прости его, о посланник Аида, - побледнел Неоптолем. – Не забирай его жизнь, он еще нужен нам.

- Лады. Пусть только за языком следит, - буркнул я и мстительно улыбнулся, когда наследник Геракла рухнул на колени. – Ты чего, дружище? Ножки подкосились от крутой дозы охуина? Все зло от мяса. Еби теперь кактусы.

- Прости меня, слуга Владыки Аида, - молвил Филоктет. Меня уже начала раздражать особая поэтичность греков, но ухмыляющийся Ахиллес, радующийся, что снова оказался среди своих, заставил меня побороть приступ цинизма. Вздохнув, я подошел к воину и помог ему подняться.

- Вставай. Успеешь наваляться. Но женщину мою не тронь. Мигом тебя змеей выебу, будешь, как Кекроп.

- И в мыслях не было, - ответил Филоктет. – Позволишь ты мне поговорить с великим Ахиллом?

- Валяй. А я пойду воздухом подышу и демонов попризываю. На улицу не выходите, а то лицо обуглится, - предупредил я и, достав из карманов пачку сигарет, вышел из шатра.

На свежем воздухе значительно полегчало, ибо я конкретно переел греческой похлебки. А бодрящий ветерок, залезающий в самые забавные места, заставил меня приплясывать на месте и курить отчаянно быстро.

Мимо прошли два греческих воина и, почтительно мне поклонившись, пошли дальше, болтая о том, что будут делать, когда троянцам придет окончательный конец. Тот, что повыше, собирался вспахать поле, которое наверняка заросло сорняками, а его низкорослый соратник обещал сделать предложение руки и сердца некой Алтиде, ради которой и пошел на войну. Жизнь кипела в лагере, словно не было зависшей над ними угрозы, мстительных греческих богов, которые наверняка наблюдали сейчас за землей. Люди жили, грустили и радовались, строили планы и мечтали о несбыточном. Все, как и всегда. - Грустишь, Збыня? – я улыбнулся и, кивнув, повернулся в сторону Астры, которая вышла из шатра и, поежившись, обняла меня, уткнувшись носом в шею. – А вообще, круто это все.

- Что именно, заинька? – спросил я, наслаждаясь мурашками, которые вызывало дыхание моей сакральной половинки. – Тут можно пердеть и тебе никто слова не скажет. Нормы приличия не для военных.

- Я о другом, ебанько ты эдакий, - рассмеялась она. – Тут все живое, движется, меняется, что-то хорошее, что-то плохое. Но этим и цепляет, знаешь ли.

- Знаю. Я тоже это подметил, - кивнул я, смотря на небо, где разгорались непривычно большие и яркие звезды. – Там, в мире, где мы обитали, такого не было. Там все добрые, аж до тошноты, погода всегда хорошая, все есть. Это не хорошо, Олеська. Человеку нужно разнообразие.

- А иначе он в тебя превращается, - съязвила она.

- Как вариант. Даже в те моменты, когда мы у Петра трудились, было весело. Рай прекрасен, спору нет. Но то место, где мы были, это не Рай. Скорее больница для ебанатов. Там ты все чувствуешь, понимаешь, но изменить не можешь. Знай себе, ешь, пей, веселись и превращайся медленно в дурачка. Это не для меня.

- Ага. Много в тебе от этого Падшего. Дух распиздяйства уж точно есть. Спокойная жизнь не для тебя, Степка.

- Ага, - передразнил я подругу. – Мне подавай постоянные влипания в дерьмо, крики, оры, ругань, приключения и драки.

- Вот, вот. Об этом я и говорю, - улыбнулась она. – Поэтому, работа у Петра была для тебя идеальной. Ты был на грани двух миров. Падший и Прощенный.

- Греческий воздух сделал из тебя философа, заинька. Если ты на пастушков переключишься, я не обижусь, но буду в недоумении.

- Иди ты на хуй, Збышек, - беззлобно ответила Астра. – В такие вечера и надо философствовать. Смотри, мы помогли Ахиллесу встретить сына. Сколько они не виделись, как ты думаешь?

- Дохуя, заинька. Определенно. Ты права. Выбор, который мы делаем, всегда правильный.

- Я этого не говорила.

- Это сказал предок, - улыбнулся я, вспоминая еще один вечер, который был совсем недавно. – И он сказал, что выбор, который мы делаем, всегда правильный.

- Прав был твой предок. Воистину, - вздохнула Астра и приветливо улыбнулась Ахиллесу, который тоже вышел подышать свежим воздухом. – Как оно?

- Нормально, - ответил грек, почесывая голову. – Удалось узнать немного, но достаточно. Они идут на Трою, чтобы положить конец войне.

- Ну ты, бля, Нострадамус, дружище. Какой ум! – фыркнул я и рассмеялся, когда Ахиллес скрежетнул зубами. – Расслабься. Шутка же.

- Уебу, Степа. Отвечаю, бля. Шутник дохуя, - осклабился он. – Ты пойдешь-то с ним говорить?

- С кем?

- С предком своим, - хмыкнул Ахиллес и громко заржал, когда на моем лице возникло выражение непонимания. – Чего? Ты не понял, что это твой предок?

- Который, блядь, из двух? И какого хуя ты молчал? – вздыбился я.

- Филоктет, Збыня, хуй, как дыня, - пропела Астра. – Даже я это поняла.

- Ну пиздец, - вздохнул я, сжимая лицо ладонями. – Дичь какая-то.

- Его душа сильна, - улыбнулся грек. – В ней есть место, как белизне крыла, так и черноте ночи.

- Ебучие вы философы.

- Иди, Збышек. Ради этого мы здесь.

Войдя в шатер, я удивился, когда увидел Филоктета, сидящего в гордом одиночестве на том месте, где совсем недавно сидел я. Тот вскочил на ноги, когда я приблизился, но уселся обратно, заметив отрешенное выражение моего лица.

Я бухнулся рядом и, налив себе в стакан вина, залпом его опустошил. Греческое вино было прекрасно. Никаких тебе, блядь, консервантов, паленого спирта и говна, плавающего на дне. Только чистые продукты и чистый хмель, напрочь вышибающий стеснение из твоей головы. Говорю, как ценитель этого вкусного алкогольного напитка. Неудивительно, что древние греки его неистово любили.

- А куда сынишка Ахиллеса делся? – спросил я, когда пауза стала слишком уж неловкой.

- Срать пошел, - откликнулся Филоктет, задумчиво вертя в руках стрелу. – Ты правда слуга Аида?

- Не. Я обычный балбес, который увязался за Ахиллесом в поисках приключений.

- Слава богам, - радостно улыбнулся мужчина. – Не я один такой. Земледелие и скотоводство не мое. Я хочу бежать в пылу битвы, кромсать мечом тела, а потом омывать усталые и пыльные ноги теплой водой. И ждать следующей битвы. Хочу быть, как Ахилл. Непомерно могучим, умным и статным.

- Это он-то умный? – недоверчиво пробормотал я. – Мы, кажется, о разных Ахиллах говорим. Мой Ахилл тот еще ебанашка и любитель выебывать из людей Сатану копьем. Ну и хуй с ним. Я понял, о чем ты. Нас влечет азарт, адреналин и жажда схватки. А когда она пропадает, мы недолго держимся. Зато радуемся, когда эти чувства возвращаются.

- Поэтому я присоединился к походу. Меня считают наследником Геркулеса, а я всего лишь хранитель этой древности, - хмыкнул он, протягивая мне стрелу. – Осторожнее. На острие может быть яд.

- Ну да. Геркулес был любителем убивать, - ответил я, рассматривая толстый прут. – Главное во вкус не входить.

- Нет, я больше упиваюсь горячкой боя. За правое дело, - с нажимом произнес Филоктет, заставив меня улыбнуться. – Клятые троянцы похитили прекрасную Елену. Погубили великого Ахилла. И ответят за это.

- Вот в этом мы все, дружище. Горячие, буйные и за правду.

- Я не буду делить с тобой ложе.

- Чего, блядь? – переспросил я, надеясь, что ослышался. Филоктет, поджав губы, повторил свою странную фразу. – С чего ты решил, что я с тобой делить ложе собрался? Я не пидарас вообще ни разу. Писечки люблю только женские, в сосискоедении замечен не был.

- Ты пытаешься со мной подружиться, друг Ахилла. Так делают те, кто желают близкой дружбы.

- Найди того, кто тебе это сказал, и дай ему по ебалу, - буркнул я. – У нас это называется «делиться сокровенным». Вот и все. А тебе уже ебля везде мерещится. Нормально же общались. Фу таким быть!

- Прости, - сконфуженно рассмеялся грек.

- Хуй тебе, а не «прости», - ехидно вставил я, двинув Филоктета кулаком в плечо. – Ходи непрощенным.

- Так и быть, друг Ахилла.

- Бля. Шуток ты не понимаешь. Этим все греки страдают. Не можете отделить целительные семена сарказма от текста шутки, да? Все за чистую монету принимаете. А если бы я сказал, что я – это Аид и глумлюсь над тобой? – глаза грека расширились от ужаса, заставив меня в очередной раз вздохнуть и поругать древнегреческую наивность. – Забей, короче.

- Ты Аид?

- Нет, блядь, я бухгалтер. А сказал, чтобы просто повыебываться.

- Ясно, - хмыкнул Филоктет. – Ахилл сказал тебе, что мы завтра идем на Трою?

- Сказал. Он же мой друг, а за друзьями хоть в огонь, хоть в воду.

- Я надеюсь, что боги будут милосердны ко мне, и я лично сражу эту суку, Париса.

- Даже не сомневайся, - кивнул я, закуривая сигаретку. Филоктет прищурился в ответ.

- Сарказм?

- Нет, дружище. На сей раз, чистая правда, сверкающая, как сперма на залупе кота Баюна. Иди, отдыхай. Завтра рано вставать.

- И ты отдыхай, друг Ахилла…

- Меня Збышек зовут.

- Филоктет!

- Я знаю, дурья твоя башка, - рассмеялся я, махнув в сторону улыбающегося грека рукой. – Пиздуй уже. Пусть владыка Ахилл заявит сюда свое рыбье ебало.

- А это сарказм?

- Он самый.

- Чистый, как залупа, - повторил Филоктет. Он на секунду замер возле выхода и тихо произнес, не сомневаясь, что я услышу. – У меня странное чувство, будто мы знакомы всю жизнь. Прощай, Збышек, друг Ахилла.

- Покеда, Филоктет, друг хуйпоймикого. Ты даже не представляешь, насколько близок к правде, - вздохнул я, туша окурок о подушку сына Ахиллеса. – Ебушки-воробушки.