Антихрист

34

До работы Сьюзан добиралась на автобусе, потом на метро. У «Магеллан Лоури» негде было поставить машину, и в любом случае Сьюзан не имела ничего против таких поездок – они забирали у нее примерно час в день, – так как они давали ей возможность читать.

Но в это утро она не могла сосредоточиться на рукописи Фергюса Донлеви и угрюмо смотрела, как дождь чертит дорожки на окнах второго этажа двухэтажного автобуса. Донлеви излагал новую теорию постройки египетских пирамид и заявлял о существовании неопровержимых доказательств в пользу того, что ее осуществляли пришельцы с других планет.

Сьюзан чувствовала себя очень уставшей и какой-то растерянной. Работа по хозяйству чрезвычайно ее утомляла, и она дала объявление о найме прислуги. Пока на него еще никто не откликнулся.

Господи, сегодня только понедельник, впереди целая неделя, а она ничего не хочет другого, кроме как вернуться домой, свернуться калачиком на постели и заснуть. Она проснулась с незнакомой тупой болью в животе и теперь боялась, что та в какой-то момент сменится одним из этих жутких приступов. Она набирала вес, и это совсем ее не радовало, хотя Джон и говорил, что ему нравится, что ее грудь стала больше. У нее уже был виден животик. В последнюю неделю ее тянуло на горький темный шоколад. Сьюзан вытащила из сумочки плитку шоколада, отломила кусочек и положила его в рот, борясь с искушением вгрызться в плитку зубами.

В субботу они с Джоном собрались устроить вечеринку, и теперь Сьюзан подумывала, не отменить ли ее, – хотя изначально это была ее идея. Она хотела жить полной жизнью, не снижая активности из-за беременности, – ведь наверняка все женщины проходят через такие боли и усталость? И ведь они еще не праздновали новоселье.

Она вынула из сумочки свою старую записную книжку и стала просматривать список гостей. На ее прошлый день рождения Джон подарил ей электронную записную книжку, и она ею пользовалась, но все же предпочитала электронике своего испытанного, переплетенного в кожу друга. Они пригласили пятьдесят человек, но уже точно было известно, что двенадцать не смогут прийти. Значит, учитывая то, что еще неясно, придет ли Харви Эддисон с женой, им нужно накрыть стол на тридцать шесть – тридцать восемь человек. Сьюзан сказала Джону, что гинеколог слишком затягивает с ответом, и Джон обещал ему сегодня позвонить.

Обслугу для вечеринки уже наняли: официантов и еду брал на себя владелец тайского ресторана – будет цыпленок с лимонным сорго и тайское овощное карри. Напитки – красное и белое вино и австралийское шампанское – привезут в пятницу из «Боттом Ал» на условиях продажи или возврата. Они же предоставляют всю посуду.

Они с Джоном не сошлись во мнениях, стоит ли включить в программу танцы. Сьюзан была за, а Джон – против: половина гостей была связана с его бизнесом, и он хотел, чтобы на вечеринке было больше дружеского и рабочего общения. В качестве компенсации он накупил всякой мишуры, разноцветных лент, хлопушек, колпаков и петард.

Одним из минусов праздника будет то, что все будут поздравлять ее и спрашивать, когда родится малыш.

Она перевернула несколько страниц записной книжки и открыла список рождественских открыток. Она уже отослала все открытки в США – одну, самую большую, для Кейси. На этой неделе надо будет дописать все открытки для Англии. Найдя страницу с рождественскими подарками, она отметила про себя, что уже надо определиться, что покупать и где.

Она посмотрела на список подарков для Джона. Три книги, которые Джон хотел прочесть. Жилет под его смокинг. Викторианская бронзовая статуэтка лошади, которую она купила в антикварном магазине возле тайского ресторанчика, и набор «умных» мячей для гольфа, заказанный по каталогу технических новинок, – к мячам прилагался пульт, и при утере мяча можно было найти его по звуковому сигналу. Джон был бы расстроен, если бы среди его подарков не оказалось хотя бы одной электронной штуковины.

Кейси Сьюзан собиралась послать большой букет цветов. Что она подарит родителям – будет зависеть от того, приедут они или нет. Если не приедут, она подарит им уик-энд в Вегасе.

И затем она почувствовала в животе легкий толчок – будто напоминание о том, что есть еще кое-кто, кого тоже не следует забывать в это Рождество. Такие толчки начались всего несколько дней назад, и это было удивительное в своей новизне ощущение.

Она успокаивающе положила ладони на живот.

– Привет, Малыш, – сказала она. Она называла его Малышом потому, что не хотела звать его настоящим именем. Джон сказал, что, если они дадут ему имя – Элис, или Том, или Николас – как угодно, – это слишком привяжет их к нему.

– Это твое первое Рождество, Малыш. Как оно тебе? Ты уже написал письмо Санте?

О мистере Сароцини не было ни слуху ни духу с того самого утра после операции, когда он пришел к ней в палату. Она сказала Джону, что это ее ничуть не обижает, что так даже легче, – но в глубине души обижало. Обижало потому, что выглядело еще более сухо и по-деловому, чем требовалось.

Что же будет с Малышом, когда он родится?

Какая жизнь ждет его с мистером Сароцини? Каким отцом он, пожилой человек, станет ему? А что миссис Сароцини? Мистер Сароцини говорил, что у нее был рак и поэтому она не может иметь детей. Она до сих пор болеет? Или она светская львица, которая живет от банкета до фуршета и у которой нет времени на детей – настолько, что она предпочла, чтобы ребенка ей выносила другая женщина. Как те женщины, которые настаивают на кесаревом сечении, так как боятся растянуть во время родов влагалище? Без сомнения, у мистера Сароцини хватает средств на все ее сумасбродства – но если она не изменит стиль жизни и после появления Малыша? Не окажется ли так, что его будут держать в детской комнате особняка где-нибудь в Швейцарских Альпах и выносить к родителям раз в день?

Будто разделяя ее беспокойство, Малыш снова толкнулся в животе.

Автобус замедлял ход перед остановкой. Сегодня в нем было больше народу, чем обычно, – наверное, многие едут в город за рождественскими подарками. Из передней двери автобуса вышла беременная женщина. Сьюзан встретилась с ней взглядом, улыбнулась: «Я тоже!» Женщина не улыбнулась в ответ.

Ей вдруг ужасно, до слез захотелось домой – совсем как утром, когда позвонил Джон.

Ее отец и мать не стали знаменитыми актерами, и денег в их семье никогда не было достаточно, но все равно для них с Кейси они были хорошими родителями. Они всегда были рядом, когда было нужно, и дом никогда не был для Сьюзан местом, куда не хотелось возвращаться. Их не смогла испортить ни неудача в актерской карьере, ни даже трагедия с Кейси. Сьюзан знала, что они обрадовались бы, если бы у них появился внук или внучка. Она помнила, как они были разочарованы, когда вскоре после свадьбы с Джоном она сказала им, что они не собираются заводить детей.

И вот она беременна. Сьюзан хотела поделиться этим с отцом и матерью. Она хотела увидеть, как засветятся их лица, испытать чувство единения с ними, когда она разделит с родителями… что?

Радость?

Или Джон прав и это будет жестоко – зажечь в них надежду, чтобы потом сказать, что ребенка нет, что он родился мертвым? Может, правда ничего им не сообщать?

Нет, этого скрывать нельзя. А если они узнают от кого-нибудь, что она беременна? Или что была беременна и им ничего не сказала? Это будет еще хуже.

И как у нее вырвалась фраза о том, чтобы мать осталась в Англии и присмотрела за ребенком? Это вышло так естественно, будто она на самом деле верила, что это возможно.

Сьюзан покачала головой и подумала: «Да, Сьюзан Картер, ты и вправду не в себе».

Тем же утром, около одиннадцати, Сьюзан печатала отказное письмо автору рукописи, посвященной тому, как гены могут влиять на предрасположенность людей к совершению преступлений. Рукопись понравилась рецензентам, и стиль у молодого писателя, на взгляд Сьюзан, был неплох, но руководство сочло книгу, которая явно представляла собой переработанную докторскую диссертацию, слишком трудной для широкого круга читателей.

Когда зазвонил телефон, она как раз пыталась придумать для отказа такую формулировку, которая не расстроила бы автора, а побудила бы его переписать книгу в более коммерческом ключе. Это была ее секретарша. Она сообщила, что на линии мистер Сароцини.

Все формулировки мгновенно вылетели у Сьюзан из головы. «Странное совпадение, – подумала она. – Я ведь вспоминала о нем всего час назад или около того».

– Я приму звонок через секунду, – сказала она и отпустила кнопку, вдруг почувствовав себя мешком с желе.

Она зачем-то пригладила волосы, затем оглянулась, чтобы убедиться, что дверь закрыта, и снова нажала на кнопку:

– Гермиона, соедини, пожалуйста.

Через мгновение она услышала голос, который нельзя было не узнать: приятный, вежливый, может быть, звучащий чуть суше и чуть более официально, чем раньше.

– Доброе утро, Сьюзан, – сказал мистер Сароцини. – Я звоню справиться о вашем здоровье. И, само собой, о здоровье ребенка.

– С нами обоими все хорошо, – выпалила Сьюзан на одном дыхании. – А как вы?

– Спасибо, хорошо.

Возникла пауза. Сьюзан искала, что сказать дальше. Она хотела задать мистеру Сароцини множество вопросов, но сейчас не могла вспомнить ни одного. Наконец она сказала:

– А ваша жена? Как она себя чувствует?

Мистер Сароцини, казалось, поколебался, затем ответил:

– Тоже хорошо, спасибо. – После короткой паузы он продолжил: – Пожалуйста, простите меня за то, что я не связался с вами раньше. Я ни на минуту не забывал о том, что мы собирались вместе посетить оперу и картинную галерею, но в последнее время дела потребовали всего моего внимания. Скажите, не свободны ли вы завтра или в среду в обед? Я хотел бы показать вам замечательную коллекцию импрессионистов. Насколько я помню из наших разговоров, вам нравится импрессионизм.

Завтра у Гермионы день рождения, и Сьюзан с Кейт Фокс собирались вытащить ее пообедать в кафе.

– Мне удобно в среду, – сказала она.

– Замечательно. В среду мне также удобнее, чем завтра. Я заеду за вами в двенадцать сорок пять.