Глава 16 Окончание интерлюдии

Единожды рассказывать эту историю в холодном, темном подвале было довольно неприятно. Описывать же теперь во всех подробностях то, как я рассказывал тогда эту историю, почти невыносимо. Если бы я только мог найти кратчайший путь… Бедный Йолл.


Заговорив, Йолл успокоился.

– Напомню вам, что я находился в кофейне, в окружении враждебно настроенных слушателей, и должен был закончить историю, начатую обезьяной на стропилах. Я рассказывал вам о том, что рассказывал им о том, что носильщик рассказал принцу о том, что ему рассказал Вашо, обезьяна седовласого христианина. Итак…

* * *

«Мой господин действительно могущественный волшебник, – начал Вашо, выплюнув при этом скорлупки нескольких орехов. – Я и сам творение его волшебства – как и его великолепный дворец, который он возвел в нескольких милях от города и обставил лучшим из того, что можно сотворить с помощью магии. Однако жить там он не будет до тех пор, пока не исполнится его самое сокровенное желание.

Теперь я расскажу вам, в чем состоит его самое сокровенное желание. Несколько лет тому назад мой господин шел, погрузившись в раздумья, по улице, по одну сторону которой тянулась стена сада одного богатого человека. Внезапно к ногам его упал мяч, и из-за стены донеслись детские всхлипывания. Голос некой девочки обещал все на свете тому доброму прохожему, который бросит мяч обратно через стену. Мой господин не стал бросать мяч, а, употребив заклинание, прошел сквозь стену, взяв мяч с собой. От изумления оба потеряли дар речи, она – при виде волшебства, он – от ее красоты, ибо, хотя и была она всего лишь маленькой девочкой, даже не достигшей зрелости, уже тогда было очевидно, что в один прекрасный день она станет первой красавицей в стране. Он решил, что, когда сей день наступит, он сделает ее своей невестой. Сказав ей это, он похвастался своим богатством и поведал ей о том, как обрел дар волшебства, но она ответила, что, хотя и рада заполучить обратно свой мяч, выходить за него замуж не хочет, ибо он намного старше, а из-за преждевременной седины и вовсе кажется стариком. Тогда он пообещал, что, если только по прошествии семи лет она уйдет из дома к нему, он научит ее пользоваться волшебной силой, но она все еще колебалась. Вот он и предложил обучить ее всем лучшим приемам своего искусства, а также загадать загадку: если за семь лет она сумеет эту загадку отгадать, то они будут квиты, если же нет, тогда ей придется стать его невестой. Немного поразмыслив, она согласилась, и он загадал ей загадку, которая такова:


Спрошу тебя о семерых, уже имеющих названья.

Они не заплутают, не вылетят из памяти, и каждый стар и нов.

Всяк, кто живет в них, живет как в жизни, так и в смерти.


Девочка была дочерью богача, и берегли ее пуще глаза, но ничто нельзя уберечь от волшебства моего господина, так что всю следующую неделю он каждый день приходил обучать ее своим заклинаниям и магическим формулам – как заклинать змей, как предсказывать судьбу по родимым пятнам, как летать по воздуху, как делать золото и… как превращать людей в обезьян. Затем он покинул ее, пожелав ей радости в жизни и удачи в применении вновь обретенных способностей и повелев честно ждать его семь лет, после чего он вернется, дабы выяснить, отгадала ли она загадку, и, если нет, увести ее из дома. Эту историю я рассказываю вам потому, – сказал Вашо, – что семилетнее ожидание подходит к концу, и мой господин пьет, дабы унять свои страхи, поскольку боится, что девочка сумела отгадать загадку. Загадка, однако, трудная. Я не знаю разгадки, хотя бился над ней семь лет».

И с этими словами он и его господин исчезли. Пуф! Совершенно неожиданно, точно развеялся дым! Безусловно, – сказал носильщик, – хотя это чистая случайность, когда служанка дамы привела меня в сад, я догадался, кто она такая, и прошептал ей на ухо ту загадку, надеясь напугать ее и тем самым спастись. Семь лет уже почти прошли, а она так и не знала ответа.

– Зато я знаю, – сказал принц. – Разве не…

* * *

– Подождите, Йолл, – сказал Бэльян. – Совсем недавно вы сказали, что христианин объяснил девочке в саду, как случилось, что он обрел свой дар волшебства. Мне бы хотелось услышать эту историю.

– Ах да, – сказал Йолл. – Не стоит торопить события. Эту историю я должен вам рассказать.

Тут, ко всеобщему удивлению, неожиданно заговорил Бульбуль, который сидел до той поры в углу, тихо скрипя пером:

– Будьте благоразумны, Йолл, не рассказывайте эту историю. Подумайте, что может произойти, если проснется Корню и, вернувшись, обнаружит, что вы до сих пор рассказываете. Берегитесь!

Йолл боролся с собой.

– Ладно, я буду рассказывать как можно короче. История, которую христианин рассказал девочке в саду, такова…

* * *

Много лет тому назад один христианин, который готовился стать ученым монахом (а это и был наш христианин), удалился в пустыню близ Дамаска, дабы поститься и размышлять. Тогда Иблис – который известен также как Шайтан или Божья Обезьяна, – понимая, что пост и уединение подорвали силы этого человека, направился однажды ранним утром в пустыню его искушать. Зная, что простейшие козни наиболее действенны, он предстал перед отшельником, не потрудившись скрыть ни своей внешности, ни своих намерений.

Наоборот, он сразу перешел к делу и посулил христианину исполнить три его желания, какими бы они ни были, если только тот откажется от поклонения и послушания единственному истинному Богу и будет взамен поклоняться Иблису. Долго сидел христианин, погруженный в раздумья, после чего наконец заговорил:

– О Иблис, ты сулишь мне все, что я сумею выразить тремя желаниями, но, как известно любому простаку, желания зачастую способны оборачиваться против того, кто их высказывает. Не всегда все так просто, как кажется.

Иблис пожал плечами (которые были покрыты мерзкой чешуей):

– Твоя правда, христианин, такое часто случается, но, возможно, ты настолько умен или добродетелен, что сумеешь как-то обойти эту проблему.

Христианин снова задумался.

– Хорошо, так тому и быть.

Иблис победно ухмыльнулся (мерзкой ухмылкой, ибо губы у него были толстые и мясистые, а зубы – черные), но именно Иблис-то ничего и не понял. Затем христианин громко отрекся от единственного истинного Бога и отвесил Иблису церемонный поклон. Иблис был вполне доволен и велел христианину высказывать желания.

– Во исполнение первого моего желания, – сказал христианин, – я хочу, чтобы ты принес мне голыш.

Весьма озадаченный, Иблис оглядел пустыню, нашел у себя под ногами голыш и отдал его христианину.

– Теперь я желаю получить ящерицу.

Еще более озадаченный, Иблис быстро отыскал ящерицу, которая, между прочим, пряталась под только что поднятым голышом, и отдал ее христианину. Христианин не потрудился взглянуть ни на голыш, ни на ящерицу, но крепко стиснул их в руках и высказал третье желание:

– И наконец, о Иблис, я желаю, чтобы ты верой и правдой служил Богу, от коего я только что отрекся.

Иблиса охватило смятение. Он указал христианину на то, что существует негласная традиция, устанавливающая пределы выполнимых желаний.

Христианин ответил, что, будучи простым отшельником в пустыне и почти не обладая опытом общения с джиннами, он едва ли мог знать о существовании подобных традиций. К тому же, высказывая два первых желания, он всячески старался доставить Иблису как можно меньше хлопот. Более того, высказывая третье желание, он, в сущности, радел лишь о душе Иблиса и его духовном благополучии. Поэтому он считает необходимым настаивать, чтобы Иблис исполнил то, что он просит.

Иблис ужаснулся и понял, что его ловко провели. В отчаянии он пообещал христианину исполнить еще три желания, если только тот освободит его от последнего страшного обязательства. Получив от Иблиса заверения в том, что, помимо желания, чтобы Иблис сделался богобоязненным, все остальные будут исполняться без ограничений, христианин с наигранной неохотой согласился.

Первое из новой серии желаний состояло в том, чтобы он сумел освободиться от вероотступнической клятвы и от службы у Иблиса. Иблису желание не понравилось, но он вынужден был уступить. Во-вторых, он перед Богом пожелал, чтобы его добрый друг Иблис всегда пребывал в добром здравии. Этому желанию Иблис был чрезвычайно рад, о чем, потирая мозолистые руки, и сказал христианину.

– Это далеко не все, что я намерен для тебя сделать, – ответил христианин, – ибо желаю, чтобы мое третье желание ты оставил себе.

С быстротою молнии, дабы христианин не успел отказаться от своих слов, Иблис, взмахнув от радости чешуйчатыми крылами, поспешно пожелал отменить исполнение всех прежних желаний, но, разумеется, слишком поспешил, ибо едва сорвались с языка его эти слова, как он обнаружил, что не пребывает больше в добром здравии. Мало того, он с такой быстротой терял силы, что ему уже мерещилась близкая смерть. В еще большем отчаянии, нежели прежде, он пообещал христианину исполнить еще три желания, если только тот соблаговолит вернуть себе то последнее, которое отдал ему. Христианин улыбнулся и согласился.

Потом христианин пожелал, чтобы христианство оказалось истинной верой. Ныне есть люди, которые полагают, что истинной верой до сих пор остается ислам, но в тот самый миг его навсегда вытеснило христианство. Другие полагают, что Иблис был не в силах исполнить это желание, ибо вся его власть – от Бога, а Бог не может позволить себе возникать по чьему-то желанию. На это фракция меньшинства отвечает, что, хотя Бог не может пожелать себе ни возникновения, ни исчезновения, он может передать право на это желание другому существу. Мнение большинства, однако, таково, что это просто-напросто сказка.

Как бы то ни было, у христианина оставалось в запасе еще три желания (не забывайте, что одно Иблис ему вернул), но поскольку высоко в небе уже светило солнце и поскольку ему немного наскучило дразнить Иблиса (ибо он попросту его дразнил), он пожелал, чтобы Иблис ради препровождения времени ему что-нибудь рассказал. Тогда Иблис рассказал отшельнику историю, и она такова…

* * *

– Йолл! – предостерегающе воскликнул Бульбуль. Йолл казался взволнованным.

– Ну что ж, хорошо, поскольку время не терпит, я вынужден опустить историю, которую Иблис рассказал отшельнику, хотя она интересная и называется «Повесть о двух карликах, которые отправились на поиски сокровищ».

* * *

Когда рассказ был окончен, христианин почувствовал себя достаточно отдохнувшим, чтобы вновь выражать желания.

(– Немудрено, – сказал Бульбуль, – ведь «Повесть о двух карликах» очень длинная.)

Тогда христианин, воспользовавшись вторым из четырех желаний, попросил, чтобы он превратился в Иблиса, а Иблис – в него. Тотчас же это произошло, но, поскольку обрели они при этом не только наружность друг друга, а также мысли, душу и воспоминания, на взгляд человека несведущего, мало что изменилось.

Высказывая третье желание, христианин (или лучше называть его Иблисом?) пожелал еще три желания. Иблис мог бы вновь возразить, заявив, что это мошенничество, и отказаться исполнять желание, но, нисколько не сомневаясь в том, кто из них – он, и рассудив, что новая серия желаний может привести к благоприятным для него результатам, Иблис (кем бы он ни был – нет, все-таки пускай остается Иблисом) протеста не заявил. Тогда христианин загадал тайное желание (которое я открою впоследствии). Далее он пожелал стать колдуном, обладающим почти неограниченными возможностями. Затем, отложив следующее желание на более поздний срок, он покинул пустыню и возвратился в города людские, дабы с выгодой для себя использовать вновь обретенные способности.

Весьма довольный собой, смотрел волосатый Иблис, как он покидает пустыню. По словам сказителей, причина Иблисова удовольствия такова. Христианин, который удалился в пустыню, действительно был человеком умным и добродетельным и тремя самыми первыми желаниями несомненно доказал свое бескорыстие, однако, как показывают его последующие желания, постепенно изощренный ум завел его слишком далеко, а самонадеянность сбила его с пути. Так показалось Иблису, а Бог всерьез прогневался на христианина.

Вот почему, несмотря на то, что христианин получил в свое распоряжение неограниченные богатства и почти неограниченные колдовские силы, Бог сделал его одиноким и заставил его, усталого и не знающего покоя, скитаться из города в город. Вот в каком положении находился сей проклятый человек, когда вошел в сад дочери богача. Там он решил, что нашел себе спутницу и супругу.

Вернемся же к неожиданной встрече принца с носильщиком.

– Я знаю ответ на загадку, – сказал…

* * *

– Минутку, – вмешался монах. – А как же оставшиеся желания?

– К ним мы еще вернемся, – ответил Йолл. – Итак…

– И еще одно, – перебил его Бэльян. – В начале истории вы утверждали, что дело происходит в старом Багдаде, но затем сказали, что носильщик сказал принцу, что его встреча с Вашо, говорящей обезьяной, произошла в кофейне на берегу Нила!

– Обмолвка, – ответил Йолл, – я имел в виду Тигр. Итак, если мне позволено будет продолжить…

* * *

– Я знаю ответ на загадку, – сказал принц. – Разве не простая случайность все, что с нами произошло? Сейчас я расскажу вам кое-что слишком необычное, что никак не могло быть случайностью. Должен сказать вам, что, живя в обличье обезьяны, я выучил обезьяний язык и до сих пор его не забыл. Так вот, несколько недель тому назад я прогуливался по одному из общедоступных садов города и вдруг услышал, как на банановом дереве несколько мартышек праздно коротают время, загадывая друг другу загадки. Больше всего позабавила мартышек именно та загадка, которую вы мне только что напомнили. К великому огорчению мартышки, предложившей загадку, две другие легко ее разгадали. Ответ, который они дали, таков: семь дней недели. Если бы я только знал тогда… Судьба и вправду странная штука. Хотя дама обращалась со мной жестоко, ныне я испытываю к ней чувство жалости.

– Но, возможно, приключение еще не закончилось, – сказал носильщик, схватив принца за руку. – Надо спешить. Быть может, мы еще успеем спасти даму от чародея.

Однако, хотя носильщик с принцем одолели весь город бегом, когда они добрались туда, где, как им помнилось, некогда были дама, сад и дом, все это уже исчезло. Чародей побывал там до них. Еще долгие годы принц не мог с этим смириться и бродил по улицам города в поисках сада и дамы в саду, скорбя по ушедшим годам звериной своей жизни в неволе.

* * *

– На этом история и заканчивается?

– Конечно нет, – ответил Йолл. – Что касается чародея-христианина и дамы, то, подвергнув даму телесному наказанию и загадав ей загадку, на которую она не смогла дать ответа, христианин, к удивлению дамы, покинул ее и исчез из сада. Короче говоря, усталый, разочарованный и проклятый Богом, вернулся он в пустыню и сначала пожелал, чтобы стерты были с лица земли дама, которая не оправдала его надежд, ее дом и сад. Затем властно пожелал, чтобы он вернулся сквозь все эти годы в прошлое, чтобы все его желания, кроме последнего, были отменены, чтобы ему никогда не встречаться с Иблисом и чтобы он позабыл обо всем, что случилось. Все эти желания были исполнены. С точки зрения христианина, ничего не произошло, а если и произошло, то быстрее, нежели в мгновение ока. Еще сорок месяцев размышлял он в пустыне, после чего возвратился в Дамаск и стал трудиться в монастырском саду.

В заключение хочу сказать, что, выслушав мою историю, публика осталась довольна и отпустила меня восвояси. Ни чревовещателя, ни его обезьяну я никогда больше не видел.

– Та ли это история, которую рассказала бы обезьяна, позволь вы ей продолжить? – спросил Бэльян.

– Не знаю. Наверное, нет.

– Она во многом похожа на то, что приключилось со мной.

– Я поведал ее вам, дабы показать, как обезьянничает природа, слепо подражая искусству.

– Мне непонятна цель этих историй в историях.

Йолл изобразил недоуменный вид и ответил:

– Но ведь история в истории – это точная копия вашего нынешнего положения, ибо что такое заговор, как не история в истории? И что такое шпион, как не человек, который стремится постичь этот внутренний сюжет, скрытую истину? Поэтому я просто подумал, что история в истории соответствует вашей натуре.

– Моей натуре?

– Ну конечно, – говоря, Йолл в возбуждении ерзал и чесался. – По натуре своей вы были шпионом задолго до того, как французы увидели в вас такового. Вы же ничего не делаете, только бродите без всякой цели, одинокий, недоверчивый, нерешительный, а люди с вами разговаривают. Кажется, будто вы ничего не делаете, но эти большие задумчивые глаза подмечают все. Задолго до того, как вы приехали шпионить за мамлюками, вы шпионили за жизнью. Ваше лицо похоже на маску. Поэтому оно выдает вашу профессию – охотник за заговорами. Но заговоры – это всего лишь фантазии простаков, ожидающих простых объяснений тех событий, чьи причины и цели на самом деле очень сложны. К событиям, происходящим в этом городе, вы не подберете ни единого ключа.

Бэльян не понял ни слова.

– Возвращаясь к вашей истории, скажите, где вы ее услышали? Или сами выдумали?..

Загрузка...