Глава 10 Иерархия

Мужчина с аккуратно стриженными седыми волосами, аккуратной чёрной бородкой сидел на веранде и попивал чай из маленькой чашечки. Смотрел он на прекрасный пейзаж соснового леса, лишь одна деталь портила этот прекрасный вид — моё улыбающееся лицо на фоне песчаной капсулы. Поэтому Гадюкин, слегка поморщившись, отвёл глаза.

Позади него находилось огромное панорамное окно с зеркальным покрытием. Не знаю, в курсе ли он, но за этим стеклом находилось порядка пяти человек, которые внимательно следили за верандой и явно чего-то ждали. Либо это слуги ждут указаний своего господина, либо кто-то решил послушать наш диалог. Ну, мне, в принципе, не важно. Не думаю, что мы будем затрагивать серьёзные вопросы темы государственной важности. А если Гадюкин и собирается что-то такое обсуждать, то это уже его проблемы, а не мои.

Если бы не указание медведя Барлина, я бы и вовсе сюда не пришёл. Мало ли что хочет какой-то граф — мы уже разобрались и поняли, кто из нас сильнее, и где у кого какое место. А правила то простые. Они ко мне не лезут и остаются целы, живы и здоровы. А ещё будут должны мне услугу, и меня такой расклад вполне устраивал. А вот Гадюкина, судя по всему нет. Решил снова полезть на рожон, видимо. По крайней мере, других объяснений у меня нет.

Старое правило гласит: после драки кулаками не машут. А каждый, кто пытается это сделать, выглядит глупо и непрезентабельно.

Двое слуг, встретивших меня, явно заволновались, понимая, что у их господина испортилось настроение, а значит, скорее всего, они впадут в немилость.

— Господин Бронин, — поклонился мне седовласый мужчина в лакейском кителе, — позвольте вас проводить. Господин не любит, когда его заставляют ждать, — жеманно улыбнулся лакей, понимая, что он находится сейчас между молотом и наковальней. С одной стороны, он должен выполнять волю своего господина, графа. В то же время он общается с бароном, который тоже выше его по статусу. Однако граф куда выше по статусу барона. И всё, что барон сейчас позволит себе, падёт на несчастные плечи лакея, который потом за это всё будет отвечать перед своим хозяином.

— Ведите, — вяло махнул я рукой, — куда мне там идти надо.

Несмотря на то, что веранда была прямо передо мной, я вполне мог залететь на неё при помощи песчаной ладони, да или запрыгнуть. Но решил последовать за слугами. Всё-таки здесь не мой дом, а правила чужого дома нужно уважать. Это одно из древнейших и первейших правил. Каким бы кретином не был хозяин, в своём доме он устанавливает правила. А если тебе не нравятся его пожелания, просто не входи в дом.

Лакей повёл меня в обход большого особняка. Мы оказались у высокого арочного входа, и при нашем появлении тяжёлые дубовые двери, обитые золотом, сами собой распахнулись, пуская нас внутрь. Внутри оказался довольно просторный холл с высокими потолками, украшенными фресками.

— Пожалуйста, извольте пройти за мной, — попросил лакей, ведя меня дальше.

Мы оказались в недлинном коридоре с такими же высокими потолками, из которого вели четыре двери. Нам нужна была самая дальняя. Я прикинул план дома. Скорее всего, она и вела на веранду.

Лакей аккуратно обошёл меня:

— Прошу вас милостиво обождать здесь. Я доложу своему господину, что вы прибыли, — попросил меня слуга.

Я едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Он и так видел, что я прибыл. Но правила есть правила. Всё же из меня не самый лучший аристократ. По сути своей я бунтарь.

Аристократия требует порядка и дисциплины. Я же тоже люблю дисциплину и порядок, но когда они согласуются со здравым смыслом.

Открыв дверь, лакей вышел на площадку веранды и склонился в глубоком поклоне:

— Господин Зиновий Павлович, к вам прибыл дорогой гость, а именно барон Бронин, по вашему приглашению. Изволите ли пригласить гостя для распития с вами чаю?

— Да, пригласите этого барона, — раздался не очень приятный суховатый голос, похожий на шелест бумаги.

Лакей учтиво кивнул, затем повернулся на девяносто градусов:

— Уважаемый барон Бронин Алексей Александрович, не соблаговолите ли пройти на сию веранду, чтобы отпить чаю с вашим дорогим другом Зиновием Павловичем?

— Желаю, — выдохнув, произнёс я и, не дожидаясь приглашения, прошагал вперёд. Этикет этикетом, а моё время слишком важно, чтобы тратить его так бездарно. Долго играть в этот цирк я не собираюсь.

Прошёл мимо лакея, который удивлённо захлопал глазами — видимо, предполагались ещё какие-то ритуальные фразы и жесты, а я ломал всё представление. Остановился в паре шагов перед столом, садиться не спешил: во-первых, мне не предлагали, во-вторых, не знаю, как дальше пойдёт беседа.

— Вы взывали ко мне, я явился. Какую услугу могу оказать? — без приветствий и расшаркиваний в лоб спросил я. Натянутая приветливая улыбка с лица графа начала очень медленно сползать. Всё-таки, несмотря на манеры, мы с Гадюкиным враги. И я всем своим видом спешил дать понять, что об этом не забываю и не собираюсь перед ним лебезить, играть в дружбу или учтивость. — Мы с вами встретились, как понимаю, по поводу вашего нападения на мои земли. И вы хотели бы обсудить условия возмещения последствий, что повлекли ваши неосторожные действия?

Гадюкин внимательно глядел на меня, пробегая взглядом сверху вниз, будто пытаясь понять, что за чудо заморское перед ним явилось. Улыбка по-прежнему была натянута на его лице, хоть глаза при этом оставалось холодными и невыразительными. У него нервно дёрнулось веко, которое он тут же погладил пальцем правой руки.

— Алексей Александрович, как я понимаю? — спросил он.

— Именно он, — подтвердил я, терпеливо вздохнув. — Хотя… к чему эти вопросы? Меня ведь только что представили.

— Присаживайтесь. Не желаете ли испить чаю?

— Выпью, если, конечно, он не отравлен, — ответил я.

Это на самом деле было грубостью и оскорблением. Но чего ждать от барона, да? Да ещё и такого молодого. И опять же, я ни на секунду не забываю, как звучит фамилия этого типчика. Такой исход вполне закономерен — потом скажут, что у меня случился сердечный приступ, а то, что у трупа все признаки отравления, так это просто так совпало.

Гадюкин на мой выпад никак не отреагировал, только снова дёрнулся его глаз в нервном тике:

— Чай зелёный, высокогорный, очень дивный букет. Думаю, вы его оцените. Во всяком случае, ещё никто не жаловался. И никого ещё он не травил. Разве что у вас аллергия на зелёный чай, или некоторые душистые травы?

— Нет, ни в коем случае, — ответил я.

На самом деле я и сам понимал, что чай не отравлен. Уже просканировал его, при том даже оценил сорт и вкус. Чай действительно был очень даже неплох. А после долгого перелёта в сухом коконе я вполне не отказался бы выпить чего-то подобного.

— Какой интересный у вас способ передвижения, — он указал бровью на мою песчаную капсулу. — У нас обычно принято несколько иначе приезжать в гости. Тем более удивительно, что вы прибыли без свиты, — он едва слышно рассмеялся.

Видимо, намекает, что у меня таковой попросту нет. Но меня это нисколько не трогает. По крайней мере, я и сам знаю, что я из себя представляю. И для этого мне не нужны никакие представители.

Можно было бы, конечно, дождаться возвращения Лилит или забрать из академии фигурку Мальбуса, но к чему эти демонстративные жесты? Я не из тех людей которого делает свита. Себя я делаю сам.

— Ну да, я всегда стараюсь действовать так, как мне удобно, — ответил я. — Мне этот способ передвижения нравится больше всего.

— Что ж, уважаю, когда люди в первую очередь думают о себе, — произнёс Гадюкин.

— Могу я попросить хозяина дома не ходить вокруг да около, а перейти ближе к делу? Для меня это довольно важный вопрос. Время я очень ценю.

Гадюкин снова дёрнул веком и снова погладил его пальцем.

— Да, конечно, — произнёс он. — Видите ли, всё это время я внимательно изучал отчёты моих воинов, что отправились с благой целью уведомить вас, что эти земли исконно принадлежат роду Гадюкиных, и лишь по вопиющей несправедливости ими пользовался ваш батюшка, граф Медведев. Потом они достались вам, и мы захотели напомнить, что эти земли всё-таки не ваши, а исконно наши, — принялся монотонно говорить Гадюкин.

— И что же рассказали вам ваши воины? — вернул я Гадюкина ближе к теме беседы, которую он начал.

— Они рассказали о способах, которыми вы вели бой, и о том, какие существа служат вам. И признаюсь, меня это поразило. Раньше за родом Медведевых ничего подобного я не видел. Это раз. А во-вторых, меня смутило то, что такого сильного воина, как вы, выделили из рода, и мне показалось, что это неспроста. Ведь может, вы связались с демонической поганью инферно, а может быть, с некромантской швалью. Но это всё дело не моего ума, этим будут заниматься имперские прокуроры и канцелярия. Меня всё же заинтересовало то, с какой жестокостью вы обошлись с моими людьми. И считаю, что вели вы себя крайне недостойно и жестоко. И хотел бы обсудить эти ваши варварские репарации, которые вы повесили на моих перепуганных людей, пользуясь их слабостью и испугом.

Ишь, Гадюкин во всей красе. И намекнул на возможные проблемы с законом, и упомянул о моей излишней жестокости, и сразу подвёл к тому что хочет снять с себя бремя ответственности.

Но на меня такое не работает.

— Они были на моей земле, пришли ко мне домой намереваясь причинить вред и угрожать мне, — спокойно ответил я. — Я вправе был делать с ними всё, что захочу. И как по мне, вы должны радоваться и благодарить меня, что ваши люди вернулись живыми и, что я никого из них не убил. Признаться, я думал вы позвали меня с целью отблагодарить и увеличить размер репараций. Я ведь имел полное право сделать их частью перегноя для восстановления леса, который они испоганили, — спокойно, в тон Гадюкину ответил я.

Мужчина уже в который раз дёрнул веком. (Чувствую, скоро у меня самого начнётся нервный тик). Затем глубоко вздохнул, посмотрел куда-то вдаль. Его глаза пробежали по моей капсуле, что выглядела как хищный гоночный автомобиль, и снова нервно сморщился.

— Позвольте, я расскажу вам одну притчу, — произнёс он.

Я не стал делать страдальческий вид, глубоко вздыхать — просто диалоги аристократов, вне зависимости от мира, всегда похожи на пустое словоблудие, наполненное намёками и тайными смыслами. Почему нельзя просто говорить прямо?

Но традиции есть традиции. Бравирование мудростью и остроумием, это инструменты, через которые аристократы пытаются показать свою силу, чтобы явно в лоб не заявлять «я тебя размажу и уничтожу, сопляк», а таким изящным способом показать своё превосходство. Но что поделать, я сам люблю порой притчи. Глядишь, этот Гадюкин меня удивит.

— А чего же не послушать? — кивнул я. — Мне очень интересно.

— В нашем мире, — начал он, — давным-давно был один герой. Это было так давно, что имя героя давно уже затерялось в веках. А давать ему какое-то новое имя будет не совсем почтительно. Так вот, герой при жизни занимался тем, что спасал нашу землю от иномирных тварей и от иноземных захватчиков. Ко знает, может мы с вами сейчас живём только благодаря ему.

И вот пришла ему пора умирать, как и всем нам, однажды придётся. — он зачем-то подмигнул мне. — За ним пришла смерть и отвела его в рай. Самый настоящий рай, достойный такого прекрасного героя. Рай, сформированный именно для нашего героя, чтобы дать ему то, что он так сильно желал — заслуженных мира и покоя. И вот герой оказался на прекрасной поляне с высоким теремом. На этой поляне был пруд, в котором водилась крупная и вкусная рыба, если вдруг герой захочет порыбачить. В растущем рядом лесу бродили множество животных, а в небе летали птицы. Порой они слетали с небес и садились на ветви деревьев и чирикали там.


Хотел было попросить Гадюкина избавить меня от описаний, но тот и сам перешёл к действию.

— Герой очень быстро проникся этим местом. Ему очень нравилось, как щебечут птицы. И он понял, что этот рай — самое прекрасное место, где он когда-либо бывал. И он решил, что во что бы то ни стало, он должен защитить этот островок покоя и радости. Он ведь всю жизнь защищал кого-то и по-другому просто не мог. Видимо, защита стала для него основой, и тем проявлением любви и заботы к любому проявлению прекрасного в мире.

Тогда он стал изучать, как устроен этот рай, чтобы при случае построить оборону. И вот он шёл по лесу и увидел прекраснейшую оленицу, такую красивую, что он таких никогда в жизни не видел.

— Лань, — поправил я, но Гадюкин, едва заметно поморщившись, продолжил, даже не запнувшись.

— Она стояла посреди поля, пощипывала травку и поглядывала по сторонам, будто ожидая чего-то. Когда появился герой, она вздрогнула, но поняв, что перед ней человек, ради которого это место существовало, успокоилась и снова начала щипать травку.

«Интересно, — подумал герой, — чего же она боится? Видимо, её поджидает какая-то угроза». В следующий миг на поляну вышел огромный медведь, лоснящийся, бугрящийся мышцами. Он потянул носом воздух. Олениха, увидев медведя, напряглась, ей было очень страшно, но она прикрыла глаза и осталась на месте. И тогда медведь бросился прямо на эту олениху.

Герой, как вы понимаете, не мог стоять в стороне. Медведь был силён, полон силы и энергии. Герой тоже ему не уступал. К тому же у него был опыт множества битв с противниками куда более сильными, чем он сам. В итоге медведь был повержен. Олениха спасена, а в окружающем мире вновь настал мир и покой. Вот только отчего-то олениха, видя героя, плакала. По её морде катились огромные слёзы. Глаза у неё были печальные-печальные. Она упала на землю и разрыдалась будто девушка.

Гадюкин сделал паузу, выжидательно глядя на меня.

— Я не совсем понимаю суть вашей притчи. На что же вы намекаете? — произнёс я.

— Притча ещё не закончена, но у неё есть промежуточный смысл. Видите ли, олениха должна была умереть. Так уж заведено, что сильный жрёт слабого. Я думал, отец вам рассказывал эту притчу.

— Нет, отец мне эту притчу не рассказывал. Что же касается вашего толстого намёка: Вы, как я понимаю, считаете, что вы сильны и способны меня сожрать? — глядя прямо ему в глаза, спросил я.

— Ну к чему же так грубо выражаться? Ничего подобного я не хотел бы сказать. Всего лишь напомнить о порядке вещей, который давно принят…

— То есть вы считаете, что в мире, где есть сильные и слабые, сильному всегда можно жрать слабого? — нехорошо улыбнулся я. — А вы не допускаете мысль, что на самом деле слабый — вы, а силён — я? Что если вы этакий король кроликов, который решил показать врагу его место и пригласил льва к себе в норку? Об этом вы не задумались?

Гадюкин в очередной раз дёрнул глазом. Ему явно переставало нравиться то, куда зашла наша беседа. Но приличия, заложником которых он являлся, не позволяли ему прогнать меня из своего дома.

— Может, тогда закончите вашу притчу? — предложил я, дабы не затягивать паузу.

— Да, уже закончу, — кивнул Гадюкин. — Дело было в том, что рай этот был создан специально для героя, чтобы ему больше не нужно было никого защищать, а для этого было необходимо соблюсти баланс. Звери сами решали, как им жить, как действовать и как сделать лучшее место для этого героя. Медведи договорились с оленями, что олени сами будут отдавать одну прекрасную олениху, которая будет кормом для медведей. Хищники будут сыты, а олени смогут жить спокойно, не боясь ничего. Олени между собой тоже решили, что отдавать самую прекрасную олениху разумно. Это прекрасное решение, чтобы среди оленей-самцов не было распрей, что у кого-то будет такая красавица. В то время как оленихи не будут завидовать красоте будущей жертвы, ведь цена её красоты — смерть. И самая красивая олениха будет знать, что хоть она красивая, но это не привилегия, а бремя и ответственность, которую наложила на неё природа, чтобы сохранить свой род. Любопытно, не правда ли?

— Какая-то глупая у них вышла система, — не смог удержаться я.

— Да, быть может, она глупа и ущербна, но это был их уклад. Любая система лучше бессистемности, а главное она работала, была выстроена и всех устраивала, пока не пришёл герой. Я не буду ходить вокруг да около. Притча закончилась тем, что звери, населявшие рай, попросту прогнали героя. Даже несмотря на то, что рай был создан специально для него. Придя в идеальный мир, он принялся его изменять — лезть в устоявшуюся систему, которая могла бы сделать счастливыми всех: и героя, и живущих там зверей.

— Я не хотел бы угадывать к каким выводам вы хотите меня подвести, поэтому капитулирую, и готов выслушать вашу мудрость, — произнёс я.

Гадюкин, впервые за всю нашу встречу, изобразил нечто отдалённо похожее на искреннюю улыбку.

— Видите ли, в нашей империи, есть всем понятная иерархия. Есть бароны, есть графы, есть князья, великие князья и есть император. Каким бы я ни был сильным, приди я к императору и начни вести себя точно так же, как вы сейчас позволяете себе, скорее всего, я был бы убит или изгнан. Просто потому, что император по иерархии куда выше. И так сложились правила, что я должен подчиняться императору. Кто я такой, чтобы расшатывать давно устоявшуюся систему, по которой живут миллионы людей. Есть целый ворох баронов, служащих мне, есть слуги, которые подчиняются мне. И для них я господин, а для меня господин — император. А для императора Бог — господин. И так заведено. И если какой-то слуга начнёт мне диктовать правила и говорить о том, как надо действовать, ему следует указать на ошибку, иначе система сломается и наступит анархия.

— То есть вы пригласили меня к себе, чтобы указать мне моё место? — ехидно улыбнулся я.

— Вы склонны выражаться очень грубо. Можно и так сказать, если выражаться вашим варварским грубым языком, но я бы назвал это подсказкой. Я пригласил вас, что подсказать, что вы ведёте себя неподобающе, дабы вы не создали себе же проблем.

— Пусть так, — покивал я. — Но не думаю, что император придёт к вам домой и будет вам указывать, как обращаться со своими слугами, или как распоряжаться своим имуществом, или как жить в вашем собственном доме. И уж точно император не будет из-за мелкого клочка земли убивать ваших людей или портить ваши леса, потому что вы — часть его империи.

Мы с Гадюкиным сверлили друг друга взглядами. Диалог явно пошёл не по плану хозяина — он думал показать свою мудрость, пристыдить, надеялся сделать то, с чем не смогли справиться его люди. Но кое-чего не учёл.

Однако, черты его лица вдруг разгладились. Немного подумав, он пришёл к иному решению — и, стоит признаться, довольно неплохому. Всё-таки все эти хладнокровные думать умеют, нужно всего лишь отключить эмоции.

— Что ж, уважаемый Алексей Александрович, мы с вами явно не с того начали. Я вижу, что вы достойный человек, и пойдёте вы далеко. Несмотря на то, что сейчас у вас нет свиты, у вас титул барона, думаю, что ближе к седьмому десятку жизни вы добьётесь больших успехов и достижений. Моя цель была не в том, чтобы, как вы выражаетесь, указать вам ваше место, а в том, чтобы подружиться, познакомиться. Кто знает, как повернётся судьба и чем я смогу быть вам полезен в будущем, а вы — мне. Я бы хотел с вами дружить.

«Да», — подумал я. — «Лучшая тактика: если не можешь победить врага — стань его лучшим другом или натрави на кого-нибудь другого».

— Я бы хотел вам показать свои земли, показать, как у нас всё устроено. Глядишь, смогу вас удивить и подать каких-то интересных идей. Всё-таки опыт есть опыт. Вдруг вы почерпнёте что-то новое и захотите внедрить этот опыт у себя. Всё-таки вам тоже нужно налаживать быт.

А я смотрел на это всё дело, анализировал и хоть убей не понимал, какого чёрта медведь послал меня сюда. Ну что ж, может, действительно погляжу на то, как живёт Гадюкин и наберусь интересных мыслей.

Быть может, медведь имел в виду именно это?

Ну не гадюку же в тотемные звери себе выбирать!

Загрузка...