Архитектор Андрей Воронихин

Ученик великих зодчих

Итак, в 1777 году Андрей Воронихин вместе с братом Ильей приезжает в Москву. Сам факт его появления в столице иногда приписывается какому-то особому отношению А. С. Строганова к крепостному художнику: например, тому, что будущий зодчий якобы был внебрачным сыном вельможи. А между тем все объясняется очень просто.

Ежегодно с соляным караваном из строгановских вотчин отправлялись в Нижний Новгород, а затем в Москву и Петербург десять-пятнадцать подростков, способных к наукам и искусствам. Их, получивших предварительно подготовку в местных школах и мастерских, определяли учиться в столичных заведениях.

Строгановы не в состоянии были одни управлять громадными владениями. Они вынуждены были создавать свою крепостную интеллигенцию. Многие из крепостных, получивших образование, работали на строгановских промыслах и заводах, другие становились мастерами-художниками.

Можно назвать достаточно известные имена архитекторов И. И. Свиязева и С. И. Тунева, столичного оперного певца И. А. Мельникова, лесовода А. Е. Теплоухова, академика-гравера А. А. Пищалкина и других строгановских крепостных, судьба которых очень похожа на судьбу зодчего Воронихина.

В Москве, по словам автора «Некрологии», у Андрея Воронихина «развились способности и склонности к архитектуре, здесь положил он первое основание знаниям своим в сем важном искусстве, пользовавшись наставлениями знаменитого в то время российского зодчего Баженова и трудами своими обратил на себя внимание известного архитектора Казакова, предусматривавшего таланты Воронихина и будущую славу в искусстве строительном».

В мастерской В. И. Баженова и М. Ф. Казакова Воронихин провел (предположительно) два года.

Но начинал будущий зодчий как живописец. Так, известно, что в 1778 году он вместе с братом Ильей обратился с предложением расписать сени трапезной Троице-Сергиевской лавры.

Пребывание живописцев в «архитектурной команде» было традиционным еще со времен Д. В. Ухтомского, при архитектурной школе которого начинал свое учение и сам В. И. Баженов, тоже как художник.

Несомненно, пребывание в среде даровитых архитекторов — к тому же В. И. Баженов и М. Ф. Казаков были незаурядными рисовальщиками — помогло Воронихину приобщиться к столичному искусству, познакомиться с идеями, питавшими творчество, и попробовать свои силы в архитектуре, которой «оный Воронихин обучался с превеликим рачением».

Василий Иванович Баженов, этот выдающийся человек своего времени, гениальный фантаст, имел, пожалуй, самую неудачную творческую судьбу среди всех великих русских архитекторов: ему так и не удалось довести до конца ни Большой Кремлевский дворец, ни Царицынский ансамбль; Михайловский замок в Петербурге был достроен уже после его смерти.

Этот замечательный зодчий, крупный строитель, в то время, когда в его мастерской появился Воронихин, еще был полон сил, энергии, творческих планов. Годы учения в Московском университете и в Петербургской академии художеств, где его наставником был архитектор С. И. Чевакинский, получение звания «архитектурии гезеля помощника», поездка за границу, учение в Париже у королевского архитектора Шарля де Вальи — все, все было позади.

Баженов возвратился на родину со званием профессора Римской академии святого Луки; Флорентийская, Клементинская и Болонская академии искусств избрали его своим членом. Отказавшись от соблазнительных предложений в Париже, Баженов в 1765 году приезжает в Петербург.

Через три года он уже в Москве: составляет проект перестройки Кремля, создает «экспедицию по строению» Большого Кремлевского дворца, одновременно готовит молодых архитекторов. В это время он приглашает М. Ф. Казакова в качестве своего заместителя.

Баженов не копировал известные ему произведения зарубежных мастеров или русской архитектуры. В своем творчестве он искал новые пути, переосмысливая все лучшее, что было создано мировой и русской архитектурой.

Учение и работа под началом архитектора-новатора, человека передовых взглядов, друга известных русских просветителей Н. И. Новикова и Ф. В. Каржавина имели исключительное значение для развития Воронихина.

Задача переустройства русских городов, которую выдвигал Баженов, требовала усилий не одного поколения архитекторов. Поэтому гениальный зодчий предпринял попытку создания и воспитания национальных кадров. Вокруг Баженова начинают группироваться будущие мастера, преимущественно из разночинцев и крепостных. Воспитывая зодчих на конкретных примерах проектирования и возведения зданий, Баженов умело сочетал практику с теорией. Он, неоднократно говоривший о необходимости широкого образования архитекторов, ввел для своих учеников, кроме занятий скульптурой и рисованием, лекции по физике, механике и другим наукам.

В 1775–1785 годах Баженов создавал один из самых поэтичных ансамблей в русской архитектуре — дворцовый комплекс в Царицыне, под Москвой. Это был новый взлет фантазии зодчего, необыкновенный творческий подъем после недавно перенесенного тяжелого удара: Екатерина II приказала прекратить строительство Большого Кремлевскрго дворца.

В работе над дворцовым комплексом в Царицыне Баженов увидел возможность воплотить свои идеи, показать пути создания нового архитектурного направления, использующего приемы древнерусского зодчества. Создавая этот проект, он стремился к тому, чтобы отразить в новых зданиях величие Родины, пробудить чувство гордости и достоинства.

В 1775 году начал самостоятельно работать и Матвей Федорович Казаков, второй учитель Воронихина.

Воспитанник школы Д. В. Ухтомского, талантливейший архитектор, Казаков особенно известен постройками в Москве, выполненными в духе строгого классицизма. Благодаря работам Казакова в древней столице России появилось много прекрасных архитектурных произведений. «Казаковская Москва» поразила даже выдающегося французского писателя Стендаля, увидевшего ее в 1812 году. Он писал: «Меня охватило удивление, смешанное с восхищением, потому что я ожидал увидеть деревянный городок, как многие говорили, но, напротив, почти все дома оказались кирпичными и самой изящной, самой современной архитектуры. Дома частных лиц были похожи на дворцы, настолько они были богаты и красивы».

Как и Баженов, Казаков много времени и сил отдавал воспитанию архитектурной смены. Говорили, что он «наводнил не только столицу, но и провинцию хорошими архитекторами».

Воронихина окружали в Москве здания древнего русского зодчества, пышного и затейливого, простого и строгого в своем величии: Кремль с его соборами, храм Покрова, «что на рву» (храм Василия Блаженного), коломенская церковь Вознесения, Новодевичий монастырь и многие другие постройки.

Нет сомнения в том, что Андрей Воронихин, обучаясь в архитектурной мастерской Баженова, познакомился с идеями русских просветителей XVIII столетия. Он, конечно, встречался с ближайшим другом Баженова Ф. В. Каржавиным, который работал секретарем великого зодчего.

Крупный русский просветитель, лингвист, библиограф, большой знаток искусств, литератор и переводчик, Каржавин даже после ареста А. Н. Радищева и Н. И. Новикова продолжал печатать свои сочинения, искусно обходя рогатки цензуры. Им впервые была переведена на русский язык работа Витрувия «Десять книг об архитектуре» и книга К. Перро «Сокращенный Витрувий или совершенный архитектор» (к последней был приложен «Словарь архитектурных речений»).

Таковы были учителя Воронихина, такой была обстановка в «архитектурной команде», где он очутился. И наставники, и время, и покровительство со стороны А. С. Строганова — все это способствовало гармоническому развитию личности зодчего.

Но вновь приближались события, знаменующие повороты в судьбе Андрея Воронихина: ему было приказано покинуть архитектурную мастерскую.