Архитектор Андрей Воронихин

Мастер архитектуры

Каменная книга архитектуры бесконечна. Она хранит труд и мысли людские. Человек вкладывал в строения, возводимые им, все самое лучшее, что он знал, мог и умел. Полистаем эту книгу.

Давящие своей массивностью каменные горы-пирамиды и похожие на прибрежные террасы храмы, возведенные древними египтянами; пышные громады форумов Рима, слышавшие тяжелый шаг легионов; огромные готические соборы, скрывшие под своими сводами площади, равные городским; дворцы в стиле барокко, утомляющие глаз обилием украшений; редчайшая по своей гармоничности и соразмерности с человеком архитектура Древней Греции, названная классической, ставшая на многие годы примером для архитекторов…

Но наступило время — пышное барокко с обилием аллегорических фигур стало уходить в прошлое. Все это уже не волновало, казалось искусственным. Новый, девятнадцатый век требовал и новой архитектуры: зданий, выражавших простоту, сдержанность, величие.

Обновлялся град Петров, Новая Пальмира. Повсюду в русской столице строили храмы, правительственные здания, пристани, гавани. Сверкали под низким свинцовым небом взморья белые дворцы и башни, окруженные зеленью садов.

Русские зодчие, обогатившись опытом греческих и римских архитекторов, создавали свой русский классицизм… Используя те же колонны, портики, аркады, декор, изображающий победы русского оружия или «наукам и искусствам посвященный», те же благородные пропорции частей здания, а также лиричность и пластичность построек древних русских мастеров, они вырабатывали свой стиль.

Творения зодчих Петербурга отмечены своеобразием планировочных, объемных решений. Для многих из них характерна незначительная небрежность в линиях и деталях, очень похожая на небрежность гениального пушкинского стиха. Кажется, мастер только что ушел от здания, а колонны, карнизы, стены еще сохраняют тепло человеческих рук…

Писатель К. Г. Паустовский писал об архитектуре Ленинграда: «Снова открылись передо мной торжественные ансамбли его площадей и пропорциональных зданий. Я подолгу всматривался в них, стараясь разгадать архитектурную тайну. Она заключалась в том, что эти здания производили впечатление величия, на самом же деле они были не велики… Разгадка была простая. Величественность зданий зависела от их соразмерности, гармонических пропорций и от небольшого числа украшений».

В самом деле, как за какие-нибудь восемьдесят — сто лет Петербург превратился в один из красивейших городов мира? Мы этим во многом обязаны В. И. Баженову, А. Н. Воронихину, А. Д. Захарову, К. И. Росси, И. Е. Старову, В. П. Стасову и другим выдающимся архитекторам русского классицизма.

Возникнув во Франции, классицизм распространился по Европе и нашел свою вторую родину у нас.

Несомненно, этот стиль был отражением идей французской буржуазной революции в архитектуре. Мысли энциклопедистов Вольтера и Руссо о простоте и естественности, близости к природе находили последователей и среди художников, писателей, зодчих.

Но почему именно в России новый стиль нашел благоприятную почву для развития? В стране, где ни о какой революции, даже буржуазной, в то время не было и речи, где у власти стояли дворяне? И, что очень характерно, классицизм бурно развивался не только в архитектуре, но и в литературе, живописи, скульптуре.

Все это объясняется тем, что внутри феодально-крепостнического организма России конца XVIII и начала XIX века уже стали появляться элементы капитализма. Они-то и вызвали большие культурные и общественные сдвиги.

Крестьянская война под руководством Е. И. Пугачева, революция во Франции, деятельность русских просветителей Н. И. Новикова, Д. И. Фонвизина, Ф. В. Каржавина, появление работ первого революционера-демократа А. Н. Радищева заставили дворянство пойти на некоторое переустройство внутри страны. Ход истории дал «новое направление веку».

Сложная обстановка и расчистила дорогу для проникновения и развития вначале «просветительных идей», а затем и классицизма.

Новый стиль сохранил лучшее, что имела русская архитектура: связь с природой и градостроительными приемами, существовавшими раньше, простоту и ясность форм, хорошо уживающихся со старинными постройками, возможность создавать не только дворцы, но и обычные жилые дома, сельские усадьбы из привычных материалов — камня и дерева и, наконец, свободную, живописную компоновку здания.

Само здание решалось как объемно-пространственная, а не плоская композиция — постройку надо было смотреть со всех четырех сторон. Благодаря самостоятельности приемов русский классицизм стал выразительным и своеобразным стилем. По своему значению он перерос национальные границы.

Этот стиль позволил русским архитекторам и художникам отразить в своих творениях передовые взгляды того времени, идеи гражданственности и гуманизма, подъем национального самосознания. В лучших зданиях и ансамблях мастера русского классицизма сумели показать триумфы отечественного оружия, патриотические подвиги народа, мысли и чувства, волновавшие современников.

Объездив половину России и побывав за границей, Воронихин, уже в тридцатилетием возрасте, возвращается в Петербург.

Он вновь живет в доме А. С. Строганова. Дошедшие до нас три письма Воронихина говорят о его крайне зависимом положении и разрушают легенду о том, что старый граф относился к нему, как к родному. «Всепокорнейший слуга милостливого государя моего» — так подписывал Воронихин свои письма Строганову. И нельзя не согласиться с Г. Г. Гриммом, что «это в данном случае вовсе не только условная форма обращения».

Архитектору приходилось выполнять множество разнообразных поручений Строганова. Здесь и наблюдение за строительными работами, и закупка материалов, и продажа ненужных карет и лошадей, и подыскание помещения для лошадей Павла Строганова. Бывали поручения и совсем иного рода. Так, в одном из писем сыну Павлу старый граф сообщает, что для него было приготовлено «небольшое театральное представление, составленное… добрым и чудесным Андреем».

Вскоре после возвращения в Петербург, в 1793 году, судя по письму самого Воронихина, он впервые получает возможность попробовать свои силы в архитектуре.

Первой архитектурной работой была отделка после пожара Строгановского дворца в Петербурге, на набережной Мойки.

Уже эта работа говорит о незаурядном таланте Воронихина. Оставив нетронутыми фасады дворца, выстроенного знаменитым архитектором В. В. Растрелли, он интерьеры помещений создает вновь. Особенно интересным решением внутреннего пространства отличаются так называемый минеральный кабинет и картинная галерея. За акварель, изображающую галерею, Академия художеств присвоила Воронихину звание «назначенного живописца перспективы и миниатюры».

В 1796–1797 годах Воронихин возводит дачу А. С. Строганова на Черной речке и пишет вид-пейзаж этой дачи. Проделанная работа позволила ему получить звание академика перспективной живописи.

Деятельность Воронихина как зодчего приобретает более широкий размах. В марте 1800 года он был избран преподавателем архитектуры Академии художеств. Не без помощи А. С. Строганова он получает от Павла I заказ на постройку петергофских колоннад.

Заручившись подписью царя на чертеже, Строганов вносит его на утверждение совета Академии художеств, который и утверждает «высочайше конфирмованные рисунки академика Воронихина».

Зодчий блестяще справился с порученным ему делом. Стройные колоннады у «ковша» Самсона в Петергофе (Петродворце), так гармонично дополнившие ансамбль Большого каскада, и в наши дни вызывают восхищение. Выполнение этого проекта поставило Воронихина в один ряд с лучшими архитекторами.

В том же 1800 году Воронихин получает утверждение своего проекта Казанского собора. Вслед за утверждением последовал указ: «Для построения Казанской церкви по конфирмованному нами плану предлагаю составить особую комиссию, в которой присутствовать президенту Академии художеств действительному тайному советнику графу А. С. Строганову, генерал-от-инфантерии и генерал-прокурору Обольянинову, тайному советнику Кародыгину, вице-президенту Академии художеств действительному статскому советнику Чекалевскому, а производить строение архитектору Воронихину».

Ни утверждение чертежей, ни заказ на постройку Казанского собора, как теперь известно, не обошлись без участия А. С. Строганова. Увлекшись идеей сооружения монументального здания, он продолжал покровительствовать своему вольноотпущеннику. Благодаря председательству в комиссии по строительству собора граф многое мог сделать и делал для осуществления грандиозного проекта.

Начавшаяся стройка полностью захватила Воронихина, отнимая у него все время и энергию. Сооружение Казанского собора стало делом всей его жизни.

К этому времени происходит перемена в личной жизни архитектора. В 1801 году он женится. Его женой стала Мария Федоровна Лонд — англичанка, служившая гувернанткой в доме Строгановых. Молодожены покидают Строгановых и переезжают в собственную квартиру, которая находилась при строительстве Казанского собора.

Семейная жизнь Воронихина протекала счастливо. Но это, пожалуй, и все, что о ней можно сказать. Например, ничего неизвестно о взаимоотношениях в семье, о материальных затруднениях (а они, вероятно, были), о том, как воспитывались дети — шесть сыновей: Александр (1805–1835), Павел (1806–1836), Владимир (1808–1828), Константин (1810–1869). Двое сыновей умерли в детстве, остальные, за исключением Константина, тоже прожили очень немного. Дети Воронихина не оставили после себя потомства.

Очень мало конкретного известно нам о духовной жизни зодчего — его политических устремлениях, интересах, взглядах, пристрастиях. В мемуарах тех лет обо всем этом почти не говорится. Но современники отмечают, что по своему характеру Воронихин был человеком замкнутым, напряженно-сосредоточенным на своей работе, семье, что он никогда не искал многолюдного общества, ограничивая свои привязанности кругом близких ему людей.

Он был лишен корыстолюбия и честолюбия. Никто из современников не говорит о его желании выделиться или занять выгодное место.

Выходец из самой гущи народной, Воронихин хорошо понимал, как тяжела дорога талантливого человека, особенно крепостного. Известно, что он поддерживал материально молодых талантливых архитекторов. Среди них были крепостные И. Ф. Колодин, П. С. Садовников и другие.

Архитектор бережно относился и к своим родственникам. Став свободным и знаменитым человеком, он не порывал с ними связей. Так, Воронихин помог получить художественное образование своему племяннику Алексею, сыну брата Ильи, работавшему впоследствии модельмейстером на государственном фарфоровом заводе.

Отношение Воронихина к людям всегда было доброжелательным. Автор уже упоминавшейся «Некрологии» пишет, что «кротость нрава, трудолюбие и семейные добродетели доставили ему уважение и любовь почти всех». Другие отмечают его «кротость, ласковость, скромность, нежность, но одновременно и силу характера». О доброте, честности, порядочности архитектора говорил и Жильбер Ромм.

Современники Воронихина единодушны в том, что только трудолюбие и сила характера помогли ему стать широко образованным человеком.

Время, когда Воронихин приступил к созданию Казанского собора, можно считать началом нового этапа в деятельности зодчего. К мастеру пришла зрелость.

В последующие годы, одновременно со строительством собора, Воронихин выполняет другие большие работы. Все свои знания, умение, вкус отдает он созданию новых проектов и зданий.

Учение в Ильинском и Пыскоре, пребывание в Москве у В. И. Баженова и М. Ф. Казакова, поездки по России и за рубежом, лекции, прослушанные в Женеве и Париже, общение с Жильбером Роммом — все это, умноженное на талант, помогало совершенствовать мастерство.

Вероятно, нет нужды анализировать все творения великого архитектора, о его работах существует довольно обширная литература. Но нельзя, хотя бы очень коротко, не остановиться на некоторых сторонах архитектурного творчества Воронихина: приемах организации пространства, инженерном решении, применяемых материалах. В этом его самобытность и своеобразие как зодчего, сказавшего свое слово в развитии русской культуры.

Воронихин был занят возведением Казанского собора, тем не менее в начале 1806 года его назначают архитектором на строительстве Горного кадетского корпуса (Горного института). Постройка этого здания была закончена за очень короткий срок — всего за пять лет.

«Корпус горных инженеров» возводился не на пустом месте. Учебное заведение занимало к моменту реконструкции несколько разных по этажности и планировке зданий, неприспособленных к ведению учебного процесса. Корпуса располагались на участке, ограниченном набережной Невы и линией Васильевского острова. И здесь Воронихин показал себя тонким знатоком перспективы, крупным градостроителем.

Проектируя здание как главные ворота порта — морские пропилеи, архитектор «растягивает» фасад по горизонтали, срезая при этом угол участка. Получив большую плоскость, он украшает ее мощным двенадцатиколонным портиком, выполненным в дорическом стиле. Сам портик резко противопоставлен боковым частям фасада, которые прорезаны довольно однообразными рядами окон и совершенно лишены декоративного убранства. Использовав так любимый им прием контрастности, Воронихин добился усиления звучания входной колоннады, увенчанной треугольным фронтоном. Детали портика — крупные и «грубые» — лишены тонкой, изящной прорисовки, то есть все убранство здания приспособлено для восприятия с дальних просторов реки.

Здесь, как и в других проектах, зодчий прежде всего думает об ансамбле — логичном завершении торжественных набережных Невы таким архитектурным акцентом, который, указывая выход в море, одновременно говорил бы о величии и значении всего города.

Любопытно отметить одну интересную подробность: архитектором-смотрителем Горного кадетского корпуса многие годы был другой известный уральский самородок — академик архитектуры И. И. Свиязев.

Хорошо известны постройки Воронихина в пригородах Петербурга: Стрельне, Пулкове, Павловске, Петергофе.

Так, в Павловске по проектам зодчего были возведены знаменитый Розовый павильон (арсенал), Висконтьев мости и мост через речку Славянку, в Стерельне — садовая терраса, в Пулкове — придорожный фонтан. В Петергофе Воронихин перестроил Большой и возвел Львиный каскад.

Хотелось бы привлечь внимание читателя к одной малоизвестной работе зодчего — ферме в Павловском парке. К сожалению, невозможно сделать подробный анализ постройки: она не сохранилась, а дошедшие до нас чертежи не дают представления о всем комплексе ее зданий. Самое любопытное заключается в том, что все помещения этой фермы были выполнены из дерева. Имеющиеся разрезы и планы ледника и молочной позволяют сказать, что Воронихин обладал незаурядным «чувством древесины», хорошо представлял себе ее возможности как материала, знал технику исполнения подобных сооружений. Особенно характерен в этом отношении проект ледника, длинного здания, увенчанного шестиугольной башней. По нашему мнению, понимать дерево зодчий мог научиться только на Урале, где из этого материала возводились капитальные и большие по размерам строения.

Воронихин-архитектор неоднократно обращался к дереву. Взять хотя бы одну из самых поэтических его работ — Розовый павильон. Он был деревянным.

Деятельное участие Воронихин принимал в перестройке зданий Военно-медицинской академии. По его проекту был возведен так называемый дом Лаваля на Английской набережной. В этом доме бывали А. С. Пушкин, И. А. Крылов, Н. И. Гнедич, В. А. Жуковский. Здесь 16 мая 1828 года в присутствии А. С. Грибоедова и Адама Мицкевича А. С. Пушкин впервые читал запрещенного тогда цензурой «Бориса Годунова».

Конечно, как всякий крупный зодчий, Воронихин не может быть охарактеризован только своими работами. Необходимо сказать и о передаче им опыта, знаний своим последователям-ученикам.

Воронихин, как известно, преподавал в архитектурном классе Академии художеств. В то же время он имел достаточно много и частных учеников. Но выработать в русской архитектуре определенное направление, создать свою школу зодчему не удалось. Это, по-видимому, можно объяснить тем, что Воронихин всегда чрезвычайно напряженно работал над строящимися зданиями. Надо помнить и то, что жизнь его оборвалась в самом расцвете.

Многие его ученики, как и он сам, в прошлом были крепостными: И. Н. Мичурин, П. А. Шаров, П. С. Садовников, впоследствии академик архитектуры.

Большой известностью пользовались воронихинские воспитанники М. П. Коринфский, много строивший в городах Поволжья, и И. Ф. Колодин, один из помощников зодчего на стройке Казанского собора.

Известно, что Воронихин покровительствовал талантливому архитектору А. Л. Витбергу. К ученикам зодчего причисляют и К. А. Тона, строителя Большого Кремлевского дворца, друга и единомышленника И. И. Свиязева.

Работы А. Н. Воронихина — громадный шаг вперед в развитии русской архитектуры. Они знаменуют развитие идей, заложенных В. И. Баженовым и М. Ф. Казаковым. Восприняв принцип своих учителей, А. Н. Воронихин значительно развил прием, построенный на основе тектоники, то есть разделения несущих и несомых частей. Его здания — это поэтичный рассказ о преодолении человеком силы тяжести.

Несмотря на различное назначение возведенных им построек, они отличаются ясностью и логичностью образа, который изящно подчеркнут чистотой выполнения деталей.

В работах А. Н. Воронихина воедино слились умение выполнять сложные конструкции, использовать возможности материала и одновременно монументальность, большой гуманизм и своеобразность его мышления как зодчего.