Архитектор Андрей Воронихин

Путешествующий живописец

Петербург… Сюда в 1779 году вернулся из-за границы граф А. С. Строганов. Услышав о даровитом живописце (первые опыты Воронихина, как уже говорилось, были в живописи), он вызвал его в столицу.

Участие Строганова в судьбе талантливого крепостного художника вполне понятно: граф был довольно незаурядным человеком, получившим хорошее образование за границей, имел неплохой вкус к художествам, который Г. Р. Державин в одной из од назвал «изящным и нежным».

Отличаясь широтой взглядов, знаний и совершенно независимым положением, Строганов был достаточно демократичен; и в его дворце можно было встретить не только людей, богатых золотом, но и тех, у кого все богатство заключалось в уме и таланте. У Строганова бывали крупные русские художники С. С. Щукин и В. Л. Боровиковский, скульптор И. П. Мартос, композитор Д. С. Бортнянский, писатель Д. И. Фонвизин, академик П. С. Паллас, совершивший несколько больших экспедиций по России, а также всемирно известный математик Л. Эйлер и многие другие замечательные люди.

Строганов длительное время был почетным членом, а впоследствии президентом Академии художеств, директором Публичной библиотеки. Он широко приобретал произведения искусств для коллекций, которые начал собирать его отец. В петербургском дворце им была создана большая галерея фламандской, французской и итальянской живописи; хранилось много эстампов, медалей. Его коллекция монет и собрание минералов не имели себе равных.

Но вернемся к Воронихину. Строганову, видимо, импонировал талантливый крепостной из дворовых, и он поощрял его занятия искусством и наукой. Но в то же время художник «состоял» при молодом Павле Строганове, то есть был его слугой. Воронихину, кроме обязанностей слуги у молодого графа, пришлось исполнять и многочисленные обязанности по хозяйству Строгановых. «Наш живописец Андре» — так с оттенком барской пренебрежительности звали Воронихина в доме старого графа.

«Заслуга Строганова, безусловно одного из культурнейших людей дворянского общества России того времени, — писал Г. Г. Гримм, самый крупный советский исследователь творчества Воронихина, — именно в том, что, заметив дарование в своем крепостном… он поддержал его и дал ему возможность проявить свои способности».

Общение молодого Воронихина с художниками и учеными несомненно подняло на новую ступень его знания, расширило возможности его таланта.

А Петербург, «полнощных стран краса и диво»? Построенный под свист флейты и бой барабана, как он выглядел? Здесь все было необычным для крепостного художника: молодая столица и строилась по-новому.

Разграфленный параллельными улицами на равные квадраты, город поражал своей геометрической правильностью. Нева разрывала его неровной свинцовой полосой. А за рекой грозою для всех непокорных воткнулась в небо стальная шпага-башня Петропавловской твердыни. Напротив — главы Смольного монастыря, Александро-Невской лавры; ближе — стройные контуры Зимнего дворца закрыли всю набережную.

Пылают в закатном зареве окна палаццо вельмож. Дворцы «зело украшены и расписаны ярко»; фасады покрыты колоннами, пилястрами, нишами, украшениями в виде раковин и пухлых младенцев с крылышками; гроздья винограда, листья растений покрывают стены зданий. Страдая от тяжести, держат атланты на своих плечах груз балконов и выступов. Изящные кариатиды прильнули к наличникам окон, и совсем не грозные львы сторожат чугунные решетки ворот. Вычурные крыши блестят золотом и серебром. Усадьбы тонут в зелени деревьев, подстриженных то квадратом, то треугольником, то шаром. Одетые камнем каналы уводят куда-то в таинственную глубь города…

Сочное, живописное и необыкновенно пластичное барокко Растрелли!

Это было ново и непохоже на то, что встречал Воронихин раньше. Архитектор времен барокко смотрел на дом как на скульптуру, отягощая стены выступами, впадинами, разрывая карнизы, очерчивая окна по затейливым кривым. Здания производили впечатление массивности, силы и одновременно пышной декоративности. Во всем было видно стремление к грандиозности. И не только в отдельных постройках, но и в ансамблях, объединяющих в единое целое дома, фонтаны, беседки, зелень. Такие дворцово-парковые комплексы возникли тогда вокруг новой столицы: Петергоф, Царское Село, Ораниенбаум. А в самом Петербурге — Аничков и Воронцовский дворцы-усадьбы, палаццо Строгановых, Зимний дворец, Смольный монастырь.

В работах о Воронихине обходится молчанием вопрос об эмоциональном воздействии архитектурных творений на складывающийся талант. А оно несомненно.

Воронихин был хорошо знаком не только с архитектурой обеих столиц, но и с постройками Украины и Крыма, русского Севера и Урала. Нельзя недооценивать четырех путешествий Воронихина по России, которые он проделал вместе с молодым графом Павлом Строгановым и его воспитателем французом-эмигрантом Шарлем-Жильбером Роммом. Такие путешествия были тогда в моде. Считалось, что они являются необходимым завершением воспитания молодого аристократа.

В 1781 году путешественники побывали в Москве и Нижнем Новгороде, а отсюда вниз по Волге отправились в Казань. В 1783 году они совершили вояж в Выборг и на Иматру. Затем последовал ряд других маршрутов. Путешествовали все теплое время года, а зиму посвящали научным занятиям, осмотру и изучению собранных в экспедициях материалов.

В следующем году выехали в Олонецкую губернию и посетили железоделательные заводы в Петрозаводске. Затем через Ладожский канал и Мариинскую систему направились в Нижний Новгород. Далее путь лежал в Прикамье. Посетили Очер и другие прикамские места, побывали в Усолье — на родине Воронихина. Во время этой экспедиции путешественников сопровождал знаменитый ученый, академик П. С. Паллас.

В тот же год увидели Белое море, Архангельск. Только после этого возвратились в Петербург.

Во время путешествий Жильбер Ромм вел подробный дневник, а Воронихин делал зарисовки пейзажей и выдающихся архитектурных сооружений.

В июле 1785 года Ромм, молодой Строганов и Воронихин едут в Тулу для осмотра знаменитого оружейного завода. Вскоре после возвращения в Петербург отправляются в длительное путешествие по югу России. Оно продолжалось почти год — до июня 1786 года.

Самая большая остановка была в Киеве. Здесь путешественники не только осматривали город и его окрестности, но много времени посвятили изучению документов и книг по истории России. Из Киева — через Кременчуг, Кривой Рог и Херсон — приехали в Крым. Побывали в Карасубазаре, Судаке, Феодосии и Керчи. Вернувшись в Карасубазар, направились в Акмечеть (Симферополь). Затем, посетив Алушту, Ялту и Балаклаву, прибыли в Севастополь. На обратном пути, недалеко от Перекопа, повернули на северо-запад и вдоль берега Черного моря добрались до Очакова.

Путешествия, безусловно, расширили кругозор Воронихина, помогли узнать Россию во всей ее широте и многообразии. Он увидел и на всю жизнь запечатлел в памяти строгую, горделивую красоту русского Севера, скромные и неброские, но берущие за сердце картины глубинной России, пышную и яркую природу юга, синь моря и солнечные горы Крыма. Все это не забывается.

В дороге Воронихин много рисовал. Рисовал все: и эпические постройки северных плотников, и чумы жителей тундры, и каменное кружево сольвычегодских церквей. Восхищался древним новгородским кремлем и Печерской лаврой в Киеве. Разглядывал в синем мареве южного неба тонкие минареты и купола мечетей… К сожалению, рисунки, сделанные Воронихиным во время этих путешествий, не дошли до нас.

Неповторимо-прекрасно искусство архитектуры. Теремные дворцы и башни Москвы, златоверхие церкви Киева, приземистые белые соборы Новгорода и Пскова, деревянная северная Русь — все это было глубоко прочувствовано Воронихиным. И поэтому неудивительно, что, пожалуй, никто из представителей русского классицизма не знал так хорошо древнего зодчества своей страны, как Воронихин.

Обладая тонкой душой художника, Воронихин трепетно и бережно вобрал в себя совершенство, простоту и монументальность народного искусства. Об этом говорит все его творчество.

Но только знакомства и восхищения произведениями архитектуры мало. Для создания полноценных сооружений зодчему необходимо много знать о грунтах и почвенных водах, о различных минералах и их свойствах; нужны глубокие познания в математике и физике, химии и металлах, истории и литературе, живописи и скульптуре. Он должен быть широко образованным человеком.

Возьмите современного архитектора. В самом деле, ему, для того чтобы построить лабораторию Бруно Понтекорво, надо знать, что такое нейтрино, и обладать достаточными знаниями о строении материи. Проектируя стадион, архитектор должен хорошо представлять «технологию» спортивных упражнений, игр и соревнований, гигиенические требования, уметь так распределить места, чтобы зрители хорошо видели происходящее и им было удобно, а в случае необходимости большое количество людей легко и быстро могло бы покинуть трибуны и т. д.

К счастью, Воронихин, не окончив учебного заведения, получил систематическое образование. Жильбер Ромм, один из самых образованных людей своего времени, знаток естественных наук, передавал свои знания большей частью не Павлу Строганову, который был еще ребенком (он родился в 1772 году), а Воронихину.

Положение подневольного человека, конечно, угнетало Воронихина, но надо было терпеть: иного выхода не находилось. И наконец А. С. Строганов понял, что крепостные оковы мешают дальнейшему совершенствованию таланта. Он решил дать вольную «нашему живописцу Андре». И вот 25 июня 1786 года в руках у художника появляется документ: «Александр Сергеевич Строганов, в роде своем не последний, отпустил я крепостного своего дворового человека Андрея Никифорова сына Воронихина, который достался мне по наследству…»

Воронихин получил свободу. Он — вольноотпущенник. Куда пойти? Что делать? Ему понятно, что без поддержки графа он не получит ни заказов, ни работы. И Воронихин не порывает с ним.

Историограф Строгановых Ф. А. Волегов написал в их родословной: «В 1786 г. июля 4 граф Павел Александрович по воле родительской отправился за границу путешествовать на 4 года. Для сопутствия и услуги ему даны были учитель француз Ром, камердинер швейцарец Клеман и служители Андрей Воронихин (разрядка наша. — Авт.) и Андрей Мясников». Будучи свободным, Воронихин по-прежнему занимал место слуги!

Путешественники едут в Швейцарию и Францию, проездом через всю Европу.

Воронихин, как и во время первых путешествий, занимается рисованием пейзажей, зданий, надгробий. Часть его заграничных рисунков сохранилась. Самый ранний датирован 1787 годом. Он изображает один из швейцарских замков.

В Женеве (где пробыли почти год) и Париже путешественники слушали лекции по химии, минералогии, математике, астрономии, ездили на заводы, посещали музеи, театры, народные гуляния. В 1788 году они проехали всю среднюю Францию — Риом, Лион и другие города. На родине Ромма, в Оверни, Воронихин написал несколько портретов его родных. Эти живописные работы-миниатюры и сейчас украшают музей Оверни.

Волна революции 1789 года подняла Жильбера Ромма на самый верх событий. В Париже ой организовал знаменитый клуб «Друзья народа», принимал самое деятельное участие в работе клуба якобинцев. Впоследствии Ромм был избран в Законодательное собрание Франции, а затем — в Конвент. Есть сведения о том, что он в качестве члена Горы подписал смертный приговор Людовику XVI. С именем Ромма связано введение во Франции революционного календаря. Погиб Шарль-Жильбер Ромм в 1795 году (покончил самоубийством в тюрьме), когда после падения Робеспьера был арестован и приговорен к смертной казни.

Был ли Воронихин причастен к политической жизни в бурные дни революции, мы не знаем: сведений об этом нет. Но известно, что в Якобинский клуб вместе с Роммом был принят и Павел Строганов, взявший себе псевдоним Очер (по названию одного из прикамских заводов, принадлежавших Строгановым). «Гражданин Очер» вместе с Роммом посещал заседания Национального собрания, как многие другие, носил фригийский колпак, призывал: «Долой тиранов!»

Екатерина II, узнав о том, что молодой граф, владелец многих тысяч крепостных, является активным участником революции, приказала А. С. Строганову немедленно вернуть сына домой. Вскоре в Париж приехал двоюродный брат Павла Строганова Н. Н. Новосильцев; и в декабре 1790 года молодой граф, а вместе с ним и «служитель Андрей Воронихин» покидают Францию.

Пребывание за рубежом обогатило духовный мир Воронихина. В Париже он имел возможность хорошо познакомиться с древней и современной архитектурой; более основательными стали знания по ботанике, физике, анатомии, естественной истории и математике. Свидетель грозных общественных событий, он в какой-то степени, конечно, обогатился идеями французских просветителей.

Воронихин в одном из писем называет Жильбера Ромма другом человечества. И француз-воспитатель платит будущему великому архитектору пламенной дружбой, человеческой теплотой. В ответе на письмо, посланное из России в 1792 году, Ромм писал: «Вы мне доставили очень большое удовольствие, мой дорогой Воронихин, давая мне свидетельства вашей памяти обо мне». И в конце письма такие слова: «Прощайте, мой дорогой Воронихин, продолжайте оставаться всегда самим собой… Прощайте, я обнимаю вас так же, как я вас люблю».