— Я не буду наряжаться парнем, — заявила Кей. — Ни под каким видом! Решение окончательное, и я не желаю его обсуждать.
— Отлично! — сказал Алекс. — Тогда я не обязан впредь выслушивать ваши жалобы. Когда вы оденетесь — в мужское, — вы будете держать рот на замке. Вот встретите кого-нибудь, за кого, по вашему мнению, вам стоит выйти замуж, можете делать со своим ртом что угодно.
— Вы омерзительны. Вы хуже любого из моих братьев.
— И Адама тоже? — уточнил Алекс. — Или он слишком совершенен, чтобы иметь мысли, за которые можно отлучить от церкви?
Кей, подтягивавшая подпругу у своей лошади, сердито глянула на него поверх спины животного. Алекс же на нее не смотрел, однако Кей видела, что он доволен собой и считает, что одержал над ней верх в словесной баталии.
— У моего брата Адама нет никаких мыслей, которые он не мог бы повторить вслух перед паствой, собравшейся в церкви. Вы готовы, или вам нужна помощь?
— Мне не нужна никакая помощь, а ваш брат, судя по всему, страшный зануда, — сказал Алекс, обошел кобылу, наклонился, схватил Кей за лодыжку и практически забросил в седло.
Только многолетний опыт и натренированные мышцы ног помогли ей удержаться в седле и не свалиться на землю. Однако возмущаться по этому поводу она не стала, чтобы лишний раз не доставлять Алексу удовольствия.
— Смотрите-ка, а вы уже почти похожи на мальчишку, — Алекс оглядел ее с ног до головы. — Если бы не ваши волосы, вы бы вполне сошли за мальчугана.
Последним предложением Алекс высказал все, чего всегда боялась Кей. Мать была так красива, что мужчины писали ей поэмы. Один молодой человек сочинил балладу в честь ее красоты. Но Кей, ее единственная дочь, была похожа не на нее, а на отца и братьев. А их с Тэлли — между ними была разница всего в десять месяцев — в детстве иногда считали близнецами.
Алекс, все еще стоявший возле кобылы, по глазам Кей понял, что задел ее и что она изо всех сил сдерживает слезы. Все это получилось у него непроизвольно. Просто после сытного ужина и полноценного сна он проснулся утром и увидел, как какая-то очень красивая девушка в роскошном платье подпрыгивает, пытаясь достать до висевшего над головой мешка. В первые мгновения он никак не мог вспомнить, где находится и что с ним случилось за последние несколько месяцев. В голове была, только одна мысль: он в жизни не видел девушки красивее. И в этом-то и заключалась проблема.
Идея нарядить ее в мальчишку пришла Алексу, когда он сказал старику Йейтсу, что путешествует с младшим братом. Тогда он не рассказал об этом Кей, так как опасался, что она возмутится, — что, кстати, и произошло. Да что у женщин за понятия, если они считают, что жизнь — не жизнь, если на них нет кучи ленточек и бантиков?
— Это ненадолго, — мягко проговорил Алекс. — Здесь поблизости есть город, а сегодня воскресенье. Мы могли бы пробраться в закрытый магазин и набрать всего, что нам нужно. И оставить деньги в качестве оплаты, — добавил он, так как уже хорошо изучил ее и знал, что она именно это и захочет сделать. — А потом мы отправимся во Флориду. Я оставлю вас у друзей Ти-Си, вы подождете две недели, пока я не уеду подальше, и сможете ехать домой. Люди не обратят внимания на юношу, путешествующего в одиночестве, а вот одинокая очаровательная барышня вызовет массу вопросов.
— Ничего подобного, если следовать вашим утверждениям. Вы же сами сказали, что я и так похожа на мальчишку. Видимо, вам хочется, чтобы я убрала свои волосы под парик.
Алекс ничего не ответил, и Кей обнаружила, что он сосредоточенно пакует седельные сумки на жеребце.
— Вы хотите, чтобы я отрезала волосы, да? — задыхаясь от негодования, воскликнула она.
Алекс сел в седло и, повернувшись к ней, робко встретился с ней взглядом.
— Я думал об этом. Ваши волосы портят весь маскарад. Вы выглядите очень юной, а в мальчишеской одежде будете выглядеть еще моложе. А если наденете парик, то обязательно привлечете к себе внимание. Кроме того, при вашей манере езды верхом парик слетит, и тогда вашу копну увидят все.
Кей провела рукой по волосам. В детстве именно благодаря роскошным длинным волосам ее перестали сравнивать с братом.
— Я их не отрежу. — Она пустила лошадь шагом. — О мальчишеском наряде подумаю, — сказала она, — а волосы не отрежу.
— Ладно, — тихо проговорила Алекс. — Не будем ничего отрезать.
Он знал, что лжет, и не мог допустить, чтобы она рисковала своей и его жизнью ради своего тщеславия.
— Езжайте вперед, — примирительно предложил он.
Алекс пустил Кей вперед, чтобы обдумать, как быть дальше. Если она не отрежет волосы добровольно, он будет вынужден сделать это без ее разрешения, и эта перспектива пугала его. Если он отрежет ей волосы, пока она спит, ему придется постоянно быть начеку и ни на минуту не смыкать глаз, иначе она отрежет ему что-нибудь — и не обязательно волосы.
Они ехали в предрассветных сумерках, стараясь держаться подальше от дорог. Чем дальше они продвигались на юг, тем больше удалялись от городов. Стали появляться плантации. Они напоминали крохотные изолированные городки, когда все необходимое для семьи и рабочих росло или производилось на собственной земле.
Кей почти ничего не говорила, и Алекс знал, что ее молчание вызвано нежеланием переодеваться в мужское платье. Однако он не видел иного способа обеспечить ей безопасность. Из-за платья, которое, казалось, было соткано из солнца, преследующие его люди запросто отследят их маршрут. Ведь они разыскивают мужчину и женщину, путешествующих вместе. Если бы удалось изменить хотя бы один элемент описания, они были бы в безопасности.
Алекс предполагал, хотя не хотел говорить об этом Кей, что везде уже развешены объявления с их приметами, и ее волосы — самая узнаваемая из примет. Он отлично представлял, что там написано. «Огненно-рыжие волосы». Или «густые, блестящие ярко-рыжие волосы длиной до метра».
Что до него, он бы с радостью побрился, но на помещенном в газете рисунке из зала суда он был изображен без бороды. Если его и узнают, то только бритым. К тому же, как не раз повторяла Кей— даже слишком часто, на его вкус, — с бородой он выглядит старше.
Кей оглянулась, осадила лошадь и дождалась, когда Алекс поравняется с ней.
— Что вы на меня так смотрите?
— Я никак на вас не смотрю. Это просто мой взгляд, — мрачно ответил он.
— Не знаю, почему я мирюсь с вашим плохим настроением. Я ни в чем не виновата и попала в переделку только потому, что вызвалась помочь вам.
— Так кто из нас в плохом настроении?
— У меня есть на это право. Вы должны быть мне благодарны.
— Я благодарю вас за то, что вы спасли мне жизнь, но я не собираюсь благодарить вас за то, что нас вот-вот схватят.
— А при чем тут?.. — начала Кей, но замолчала.
В следующее мгновение она развернула лошадь и во весь опор поскакала в обратном направлении.
Алекс поскакал вслед, чертыхаясь, что несчастный жеребец перегружен оборудованием и запасами и с трудом выдерживает скачку. Догнав Кей, он попытался выхватить из ее рук повод, чтобы остановить кобылу, однако у него ничего не получилось. Кей, будучи хорошей наездницей, увернулась и ускакала вперед.
— Простите меня, — крикнул ей Алекс. — Я прошу прощения. От всего сердца, леди. Я прошу прощения за то, что сказал.
Алекс не сомневался, что Кей потеряна для него навсегда, но, к его изумлению, она остановилась и повернулась к нему.
— Повторите.
Не в его характере было унижаться. Отец всегда говорил, что хотя у них нет титула или денег, у них есть гордость и мужчина должен всегда беречь ее. И вот сейчас, глядя на эту девушку, Алекс чувствовал, что готов целовать ей ноги, лишь бы она простила его. И эта мысль — о том, чтобы целовать ей ноги, — улучшила ему настроение и избавила его от жалости к самому себе.
— Я извиняюсь, леди, — сказал он. — Вы храбрая и сильная, если попытались исправить то, что испоганил Ти-Си, и я прошу простить меня за то, что говорил обратное.
— Вы серьезно, или все это для того, чтобы я не бросала вас одного?
Алекс аж поперхнулся от изумления, вызванного ее словами. Ему гораздо проще было бы без нее, но вслух он этого не сказал. Интересно, спросил он себя, о чем думал Ангус Мактерн Харкорт, обучая свою дочь вот так скакать верхом? Хотя она наполовину шотландка, так что не исключено, что способность к верховой езде у нее в крови.
— Вы опять странно смотрите на меня.
— Я думал о том, что с вашим умением вы могли бы выиграть любые скачки. Если бы у меня были свои лошади и нам не надо было бы бежать прочь от погони, мы с вами могли бы попытать счастья на беговой дорожке.
Кей не удержалась от улыбки.
— Из-за этого у вас с утра плохое настроение? Вы боитесь проиграть мне?
Алекс собрался было ответить правду — что боится будущего и того, что случится, если их схватят, — но не стал этого делать. Он просто опустил взгляд и сказал:
— Я думал о том, что будет ужасно резать такие роскошные волосы. Но дело в том, что с такими волосами, развевающимися за спиной, вы слишком красивы.
Алекс был готов к тому, что Кей сейчас обзовет его мешком дерьма и ускачет прочь, но она взбила волосы и лучезарно улыбнулась.
— Вы действительно так считаете?
— Да, — искренне ответил Алекс.
— Наверное, я слишком вспыльчива, слишком скора на гнев, — сказала она. — Это всегда было моей проблемой. Адам говорил, что это мой главный недостаток.
— А Адам, естественно, всегда прав, — пробормотал Алекс.
Кей сердито посмотрела на него, пытаясь понять, издевается он над ней или нет.
Алекс приложил все силы к тому, чтобы сохранить спокойное выражение на лице и не дать выход рвущемуся наружу смеху.
— Так вы поедете со мной?
— Только если вы будете обращаться ко мне по имени и мы перейдем на ты — заявила Кей. — Я знаю, тебе называли мое полное имя, но обычно все зовут меня…
— Кей, — договорил за нее Алекс. — По первой букве у имени «К» и «Э». Твой брат Нат думал, что тебя так зовут, когда мама перед твоим рождением вышивала инициалы на твоем гардеробе. Она была уверена, что родится девочка. Итак… Кей, ты готова ехать? Скоро мы въедем в город.
С этими словами Алекс пустил лошадь шагом, уверенный, что Кей последует за ним. Однако она не двинулась с места.
Как же много дядя Ти-Си рассказал ему! По ее мнению, он рассказал чужому человеку об их семье слишком много. Хмурясь, она все же поехала вперед.
Услышав позади себя стук копыт, Алекс улыбнулся и подумал, что, возможно, он кое-что понял насчет женщин. С одной стороны, размышлял он, он запятнал свою честь, извиняясь перед Кей и упрашивая ее ехать с ним, но с другой — он победил, так как она едете за ним. Вероятно, гордость и женщины — это две несовместимые вещи. Как бы то ни было, он радовался, что Кей поступает разумно и не мешает ему защищать ее.
— Мне это не нравится, — прошептала Кей, когда Алекс принялся ковырять в дверном замке гвоздем.
— А мне, думаешь, нравится? — прошептал он в ответ. — Мне бы тоже хотелось сидеть дома рядом с женой, а не торчать здесь.
— Прости, — раскаянно произнесла Кей. — Я иногда забываю о твоей утрате.
Алекс надавил гвоздем на что-то в замке, и дверь открылась.
— Быстро, — сказал он, пропуская Кей вперед.
Он на несколько мгновений задержался на крыльце, чтобы оглядеться и проверить, не заметил ли их кто-нибудь. Судя по всему, в это воскресное утро все население крохотного городка собралось в церкви, так что пока им ничего не грозит.
— Милый магазинчик, — сказала Кей, разглядывая забитые товарами полки вдоль стен. В шкафах со стеклянными дверцами плотно висела одежда. — Это не Чарлстон или Нью-Йорк, но для такого городка вполне сносно.
Алекса не интересовало, насколько хорош магазин, главным для него было то, что здесь можно раздобыть все, что им необходимо.
— Надо побыстрее убираться отсюда, — тихо сказал он. — И постарайся не шуметь.
— Тебе все время кажется, что я ничего не знаю, — фыркнула Кей и прошла в заднюю часть магазина.
Позади длинного прилавка стояли коробки и бутылки, а также ящики с галетами и бочка с соленьями.
Алекс достал из-под прилавка холщовый мешок и принялся собирать в него галеты и сушеные яблоки. Он не рассказал Кей, до какой степени его беспокоит, что мистер Грейди узнает о причастности Ти-Си к побегу и станет искать человека с приметами Алекса. Он опасался, что они с Кей проделают весь этот долгий путь и окажутся в ловушке.
С той стороны магазина, где была Кей, не доносилось ни звука. Алекс решил, что Кей переодевается, и не счел нужным беспокоить ее. Он положил заполненный мешок у двери и прошел к шкафам с одеждой. Она была добротной, прочной и хорошо сшитой, правда, не того качества, к которому привыкла Кей. Алексу понадобилось несколько секунд, чтобы снять с себя грязные лохмотья и надеть бежевые, обтягивающие бедра бриджи, белую рубашку с галстуком и длинный темно-зеленый жилет. На полке он выбрал одну из широкополых соломенных шляп — она защитит его от солнца во Флориде.
Оглядев себя в зеркале, Алекс остался доволен своим видом. Теперь он напоминал богатого плантатора, а не беглого преступника, недавно прибывшего из горной Шотландии.
Улыбаясь, Алекс пошел к Кей, чтобы узнать, какой нaряд она подобрала для себя. Увидев ее, он замер как вкопанный.
Кей стояла перед высоким, в рост человека, зеркалом и расчесывала щеткой волосы. Алекс впервые видел ее без плаща. Хотя платье дорвалось по подолу и запачкалось, оно все равно оставалось роскошным. Вырез был глубоким и открывал часть груди. Натренированные мышцы предплечий свидетельствовали о том, что Кей привыкла управлять норовистыми лошадьми, однако это не умаляло изящества ее рук, и короткие рукавчики только подчеркивали его. Подрез под грудью был украшен широкой лентой, юбка мягкими складками ниспадала до самого пола.
Алекс смотрел на Кей и размышлял о том, что это платье она надела для бала в Чарлстоне. Наверное, она предвкушала свидания с молодыми кавалерами, готовилась принять очередное предложение руки и сердца, воображала, как будет рассказывать об этом своим внукам.
Но из-за своей добросердечности она согласилась на то, на что никогда не пошли богатые — и даже бедные — юные дамы. Она рисковала своей жизнью, чтобы спасти совершенно незнакомого ей человека, которого, кстати, считала виновным в убийстве — думать иначе у нее не было никаких оснований.
Алекс наблюдал, как Кей расчесывает волосы. Вероятно, она думает, что расчесывает их в последний раз. Судя по печальному выражению лица, она согласится их отрезать.
Как жаль, что нельзя повернуть время вспять! Если бы он мог, он бы вернулся… Алексу было больно думать об этом, потому что он знал: он вернулся бы в то время, когда был безмерно счастлив, когда женился на Лилит.
Глубоко вздохнув, он подошел к Кей.
— Позвольте пригласить вас на танец, мисс Кей.
Подавая ей руку, он надеялся, что ее не оттолкнет его неопрятный вид и запах, сохранившийся после долгого пребывания в тюрьме.
Кей отлично выучила правила хорошего тона. Она лучезарно улыбнулась ему, одной рукой приподняла юбку, а другую вложила в его ладонь. Алеке обнял ее за талию. Сожалея, что нет музыки, он принялся напевать старую шотландскую балладу, которую когда-то пела ему мать. Танец получился не формальным, со сложными фигурами и сменами партнеров, а очень интимным, для них двоих.
Кей начала подпевать, показывая, что знает эту балладу, и Алекс, широко улыбнувшись, закружил ее по комнате между шкафами и вокруг прилавка. Когда Кей, изловчившись, схватила с полки темно-коричневый флакон и поставила его на прилавок, Алекс от души расхохотался: она не забывает о деле, она помнит, зачем они здесь.
Алекс остановился перед зеркалом, поклонился партнерше и отступил на шаг.
— Должен признаться, мисс Кей, я в жизни не получал такого удовольствия от танца.
— Я тоже. — Она присела в реверансе, прихватив пальчиками юбку и разведя ее в стороны.
Как же она хороша в этом белом платье, подумал Алекс. Ему захотелось запомнить ее — девушку, которая спасла ему жизнь, — именно такой.
— Тебе придется мне помочь, — сказала Кей.
Алекс продолжал любоваться ею. За все годы переписки Нат ни разу не упомянул, что его младшая сестра так красива.
— В чем?
— Раздеться!
Алекс не сразу сообразил, что она имеет в виду.
— Ты хочешь, чтобы я помог тебе… раздеться?
Кей одарила его милой улыбкой.
— Раз уж мы собираемся путешествовать вместе, тебе придется исполнять роль моего брата. — Она повернулась к нему спиной и приподняла волосы. — Можешь начать с того, чтобы расстегнуть платье.
— Да здесь тысячи пуговок! Мы провозимся весь день.
— Ты женатый мужчина, значит, должен знать, как расстегивать платье.
— Я был женат всего несколько часов, — сказал Алекс, сражаясь с четвертой пуговицей. Они были крохотными, а петельки тоненькими.
Кей оглянулась на него.
— Несколько часов? Значит, вы не…
— Не твое дело, но да, мы этим не занимались. — Расстегивая пуговицы, он все больше и больше хмурился.
— Хоуп говорила, что ты заснул в первую брачную ночь, но я не верила.
— Я не заснул. Меня опоили.
— Ах да, стаканом вина, вот и заснул. Кто тебя опоил?
— Если бы я знал, суд бы меня оправдал. — Алекс уже стегнул две трети пуговиц.
— Хоуп говорила, что дверь была заперта изнутри и что в комнате были только ты и твоя жена.
— Это единственное, в чем законоведы были правы. — Алекс справился с последней пуговицей. — Все, теперь вылезай из платья и поторопись. Сюда могут зайти.
— В воскресенье? Никто наверняка не придет. Даже мой отец не работает по воскресеньям.
— Из этого должно следовать, что и никто не работает, — хмыкнул Алекс.
Он смотрел на расстегнутые пуговицы так, будто взобрался на высоченную гору и был горд своим достижением.
— Отвернись, — велела Кей. — Я все еще девушка, а ты мужчина, и… — Она изумленно уставилась на него, только сейчас сообразив, что он в новой одежде.
— Нравится? — спросил Алекс, разводя в стороны руки.
— Ты похож на плантатора, — тихо проговорила Кей. — Тебе идет такой наряд. — Она снова повернулась к зеркалу, и продолжала наблюдать за ним в отражении. — Только весь эффект портит то, что ты до ужаса грязный.
Алекс провел рукой по волосам. Обычно он тщательно следил за ними, собирал в хвост на затылке и завязывал черной лентой, но сейчас они сильно отросли и выглядели бесформенной копной. И он действительно грязный, в этом Кей права.
— Может, мне удастся помыться, когда мы доберемся до места.
— Нет. Ты помоешься сегодня, иначе я не переоденусь в парня.
Алекс улыбнулся:
— Поздно. Без моей помощи тебе не застегнуть пуговицы.
Кей схватила с полки первое попавшееся под руку платье и развернула его перед собой. Оно было простым, из коричневой шерсти с черной тесьмой по вороту. Глаза ее угрожающе вспыхнули.
Алекс не стал говорить, что предпочел бы, чтобы она осталась в белом, если не собирается переодеваться в мужскую одежду. Однако Кей, как ни удивительно, поняла — видимо, женская интуиция подсказала, — что примитивное коричневое платье ему не понравится.
— Ты должен принять ванну.
— Обещаю, что помоюсь. — Алекс весело улыбался. — Я не варвар, хотя ты таковым меня и считаешь.
Кей посмотрела на свое отражение в зеркале. Она бросила долгий взгляд на роскошное платье, которое придерживала на груди, покосилась на Алекса, повернувшегося к ней спиной, и развела руки. Платье упало на пол, и Кей осталась в корсете, длинных, до колен, панталонах и рваных чулках. Это были ее последние минуты в женском обличье.
Она сообразила, что ей не обойтись без помощи Алекса, чтобы снять корсет. Горничная зашнуровала его много дней назад, и с тех пор она его не снимала.
— Тебе придется расшнуровать меня, — сказала она.
— Тогда мне нужно повернуться. Или мне надеть повязку на глаза?
— Повязку тебе наденут, когда будут расстреливать за то, что ты расшнуровывал корсет против воли женщины, я же тебя об этом прошу, так что ничего противозаконногo нет.
Рассмеявшись, Алекс повернулся, и Кей с удовлетворением услышала, как он тихо ахнул. Он был единственным мужчиной, который видел ее в нижнем белье. Кроме отца и братьев, мысленно добавила она, но они не считаются, Однажды Тэлли насыпал ей за корсет порошка, вызывающего сильный зуд, а ей предстояло встретиться с давним другом матери, Томасом Джефферсоном, который стал губернатором Виргинии. Сейчас, вспоминая, как она отомстила за это Тэлли, Кей не могла сдержать улыбку.
— С чего начинать? — спросил Алекс.
— Представь, что это конская сбруя.
— Я же не могу взять нож и…
— Нет! — воскликнула Кей. — Никаких ножей!
Алекс едва не сказал «пока», имея в виду, что он не будет ничего резать, пока не доберется до ее волос. Он вовремя сообразил, что лучше этого не говорить. Узел на завязках за последние дни сильно затянулся, и пришлось повозиться, чтобы расслабить его. Как только он начал распускать шнуровку, Кей вдохнула полной грудью и с наслаждением выдохнула.
— Горничная затянула его сильнее, чем обычно, из-за бала, — пояснила она, делая новый глубокий вдох.
— А это не больно? — Шнуровка поддавалась с трудом, и Алексу ужасно хотелось достать нож и разрезать эти чертовы завязки.
— Естественно, больно, но вам, мужчинам, нравится тонкая талия.
Алекс нагнулся к шнуровке. Похоже, горничная сделала в середине такой же узел, как наверху.
— Но платья, которые вы, женщины, носите сейчас, скрывают талию.
— Вот как? — с невинным видом осведомилась Кей.
Наконец Алексу удалось расшнуровать корсет, и он, отступив на шаг, улыбнулся. Она права. Платья с высокой талией скрывают очень мало.
— Нет, они почти ничего не скрывают. Когда женщина стоит против света, можно увидеть… — Он прокашлялся. — Готово.
Кей повела плечами, сбрасывая бретельки. Алекс собрался отвернуться, но, увидев, как она, извиваясь, стаскивает корсет через бедра, не смог оторвать взгляд — и рассмеялся.
— Теперь можно дышать!
Кей закинула руку за спину и почесалась через тонкую хлопчатобумажную сорочку. Чувствуя, что ей этого мало, она подошла к косяку и стала чесаться о его выступ. На ее лице было написано выражение блаженства.
— Зря ты боялась медведя, он принял бы тебя за свою.
— Заткнись, — беззлобно бросила Кей. — Если бы ты столько времени проходил в корсете, не снимая его даже на ночь, ты бы… — Она повернулась к нему спиной. — Не простаивай без дела, почеши мне спину. Зудит так, что можно сойти с ума.
Поколебавшись, Алекс подошел к ней и принялся осторожно водить пальцами по ее спине через сорочку.
— Я знаю, что ты слаб, но уж чесать сильнее можешь.
Он нажал сильнее, но так как ногти у него были короткие, результата это не дало. Тогда он достал нож и стал чесать его рукояткой, все время опасаясь, что сдерет ей кожу.
Наконец Кей отстранилась.
— Так-то лучше. Значительно лучше.
Она поводила плечами, покрутила руками, разминая мышцы. И Алекс снова с восхищением отметил, что она очень красива. Почему Нат ни разу не написал об этом в письме?
— Ну что, леди, теперь можно одеваться?
— Конечно. Что мне надеть?
— Что угодно, главное прикрыться, — пробормотал он и пошел по магазину, прикидывая, что может им понадобиться.
На прилавке стоял флакон, который Кей поставила туда во время танца. На этикетке было написано «Жасминовое масло». Даже если она нарядится в мужское, наверняка ей захочется, чтобы от нее хорошо пахло. Он, естественно, предупредит ее, что так поступать неправильно, но предупредит не сейчас, чтобы не портить ей настроение. Алекс поставил масло обратно на полку.
Тем временем в глубине магазина Кей подбирала себе одежду, что оказалось непростым делом. Она оставила сорочку и надела на нее мужскую рубашку, однако это не помогло скрыть грудь, которая подрагивала при ходьбе. Кей не собиралась рассказывать шотландцу об этой проблеме и тем более интересоваться его мнением. Порывшись в шкафах и на полках, она нашла рулон белого муслина и ножницы и, отрезав полоску ткани, перевязала грудь. Утянула Кей ее несильно, так, чтобы она не очень выделялась под свободной рубашкой.
Дальше все было значительно проще. Кей сменила рваные шелковые чулки на белые вязаные мужские и надела бриджи, которые оказались велики в талии, но ей все желалось добиться того, чтобы они не сваливались с нее. Дополнив наряд жилетом, она отыскала легкий шерстяной плащ. По дороге к двери она прихватила широкополую соломенную шляпу.
— Ну? — спросила она, останавливаясь у Алекса за спиной. Тот повернулся, окинул ее внимательным взглядом и ничего не сказал. — Тебе не нравится? Я что-то сделала не так? Я не привыкла к бриджам, но, кажется, застегнула их правильно.
Алекс молча обошел ее, положил руки ей на плечи и подвел к зеркалу. Там отразилась девушка в мальчишеском наряде, — с пышными распущенными волосами и жемчужными серьгами в ушах. Кей удивило, что серьги не потерялись.
Алекс молча вытянул руку, и Кей поняла его жест. Она сняла серьги и положила их ему в ладонь.
— Я уберу их в сумки вместе с остальной твоей одеждой.
— Мы обязательно возьмем с собой платье. Возможно, его удастся починить. Я не намерена всю жизнь носить эти уродливые тряпки. Как только ты уедешь в экспедицию, я снова стану девушкой и поеду домой.
— И будешь путешествовать одна в женском обличье? Нет, не выйдет. — Алекс тут же пожалел о своих словах, однако Кей никак на них не отреагировала и принялась крутить руками, сгибаться и выпрямляться.
— Что ты делаешь?
— Двигаюсь. Странно не чувствовать корсет. Я носила его целыми днями с двенадцати лет.
— С двенадцати? — изумился Алекс. — Тебя ребенком засунули в эту штуку?
— Естественно. А откуда, по-твоему, у взрослой женщины берется тонкая талия? Неужели ты думаешь, что мать будет ждать, когда ее дочь вырастет, чтобы потом пытаться втиснуть ее в корсет?
— Скажу честно, я никогда не задумывался о том, откуда у женщин тонкая талия. Вероятно, я считал, что она такая от рождения.
Кей покачала головой.
— А сейчас ты скажешь, что считал, будто у женщин от рождения блестящие волосы и румянец на щеках? — Она угадала правильно, поэтому Алекс промолчал, продолжая смотреть на нее. — Ты много потерял в жизни из-за того, что у тебя не было матери и сестры.
— Наверное, я вообще был дикарем до знакомства с тобой, — еле слышно проговорил Алекс и громче добавил: — Вы готовы ехать, леди?
— Теперь, когда я изображаю из себя мальчишку, тебе придется перестать называть меня «леди».
— Когда мы что-нибудь сделаем с твоим волосами, чтобы ты не напоминала девицу, тогда и перестану.
У Кей тут же испортилось настроение.
— Если я их вымою и зачешу мокрыми, то, думаю, их легко будет спрятать.
Алексу не понравилось грустное выражение в ее глазах.
— То же самое можно сказать о львиной гриве, — сказал он и обрадовался, увидев, что она улыбнулась.
— Серьезно?
— Абсолютно. Знаешь, я никогда прежде не видел, чтобы у одного человека было столько волос. Причем такого потрясающего цвета. — Продолжая говорить, Алекс шел к входной двери, Кей следовала за ним.
— Тебе не кажется, что они слишком рыжие? — с невинным видом спросила она, отвлекая его, чтобы он не заметил, как она по пути складывает в холщовую сумку всякие мелочи.
Бросив на нее взгляд, Алекс поднял с пола мешок и открыл дверь.
— Цвет роскошный, я бы ничего в нем не менял. — Пропустив Кей вперед, он убедился, что оставленные за вещи деньги лежат на прилавке, и закрыл за собой дверь. — Когда-то у меня был пони с гривой такого же цвета, как твои волосы. Я его очень любил.
Кей оглянулась на закрывшуюся дверь магазина.
— Ты говоришь все это только для того, чтобы вынудить меня поступить так, как тебе надо?
— Точно, но я все равно говорю правду, — тихо ответил Алекс. — У тебя красивые волосы.
Улыбнувшись, Кей спустилась с крыльца.
В магазине ее смущало, что новая одежда сидит на ней свободно, и только в седле она поняла, насколько это удобно. Теперь не надо ждать от кого-то помощи, юбка не мешает, можно легко сунуть ногу в стремя и вскочить на лошадь. Кей оглядела свои ноги в темных бриджах. Если бы ее элегантная матушка видела сейчас свою дочь, она упала бы в обморок! Эдилин Харкорт никогда в жизни не переоделась бы мальчишкой, ни при каких условиях.
Кей понравилось это новое ощущение свободы в движениях. Она обнаружила, что шотландец с любопытством наблюдает за ней.
— Я хочу взглянуть на карту и понять, куда мы едем, — сказала она и не поняла, почему ее слова заставили Алекса громко рассмеяться.
— Кажется, я только что создал себе кучу проблем, — проговорил он и, пришпорив лошадь, поскакал на юг.
Кей последовала за ним.