Аватары тьмы

Глава 4. Малая «лампочка»

Когда Андрей научился видеть светотень любого человека, Индукин сказал, что настало время узнать правду о человечестве, а также — почему и ради чего мальчишка получил свои необычные способности.

Для этого учитель отвёз его в загородный дом одного из своих друзей. Из детей раньше Андрея приехала только Вика Лазарева, она хоть и была младше, но сообразительная, и они сразу познакомились. Девчонка пришла вместе с мамой, которая называла её не иначе как Вичкой.

— Сегодня нам откроют глаза, — сделав страшное лицо, зловеще прошептала Вичка, когда они сидели на диванчике и ждали, пока подтянутся остальные посвящённые, — и мы наконец всё увидим!

— Что «всё»? — так же тихо поинтересовался Андрей.

— Не знаю, — совершенно обычным голосом ответила она, болтая ногами. — Мама сказала, это типа страшных мультиков, только не в планшете, а в голове.

— Ты смотришь в планшете мультики?

— Иногда, — пожала девчонка плечами. — Только не слишком долго, а то глаза начинает резать.

— Во! — закивал мальчишка. — У меня тоже глаза почему-то болят, а в школе у всех — норм, хоть целый день смотри — ни фига не будет!

— Ну, так это потому что они светотени не видят… зацени, какие они тут у всех фиолетовые!

Андрей выпрямил спину, расфокусировал взгляд и, как учил Василий Семёнович, постарался отключить все мысли. Спустя секунду комната расцветилась огнями — у взрослых фиолетовый цвет и правда главенствовал, только у них с Викой светотени переливались бестолковой мешаниной из разных красок.

— Супер! — восхитился он, вновь впуская мысли. — А у нас с тобой фигня какая-то пёстрая!

— Зато тёмных пятен нет, ты видел, что в школе бывает?

— Вообще жуть, — согласился Андрей. — О, гляди, а народ уже подтянулся, вон ещё дети, ты кого-нибудь знаешь?

— Ну та-а-ак, — протянула Вика и ткнула пальцем в сторону светловолосого мальчика примерно одного с Андреем возраста с высоченной девчонкой рядом, — вон того пару раз видела!

— Не показывай пальцем, Вичка, это — неприлично! — сделала ей замечание подошедшая мама. — Привет, Андрюша!

— Здравствуйте.

— А Василий Семёнович тебя хвалит, — улыбнулась она. — Говорит, ты хорошо учишься, молодец!

— Ясно, — пробормотал мальчик и посмотрел на Вику — но та только сильнее замотала ногами, уставившись в пол.

— Дорогие «лампочки»! — раздался громкий мужской голос. — Прошу всех пройти в каминный зал и занять свои места. Мы начинаем.

— Дети, пойдёмте! — мама девчонки взяла её за руку и повела к выходу из комнаты.

Андрей вскочил и двинулся следом, высматривая учителя — тот ждал его на входе в каминный зал, где уже собралось человек восемь взрослых, включая седого старикана — хозяина дома.

— Мальчишки и девчонки, идите сюда, — седовласый указал на сдвинутые в центре комнаты табуретки. — Садитесь, тут всем должно хватить места. Лицом наружу, спинами внутрь.

— Давай-давай, — Василий Семёнович вдруг коротко обнял Андрея и, поцеловав в макушку, отпустил, направив в каминный зал, чем несказанно удивил воспитанника: раньше учитель не проявлял такой нежности, а уж тем более при других.

Мальчишка подбежал к одной из свободных табуреток и бухнулся на сидение — справа уже расположилась высоченная девочка, а слева — маленький и по росту и по возрасту паренёк в очках и с кудрявыми волосами. Дальше сидел светловолосый, а недавняя знакомая замыкала круг, оказавшись позади и чуть сбоку. Она локтем толкнула приятеля в спину, тот резко обернулся, но Вика не взглянула в его сторону, увлечённо болтая с блондином. Андрей крутнулся обратно, задев плечом соседку-дылду.

— Эй, полегче! — возмутилась она, потом окинула его оценивающим взглядом и вдруг вполне себе взрослым жестом протянула руку: — Нина!

— Андрей, — немного растерявшись, он всё же пожал маленькую твёрдую ладонь.

— Очень приятно, — сказала дылда, а сама принялась не спеша одёргивать собственную толстовку, будто уже потеряла к нему всякий интерес.

Он повернулся влево:

— Привет!

— Привет!

— Ты кто?

— Я - Лёша.

— А сколько тебе лет?

— Уже восемь скоро…

«А мне — тринадцать, я что, тут самый большой? — вдруг обеспокоился Андрей: осознавать, что он позже всех научился «светомузыке», было неприятно. — Да нет, дылда точно старше…»

— Дети, внимание! — раздался громкий голос седого деда. — Послушайте все меня!

Те, кто оказался спиной, стали ёрзать и крутить головами.

— Кому неудобно, может пока встать и развернуться, потом займёте свои места снова.

— Итак, — сказал старик, дождавшись, когда возня закончится. — Сегодня у вас очень важный день: вы долго учились, но теперь умеете достаточно, чтобы увидеть то, что знает каждая взрослая «лампочка». Мы, все здесь присутствующие взрослые, собрались, чтобы показать вам, что происходит с человечеством, и вы смогли понять, ради чего мы работаем и совершенствуемся. Нас, «лампочек», мало, и многие приехали издалека, чтобы участвовать в сегодняшнем мероприятии, поэтому прошу вас, дети, отнестись ко всему максимально серьёзно, сосредоточиться и не отвлекаться, понятно? — Все закивали, и седовласый продолжил: — Долго говорить я не буду, поскольку бессмысленно пытаться заранее объяснить словами то, что мы будем делать, слова только всё запутают. И вообще, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, верно? А понимание этого придёт само — мы, взрослые, передадим вам его напрямую, минуя вторую сигнальную систему, так что от вас потребуется только одно: открыть нам свой разум, и в этом вам помогут уже накопленные знания. В общем, на этом всё, давайте приступим! Дети, сядьте и придвиньтесь, чтобы касаться друг друга, возьмитесь за руки — вы должны образовать единое приёмное кольцо. А взрослые — составить змею проникновения.

Прочно утвердившись на табуретке и сомкнувшись плечами с соседями, Андрей сжал ладонь дылды, одновременно нащупывая маленькую руку кудрявого очкарика, а потом нашёл глазами учителя. Его лицо выглядело отрешённым и одновременно сосредоточенным, на воспитанника он не смотрел, молча передвигаясь среди других мужчин и женщин. Их оказалось не восемь, как Андрей посчитал раньше, а девять — добавился ещё один дядька, он, видно, только что вышел в зал, а значит, не был ничьим родителем, просто приехал поддержать мероприятие. Взрослые выстроились в странную, неправильной формы, цепочку, между людьми при этом оставались разные расстояния, одни стояли вплотную, другие — нет, но все — не дальше метра от ближайших соседей, чтобы тоже, как и дети, держаться за руки. Во главе цепочки встал седовласый дед, за ним — учитель, следом — Викина мама, дальше остальные родители, и замыкающим — тот самый неизвестный дядька, в последний момент присоединившийся к собранию. Лицо его тоже вроде бы было сосредоточенным, но не отрешённым, как у других, а с чудной — совсем не весёлой и очень неприятной — ухмылкой.

— Дети, соберитесь! Я вижу, не все отключили мысли, немедленно исправьтесь! Даю вам на это ровно минуту, потом слов не будет! Как только все «лампочки» очистят разум и зажгутся, мы поведём, и кто не сумеет следовать, лучше сразу сигнализируйте, иначе можно навсегда остаться на той стороне и уже никогда не очнуться.

Андрей вдруг сильно разволновался, отчего мысли стали беспорядочно метаться, не находя выхода, будто он, желая впустить в душную комнату свежий воздух, тупо размахивал полотенцем, вместо того, чтобы просто распахнуть окно. Тогда мальчишка сделал несколько быстрых глубоких вдохов и медленных выдохов, помогая себе сконцентрироваться. Прошло, наверное, больше двух третей отпущенного седым дедом времени, прежде чем разум Андрея очистился, и всё вокруг засияло световыми переливами.

Цепочка взрослых превратилась в фиолетовую змею с треугольной золотой головой. Мальчик заворожено следил, как она медленно вытягивается вертикально вверх, демонстрируя гибкое, равномерно наполненное фиолетовым светом тело, чтобы, поднявшись над их головами, вдруг с огромной скоростью ринуться головой вниз, входя точно в центр детского, сиявшего всеми цветами радуги, кольца. Прежде, чем золото головы растеклось лучами и сомкнулось с кольцом, словно спицы с ободом колеса, Андрей успел увидеть, что самый кончик промелькнувшего в воздухе хвоста на мгновение нарушил прозрачную фиолетовую гармонию, мелькнув тёмно-багровым отсветом.

А потом они будто ухнули в гигантскую воронку и стремительно понеслись сквозь разлетавшиеся во все стороны искры, наращивая скорость до невыносимых пределов, когда всё вокруг мешается в единую бесцветную субстанцию, в которой больше невозможно ничего различить.

Ничто распалось неожиданно — бац! — и «змея», опоясанная детским «колесом» остановилась. Вокруг простиралось трудноопределимое нечто, похожее на смесь тьмы и света, переливавшееся при любом, малейшем движении так, что структура видимой части изменялась резкими вспышками. Если б не способности «лампочки», особое состояние безмыслия с мощной поддержкой опытных взрослых, Андрей вряд ли смог бы вынести подобное зрелище. Обычные органы чувств никогда не сумели бы адаптироваться и передать мозгу правильный сигнал, позволив человеку, а уж тем более ребёнку, разобрать, что происходит, да и физическое пребывание здесь людей было абсолютно невозможным. Однако благодаря специально разработанным «лампочкам» процедурам, информация поглощалась Андреем напрямую, меняя его осознание так, чтобы он, без раздумий и обработки сигналов, сразу же постигал её смысл.

Поэтому он понял, что перед ним — Вселенная, открывшаяся во всей своей многомерности, и он сможет увидеть любую её часть, стоит только найти соответствующее положение.

«Змея» слегка крутилась, перемещаясь, и из многомерности показывался то один, то другой фрагмент. Они быстро сменяли друг друга, мелькая неразборчивыми пятнами, будто кто-то гигантской лупой водил над пёстрой, смятой многочисленными складками тканью, отыскивая нужное место. И вот оно наконец нашлось — «змея» ринулась навстречу выступившему куску, и он развернулся, затопив всё окружающее пространство видом странного то ли зала, то ли поля, не имевшего горизонта, но загибавшегося вверх, теряясь где-то в немыслимой высоте.

В центре — или глубине? — этого поля восседала плотно сбившаяся стая странных и страшных существ, очень отдалённо напоминающих чёрных грифов, пирующих, сидя на туше какого-то огромного зверя. От неустанной работы клювов — вверх, будто капли воды из распылителя, летели тёмные брызги. Облаком поднявшись над «птицами», брызги уходили в туман загнутого вверх пространства. Рассмотреть, кого едят «грифы», мешали огромные образования — они походили на камни и были разбросаны по всему полю, частично заслоняя обзор. «Змея» снова двинулась вперёд — очень осторожно, от одного «камня» к другому, стараясь не попасться «грифам» на глаза, и Андрей разглядел, что «птицы» клюют вовсе не в тушу. Там, внизу, откуда из-под «земли», роем вылетали светящиеся создания и, не успевая подняться даже на метр, все до единого оказывались в клювах «грифов». Они высасывали из «светлячков» сияющий сок, выплёвывая потемневшие оболочки — они и были теми «брызгами», что облаком устремлялись вверх, постепенно пропадая из вида. Жрали «грифы» неустанно, так близко сидя друг к другу и быстро работая клювами, что при малейшем сдвиге ракурса сливались в единого монстра-стервятника с размазанной тьмой вместо крыльев и многоклювой головой, сверкавшей чудовищно безжалостным, чуждым самой человеческой природе глазом. Мыслей, конечно, не было, но, глядя на эту жуткую, переплётшуюся крыльями стаю со слившимся воедино, адски злобным зрачком, Андрей чувствовал холодный страх — он пронизывал всё его существо, ледяным дыханием касаясь самых глубин человеческого естества.

Прошмыгнув между «камнями», «змея» придвинулась ещё ближе, и стало понятно, что она стремится занять положение, при котором удастся рассмотреть появляющихся из-под земли «светлячков», и сразу же сконцентрировал на них внимание. Создания были неправильной формы, разноцветными и казались смутно знакомыми, Андрей следил за переливами их сиявших красок, как вдруг один из «светлячков» резко приблизился, и тогда мальчик понял, что они походят на светотени живых людей, только гораздо сложней и насыщенней. Тот «светлячок», что надвинулся на «змею», полностью перекрыв поле зрения, стал раскрываться слой за слоем, демонстрируя огромное количество информации об одном конкретном, ранее незнакомом Андрею человеке. Перед мальчиком представала бесконечная череда состояний, где отражался каждый миг прожитой этим человеком жизни, каждая его мысль, суждение, переживание, — настоящая копилка наработанного опыта, в течение всей жизни менявшего его внутренний мир. Это была целая вселенная человеческой души, которая только что покинула физическое тело и вышла в иной мир, чтобы отправиться в положенное ей странствие к Богу.

Шварк! — и сверкавшая бескрайним богатством накопленных чувств и знаний душа резко смялась, исчезнув в водовороте тьмы, откуда почти в тот же миг выскочила её располосованная, тёмная «шкурка». От неожиданности Андрей дёрнулся и другие ребята тоже, «колесо» сменило положение, и картинка вновь отдалилась. Но дети уже воспринимали её совсем по-другому, чем раньше, ведь теперь они знали: мелкие «светлячки» — это тысячи, миллионы, миллиарды душ умерших людей! И ни одна из них не избежит жуткого клюва «грифа». Стервятники мгновенно высасывали внутренность душ, и они, полностью опустошённые, уносились вверх, потеряв весь свой прекрасный, накопленный в течение всей жизни, световой багаж.

Столовая! Жральня в ином измерении, где длится, и длится, и длится бесконечный обед монстров с одним-единственным вечно поступающим блюдом — сознанием умерших людей.

«Змея» стала медленно поворачиваться, чтобы ползти назад, за «камни», и Андрей понял, что настала пора возвращаться. Пока они меняли положение, мальчик продолжал смотреть на стервятников: непрерывно менявшийся ракурс то приближал, то отдалял различные детали их жуткого пиршества, очертания стаи плыли и трансформировались. Временами она превращалась в единое существо, и тут же разделялась так, что тысячи пар крыльев пронзали друг друга, а там, где была голова, возникало огромное количество нечеловечески яростных глаз и клювов. Они по-разному сливались и разделялись, словно тьма кишела чёрными червяками.

Наконец, замкнутая с детским колесом «змеиная» голова оказалась за «камнями», и впереди замельтешили золотые искры, означавшие, что сейчас они с невероятной скоростью ринутся назад — туда, откуда пришли. Андрей «оглянулся», чтобы в последний раз увидеть жрущих «светлячков» «грифов» и вдруг заметил, как с самого кончика фиолетового «змеиного» хвоста сорвалась багровая капля и блохой прыснула за ближайший «камень».

А потом золотые искры разлетелись, Андрей вместе со всеми ухнул в серое ничто и с невероятной скоростью пронёсся сквозь узкую часть гигантской воронки, постепенно замедляясь, пока не вывалился обратно в каминный зал.

Понадобилось, наверное, минут пять, прежде чем он окончательно пришёл в себя и обнаружил, что в зале царит непонятная суета. Нет, это не касалось детей: они всё ещё сидели на стульях, причём маленький кудрявый очкарик Лёша завалился Андрею на плечо, явно потеряв сознание, а дылда Нина справа трясла головой, будто лошадь. Вика завозилась, снова пихая его локтем в спину, белокурый мальчик ладонями тёр лицо. Очкарик тихонько пискнул, приходя в себя.

— Всё? — спросил он.

— Угу, — кивнул Андрей, всматриваясь в топтавшихся на некотором отдалении взрослых.

— Кру-у-ть! — протянул Лёша.

— Угу, — не блистая разнообразием, ответил Андрей, увидев, наконец, причину суеты: на полу неподвижно лежал один из мужчин.

— А чего это они все там столпились? — Лёша подался вперёд. — Вон мама! А там кто-то упал!

Они слезли со стульев и побежали к взрослым.

— Мама! — громко закричал очкарик.

Присевшая рядом с человеком на полу женщина поднялась и быстро пошла Лёше навстречу, Андрей обогнул её и столкнулся с учителем.

— С тобой всё в порядке? — спросил он, взяв мальчика за плечо.

— Да, а… — Андрей смотрел, как седовласый старик опускается на колени возле лежащего без движения мужчины — это был тот, кто стоял в «змее» последним. — Что случилось?!

— Витя! — голос учителя дрогнул. — Витя умер.

Андрей подошёл ближе: на лице покойника застыла всё та же странная улыбка.

На Старокисловской было тихо и по-утреннему прохладно. Дом 7/9 ничем не выделялся среди других, стандартная вывеска над обычной дверью с табличкой, где указаны часы работы — в общем, всё — как и должно быть, ничего подозрительного. Вера приехала на сорок минут раньше и, внимательно осмотрев вход в ателье, теперь медленно прогуливалась в скверике напротив, дожидаясь открытия. Людей вокруг было немного, и ничем особо интересным они не блистали. Тощий, но — судя по яркому, равномерно расцвеченному светаку — вполне здоровый молодой парень бежал к метро. Старушка, с поблёкшими красками светотени и тёмными пятнами на ней — скорее всего от целого букета старческих недомоганий, — не спеша следовала к магазину. А по параллельной дорожке бродил зевающий мужик с собакой, слишком хорошо воспитанной, чтобы облаять внушавшую неприязнь девицу. Да, если раньше друзья человека Веру просто обходили стороной, то теперь реагировали, как в своё время на деда, — видно, проявившиеся в полную силу способности раздражали собак куда больше, чем скрытые.

Стараясь держаться от псины подальше, Вера продолжала поглядывать вокруг, изучая прохожих, но не имея ни малейшего желания вступить в контакт с чьей-то световой тенью, пока в сквере не появилась немолодая, немного растрёпанная тётенька с сумками. Она шла через сквер, когда светак её вдруг выстрелил красно-белым протуберанцем, стелясь по дорожке, будто язык пламени, а спустя миг женщина упала. Сумки полетели в стороны, одна раскрылась, и по тротуарной плитке, подпрыгивая и скатываясь в траву, покатились огурцы.

Вера бросилась к тётеньке и, подхватив под локоть, потянула вверх. Та стала подниматься, но вдруг охнула и снова опустилась на землю.

— Нога! — сдавленно простонала она. — Больно…

Но Вере уже не нужны были пояснения: её светак сам собой наполз на принадлежащего женщине собрата, и всё сразу стало понятно. Порванная связка! Она буквально полыхала перед глазами, затмевая хроническую гипертонию и гастрит — два самых ярко выраженных недуга, наиболее сильно повредившие светак. Существовали, возможно, и ещё какие-то болезни, но не столь существенные, разбираться в них сейчас было недосуг, Вера осторожно поддерживала и вела прыгавшую на одной ноге страдалицу к ближайшей лавочке.

— Спасибо, — тётенька опустилась на деревянное сиденье, над верхней губой выступили бисеринки пота. — Сейчас я позвоню… ой, а где мой телефон?

— Здесь! — отозвалась собиравшая рассыпавшиеся огурцы помощница, хватая поблёскивавший в траве мобильник.

Он оказался повреждён — прямо посередине экрана образовался скол, от которого во все стороны разбегалась паутина трещин.

— О господи! — с досадой и жалостью проронила женщина, аккуратно смахивая с телефона травинку. — Господи…

— Простите, — тихо произнесла Вера, тоже расстроившись, хотя телефон оказался таким маленьким, старым и примитивным, что уже ничего не стоил. Его, конечно же, давным-давно следовало сменить на нормальный… но…

Но стало вдруг так жаль эту несчастную, измученную работой и болезнями тётеньку, столь неожиданно и нелепо лишившуюся не только телефона, но и возможности ходить, что Веру буквально захлестнуло острое желание как-то помочь, облегчить жизнь, уменьшить страдание… Она и сама даже не поняла, что сделала, просто потянулась к женщине, вновь наползая своим светаком на чужой, чтобы разгладить, выправить, заполнить свежую вмятину…

Острая боль прошила тело, растекаясь от центра груди к кончикам пальцев на руках и ногах, Вера вскрикнула и упала на колени. Сидевшая на лавочке тётенька тоже охнула: её повреждённая нога непроизвольно дёрнулась, а внутри будто огонь полыхнул, облизнув сустав и разорванную связку.

— Что это? — испуганно прошептала женщина, ощупывая ногу, — под кожей щекотало, горело, тянуло и пульсировало, словно туда пробрались горячие муравьи и теперь толпами бегали меж мышечных волокон, кусаясь и роя ходы. — Что происходит?

Она подняла взгляд на Веру — та медленно поднималась с колен, чувствуя головокружение и сильнейшую слабость. Её светак медленно и трудно сполз со светотени тётеньки, а за ним тянулась прерывистая сияющая полоса, будто кровавый след за раненым человеком. «Так и есть! — вдруг с ужасом поняла Вера. — Я повредила свой светак! Вот почему мне так плохо…» Она покачнулась и непременно рухнула бы обратно на дорожку, если б не женщина. Вскочив и подхватив падавшую девушку, она буквально затащила её на лавку:

— Что с вами? Вам плохо?

— Надеюсь, пройдёт… — прошептала Вера. Сквозь плывущие перед глазами круги и пятна проглядывала чужая светотень: вмятина от разорванной связки исчезла. «Это сделала я. Я вылечила ей ногу… за счёт себя! — Вера посмотрела на свой светак: он корчился и дрожал, пытаясь затянуть повреждение. — Вот же я дура! Господи, какое счастье, что я тогда, в отделении полиции, не попыталась так же помочь Василькову!! — ужаснулась она, вспомнив огромный протуберанец с чёрным ободком по краям. — Уже была бы мертва!..»

— У вас лицо зелёное! — обеспокоилась женщина. — Надо «скорую»…

— Нет… нет… я знаю, что со мной, врачи не нужны.

— Ты… беременная, что ли? — просветлела лицом тётенька. — Токсикоз?

— Типа того, — не имея ни сил, ни желания спорить, ответила Вера, наблюдая, как её пришибленный светак медленно выправляется, черпая силы из физического тела, которое при этом болело сразу во многих местах, словно её непрерывно закидывали камнями. — А как ваша нога?

— Да прошла вроде… — женщина сначала с опаской, а потом уже смело повертела стопой. — Вот же странно! Только что наступить на неё не могла — боль адская — а сейчас вообще ничего не чувствую… может, я просто мышцу как-то неудачно потянула?.. Горело всё огнём… а сейчас прошло… Слушайте, а может, вам водички попить? У меня тут где-то… — она полезла в сумку и достала пол-литровую бутылку воды. — О, а огурчика не хотите? Свой, с грядочки, сегодня утром собирала! Этот чистый, на самом дне был, не выпал, но я сейчас ещё и водой обдам, а то мало ли! — Облив огурец водой из бутылки, женщина протянула его «беременной».

И та, сама себе удивляясь, взяла.

— Спасибо! — она выпрямилась на лавке — боль потихоньку спадала, но слабость одолевала жуткая — и хрумкнула огурцом: пупырчатое зелёное тельце оказалось сочным, упругим и восхитительно пахло свежестью.

— Поешь, поешь, живые витамины — это в твоём положении очень полезно. Меня Мария Михайловна зовут, а тебя?

— Вера. Очень вкусно, Мария Михайловна, вы сказали, сами выращиваете?

— Да, Верочка! Люблю землю, чуть минута свободная — на дачу… Оттуда сразу на работу — она посмотрела на часы: о, ещё целых десять минут, посижу тут с тобой, пока ателье не открылось.

— Ателье? — Вера кашлянула, чуть не подавившись огурцом и стараясь скрыть своё, слишком уж, для непосвящённого человека, безмерное удивление, переспросила: — Вы работаете в ателье?

— Да, здесь вот, на Старокисловской, — кивнула тётенька. — Автобус, электричка, трудно точно подгадать, вот и приходится приезжать на полчаса раньше, а иначе уже опаздываешь…

— А вы… вы случайно клиентку вашу Клавдию Викторовну Острожскую не помните? Она — моя бабушка и год назад платье у вас заказывала…

— Ой, детка, да я же швея, я с клиентами-то не контачу, — вздохнула Мария Михайловна. — А что, с платьем чего-то не так? Перешивать надо? Хотя если год назад… — она почесала нос. — Может, новое лучше пошить?

— Да нет, перешивать не надо, оно чёрное и не мнётся совсем, а пошито… — Вера замялась. — Пошито как-то странно очень…

— Не мнётся, стало быть, синтетика. Полиэстер или полиамид… чёрное и необычного фасона?.. Нет, я что-то не припоминаю… не я, наверное, шила, закройщика можно спросить: квитанция сохранилась?

— Да, — соврала Вера. — Там телефон вашего ателье был указан, я позвонила, и мне ответил Антон Шигорин.

— Это наш главный закройщик! — кивнула швея. — Вот он точно тебе всё скажет, бумаги поднимет, там записано… о! — перебила она сама себя, тыча пальцем через улицу, а вот и он, кстати! Пойдём, почти девять уже.

Мария Михайловна встала и завозилась, застёгивая и подхватывая свои сумки, а когда глянула на новую знакомую, то обомлела:

— …Эй, ты чего?

Ничего не отвечая, вскочившая с лавочки Вера молча пятилась через газон к кустам, не сводя с появившегося возле ателье человека широко открытых глаз.

Швея оглянулась на подходившего к ателье закройщика. Он остановился, доставая ключи, но вдруг замер и, резко вскинув голову, посмотрел в их сторону. Мария Михайловна кивнула ему и улыбнулась, поворачиваясь назад, к девушке. Но той уже не было, только колыхались чуть поодаль кусты.

— Вера! Верочка! — растеряно позвала швея и, вновь посмотрев в сторону ателье, изумлённо замерла, окончательно перестав понимать, что происходит.

Антон Шигорин несся через улицу с такой прытью, будто на последний автобус, двери которого вот-вот закроются.

— Антон? — только и успела произнести Мария Михайловна, пока главный закройщик, с ловкостью чемпиона по бегу с препятствиями перескочив ограду скверика, промчался мимо неё к тем кустам, где полминуты назад скрылась Вера.

— Стойте! Вера! — крикнул он. — Вы не… — Шигорин умолк, прорываясь сквозь ветки, а потом, уже с другой стороны кустов, раздался его удалявшийся голос: — Да подождите вы! Нам надо поговорить…

Автоматически поставив сумки на скамейку, швея в замешательстве глядела закройщику вслед.

Не облаявшая полчаса назад крайне неприятную человечицу собака всё ещё гуляла в парке. Она старалась слушаться хозяина и на многое была готова ему в угоду, но целых два необычайно противных существа — из которых один, с чуждым всему, что она знала, запахом, вообще только прикидывался человеком — это оказалось уже слишком! Тем более что бежали они прямо в её сторону, и от человечицы несло таким страхом, что ударит в любую голову, выбивая оттуда даже самое прекрасное воспитание. Яростно гавкнув, псина ринулась к Вере, но хозяин сумел её удержать. Поводок полностью раскрутился, и собака чуть не достала девушку, но та шарахнулась в сторону и сумела уйти от столкновения. А вот её преследователь избежать контакта уже не сумел.

Напрасно хозяин орал на своего питомца: тот вырвал поводок из рук и обрушился на незнакомого парня, словно тот был самым давним и злющим врагом всего собачьего рода.

— Бакс, фу! — владелец взбесившейся псины бросился на помощь. — Фу, я сказал! Чёрт, да ты что, совсем спятил?!

Наконец хозяину удалось поймать собаку за ошейник и с трудом оттащить от возившегося на земле парня. Тот поднялся, брюки и рукав рубашки были разорваны, но крови вроде бы видно не было.

— Извините! — выдавил мужик, медленно пятясь прочь. — Я заплачу… за лечение…

— Не надо! — бросил пострадавший, не обращая внимания ни на лай, ни на оскаленную пасть овчарки, продолжавшей клацать зубами в паре метров от его бедра.

Посмотрев с досадой в ту сторону, где скрылась девица — её было уже не догнать, парень, не удостоив владельца пса даже взглядом, быстрым шагом двинулся в сторону выхода из парка. Как только он скрылся за деревьями, Бакс сразу затих.

— Ну? — хозяин резко дёрнул его за ошейник. — И что это было?!

Пёс повернул голову и уставился на него такими невинными глазами, словно вообще не понимал, о чём речь.

— Ладно, — озадаченно пробормотал мужик, вспомнив, что так и не увидел на жертве нападения ни укусов, ни крови. — Пошли домой.

Бакс спокойно потрусил вперёд по дорожке, раскручивая поводок, и хозяину вдруг подумалось, что в парне и в самом деле было нечто странное… И зачем он гнался за той девушкой? Был бы правоохранителем, показал бы удостоверение, а так… может, и впрямь собачьего гнева заслуживал?