Айболит в законе

Глава 7 КАВКАЗСКИЙ ПЛЕННИК

Инспектор с погонами капитана махнул нам полосатой палкой, приказывая остановиться.

— Вот чёрт, — досадливо буркнул Мишаня. — Мне что, тормозить?

— А сам-то ты как думаешь? — покосился на него я.

Недовольно ворча, он остановил машину и выскочил на улицу.

— Ну, в чём дело, кэп? Какие проблемы-то? — вопросил он, на ходу доставая из кармана бумажник.

Рядом с капитаном словно из-под земли выросли несколько дюжих ОМОНовцев. Один из них молча хлестнул Мишаню дубинкой по лицу. Брызги крови разлетелись вокруг чёрными каплями, и Мишаня рухнул, как подкошенный. Окружив его, ОМОНовцы заработали ногами, вгоняя тяжёлые ботинки в бесчувственное тело. ГИБДДешник невозмутимо отвернулся, не обращая внимания на хруст ломаемых костей.

— Вы что же делаете?! — я распахнул дверь, выскакивая наружу. — С ума посходили?

Х-хэк! И ребристая подошва летит мне навстречу, целя в лицо. Блок, подсечка — тело сработало само, автоматически, и я с трудом удержался от того, чтобы не добить упавшего в снег камуфлированного верзилу. Впрочем, мне бы и не дали этого сделать. В затылок больно впечатался ствол автомата. Я замер на месте и крикнул:

— Эй, давайте разберёмся по-хорошему…

От удара по почкам я со стоном опустился на колени. Дубинка с глухим стуком ударила по спине, распластывая меня на снегу. Кто-то с размаху всадил мне под рёбра носок ботинка, и воздух сразу застыл в лёгких, не желая двигаться ни взад, ни вперёд.

— Полегче, полегче, — послышался голос капитана. — Этого сказано просто взять. Забраслетить его и в машину.

Кто-то наступил мне на спину, вдавливая липом в грязный снег. На руках щёлкнули, туго затягиваясь, наручники. Меня подхватили и поволокли к стоящему неподалеку микроавтобусу мимо Мишани, хрипящего что-то и пускающего кровавые пузыри. Двери с грохотом захлопнулись, и машина сорвалась с места. Не удержавшись, я кубарем покатился в самый конец салона, больно ударившись головой о металлический каркас сиденья. Потом приподнялся, пытаясь определить, куда меня везут. Чёрт, на кого мы нарвались? На настоящих ментов или на отморозков, орудующих среди бела дня, которым приказали хорошенько проучить меня? Впрочем, какая разница. Добра ждать не приходилось ни от тех, ни от других. Машина между тем остановилась около серого здания, в котором я опознал один из РОВД. Значит, всё-таки менты.

— Эй, ты, выходи! Быстро! — меня ухватили и выволокли на улицу. — Пошёл вперед! Живо, сука!

Автоматный ствол снова въехал в затылок, разрывая кожу. Тёплая струйка крови скатилась за воротник рубахи, неприятно щекоча спину.

— Направо! Прямо! — командовал невидимый голос, ведя меня по коридору и время от времени подгоняя ударами приклада по рёбрам. — Стой! Мордой в стену! В стену, я сказал!!

Размазав о шершавую стену мою физиономию, он удовлетворился достигнутым и ненадолго оставил меня в покое.

— Товарищ майор, задержанный к вам. Заводить? — услышал я за спиной.

— Взяли? Давай его сюда, — обрадовались ему в ответ.

Дёрнув закованные в «браслеты» руки вверх, конвоир заставил меня согнуться до земли, потом развернул и пинком впихнул в комнату. Пролетев по инерции несколько метров, я рухнул на колени.

— Какой ты неуклюжий, Махницкий, — посочувствовали мне. — Кривченко, посади его на табурет.

— Сам сядет, не маленький. Ну, сука! — удар ботинком в лицо последовал незамедлительно.

Я выплюнул на пол кровь, заполнившую рот, и неловко взгромоздился на стоящий посреди комнаты табурет. За столом передо мной сидел толстый лысый тип с одутловатым лицом. На вид ему было лет сорок. Под глазами с красными прожилками вен набрякли тяжёлые мешки, выдавая пристрастие их владельца к спиртному. Одет он был в гражданский костюм.

— Вот теперь другое дело, — довольно протянул он. — Ну что, Махницкий, готов к разговору?

— Всегда готов, — буркнул я. — Как юный пионер. Только сначала хотелось бы узнать, за что меня арестовали.

— А тебя никто не арестовывал, — рассмеялся он, скаля жёлтые прокуренные зубы. — Пока тебя просто задержали. Чувствуешь разницу?

— Угу.

— А задержали тебя тоже не без повода. Вооружённое нападение на инспектора ГИБДД, да ещё с соучастником, да ещё в момент, когда бедный инспектор был при исполнении — как по-твоему, это повод или нет?

Я уткнулся взглядом в стену над его головой, разглядывая висящий там портрет президента, и промолчал.

— Не хочешь со мной говорить? Зря, — огорчился он. — Ну да это дело поправимое. Кривченко!

— Чего? — в кабинет просунулась голова ОМОНовца.

— Что ж ты мне сюда глухонемого приволок? Молчит, понимаешь, как партизан. Ты бы проверил, может, притворяется?

Я был внутренне готов к удару, но того, что он будет настолько сильным, не ожидал. Кривченко, надо отдать ему должное, «работал» с душой. Перекувыркнувшись, я слетел с табурета и со всего маху въехал в стол своей многострадальной головой.

— Ну что, не заговорил ещё? — склонился надо мной толстый майор.

— Сволочь ты, — с трудом проскрипел я.

— Ай-ай, — пристыдил он меня. — Где ж ты таким словам нехорошим научился? Кривченко, посади его.

— Да он сам…

Не дожидаясь очередного удара, я дополз до табурета и вскарабкался на него.

— Ладно, Кривченко, пока свободен. Итак, Махницкий, теперь ты можешь говорить?

— Да, — ответил я, сплёвывая кровь.

— Вот и прекрасно. Посмотри, до чего тебя упрямство довело. Сидишь весь в кровищи, живого места не осталось. Слушай, Махницкий, ты ведь врач? Чего ж тебя так тянет с криминалом дружбу водить? Зачем тебе это? Острых ощущений ищешь? Думаешь, я поверю в сказки про «чеченский синдром»? В то, что ты никак не перебесишься после войны? Не поверю, не проси. Это пускай такие же, как ты, олухи в белых халатах слёзы над «чеченцами» и «афганцами» проливают, а я не буду. У нас вон почти весь райотдел в командировках там перебывал, некоторые не по одному разу. И ничего, никто после этого не начал в Рэмбо играть.

— Протирать штаны на блокпостах и жрать водку, считая дни до конца командировки, — это не значит воевать, — скривился я.

— Заткнись, падаль! Ты кем себя возомнил, а? В крёстные отцы метишь? А зону потоптать не тянет?

— Не тянет, — процедил я сквозь зубы.

— Ну, если так, то зачем тогда ты зверски убил гражданина Бубниченко, известного также как Бубен?

— Я его не убивал.

— Ага, он сам умер, — ухмыльнулся толстяк. — А перед смертью сам прыгнул с парашютом в лёгком костюмчике, хотя на улице был мороз. Обморозился, пока долетел, потом перезал себе горло и для верности всадил ещё две пули в голову. Я тебя правильно понял?

— Я его не убивал, — повторил я.

— Забавно. Помнится, не так давно был у нас ещё один труп. До сих пор висит, между прочим, как нераскрытое это дело. Некий Алик Пак, если помнишь такого. Обрати внимание, как похоже получилось тогда: он поссорился с тобой в кабаке, вы подрались, а через пару дней его нашли в двух шагах от твоего дома со сломанной шеей. Или его ты тоже не убивал?

— Нет.

— Тоже сам умер? Ты посмотри, что творится. — Толстяк радостно всплеснул руками. — Бандиты вымирают сами по себе, как мухи осенью. Что интересно — ты при этом остаёшься весь в белом, хотя улики говорят против тебя.

— Что тебе надо? — в упор спросил я. — Мокруху я на себя всё равно не возьму, не проси.

— Возьмёшь, если надо будет, — пренебрежительно отмахнулся он. — И не такие орлы кукарекать у нас начинали, — майор хрюкнул от удовольствия, воочию, видимо, представив себе описываемую картину. — Но сейчас не об этом речь. От тебя в городе слишком много вони, Махницкий. Стрельба, трупы, крики возмущённых граждан — всё это валится на нас, мешая спокойно работать. Потому я и вызвал тебя, — он усмехнулся, — чтобы объяснить: мы этого терпеть не собираемся. Или ты успокоишься, залезешь в свою поганую нору и будешь там тихонечко сопеть, или следующий поход ко мне в гости закончится для тебя очень печально. Хочу, чтобы ты, Махницкий, понял одну простую вещь: мы никому не позволим хозяйничать в городе.

— Вы — это кто? — уточнил я.

— Ты меня не понял, козёл?! Ещё раз говорю, Махницкий, сам при этом удивляясь собственному терпению: не лезь не в свои дела. Лучшее, что ты можешь сейчас сделать, — это уехать из города. На время, разумеется. Потом спокойно вернёшься и продолжишь трудиться в своей больничке, стараясь при этом никогда не вспоминать о Богданове, его группировке и прочей мерзости. Ясно выражаюсь?

— Ясно, — кивнул я. — На кого ты работаешь, мент? Артём? Казбек? Или, может быть, Калач? Кто купил твои жирные потроха?

Он побагровел и разом покрылся крупными каплями пота. Промокая отёчное лицо и лысину несвежим платком, он процедил:

— В общем, мы друг друга поняли. В этот раз я с тобой говорил очень вежливо. Не дай бог, будет следующий раз — тебя отсюда вынесут вперёд ногами при попытке к бегству. Клянусь…

— Ага, страшной ментовской клятвой, — усмехнулся я. — Раз нет у тебя приказа мочить меня, так нечего и рожи ужасные корчить. Отработал номер — выпускай клиента, начальник.

Толстяк вскочил, прихватив со стола толстенную книгу, Уголовный Кодекс или что-то в этом роде, забежал мне за спину и с размаху ударил по голове. Так и знал, что этим кончится, успел подумать я, проклиная свой длинный язык, перед тем, как отключиться. Когда я очнулся, майора в кабинете уже не было, как и наручниках на моих руках. Зато подозрительно отяжелела отбитая печень и перед глазами стояли чёрные круги. Видать, оттянулся толстяк в полный рост, подумал я, силясь встать на ноги. Появившийся Кривченко, ухмыляясь, ухватил меня за шиворот и прислонил к стене.

— Топай отсюда, мафиозник недоделанный, пока я тебе ещё не добавил, — ласково посоветовал он.

Держась за стену, я молча побрёл к выходу. Выбравшись на улицу, я почти ослеп от обрушившегося на меня яркого солнца. Голова по-прежнему кружилась, но тошнота отступила, и дышать стало легче. Ни Мишани, ни нашей машины нигде не было видно. Я сунул руку в карман в поисках мобильника, но ни телефона, ни денег там, естественно, не обнаружил: ОМОН и в мирное время не прочь применить обретённые на блокпостах навыки… Кстати, выходя из кабинета, я не поленился бросить прощальный взгляд на табличку, висевшую на двери. «Майор Саблин» — вот что там было написано. Своих врагов надо знать не только в лицо, но и по фамилии, чтобы не ошибиться потом при расчете, сплюнул я, осторожно спускаясь с крыльца.

— Саша? Ты?!

Я обернулся. От группы возбуждённо жестикулирующих кавказцев, толпящихся во дворе, отделился Казбек, недоверчиво приглядываясь ко мне.

— Нет, моя тень, — отозвался я, размышляя, что он-то здесь делает.

— Вайме… На ментов нарвался? — сочувственно спросил он.

— Да, вызывали для беседы в детскую комнату милиции, — хмыкнул я. — Хулиганишь, сказали, много. Обещали на учёт поставить, если не исправлюсь.

— Козлы, — выругался он. — Они моего парня замели. Так, ни за что, только потому, что кавказец. Пистолет при нём, конечно, был, но кто сейчас без оружия ходит? Пришлось выкупать.

— Выкупил? — поинтересовался я.

— Конечно, без проблем. Слушай, ты почему такой бледный, а? Садись ко мне в машину. Поехали, кровь смоешь, покушаешь, сил наберёшься. А между делом мы с тобой поговорим. Ты ведь пропал куда-то после нашей встречи, ни слуху, ни духу. Разве так друзья поступают, да?

У меня не было ни сил, ни желания спорить с ним. Я покорно взобрался на заднее сиденье автомобиля и немедленно отключился от происходящего вокруг.

— Эй, просыпайся, да?

Я открыл глаза. На меня таращился рыжий кавказец.

— Чего надо?

— Пошли, умоешься. Потом я провожу тебя к Казбеку, — ответил он.

Я вылез на улицу и побрёл за ним. Как ни странно, тошноты я больше не чувствовал, и только почки ноющей болью напоминали о тяжести ОМОНовских ботинок. Я осмотрелся по сторонам. Судя по всему, это был задний двор какой-то харчевни. Издалека доносился звон посуды, громкие голоса подвыпивших посетителей, а в воздухе чувствовался чудесный аромат шашлыка.

— Пошли, — поторопил меня рыжий.

Я смыл кровь с лица и рук в неприметном закутке, обтёрся поданным полотенцем, пахнущим бараньим жиром, и последовал за своим провожатым по тёмному коридору.

— Сюда, — толкнул он передо мной дверь комнаты, пропуская вперёд.

Казбек уже сидел за накрытым столом, говоря что-то в телефонную трубку. Старинный перстень на его руке тускло блестел, переливаясь на свету.

— Садись, покушай, — гостеприимно махнул он рукой, приглашая меня.

Я не заставил себя упрашивать и принялся рвать зубами сочное горячее мясо. Кроме нас с Казбеком, в комнате находилось ещё несколько человек. Они ели, громко переговариваясь между собой, смеялись и не обращали на меня никакого внимания. Около дверей замер пожилой смуглолицый мужчина, видимо, хозяин ресторанчика. Насытившись, я вытер руки и сказал:

— Спасибо, Казбек, спас от голодной смерти. Теперь можно и о делах говорить.

Сидевшие за столом замолчали и, как по команде, уставились на Казбека. Он что-то коротко сказал им на родном языке, и они цепочкой двинулись к выходу. Кроме нас, в комнате остался лишь хозяин, по-прежнему стоящий у двери.

— Давай поговорим, — Казбек поднял на меня большие карие глаза. — Почему пропал, Саша? Не звонишь, не советуешься, непонятно, чем занимаешься. Мы разве так договаривались?

— Если мне не изменяет память, для начала ты должен мне полмиллиона налом, — ответил я, закуривая.

— Чего?!

— Ты должен заплатить мне деньги. Бабки, лавэ — может, так тебе понятнее?

— Ах, ты про это, — сморщился он. — Получишь ты свои бабки, не переживай. Моё слово закон, сказал — сделаю.

— Вот получу — тогда и будешь спрашивать, чем я занимаюсь и почему у тебя совета не прошу, — отрезал я. — Вообще, наш с тобой договор под угрозой.

— Почему, слушай? — насторожился он.

— В последнее время появилось слишком много желающих обосноваться в центре, — развёл я руками. — Сегодня, например, Артём предложил мне союз. Давай, говорит, объединимся и прижмём к ногтю всякую сволочь черножопую, — нагло соврал я. — А героином торговать мы и сами сможем. Посредники в таком деле только под ногами мешаться будут.

— Это я посредник?! Ах, шакал, — заволновался Казбек. — А ты ничего не путаешь? — он с подозрением уставился на меня.

— Нет, что ты, всё было именно так, — ответил я, честно глядя ему в глаза. — И хотя беседа у нас была доверительная, я её пересказываю тебе, как другу.

— А что ты ему ответил?

— Обещал подумать. И зря, кстати. Надо было соглашаться.

— Это почему? — удивился он.

— Потому что сразу после встречи с Артёмом мою машину тормознули менты. Тогда я не понял сгоряча, а теперь думаю — это он так меня поторопить решил, чтобы я особо не ломался.

— Да, может быть, — протянул Казбек. — Связи у Артёма есть, в этом его сила. Что ты теперь собираешься делать?

— А ты мне что посоветуешь? — усмехнулся я.

Казбек метнул быстрый взгляд на стоящего у двери хозяина. Впрочем, я и без того уже смекнул, что не просто так тот торчит в комнате, слушая наш разговор. Не удивлюсь, если последнее слово в решениях, принимаемых кавказской диаспорой, принадлежит именно ему, скромному и неприметному старику.

— Надо подумать, — произнёс, наконец, Казбек.

— Подумай, конечно, — согласился я. — Дай мне знать, что надумал. Только поторопись — Артём долго ждать не будет, а ещё один визит в ментовку я точно не переживу.

— Ладно, не нервничай, да? Разберемся, — огрызнулся он. — Расскажи лучше, что там у тебя с Бубном произошло. Зачем ты его замочил? У «Кедра» нашумел так, что менты на уши встали. Мы же договаривались с тобой не привлекать лишний раз их внимания, — он досадливо поморщился. — Как, скажи, мне продавать товар, если ОМОН будет зачистки устраивать каждый день?

— Это твоя проблема, — тоже разозлился я, — как героин малолеткам впарить. Я про это и знать не хочу. А Бубен… Припёрся ко мне и потребовал с ходу, чтобы ему освободили место в центре, будто только его, такого бравого, там и ждали. Кто подтолкнул его на этот безумный наезд — ума не приложу. Не ты, часом?

— Нет, — буркнул Казбек. — Наверное, Артём. С него станется.

— Может быть, — легко согласился я. — Так или иначе, Бубна надо было наказать. Но убивать его я не собирался. Кто ему горло перерезал и башку дурную прострелил — понятия не имею.

— Гм. Темнишь ты, Саша, постоянно, — недоверчиво покосился он. — Если думаешь, что сможешь и меня водить за нос, как Аслана, то ошибаешься, понял? Я тебя не пугаю, мы же друзья, — он осклабился в мрачной улыбке, — просто хочу, чтобы всё между нами было начистоту, да?

— Деньги сначала заплати, да? — передразнил я его.

Он вскинулся, темнея лицом, и процедил:

— Никуда от тебя твои деньги не денутся.

— Будут деньги — будет разговор начистоту, а до тех пор — извини, — я развёл руки. — Ладно, мне пора. Скажи своим нукерам, чтоб отвезли домой.

Он окинул меня тяжёлым взглядом и гортанно крикнул. Рыжий кавказец мелькнул на пороге.

— Отвезёшь его, куда скажет, — приказал Казбек.

Рыжий кивнул в ответ. Когда я покидал комнату, хозяина шашлычной в ней уже не было.

Дома я первым делом добрался до телефона и, набрав номер, буркнул в трубку:

— Олег? Жду. Я дома, — и положил её, не обращая внимания на радостные вопли друга.

Потом набрал в ванну горячей воды и нырнул туда, смывая с себя запёкшуюся кровь, грязь и боль. Кожу на ссадинах защипало, и я блаженно поморщился, чувствуя, как тепло расслабляет мышцы. Появилось желание закрыть глаза и разом забыть о всех своих бедах. Я почти сделал это, когда в прихожей зазвенел звонок. Чёрт, ругнулся я, это не Горенец, а метеор какой-то. Помыться толком не даст. Намотав на бёдра полотенце, я пошлепал открывать, оставляя на полу мокрые следы и отфыркиваясь.

— Заходи, — не глядя, сказал я, щёлкнув замками.

— Саша, слава богу, ты жив!

Наташин голос заставил меня, уже почти вернувшегося в ванную, замереть на полпути и медленно обернуться.

— Наташа? Вот так сюрприз… Извини, не ждал. — Я вспомнил, в каком наряде отправился встречать гостей и очень вовремя подхватил сползающее полотенце. — Жив, как видишь. Хотя, кроме меня самого, этот факт уже давно никого не радует.

— Прекрати!

Она подошла вплотную и вдруг прижалась щекой к моей груди. Чёрт, она ведь плачет, растерянно понял я, чувствуя, как по коже покатилась тёплая капля.

— Наташ, ты чего? — забормотал я, теряясь, как всегда в таких случаях. — Если ты плачешь из-за того, что я выгнал из банка твоего жениха, то зря. Одно твоё слово, и я верну его обратно, прах с ним. Наташа! Ну скажи, наконец, в чём дело?

— Глупенький. — Она подняла глаза и улыбнулась сквозь слёзы, повисшие на длинных ресницах. — При чём здесь он? Саша, ты, наверное, ненавидишь меня за то, что я заставила тебя помочь отцу, да? Ты ведь из-за меня взялся за это?

Я промямлил что-то, удивляясь про себя женской самонадеянности. Если честно, то для меня имела значение только просьба Олега, ему я отказать был не вправе. А Наташкины слова, произнесённые тогда в палате… Обидно, конечно, но не настолько, чтобы я, очертя голову, бросился доказывать, какой я хороший на самом деле. Хотя, как знать, как знать…

Не берусь утверждать, что Наташа для меня ничего не значит. Просто я не хочу себе в этом признаваться, вот и всё. Когда она назвала меня трусом, то была абсолютно права.

— Ты знаешь, — продолжила Наташа, — я ведь думала, что и тебя, как Мишаню… Потому и обрадовалась так, что ты жив. — Она снова уткнулась мне в грудь, шмыгнув носом.

— Да, досталось нам сегодня… Ничего, переживем. А куда запропастился этот ленивый медведь?

— Он не ленивый, Саша, и не запропастился… Его расстреляли, — Наташа вцепилась в меня и заплакала, уже не сдерживаясь. Так плачут маленькие дети, отчаянно прижимая к себе любимую плюшевую игрушку.

— То есть как, — забормотал я, чувствуя в голове звенящую пустоту. — То есть как?!

— Когда ты так и не приехал к Олегу днём, он, естественно, начал тебя разыскивать. Но твой мобильник молчал, Мишанин тоже, а где вы можете быть — никто не знал. Черников рассказал, что ты собирался с кем-то встретиться, но с кем, зачем, он не знал. Я думала, с ума сойду, — она подняла на меня глаза, — когда позвонил Олег и сказал, что во двор агентства кто-то привёз и бросил тело Мишани. Его сначала избили, а потом, — она прерывисто вздохнула, собираясь с силами, — потом расстреляли. А про тебя Олег сказал, что, скорее всего, только похитили, иначе во дворе лежало бы два тела.

— Уф-ф, — выдохнул я, с трудом ворочая враз занемевшей шеей. Мишаня, Мишаня… Жаль парня, пропал не за понюшку табаку. Да и привык я к нему, честно говоря. Мне приходилось видеть, как гибнут свои, но это было там, на войне. А здесь, в родном городе, происходящее вокруг было для меня чем-то вроде игры, и если кого-нибудь убивали или ранили, то я, по крайней мере, не знал этих людей так, как узнал Мишаню; я не летал с ними в поднебесье и не отстреливался от киллеров. Всегда тяжело терять тех, кто оставил след в памяти. Я погладил замершую Наташу по волосам:

— Не плачь. Жизнь сложная штука, всем нам отпущен свой век. Изменить здесь ничего нельзя, можно только смириться. Мишаня знал, какое выбрал для себя ремесло, так же, как и знал, чем всё может окончиться. Так что успокойся, родная. Это жесткие мужские игры, и финал у них всегда печальный, таковы условия.

Про то, что Мишане, нравилось играть в эти игры, я умолчал. Объяснить ей, что адреналин в крови сродни наркотику и чувство победы ни с чем даже сравнить, было невозможно. Да и не нужно. Звонок в дверь отвлек меня от грустных размышлений .

— Вот и Горенец, — сказал я. — Входи, Олег, открыто.

Он ввалился в прихожую, недовольно оглядел нас и заворчал:

— Нашли время обжиматься. Саня, я говорил тебе насчёт нормальной охраны?!

— Говорил, — признал я.

— Ну, и чего ты добился своей бравадой?! Грохнули пацана, как воды попили. — Он возбуждённо прошёлся по комнате. — Ты-то как?

— Можно подумать, — разозлился я, — что будь охраны больше, нас не остановили бы на дороге.

— Извини. — Он потёр ладонями лицо, оставляя на нём алые полосы. — Это я так, со зла. Рассказывай, как дело было.

— Нас остановили на посту ГИБДД, — я разжал объятья, выпуская Наташу. — Мишаня вылез из машины, и на него тут же навалился ОМОН. Откуда они там взялись, понятия не имею. Мне тоже слегка досталось. Потом меня повезли в ментовскую, а что было с Мишаней, я и не знал. Думал, его отметелили, да и кинули в камеру. Хотя, — я вспомнил, как хрустели кости моего телохранителя, — били его насмерть. Видимо, уже тогда знали, что он всё равно не жилец. И казнили его, получается, чтобы напугать нас. Меня в первую очередь, — уточнил я, морщась от попавшего в глаз сигаретного дыма. — Ладно, Артём, разочтёмся.

— Почему Артём? — быстро спросил Горенец.

— Мы встречались сегодня. Он предложил слить наши группировки в одну, под его началом. Тебя, между прочим, как особо несговорчивого, он уже заочно приговорил. А со мной, видимо, решил договориться. А чтобы я не очень раздумывал, принимать или нет его предложение, дал команду своим людям в милиции прихватить меня по дороге и слегка припугнуть. Они и прикончили Мишаню, чтобы показать, что в любой момент могут то же самое сделать со мной.

— Это вряд ли, — хмыкнул Олег. — Сегодня утром они опять промахнулись с тобой. Ой-ой, только не делай такие большие глаза, — возмутился он. — Мы, пока тебя искали, всех старух во дворе опросили. В кого утром стреляли? В тебя?

— Да, — я покосился на Наташу.

— Почему мне не сказал?

— Так ведь обошлось…

— Обошлось, — передразнил он меня. — Смотри, к кому побежал жаловаться на тебя Валяев. Подсказать, кто это? — Он бросил мне на колени фотографию.

— He надо, — ответил я, вглядываясь в картинку. Там был изображён мой утренний посетитель. — То-то мне показалось, что я его уже где-то видел. Оказалось, не видел, а слышал, — я покачал головой. — Вот, значит, как всё складывается. Артём решил наступать сразу на нескольких направлениях. Как только ранили Наташиного отца, — я взглянул на неё, — Артём вышел на Валяева через своего помощника. Не знаю, на каких условиях они договорились, но в том, что Денис начал потихоньку готовить перекачку денег на счета Артёма, уверен. Скоро это станет известно точно, Черников сейчас работает в банке. Ты не подписывала никаких бумаг по просьбе Валяева?

— Он предлагал, — ответила Наташа, покусывая губу. — Но я отказалась решать что-либо, пока не выздоровеет отец.

— Молодец, — одобрил я. — А как он это мотивировал?

— Сказал, что сейчас очень трудно с деньгами, надо совершить целый ряд операций, и банк не может ждать, когда отец встанет на ноги. По-моему, мой отказ его расстроил.

— Ещё бы, — усмехнулся я. — Но, рано или поздно, тебя всё равно заставили бы подписать что угодно. Он это знал, поэтому не настаивал.

— Настаивал, — улыбнулась она в ответ. — Но я упёрлась на своём. Ты меня не считай такой уж наивной девочкой.

— Дальше, — вмешался Олег, донельзя раздосадованный тем, как мы с Наташей неотрывно смотрим друг на друга.

— А дальше Артём решил, что пора отправить тебя вслед за боссом, — я закурил, — подключив к делу уже имеющегося у него осведомителя — охранника в нашем агентстве. Думаю, твоя машина действительно взлетела на воздух просто по неосторожности устанавливавшего взрывчатку. Ты не Богданов, чтобы тебя предупреждать, поэтому решили сразу ликвидировать. У них ничего не вышло, а потом вдруг появился я, спутав все карты. Убивать тебя стало, как бы это сказать, не очень к спеху. Или, если убирать, так обоих, решил Артём. Мишень для него раздвоилась — план Наташиного отца сработал. Артём заосторожничал, пытаясь разобраться в ситуации. Для начала он послал на разведку Бубна. Увидев, что мы по-прежнему можем дать сдачи, он понял, что без крови всё равно не обойтись, и дал команду уничтожить нас. Случайность помешала ему, и оба покушения, — на тебя и на меня, — провалились. А тут я ещё взялся за «Авраам». Валяев занервничал, Артём, очевидно, тоже, вот он и отдал приказ ещё раз попытаться пристрелить меня. Здесь уже осечек не должно было быть, но они не учли, что с утра в нашем дворе гуляет овчарка, которой очень не нравится стрельба и чужаки, — усмехнулся я. — Второе покушение на меня проваливается, и Артём решает срочно поменять тактику и из врага сделать меня своим союзником. Тем более, что Валяева я из банка выставил, и не сегодня-завтра должно было вскрыться, куда именно уплывут деньги Богданова. Назначая встречу, он решил заодно присмотреться ко мне. Помнишь ту историю с Гномом?

— Конечно, — кивнул Олег.

— Так вот, Артём почему-то уверен, что я давно работаю на вас и специально подставил тогда Гнома, чтобы вы получили контроль над Восточным. Казбек, кстати, тоже что-то говорил на эту тему.

— Так рождаются мифы, — усмехнулся Олег.

— Артём решает подстраховаться и на всякий случай показать, что если не получилось добраться до меня обычными способами, то он всегда сможет сделать это через ментов. Во время допроса мне припомнили и Алика Пака, и этого идиота Бубна, которому кто-то перерезал горло…

— Подожди, ты же говорил, что Бубен признался, будто его нанял Калач, — напомнил Олег.

— Чёрт его знает, — я задумчиво уставился на сигарету. — От него всего можно было ожидать. В том смысле, что он понял: без парашюта его не оставят, вот и решил отомстить напоследок, натравив меня на Калача.

— Я же говорил! — почему-то обрадовался Олег.

— А зачем ему нужен был парашют? — удивлённо спросила Наташа.

— Он был извращенец, — печально произнёс я, пряча улыбку, — и возбуждался только при виде хорошо уложенного парашюта.

— Махницкий! — возмутилась она.

— Саня, ну ты в натуре, притомил со своими шуточками, — поддержал её Олег. — Слушай, так это, получается, и Богданова Артём пытался на тот свет отправить?

— Похоже на то, — пожал я плечами. — Хотя гарантии дать не могу.

— Ладно, — протянул он. — Что делать будем?

— Пока не знаю. — Я встал с дивана, совсем забыв, как одет, и полотенце вновь чуть не соскользнуло на пол. — Вот чёрт!

— Ты бы оделся, Аполлон, — съехидничал Олег, скептически оглядывая меня.

— А мне нравится, — заступилась за меня добрая Наташа.

— Это ни для кого уже давно не секрет, — заухмылялся Горенец. — Разве что для Сани.

— Оставьте меня, пожалуйста, в покое, — попросил я.

— Ну уж нет. — Олег тоже встал. — И выразится это в том, что с завтрашнего дня я обеспечу тебя нормальной охраной. Ты извини, что я тебе за Мишаню высказал, не разобравшись. Жаль пацана.

— Бывает, — кивнул я.

— Насчёт охраны всё понял? — уточнил он.

— Конечно.

— Сегодня, надеюсь, ты уже никуда не поедешь? На ночь глядя?

— Нет.

— Хорошо. Пацанов дежурить во дворе оставлю на всякий пожарный, а завтра разберемся, кого тебе в личную гвардию выделить. Что ж, мне пора. А ты, Саня, подумай пока, — посоветовал он, обернувшись у порога, — насчёт наших дальнейших действий. Хотя, — он скользнул взглядом по Наташе, покачал головой и скрылся.

Я прекрасно понял, что он хотел сказать этим жестом, и невольно с ним согласился. Думать, когда рядом с тобой Наташа, совершенно невозможно. Если только о ней. Или о том, что я всё ещё не одет.

— Подожди минутку, приведу себя в порядок, — попросил я, скрывшись в соседней комнате.

— Ты меня стесняешься? — спросила она, когда я вернулся обратно. — Вот странно. Никогда бы не подумала. И когда это ты успел стать таким скромным?

— Разве тебе неизвестно, что попросту неприлично расхаживать перед дамой, обмотавшись полотенцем? — удивился я. — Впрочем, наверное, и в самом деле неизвестно. Скромность для тебя понятие абстрактное и к девушке по имени Наташа Богданова никакого отношения не имеющее.

— Будем считать, что ты меня пристыдил, — она встала и обвила мою шею руками. — Я опять навязываюсь, да? Но если сейчас ты скажешь, что девушка по имени Наташа должна уйти, я тебя убью, честное слово.

— Не убивай меня, — попросил я жалобным голосом. — Я тебе ещё пригожусь. Хотя тебе и в самом деле придётся сейчас уйти.

— Махницкий!!

Я приник к её губам, пережидая бурю. Наташа обмякла, отвечая на поцелуй, и прошептала:

— Но почему?

— Потому что я тоже сейчас уйду, — вздохнул я. — Ночевать дома я не собираюсь. Называй это как хочешь, дурными предчувствиями или интуицией, но временно я хочу скрыться от всех.

— Даже от меня?

— От тебя? Боюсь, это невозможно, — усмехнулся я.

— Ладно, поступай, как считаешь нужным, — она ткнулась губами мне в ухо. — Но обещай, что будешь очень-очень осторожен.

— Обещаю, — кивнул я. — При условии, что ты не будешь дуться на меня по мелочам.

— Вот ещё, — фыркнула она, отстранясь. — Что вы о себе возомнили, господин Махницкий? Я на вас вообще внимания не обращаю. Почти, — уточнила она, подумав.

— Вот как? — усмехнулся я. — Учту на будущее.

— Учти. Ну, я побежала?

Не берусь утверждать, но, по-моему, эту фразу Наташа произнесла ещё раз 50, прежде чем мы наконец расстались. Проводив её, я устроился рядом с телефоном и набрал номер Кости Кузьмина.

— Алло? — он опять что-то жевал.

Ужинает на ночь глядя, догадался я. А ведь это вредно. Ну ничего, сейчас мы ему аппетит подрегулируем.

— Будьте добры, Аню пригласите к телефону, — попросил я, изменив голос.

— Кто её спрашивает? — тут же насторожился он, перестав жевать.

— Как кто? — возмутился я. — Её единственная и настоящая любовь!

— Махницкий, ты, что ли? — хмыкнул он, расслабляясь. — Я так и понял. Ведь плоские шуточки — твой конёк. Ни на что другое ты, к сожалению, не годишься. Разве что ещё блеять по телефону голосом старого сатира, отвлекая людей от дела.

— Да? — откликнулся я, расстроенный тем, что не удалось его разыграть. — Набивать брюхо перед тем, как лечь в постель с молодой женой, ты называешь делом?

— Одно другому не мешает, — ответил он. — Ты зачем звонишь? Поболтать приспичило? Мы вообще-то, действительно ложимся спать.

— Очень мило, — проворчал я. — Раз в сто лет удаётся созвониться, а ты, вместо того, чтобы обрадоваться и выразить готовность побеседовать со старинным другом, норовишь положить трубку и завалиться спать. Очень мило.

— Короче, Махницкий, — перебил он.

— Если короче, — вздохнул я, — то мне нужны ключи от твоей квартиры. Ты ведь после свадьбы переселился к Ане?

— А с твоей что? — поинтересовался он.

— Это не телефонный разговор.

— Что? Ты опять вляпался в неприятности и боишься ночевать дома? — догадался он. — У тебя это вошло уже в привычку, ты не находишь?

— Между прочим, — огрызнулся я, — в прошлый раз я вляпался именно с твоей помощью. И если я тогда разок переночевал на твоей даче…

— Которая тут же сгорела, — вклинился он.

— То это ещё не повод говорить о какой-либо тенденции, — закончил я. — Так дашь ключи или нет, жмотяра?

— Бери, — простонал он, прощаясь, видимо, в душе со своей берлогой. — Только поаккуратнее там…

— Не дрейфь, — оборвал я стон несчастного собственника. — Ничего с твоей квартирой не случится. Ключи где взять?

— У соседей, в 54-й квартире.

— Не забудь только перезвонить им и сообщить, что я сейчас появлюсь, — попросил я.

— Хорошо, — буркнул он.

Похоже, своего я добился. По крайней мере, до утра аппетит у этого скряги пропадёт напрочь. Быстро одевшись, я спустился на улицу и огляделся. В стоящем рядом с подъездом микроавтобусе слышались музыка, мужские голоса и женский смех. Моя охрана развлекается, понял я, проскальзывая мимо. Что ж, тем лучше для меня и хуже для них. Завтра Горенец покажет им кузькину мать, а я тем временем смогу заняться делом, оставаясь в тени. Подняв воротник, я вышел через арку на проспект и поднял руку, голосуя.