На следующий день, к полудню, я был в штабной палатке Потемкина.
Поздоровавшись, Потемкин начал разговор, — Если не возражаете господин барон, в приватной обстановке предлагаю общаться по-простому, по имени-отчеству, возраста мы с вами одного, а мне эти политесы по Петербургу уже оскомину набили.
— Какие могут быть возражения Григорий Александрович! — ответил я, подумав, что это хорошее начало.
— По вашим новшествам поговорим позже, я сейчас хочу спросить вашего мнения по организации похода, вы Иван Николаевич, как я успел узнать, человек весьма деятельный, и при этом выбирающий весьма нетривиальные способы разрешения проблем, — продолжил Потемкин, — Походы в Крым нашими предками уже совершались неоднократно, и при государыне императрице Елизавете Петровне, и при государе императоре Петре Алексеевиче и ранее, с различными результатами, но суть одна — Крымское ханство на месте и набеги совершать продолжает! — сказал, как забил гвоздь, Потемкин и замолчал.
— Как я уже говорил Григорий Александрович, у моего покойного батюшки была обширная библиотека, которую начал собирать еще мой дед, так вот, был в ней один любопытный труд Михаила Васильевича Ломоносова по историографии, в котором описаны походы графа Миниха на Крым. Сей труд весьма обширен, однако, что можно выделить — наши войска сожгли Бахчисарай, взяли Карасубазар, Белую мечеть и Козлов[62], потеряли в боях не больше тысячи солдат, нанесли татарам огромные потери, но ушли из Крыма, — начал я размышления, — В пути понесли большие потери по причине болезней, нехватки воды и продовольствия, а набеги степняков продолжились, значит, во-первых, нам нужно не повторять его ошибок по части обеспечения водой, продовольствием и фуражом, а во-вторых — сей нарыв на теле малороссии, по моему разумению, нужно срезать, раз и навсегда!
— Именно, именно Иван Николаевич, зачем сейчас ходить за Днепр и, тем более, за Днестр — это дело будущее, а Крым и Кубань под ногами, — вскочил Потемкин со стула и заходил кругами по палатке, — Перед убытием сюда имел разговор с государыней императрицей и доводил до нее сии размышления мои, совпадающие с вашими, — государыня, конечно, будет рада Крыму, но в Петербурге царят разные мнения, план войны, подготовленный графом Чернышовым и высочайше утвержденный, не дает нам возможности захватить Крым, граф Миних ходил сюда с 50-ю тысячами, а у нас и десяти нет.
— А что, если с графом Румянцевым сей вопрос обговорить, его армия на оборонительные позиции поставлена, но если мы удачно в Крым зайдем, то и обороняться будет уже не от кого, можно оставить небольшой заслон в направлении Азова, а остальную армию двинуть к Перекопу и занять весь левый берег Днепра, заблокировав Кинбурн, граф должен согласиться, он наверняка настоящего дела жаждет, а его оставили в обороне сидеть. Кроме того, полагаю необходимым привлечь речные суда войска Донского, дабы по Азову на Чонгар снабжение обеспечить, если турецкий флот будет скован действиями балтийской эскадры, то может получиться, — предложил я.
— Совершенно с вами согласен, сегодня же спишусь с графом Румянцевым и войсковым атаманом Ефремовым, — деловито сказал Потемкин, — А что, по подготовке к походу скажете?
— Как я уже говорил, успех похода, по моему мнению, будет зависеть от наличия воды, поэтому в первую очередь необходимо запасти побольше бурдюков, потом они пойдут на изготовление плотов — пытаться штурмовать Перекоп в лоб — глупость, значит остается один путь в Крым, через гнилое море Сиваш, кавалерия, конечно, сможет найти броды и переправиться сама, но тогда придется бросить обоз, а без обоза делать в Крыму нечего, поэтому без плотов нам никак, касательно изготовления новых зарядов к пушкам — постараемся сделать побольше, но точных цифр я вам не скажу, всеми ремесленными вопросами ведает капрал Чернов, по фейерверкам скажу, что обращение с ними требует множества знаний и длительной подготовки, у нас на это времени нет, да и мастеровые будут заняты изготовлением зарядов. — закончил я.
— Хорошо Иван Николаевич, так и поступим, ваш капрал пусть обратится к подполковнику Михайлову, я распоряжусь, он окажет все необходимое содействие.
Закончив разговор с Потемкиным, я поехал в Бахмут на базар, узнать цены на бурдюки.
Следующие три недели прошли в усиленной подготовке к походу: мастерская по производству пороха работала круглосуточно — Потемкин выделил необходимые средства, кроме этого для работ по изготовлению картечи, не требующих специальных знаний, привлекли Бахмутских ремесленников — всего получилось изготовить по двадцать зарядов на пушку, закупили бурдюки и дополнительные телеги, кроме того подготовили комплекты для сборки плотов, в степи дерева нет.
В последних числах апреля, бахмутские гусары, направленные в мой эскадрон, встали лагерем возле Луганского шанца — подготовка к походу заканчивалась.
Через два дня прибыл посыльный от Потемкина — выступаем! Князь Голицын, не завершив комплектование полков, перешел Днестр и пошел на Хотин.
2 мая 1769 года колонны астраханцев и донцов вышли из Бахмута, на следующий день к ним присоединились мы и через три дня вышли к верховьям Кальмиуса, чуть южнее современного Донецка. Калмыков там, естественно, не было, мы вышли раньше плана. Потемкин еще из Бахмута отправил к ним гонцов с указанием — идти сразу к реке Берде. Пополнив запасы воды, продолжили движение и, глотая серую степную пыль, через десять дней вышли к берегам неширокой плавноводной Берды, где встали лагерем в ожидании калмыков.
Еще в Бахмуте, при разговоре с Потемкиным, я остановился на вопросе заболеваний солдат в походе — во все времена, основным их источником была плохая вода, приводившая к поносам и дизентерии. Вспомнив как боролся с этой бедой старшина на полигоне под Новочеркасском, я предложил запретить употребление сырой воды — на привалах пить кипяченую воду, а на марше разводить воду с отваром верблюжьей колючки, обладающим бактерицидными свойствами, и поить солдат централизовано. Можно было еще предложить выдать всем серебряные фляги, но боюсь бюджет империи такого не потянет.
Встав лагерем на Берде, я предложил Потемкину, силами своего эскадрона, провести разведку и попробовать захватить языка. Как говориться «под лежачий камень коньяк не течет» и слава сама себя не добудет.
Само собой, на запад от лагеря уже ушли разъезды казаков, но они далеко не пойдут, порыщут в окрестностях, я же хотел сходить в глубокий рейд. Опасности нарваться на крупный отряд ногайцев я не боялся, нашей огневой мощи было достаточно, чтобы разогнать тысячу степняков, даже не подпустив их на расстояние выстрела из лука.
Через день, потраченный на подготовку и отдых, вышли затемно — я, Добрый, десяток Пугачева и 180 гусар, батарея Гнома осталась в лагере. У всех по заводной лошади, а у Доброго две — с учетом его веса, «Печенега» и L96 с патронами. Я взял «Вал» и «Калаш», казаки с «Мосинками», ну и штатное оружие. Шли по натоптанной стадами овец дороге, шириной с хорошую автостраду, и к вечеру вышли к реке Молочной. Дорога как шла, так и заходила в воду — видимо здесь был брод.
Отойдя от «овечьего автобана» на пару километров на юг, встали лагерем в небольшой рощице на берегу реки, а у дороги оставили секрет из четырех казаков.
Через пару часов в лагерь прискакала пара дозорных, — Вашвысокобродь! Ногаи! Со стороны Крыма гонят скот к реке, сколь их непонять, темно, хоть глаз коли, но шума от скотины много. Отлично! На ловца и зверь бежит. Взяв Доброго и Пугачева, поехали с дозорными к переправе. На той стороны реки уже теплились огоньки костров, степняки расположились на ночлег.
План на завтра был прост, как три копейки — нужно взять ногайцев «с опущенными штанами», то есть в момент переправы, следовательно поспать нам сегодня выпадет немного. Казаки, по предыдущему опыту, сказали, что обычно на такой перегон скота выходят до двухсот мужчин с несколькими тысячами голов скота.
Вернувшись, я собрал командиров взводов и провел постановку задач. Главной задачей было не упустить не одного человека обратно в Крым, дабы не всполошить крымчаков раньше времени. Для этого, основная огневая мощь — я со своей ротой и казаками — сосредотачивалась на противоположном берегу, да и от лишних глаз подальше, остальная часть эскадрона, поделенная на две части, под командами подпоручика Шевича и, старого знакомого, корнета Стояновича будут встречать гостей на нашем берегу, справа и слева от переправы. Все как обычно — «молот и наковальня».
Ширина реки на месте переправы была значительно больше Берды, около ста метров, поэтому была возможность напасть, когда основная часть ногайцев будет в воде, но для этого «молот» — моя группа, должна находиться сзади кочевников и синхронно с ними двигаться к реке, и что характерно — ножками, никаких лошадей.
В середине ночи перешли реку в районе нашего лагеря, здесь было достаточно глубоко, местами даже пришлось плыть, всем кроме Доброго, на надутых бурдюках переправили оружие и боеприпасы, а также перевели лошадей, которые останутся с парой гусар в кустах на берегу, а если нам понадобится конная тяга, я вызову их дымом (прихватил несколько дымовых шашек на всякий случай).
После переправы нам предстояла пешая прогулка под луной, горевшей ярким пятном на небе — романтика. Обойдя по дуге стойбище, мы залегли и позволили себе по очереди немного прикорнуть.
С первыми лучами солнца в стойбище началось броуновское движение и поднялся гвалт из криков погонщиков и звуков, издаваемых животными. Поехали!
Примерно через час стадо начало движение, небольшая группа пастухов, человек пятьдесят, переправилась на тот берег и начала собирать переправившихся животных в плотную кучу, еще минут через тридцать основная группа кочевников на лошадях и штук пятнадцать одноосных телег, запряженных волами, начали движение. Всего я насчитал в районе двухсот пятидесяти ногайцев.
Еще через полчаса последние кони ступили в воду Молочной — это был момент открытия огня. Мы все это время, короткими рывками, перемещались за стадом, охватывая его полукольцом. В центре плотной группой гусары с ружьями, им предстояло вначале боя «не отсвечивать» — залечь, а как начнется «замес», подползти к берегу на дистанцию стрельбы и самостоятельно открыть огонь. Я с винтовкой Доброго без глушителя («Вал» здесь не пойдет, дистанция большая) и пятеркой казаков — справа, Добрый с пулеметом и другой пятеркой слева.
Последний ногаец, словно почуяв мой взгляд через оптику, обернулся и в этот момент я нажал спуск L96 — ногайца вышибло из седла и в дело вступили Добрый и казаки. С «Печенегом» Добрый творит чудеса, а его кумиром в этом деле был пулеметчик из советского фильма про действия ОсНаза, как тогда называли спецназ, в годы Великой отечественной войны — «В двух шагах от рая», там пулеметчик делал восьмерку из дырок на мишени — Добрый может писать предложения.
По ногайцам словно прошлись циркулярной пилой, двигающейся параллельно плоскости земли, лошади на месте, а всадников срезало. Не понимая, что происходит — стрелков не видно, дыма нет — оставшиеся ногайцы попытались быстро выскочить на другой берег, но телеги, оставшиеся без возничих, которых я отработал из снайперки, им сильно мешали, и в этот момент ногайцев, переправившихся на тот берег, с двух сторон атаковали гусары.
Пользуясь внезапностью и замешательством ногайцев, отвлеченных на панику на переправе, гусары быстро подскочили на дистанцию пистолетного выстрела и плотный огонь сотни пистолетов быстро закончил историю первой группы кочевников.
Не видя для себя опасности на этом берегу остатки толпы ломанулись обратно, и выбравшись на этот берег попали под слитный залп семнадцати ружей сербов. Мы с Добрым в этот момент уже не стреляли, просто контролировали ситуацию, а казачки и сербы пусть практикуются.
Оставшиеся в живых ногайцы начали бросать оружие и падать на колени — избиение закончилось.