Балтийский форпост

Глава 7

К полуночи измученная дневными заботами Рига притихла. Не затихла, не успокоилась до утра в благополучном сне, а именно что настороженно притихла за плотно закрытыми ставнями окон. От страха перед наступившей темнотой.

Перестали стучать подковы по булыжнику мостовых, заснули в денниках уставшие за день лошади, замолк гомон людей на улице, стихли крики уличных зазывал и мелких лоточников, но им на смену пришли пьяные вопли бражничавших в харчевнях и трактирах крестоносцев. В навалившейся на город вязкой ночной тишине эти вопли было слушать ещё более страшно. Сплошная темнота, которую не могли разогнать редкие в эту пору пятна полыхающих факелов стражи, заставляла неосознанно ёжиться и втягивать голову в плечи. Впрочем, стража на ночных улицах в эту пору была очень редким явлением. Где можно было её встретить? В богатых кварталах, само собой и никак не в бедных!

Простые горожане были предоставлены сами себе и должны были справляться со всеми бедами своими силами. Мол, сиди дома и не высовывайся! А уж если высунулся не вовремя, так сам и виноват!

Потому-то и пустели улицы города с наступлением ночи. Сидели люди в своих домишках и конурках, тряслись от страха, вслушивались в приближающиеся пьяные вопли и молили Господа, чтобы миновала их эта беда. Чтобы пришла к соседям, а не к ним. Такая вот она, человеческая сущность.

И неизвестно, кому из них было хуже всего. Бедным в их ветхих лачугах или богатым в крепких добротных домах. Первых спасало то, что с них, в общем то, и брать было нечего. Если только попадали сдуру под горячую руку разгулявшимся братьям-орденцам…

Пусть с первых брать было нечего, зато до них было легко добраться. Что же касается вторых, то тут тоже всё просто. Никакие засовы и стены не могут быть преградой для острого железа или для огня под дверью…

И раньше-то жить было страшно, а уж теперь, когда слух прошёл о скором начале освободительного похода на восток, то… То стало ещё страшнее. А всё оттого, что распоясавшиеся крестоносцы, и ранее потерявшие всякий страх и совесть, теперь словно отрывались напоследок. Вообще распоясались от вседозволенности и преступили все, какие только можно было преступить, Законы Божьи!

Почему-то отрывались они на беззащитных горожанах, думали горожане и молились своему Господу. И намекали тому, что лучше бы те отрывались на варварах! Только не помогали что-то горожанам молитвы, глух был Господь к их мукам и страданиям. Может быть считал, что те ещё недостаточно настрадались?

Стража? Ну какая может быть стража, право слово! Стражники тоже люди и им жить хочется. Это крестоносцам терять нечего! Голодранцы, что уж тут говорить!

Пьяные крики донеслись и до открытых окон на верхнем этаже огромного каменного дома бургомистра. Да и как им было не донестись, есть тут расстояние до ближайшей харчевни всего-то ничего, только площадь перейти!

На поздний обед в доме бургомистра собрались наиболее значимые и богатые гости городского Главы. Присутствовал и епископ, и наиболее богатые горожане, и торговцы. Словом, все те, от кого в той или иной мере зависело финансовое обеспечение будущего похода. Однако основной и главной фигурой был посланник Папы, Вильгельм.

Бургомистр оглядел гостей, перевёл взгляд на накрытые столы и скривился. Внутри, не напоказ. Нельзя выказывать на публику хоть малую толику недовольства, ведь от собравшихся в этой зале и его личное благосостояние напрямую зависит! Пополнения которого он особенно ожидал от результатов сегодняшнего вечера. Поэтому придётся вытерпеть компанию собравшихся в зале купцов и торговцев. А уж сколько ему потребовалось усилий, чтобы уговорить жену присутствовать за столом, это никакими словами не описать! Даже пришлось пойти на маленькую хитрость, накрыть для своей компании и для остальных два разных больших стола. Второй ближе к дверям, в проходе. А чтобы торговцы не чувствовали свою отдалённость и не ощущали пренебрежения родовитых горожан, все столы накрыли одинаково. До первой перемены блюд на всех столах всё будет одинаково! Да, многим сегодня придётся потерпеть…

Незримыми и неслышными тенями скользили по залу вышколенные слуги, обслуживали сидящих за столом. Кого-то больше, кого-то меньше, понятное дело. За спиной Главы слева и справа от кресла статуями замерли два камердинера.

— Так когда, вы говорите, будет объявлен крестовый поход на варваров? — с трудом встал на ноги бургомистр, в который уже раз задавая Вильгельму один и тот же вопрос. Отмахнулся от услужливо подхвативших его под локотки слуг, тяжело переступил с ноги на ногу.

Заскрипели гнутые ножки тяжёлого кресла по дубовым плахам пола. Бургомистр упёрся круглым животом в край стола, отпихнул задом тяжёлый стул и выдохнул с облегчением, радуясь возможности свободно дышать. Пора бы и кресло поменять, старое уже маленьким и тесным становится. Не выпускает из своих объятий, приходится чуть ли не сдёргивать его с пухлых бёдер. Даже бархатный камзол на боках немного подвытерся от постоянного трения о дубовые резные подлокотники.

Но и менять такую красоту на что-то другое просто жалко! Ещё бы, это кресло привезли ему издалека. Бургомистр протянул руку назад, нашарил спинку кресла, ласково пробежался пальцами по медным кругляшам-шляпкам обивочных гвоздей. И по выпуклому причудливому узору на обивке из коричневой буйволиной кожи. Нет, такую красоту ни на что менять нельзя!

Попытался оглянуться, но твёрдый воротник не позволил повернуть голову. Упёрся в толстую шею, пережал сосуды, отёчное лицо сразу покраснело. Повелительным взмахом пухлой ладони подозвал к себе слугу. В этот момент с улицы донёсся мужской вопль, в котором отчётливо слышалась предсмертная мука. Пронзительный женский визг тут же был заглушен мужским довольным гоготом.

Бургомистр скривился, обменялся понимающими взглядами с епископом Риги, оглядел враз посмурневшие и нахмурившиеся лица торговцев и уставился на Вильгельма в ожидании ответа.

За окном ещё раз взвизгнула женщина и тут же замолкла. Пронзительные звуки резко оборвались, словно их хозяйке крепко прикрыли рот. Или придушили, чтобы не вякала на всю улицу.

— Затвори окна! — буркнул досадливо Глава города ближнему камердинеру.

И слуга тут же бросился выполнять отданный тихим голосом приказ.

Взгляды всех находящихся за обеденным столом какое-то время пристально следили за слугой, пока тот не затворил плотно все окошки и не задёрнул на каждом тяжёлые шторы. Скрипнула приоткрывшаяся дверь, колыхнулись от сквозняка горящие свечи, метнулись по потолку и стенам чёрные тени. Ещё бургомистр оглянулся через плечо на высокопоставленного гостя, обратил ли тот внимание на эти новомодные штуки? Не во всяком богатом доме могут позволить себе подобную роскошь и траты на такие шторы. Столько потребовалось дорогой ткани для того, чтобы все окна занавесить от посторонних взглядов с улицы, ужас! Зато больше такого ни у кого нет!

Пусть завидуют! А то, что подобная модная новинка есть только в этой зале и больше нигде, то никому не до́лжно знать…

Упал в кресло, с маху втиснул пухлый зад между поручнями, привычно посетовал про себя о многострадальном камзоле и тут же протянул руку, пошевелили пальцами над заставленной блюдами и плошками столешницей, мучительно выбирая, что бы ещё такое съесть. Наклонился чуть вперёд…

В этот момент один из подлокотников кресла вдавился в бок, рёбрам стало больно, и бургомистр резко передумал продолжать набивать брюхо. А вот выпить не помешало бы! Откинулся на гнутую спинку кресла, подхватил бокал и тут же его опустил обратно. Пусто! Выпороть прислугу обязательно, чтобы не забывали о своих обязанностях! Тут же из-за спины выдвинулся камердинер, наполнил из кувшина бокал вином. Но раздражение на нерасторопного слугу никуда не делось. Выпорю!

Бургомистр сделал длинный глоток, посмаковал во рту напиток и с удовольствием проглотил. Раздражение на нерасторопного слугу никуда не делось, но зато тот вопль за окном больше не вспоминался. Ещё глоток? Нет, пока хватит. И поставил бокал на стол…

В глаза настойчиво лезло блюдо с запечённой птицей и глава не удержался, всё-таки потянулся за куриным крылышком. В меру зажаренное, лоснящееся прозрачным жирком, в крапинках острого перца, оно просто манило к себе! Ох и вкусные получились сегодня у кухарки крылышки, невозможно удержаться от соблазна. Не пожалела дорогих специй, сделала так, как он любит.

Глянул на супругу, безмолвной бледной тенью присутствующей в обеденной зале, блюдущей фигуру и оттого не притрагивающейся ни к вину, ни к угощениям, оглядел каждого из гостей, довольно насыщающихся вкусной едой. Лоснящиеся от жира и соусов лица торговцев, чопорные и одновременно простецкие лица их жён заставили внутренне поморщиться. Приходится терпеть это серое общество, ведь они своей набитой мошной за всё платят! Перевёл взгляд на посланника Папы и вздрогнул от встречного пристального, прожигающего до сердца, взгляда. Показалось, что тот читает все его мысли, словно раскрытую книгу.

Справился с собой, отогнал прочь непонятно откуда всплывший страх, пристальный встречный взгляд предпочёл проигнорировать и повторил вопрос:

— Так когда?

Вильгельм помедлил с ответом, словно раздумывал над сроками. На самом же деле в очередной раз прикидывал, всё ли он выжал из этих прижимистых бюргеров или ещё можно на них чуть надавить? Пока есть такая возможность?

Пожалуй, можно и надавить. Ишь, как насторожились. Прямо замерли и не дышат! Только так, чтобы никто этого не понял.

— Такой поход требует тщательной подготовки, — лениво откликнулся епископ. Осмотрел роскошное блюдо с нетронутой едой перед собой, перевёл взгляд на насыщающихся гостей этого дома…

Да! Именно что надавить! Взял в руку золотую вилку, осмотрел её и положил назад, наслаждаясь всеобщим вниманием и ощутимым нетерпением. Каждого из сидящих на противоположной стороне стола одарил пристальным взглядом, остановился на бургомистре:

— А подготовка требует денег. Чем больше будет денег, тем быстрее будет объявлено о начале похода.

И требовательно оглядел всех сидящих в зале. Сидящие за столом дружно выдохнули, метнулось и затрепетало пламя свечей. Лишь бургомистр на сытый и ленивый взгляд епископа ответил точно таким же. Ему-то что терять? Его домочадцы и раньше то за ворота без охраны не выходили, а уж теперь и подавно на улицу никого не выгнать. Сами никуда не рвутся! И уже прикидывал, а какую часть от собранных денег можно будет положить в свой карман! Сам-то он ничего тратить не собирался! Зачем, если вокруг столько дойных коров?

Точно так же думал и рижский епископ. Служба службой, Престол Престолом, а и о себе забывать не следует!

И только торговцы горестно вздохнули. И тут же приободрились — в очередной раз можно будет поднять цены! Поход походом, денег будет жалко, но крестоносцы уйдут, а цены так на прежнем уровне и останутся. Затраты быстро отобьются!

И каждому из находящихся за обеденными столами были понятны все эти переглядывания.

— Тогда обсудим сроки? — взял на себя ответственность выразить общее мнение бургомистр. Ему такое по должности положено.

— Этот объявился! — воевода властным жестом отослал из приказной палаты писца и служек. — Да двери за собой поплотнее притворите!

— Доложили уже, — поморщился посадник на такое самоуправство, но возражать не стал. И не потому что не осмелился, а… Просто разговор предназначался не для лишних ушей. А то что разговор обязательно состоится сразу было понятно по тому, каким злым и раздражённым казался старый товарищ.

— И что делать будем?

— Ничего не будем, — отвернулся к окошку посадник.

— Как это ничего? А то, что он в устье Наровы крепостицу заложил, это что?

— Как что? Пусть строит. Что данам, что крестоносцам подобное своеволие вряд ли по нраву придётся. Так что рано или поздно… Скорее рано они с ним сами разберутся!

— Полагаешь?

— Сам посуди. Стал бы ты спокойно смотреть, если бы на твоих землях кто-нибудь подобную стройку затеял?

— Так то на моих, — оскалился воевода.

— А даны ничуть не хуже тебя, — отзеркалил злую усмешку посадник. — Или ты считаешь, что то не их земли?

— Вообще-то это земли эстов, — осторожно уточнил воевода. И покосился на товарища. Что он на это скажет?

— Были! Когда-то! — усмехнулся тот в ответ. — Ты об этом поспорить пришёл?

— Добрый спор ещё никому не навредил. И насчёт крепостицы ты не прав. Тут слухи ходят, что даны уже несколько раз пытались этого, — воевода мотнул бородой куда-то в сторону окон. — В реку скинуть вместе со всей своей крепостицей, да не вышло у них ничего! Ты не думал, что будет, когда этот окрепнет и крепость свою достроит? А ну как реку нам перекроет? Что тогда делать станешь, как торговым людишкам такое объяснишь? На Литву или Ригу я бы не особо уповал, те за наши интересы сражаться не станут. Наоборот, как бы нож в спину не воткнули, когда слабость нашу почуют!

Воевода перевёл дыхание, отгладил ладонью заросший бородищей подбородок, стирая брызги слюны:

— Кстати, ведь это к нему Ярослав Всеволодович приезжал! А ну как новгородцы вновь на той земле утвердятся? Колывань или как там его сейчас даны называют? Ревель? Да, Ревель! Если его назад у них отобьют? Ведь смогут же? А там и до Юрьева очередь дойдёт, и до Риги! Это в прошлый раз Ярослав до неё не дошёл, потому что мы ему не помогли. Или ты думаешь, князь такое забудет?

— А зачем ты мне это говоришь? — посадник по новому пригляделся к старому товарищу. А ведь сдал, сдал старый друг! Обрюзг за последний год, поникли плечи, словно придавило их к земле непосильной ношей. И брюхо себе такое успел отрастить, что никакая броня не скрывает! Пояса боевого за жирными складками спереди не видать! А глаза всё те же, хитрые да алчные. И глядит так, словно дырку прожечь норовит!

«И через ту дыру ухватить побольше», — почему-то подумалось.

— А кому же ещё? — неподдельно удивился толстяк.

— Я, что ли, с литвинами да крестоносцами уговаривался? Ты в Кром пойди да князюшке нашему с боярами всё это растолкуй! Это же они с ними грамотку о мире и торговле подписывали! По улицам ходить страшно стало, от белых плащей с крестами в глазах рябит! Что замолк? — посадник швырнул перо, вскочил и оббежал длинный стол. Встал напротив воеводы, уставился ему в заплывшие жиром глаза. — Почему-то в Кроме таким говорливым не был, когда извечного врага бояре наши решили в друзья записать! Или ты думаешь я не знаю, почему ты так извести этого боярича желаешь? Да ты просто боишься, что он в силу войдёт, да с тебя же за своё добро украденное и спросит!

— А ты не боишься? — вызверился в ответ на посадника воевода. — Что и с тебя тоже спросит? А ещё и за смер…

— Ма-алчать! — прошипел посадник. И удовлетворённо усмехнулся, когда увидел, как опешил, как послушно-испуганно замолчал воевода, подавившись несказанным. Как в испуге оглянулся тот на дверь дубовую, полосами железными окованную.

И сам прислушался. А ну как скрипнет за дверью кожей сапог чрезмерно любопытный служка? Ничего не услышал, но обольщаться той тишиной не стал. Мало ли? Поэтому и процедил сквозь зубы:

— Думай, когда и где рот свой раскрываешь! Везде уши! И я не для себя старался, а для пользы города! А за то себя вини! Твоя задумка ведь. И исполнил её тоже ты! Так что кругом только ты и виновен!

— А кто мне её подсказал? — не пожелал принимать всю вину на себя воевода. — Кто меня на подобное подтолкнул? Не ты ли?

— Чего только в пьяную голову не приходит! Я пошутил, а ты всё за правду принял!

— Пошутил он! А когда добро боярское поровну делили, тоже шутил? Ишь, для города он старался! Знаю я, для кого ты старался!

— От, заладил! Твоё дело мечом махать, да дружиной командовать. А в посадничьи дела не лезь! Не твоё это дело. Тебе что, больше поговорить не о чем? То давно было и уже прошло! Ты бы лучше о нынешних делах подумал!

— А я и думаю! Поэтому и хочу оградить себя в грядущем от возможных неприятностей!

— Так огради, кто тебе мешает?

— Псков не поймёт, если я в городе это сделаю! Мне ещё прошлого раза не забыли. Тут что-то другое нужно сделать, хитростью извести. Подскажи, ты же можешь!

— Псков не поймёт, тут ты прав. И дружина супротив своих тоже железко не обнажит, — подытожил посадник и задумался. Пора избавляться от старого друга, ох, пора! Очень уж разговорчивым и назойливо-упрямым в своей глупости тот стал. Но не сейчас. Пусть сначала старое дело до конца доведёт А там концы в воду и всё.

И совсем другими глазами посмотрел на уже бывшего товарища. Внутренне скривился, впервые заметив его обрюзгшее лицо и обвисшие щёки. Похоже, что воевода медовухой балуется! И судя по всему, слишком ею увлекается. А ведь не докладывал никто о таком, иначе бы давно слухи по городу поползли. Отвернулся в сторону, чтобы рожу эту, глаза намозолившую, не видеть!

Но не выдержал, искоса глянул на собеседника, и снова отвёл глаза в сторону. Удивительно, как за столь малое время можно мнение о человеке изменить! Успокоился и только тогда медленно и тихо заговорил, заставляя воеводу подшагнуть вплотную и даже слегка наклониться вперёд, чтобы лучше слышать:

— А если его с крестоносцами или литвинами лбами столкнуть? Воспользоваться такой сварой, да и извести всех разом под корень! И спихнуть всё на иноземцев! Они же мне тут словно кость в горле! Всё по улицам ходят, чуть ли не в каждое подворье заглядывают! Высматривают вокруг, в каждую щель лезут, словно псы вынюхивают!

И, увидев как заблестели от предвкушения скорой расправы с общим врагом глазки бывшего товарища, тут же осадил его:

— Да только в городе тебе подобное всё равно не провернуть.

— Почему это только мне? Нам! Нам. А я и не стану в городе подобное проворачивать. Князюшке нашему жизнь осложнять не буду. Но да ему до нас и дела никакого нет, он же теперь, после подписания этой грамотки, всё больше в сторону Медвежьей Головы посматривает! Всё к литвинам в гости ездит со всем своим семейством. Словно мёдом им там намазано! Или их ещё как-то приманивают! Так что нет, не стану я Псков бередить. А вот за городом… — воевода многозначительно посмотрел на товарища. Или на подельника, чего уж там.

— За городом совсем другое дело, — усмехнулся посадник. — За городом можно! Придумать только нужно, чтобы литвины точно за ним вдогонку бросились!

— А я и придумаю! Есть у меня одна мысль…

Без разведки никуда! С горенки и с надвратной башенки только нашу улочку и видно. Ещё можно заметить вдалеке дружинников княжеских, что скрываться и не думают. Наоборот, нарочито на глаза лезут и вроде бы как тем самым предостерегают нас — мол, мы здесь! Не вздумайте сюда идти!

А сколько их там на самом деле? Может, стоит парочка воев и бегает туда-сюда, нас вроде бы как пугает. Так что лучше пусть мои люди своими глазами на них посмотрят. И мне потом доложат, что видели.

А ещё кроме добычи необходимых сведений о противнике, нужно передать кормщику баркаса, что наши планы немного поменялись. И забирать он нас будет не из Псковы-реки, от торга, как было уговорено ранее, а с городской набережной. И чем скорее он перегонит свою посудину в назначенное место, тем лучше для него и будет. Потому что лишние хлопоты будут оплачены дополнительно.

Нам в городе лучше не показываться, потому как это мы с воеводой враги, а в княжеской дружине люди подневольные. И лить их кровушку на радость литвинам и крестоносцам нет никакого желания. Лучше убраться по тихому. Если получится.

Поэтому в город ушли Прохор и Луша. Якобы на торг за покупками. Надеюсь, обратно вернутся целыми и невредимыми.

— Баркас, на котором нас сюда привезли, знаешь? — спрашиваю напоследок дядьку.

— Откуда, боярин? То не я, то малец мой вас у нижних решёток видел.

— Ну так возьми его с собой! Найдёте баркас, скажешь кормщику, пусть сюда свою лодку перегонит. К полудню, — показал рукой в сторону набережной. — Как сговоришься с ним о сроках, так сразу ко мне и поспешай!

— Сделаю! — закивал головой управляющий. И уточнил. — А повариху с собой брать?

— Лушу-то? Зачем? Нет, повариха пусть домой сама добирается.

Проводил взглядом направившихся к воротам Прохора с кухаркой, глянул на несущих службу дозорных. Все на местах, глаз с улицы не сводят.

Солнышко к небосводу прилипло, на одном месте зависло. Ждём. Самое трудное дело. В который уже раз проинструктировать людей? Чтобы себя и их занять? Нет, не нужно. А больше и заняться нечем. К срочному выходу за ворота усадьбы всё подготовлено, железо уложено в повозки и увязано в тюки и пачки для удобства перегрузки с места на место и дальнейшей переноски. Так что остаётся только ждать…

Тянется время…

Появлению Прохора обрадовался не только я, все мои вздохнули с облегчением. Поняли, что закончилось ожидание, скоро дело начнётся.

— Боярин, перевозчик обещался ровно к полудню супротив усадьбы встать! — первым делом доложил Прохор.

— Это хорошо, что к полудню, — улыбнулся и посмотрел на тень от солнца. До назначенного срока совсем немного осталось. А ведь только что сетовал, что солнышко на небосводе вроде бы как замерло! — Что там с дружиной?

— Вверху или внизу? — уточнил Прохор. Увидел, как я нахмурился и заторопился. — На площади небольшой отрядец стоит. И внизу, на набережной, ещё один, поменьше.

— Небольшой, это сколько воинов? — терпеливо расспрашиваю дядьку.

— Там, — Прохор указал рукой в сторону городской площади. — Чуть больше десятка. А у реки и того меньше. Двоих только и видел.

— И всё? — не поверил сказанному. Не верится мне, что воевода просто присматривает за мной. Нет, не может такого быть! Наверняка что-то задумал! Для чего-то же он нас обложил? Заманивает? Выставил малый отряд, а где-нибудь в укромном месте подмога прячется? И почему у реки так мало воинов? Ну не верю я в глупость городского военачальника, не верю! Или просчитал меня? Догадался, что я рекой уходить буду? А и какой у меня ещё может быть выход? Никакого! Так что дёргаться не буду, ждём баркас и грузимся!

Вернувшаяся из города Луша подтвердила сказанное Прохором. Ладно. Хитрит воевода, хитрит. Понять бы, что замышляет…

Отбрасываемая мной тень совсем уменьшилась, солнца в самую макушку светит. Пора!

— Выходим! — больше ничего говорить не стал, всё уже много раз говорено!

Первый десяток на улицу вывалился, сразу перегородил улицу от возможной атаки с площади, прикрылся щитами. Арбалеты у всех заряжены, к бою готовы. Надеюсь, это сильно охолонит горячие головы княжеских дружинников и не полезут они под выстрелы.

Следом второй десяток повозки выкатил и скорым шагом к реке направился. Лошадок у нас нет, так что в качестве тягловой силы сами себя использовали. Щиты на спине, арбалеты пусть и на повозках лежат, но всё равно под рукой находятся.

Повозки под уклон сами едут, даже придерживать приходится. На середине спуска подходящую к берегу знакомую лодку увидел. А вот и дружинники воеводские! Отступают в сторону, не желают с нами связываться. Луков у них нет, арбалетов тоже не вижу. Значит, опасности пока не представляют! Оглянулся на бегу, первый десяток организованно вслед за нами отступает, а погони никакой и нет! Неужели никто нападать на меня не собирался и ошибся я в оценке опасности?

Да и ладно! Целее буду! Ошибся же только в одном, не сейчас нападать будут, а чуть позже. Вот и близится разгадка воеводской хитрости. И нападать будут, судя по всему, на воде!

Баркас сунулся носом в берег, с борта перебросили сходни. А тут как раз и мы подоспели! Ещё не успели остановить повозки, а первая пара воинов уже подхватила увязанный груз и, тяжело бухая сапогами по бутовому камню, побежала на баркас.

Прогнулись и плюхнули о воду сходни, заскрипели протестующе, но выдержали. А следом уже и вторая пара воинов торопится. Повозки остановили прямо у сходней. Как их потом отсюда вытаскивать будут, не знаю. Да и не очень меня это дело интересует. Ещё не хватало об этом голову ломать. Пусть у Прохора голова об этом болит!

— Осади! — скомандовал хозяин баркаса своей команде. Те тут же упёрлись вёслами в берег, поднатужились и столкнули баркас на глубину.

— Погоди! Ещё не все загрузились! — не понял такого манёвра и ухватился за рукоять сабли.

— Не мешай, боярин! Ты своими делами занимайся, а в мои не лезь! — отмахнулся от меня лодочник. Указал рукой на место позади мачты. — Вот сюда груз свой складывайте. Да не бросайте, а осторожно кладите!

— Складывайте, куда показал, — кивнул бойцам.

— Никак железо принесли? — полюбопытничал у меня лодочник, когда первая повозка полностью опустела, а груз с неё оказался на борту. И тут же пояснил. — Баркас шибко в воду просел от такой тяжести. Ещё бы немного и пришлось бы всем за борт прыгать, чтобы его с камней снять.

И уже своим людям приказал. — Подай вперёд! Да сходни, сходни приподнимите! Вот так!

Баркас снова ткнулся носом в берег. Стоящая на носу пара речников за верёвки приподняла сходни. Подождала, пока баркас снова в берег носом ткнётся, и тут же уронила их в воду. Брызги во все стороны полетели, вызвав очередную порцию ругани хозяина:

— Ах вы безрукие! — и уже гребцам. — Держим! Не даём течению снести!

Второй десяток следом за третьим разгрузил замыкающую повозку и так же тяжело взбежал на борт. Правда, для этого людям пришлось пару шагов по воде проделать. И уже на борту, освободившись от тяжкой ноши, вылить из сапог набравшуюся туда воду. Под непрестанное бурчание хозяина баркаса, само собой. Хорошо хоть, что тот просто бурчал, ни к кому конкретно своё бурчание не адресуя.

Всё это время глаз с берега не сводил. Поэтому чётко видел и столпившихся вдали княжеских дружинников и небольшую толпу праздных зевак на набережной. Хорошо хоть близко никто не подходил, опасались люди непонятной суеты. Да и вообще, проявлять любопытство, когда перед тобой группа хорошо вооружённых воинов, куда-то явно торопящихся, не самое умное дело.

— Бегом на баркас! — скомандовал первому десятку.

Забухали по сходням сапоги, качнулся несколько раз баркас.

— Уходим! Уходим! — это уже кормчему рявкнул. — Не спим!

Княжеские дружинники любопытствующих прочь оттеснили. Я насторожился И сразу же обратил внимание и на быстро спускающуюся по нашей улице тройку воинов в белых плащах с красными крестами. Меченосцы! Орденцы! Ох и непривычно и необычно видеть их в городе. Ишь, как свободно расхаживают! И ничего не боятся. Как раз мимо моей усадьбы проходят!

Загомонили на набережной недовольные произволом стражников горожане, начали звонко переругиваться с ними. Отвлёкся на миг и за поднявшейся суматохой чуть было всё не пропустил! Вовремя взгляд на подходящих крестоносцев перевёл. Поэтому и увидел, как за спинами у них сталь на солнце сверкнула! И как белые плащи тут же попятнались красным! Тумкнули на берегу арбалеты стражи, я пригнулся и скомандовал:

— Щиты на нос! К бою!

И тут же лодочнику:

— Отваливаем! Не спи! Убьют!

— Да то не по нам бьют! — всмотрелся в происходящее на улице Тор. Выпрямился, но из-за щита высовываться не осмелился. Голову в мою сторону слегка повернул, а глаз с берега не спускает:

— Боярин, а что это там происходит-то?

— По нам или не по нам, но не высовываемся! И гребцов прикрываем! Щиты на правый борт! — баркас как раз от берега отошёл и развернулся, вёсла об воду ударили, загребли, выгнулись и начали разгонять тяжёлую посудину, помогая ленивому течению.

А теперь можно и ответить Тору:

— Подставили нас! Теперь крестоносцам скажут, что это мы их людей побили!

— Ну и что? — не сообразил Тор. — Мы же всё равно с ними воюем?

— Воюем, — согласился. — Только раньше мы могли в город приходить, а теперь не сможем.

— Подумаешь, город, — скривился Тор. — Да я и сам в него не пойду! Где это видано, чтобы по Пскову крестоносцы ходили, как у себя дома? Продались бояре литвинам! И город продали!

— Погоня наверняка будет, — предположил вслух и поймал внимательный взгляд лодочника. — Если боишься, то можешь высадить нас где-нибудь на берегу.

— Это ты так меня обидеть хочешь, боярин? Вместе сюда пришли, вместе и вернёмся. А будет погоня или не будет, то одному Господу известно. Сейчас излучину пройдём, парус поставим и пусть догоняют! Да и ты ведь сиднем сидеть не станешь, коли настигнут нас?

— Не стану, — показал глазами на заряженные арбалеты. — Отобьёмся. А оторваться не получится?

— Нет, — покачал головой лодочник. — Груз у тебя очень тяжёлый. Баркас, сам глянь, как низко в воде сидит. А ещё придётся не напрямки идти, а вдоль берега.

И замолчал. Удержался, не стал интересоваться, почему придётся не напрямую через озеро идти, а держаться ближе к берегу. Сам сообразил, что из-за опаски при налетевшем шквале зачерпнуть бортом воду!

Что же, берегом, так берегом. Вот только при этом уйти без боя будет и в самом деле проблематично. Невозможно почти, если честно!

А почти, потому что пора распаковывать наши тюки и готовиться к встрече неприятеля. Крестоносцы это будут или ещё кто, а обратно никто уйти не должен!