Некто спросил: «Если состояние бессмертных точно можно обрести, то совершенномудрые тоже обязательно совершенствовались бы на этом пути. Однако Чжоу-гун и Конфуций не делали этого. Отсюда можно сделать вывод, что такого пути вообще не существует».
Баопу-цзы сказал в ответ: «Совершенномудрые необязательно являются бессмертными, а бессмертные необязательно являются совершенномудрыми. Судьба совершенных мудрецов такова, что она не предполагает непременного вступления на путь продления жизни. Да и сами они хотели лишь пресечь угнетателей и изгнать разбойников, уменьшить опасности и умиротворить насильников, установить ритуал и создать музыку, произвести законы и распространить учение, исправить несовершенные нравы, изменить недостойные обычаи, устранить свирепых правителей, поддержать неустойчивые царства, повсеместно распространять каноны песен и исторических документов[576], создавать планы и схемы из рек Хуанхэ и Лошуй[577], готовить основополагающие указы, приводить в гармонию оды и гимны[578], воспитывать юных и незрелых, отвечать на обращения послов различных царств; их дымоходы не переставали дымиться, их циновки никогда не остывали. Они твердо придерживались этих дел, не переставая вершить их, они исчерпывали годы своей жизни, без устали занимаясь этими делами. Как же в таком случае они могли запереть свою прозорливость и сокрыть свет своей мудрости, направить внутрь свое видение и обратить вспять остроту своего слуха, предаться занятиям дыхательными упражнениями и гимнастикой дао инь, долго поститься и совершать длительные омовения, скрываться в уединенных покоях и упражнять свое тело, восходить в горы и собирать снадобья, считать вдохи и выдохи и сосредоточивать мысль на божественном, отказываться от злаков и прочищать кишечник?
Ведь самым главным для бессмертных является верная воля и предельная искренность, усердие и отсутствие лености, постоянная умиротворенность и постоянное спокойствие. И если все это обретено, то цель легко достижима даже и без многочисленных талантов. Если же занять высокое положение в обывательском мире, то будет чрезвычайно трудно и обременительно идти великим Дао-Путем.
Изготовить одно великое снадобье, знать важнейшие принципы хранения Одного и пестования духа — непременные условия продления жизни и обретения вечного видения. Но как этим могут заниматься совершенные мудрецы, только и делающие, что бесконечно вершащие мирские дела?
Те, кого обыватели называют совершенными мудрецами, обнаруживают свою совершенную мудрость только в делах правления профаническим миром и ничуть не проявляют совершенную мудрость в делах обретения Дао-Пути. А совершенные мудрецы в области обретения Дао-Пути — это Хуан-ди и Лао-цзы. Совершенные же мудрецы в области дел правления профаническим миром — это Чжоу-гун и Конфуций.
Хуан-ди вначале занимался делами правления, а потом поднялся в горние миры как бессмертный. Это свидетельство наличия таланта одновременно заниматься и тем и другим делом. На священной горе Тайшань выгравированы имена только семидесяти двух императоров и царей древности, а куда больше тех, память о ком исчезла. Но только об одном Хуан-ди написано, что он стал бессмертным. И это верное свидетельство тому, что так оно и было.
Мирские люди, видя, что таланты некоторых мужей в определенной области столь велики, что большинство не могут угнаться за ними, называют таких мужей совершенными мудрецами. Но если это правильно, то тогда и непревзойденного мастера игры в облавные шашки можно назвать совершенным мудрецом в области игры в шашки. Поэтому ныне Янь Цзы-цина и Ма Суй-мина и называют совершенными мудрецами игры в облавные шашки[579]. Тех, кто превосходит других в искусстве каллиграфии, называют совершенными мудрецами в области каллиграфии. Поэтому Хуан Сяна и Ху Чжао ныне называют совершенномудрыми каллиграфами[580]. Тех, кто превосходит других людей в области рисования и живописи, называют совершенными мудрецами в области живописи. Поэтому Вэй Се и Чжан Мо называют ныне совершенномудрыми живописцами[581]. Искусных и утонченных резчиков по дереву называют совершенными мудрецами в области резьбы по дереву. Поэтому Чжан Хэна и Ма Цзюня ныне называют совершенномудрыми деревщиками[582]. Поэтому и Мэн-цзы называл Бо-и совершенным мудрецом чистоты, Хуэя из-под Ив — совершенным мудрецом гармонии, а И-иня — совершенным мудрецом исполнения обязанностей[583].
Рассмотрев эти дела подробнее и порассуждав о них, я пришел к выводу, что о совершенномудрых говорят отнюдь не в одном смысле. Ведь Гуншу Бань и Мо Ди — совершенные мудрецы технических изобретений, Юй Фу, Цинь Юэ-жэнь, Хэ и Хуань — совершенные мудрецы в области лечения болезней, Цзы-вэй и Гань Цзюнь — совершенные мудрецы в области астрологии, Ши Су и Синь Ляо — совершенные мудрецы в области гаданий по черепаховым панцирям и тысячелистнику, Ся Юй и Ду Хуэй — совершенномудрые физической силы, Цзин Кэ и Не Чжэн — совершенные мудрецы храбрости и мужества, Фэй Дянь и Куа-фу — совершенномудрые быстроты, Цзы-е и Янь Чжоу — совершенные мудрецы музыкальных звуков, а Сунь У, У Ци, Хань Синь и Бай Ци — совершенные мудрецы в области применения оружия[584].
Совершенномудрые — это наиболее искусные из людей в той или иной области, а отнюдь не только в литературе и учености. Чжуан Чжоу говорил, что и у разбойников есть свой Дао-Путь совершенного мудреца, проявляющийся в пяти принципах[585]. Они интуитивно чувствуют, где скрыты сокровища, и это мудрость. Они входят в чужие жилища и не колеблются, и это храбрость. Они выходят оттуда и не боятся, и это долг-справедливость. Они знают, что возможно, а что нет, и это познание. Они делят награбленное, и это гуманность. И никогда не бывало такого, чтобы человек, не овладев этим Дао-Путем, стал великим разбойником Поднебесной».
Некто спросил: «Что касается Дао-Пути совершенного мудреца, то разве можно разделить его на ветви и листья? Его следует рассматривать как целостный и взаимосвязанный. Только в таком случае можно говорить о совершенномудром».
Я ответил: «Среди последователей Конфуция было семьдесят два человека, постигших его учение, и при этом каждый из них получил свою порцию совершенной мудрости учителя. А это показывает, что совершенномудрие делимо».
Еще я сказал: «Янь Юань[586] воплотил в себе всю мудрость Конфуция, но как бы в миниатюре. А это означает, что в совершенномудрии есть различение на обильное и скудное. Вот и «Перемены» гласят: «Дао-Путь совершенного мудреца имеет четыре аспекта: в речах он ценит правильность слов, в делах он ценит изменения, к которым они приводят, в изготовлении орудий он ценит точность их образа[587], в гаданиях на черепашьих панцирях и тысячелистнике он ценит правильность предсказаний». А эти слова ясно доказывают то, что Дао-Путь совершенномудрых делим. И действительно, почему подобное можно говорить об искусных в практике Дао-Пути и его Благой Силы-Дэ последователях святых-бессмертных и нельзя говорить о стремящихся к обретению Дао-Пути совершенномудрых? Ведь если бы не было обретших Дао-Путь совершенномудрых, то разве могли бы Чжоу-гун и Конфуций стать совершенномудрыми, занимающимися делами приведения в порядок дел мирского правления? Если же существует не один тип совершенномудрия, то почему следует требовать, чтобы каждый человек объединял свои дела с делами государственного служения?
В соответствии с учением канонических книг бессмертных все люди, обретшие состояние бессмертного, при своем рождении получили особую судьбу и специфическую пневму святых-бессмертных. Такая пневма дана им природой. Уже пребывая в утробе матери, они содержат в себе веру в природу Дао-Пути. И когда они узнают о даосизме, их сердце начинает любить его практику, и тогда они встречают мудрого учителя и от него непременно получают способ обретения бессмертия. Если это не так, то нет ни веры, ни исканий, а если есть искания, то все равно нет обретения. «Канон нефритовой печати» в разделе о главенствовании судьбы гласит: «Удачи и беды человека определяются в день его зачатия получением той или иной пневмы, ниспосылаемой сверху созвездиями; эта пневма есть семенная эссенция созвездий. Если из созвездия исходит пневма совершенной мудрости, то рождается совершенномудрый; если пневма мудрости, то рождается мудрец; если пневма литературного таланта, то рождается человек, наделенный литературным талантом; если пневма воинственности, то рождается человек с талантом военного[588]; если пневма знатности, то рождается знатный человек; если пневма богатства, то рождается богатый; если пневма плебейства, то рождается плебей; если пневма бедности, то рождается бедняк; если пневма долголетия, то рождается долгожитель; если пневма бессмертного, то тогда рождается бессмертный».
Кроме того, есть созвездия святых-бессмертных совершенных мудрецов; есть созвездия совершенных мудрецов, занимающихся мирскими делами правления; есть созвездия совершенных мудрецов, совмещающих и то, и другое; есть созвездия, дающие знатность, но не дающие богатства; есть созвездия, дающие богатство, но не дающие знатности; есть созвездия, дающие и знатность, и богатство; есть созвездия, дающие вначале богатство, а потом бедность; есть созвездия, дающие и бедность, и плебейство; есть созвездия, дающие и богатство, и знатность, но не до конца; есть созвездия, дающие преданность и сыновнюю почтительность; есть созвездия, дающие горести и бедствия. Все множество комбинаций здесь невозможно перечислить, поэтому я ограничиваюсь этим беглым обзором. Но в любом случае жизнь человека коренится в предустановленной судьбе, именно об этом говорит Чжан Чэ-цзы[589].
Если человек не получил судьбы святого-бессмертного, то он никогда не будет иметь влечения к делам бессмертных и не станет любить их. И никогда не бывало такого, чтобы человек, не имея влечения и любви, начинал искать этого, и никогда не бывало такого, чтобы человек не начинал искать, но получал. С древности до нашего времени всегда находились люди, наделенные возвышеннейшими талантами и мудростью, но не верившие в бессмертных, и вместе с тем бывали самые посредственные и заурядные люди, учившиеся пути бессмертных — и обретавшие бессмертие. Первые хотя и знали чрезвычайно много, но пренебрегали делами бессмертных; вторые не постигли очень многого, но всесторонне познали главный принцип пути бессмертных. Разве этому есть какое-либо другое объяснение, кроме предустановленной судьбы?
Даосы всегда стремились хранить в тайне драгоценные знания об искусствах Дао-Пути. Они чрезвычайно долго отбирали среди своих учеников самых наилучших и только после этого устно сообщали им важнейшие сведения и давали наставления. Неужели же эти знания могли быть доступны мирским людям, которые не верили и не искали? Чего бы ради даосские наставники стали разговаривать с ними? Ведь их невозможно изменить и сделать верующими: при любых попытках наставить их они станут только глумиться и поносить истины учения. Поэтому мужи, обретшие Дао-Путь, ходят с мирскими людьми по разным тропам, останавливаются в разных местах, не выказывают никакого желания говорить с ними и всячески избегают общения между собой. Даже расстояние в тысячу ли не считают они достаточным, чтобы удалиться от нападок и бремени забот и тревог. Даже то, что они оставляют следы на разных тропах, не считают они достаточным для избавления от мерзости клеветы и поношений. Знатности мало, чтобы соблазнить мужей Дао-Пути; богатства мало, чтобы они изменили свой образ жизни. Так неужели же эти мужи стали бы по собственной воле обращаться к обывателям, говоря: «Я обладаю способом обретения бессмертия»? Вот почему Чжоу-гун и Конфуций никогда не имели возможности узнать о пути обретения бессмертия.
При этом надо отметить, что Чжоу-гун и Конфуций были обладателями возвышенных талантов и великими учеными, далеко отстоявшими от достоинств обычных людей. Поэтому они не занимались ни одним из всего множества ничтожных дел, таких как жонглирование шариками, игры с мечами, хождение по лезвиям ножей, втискивание крупных вещей в узкие щели, лазание по занавесям, метание дисков, акробатические номера на столах, повисание над бездонными пропастями, плавание в неизмеримых по своей глубине пучинах Люйляна, поднимание тяжестей в тысячу пудов, хождение по горящим углям, дрессировка тигров и леопардов или ловля летящих стрел. Обычные люди умеют все это, а Чжоу-гун и Конфуций не умели, но разве из того можно сделать вывод, что они уступали людям толпы? А еще менее они умели делать следующее: знать мысли других людей, определять, куда побежит блоха, определять через стену, какого цвета предмет — пурпурного или киноварно-красного, находить определенный стебелек в густом лесу, узнавать названия книг, лежащих в запертом шкафу, находить скрытые в земле клады, определять птиц и зверей, живущих в лесных чащобах, или рыб и черепах, обитающих в глубинах водных пучин, — ведь если спросить у Чжоу-гуна или Конфуция обо всех этих существах, о том, много их или мало, о том, есть ли вообще такие твари или же их нет, то они отнюдь не смогут исчерпывающе рассказать об этом. А что уж говорить о вещах более далеких и загадочных?
Если совершенные мудрецы не поедят, то они проголодаются; если не попьют, то почувствуют жажду; если обожгутся, то почувствуют ожог; если окажутся на морозе, они замерзнут; если их ударят, то им станет больно; если ранят, то их плоть будет уязвлена; а чем дольше они живут, тем сильнее стареют. Когда их жизненная сила уменьшается, они заболевают, когда их пневма пресекается, они умирают. А это значит, что того, в чем они не отличаются от простых людей, много, а того, в чем совершенномудрые превосходят последних, — мало. Поэтому все, в чем совершенные мудрецы оставляют простых людей далеко позади, — это только величина их таланта и глубина их мысли, способность красиво говорить и искусно владеть кистью, целостность их добродетели и чистота их поведения, совершенство их образования и широта их познаний. Но разве может быть такое, чтобы они не упустили ни одного дела? Они всемерно заняты составлением кодексов ритуалов и норм поведения, вопросами умиротворения верхов и облагодетельствования народа. Так не чрезмерным ли будет требование обременить их еще знанием пути продления жизни и обретения бессмертия? Знать все об этих двух областях — делах правления и пути бессмертных — не слишком ли это много даже для совершенных мудрецов?
Я слышал, что речи о высшем противны уху обывателя, а правдивые слова ненавистны толпе. Однако я надеюсь, что когда мужи-конфуцианцы прочтут, что я написал, они не сочтут, что я хулю совершенномудрых. Разве я клевещу на них? Я только хочу всесторонне и до конца рассмотреть суть проблемы, но когда проблема всесторонне рассмотрена и ее суть до конца исчерпана, то может показаться, что я клевещу на Чжоу-гуна и Конфуция.
Мирские люди говорят, что совершенные мудрецы ниспосланы нам Небом и что они особые, божественно одухотворенные существа, для которых нет ничего неизвестного и ничего невозможного. Люди настолько трепещут перед именами совершенномудрых, что даже не осмеливаются проверить их славу при помощи фактов, и только говорят, что раз совершенные мудрецы чего-то не могли сделать, то другие люди и подавно не смогут, и что раз совершенные мудрецы чего-то не познали, то другие люди и подавно этого познать не смогут. Ну не смешно ли это?!
Ныне я собрал воедино сведения о близких к нам событиях, чтобы опровергнуть эти взгляды, и надеюсь, что смогу внести полную ясность в этот вопрос.
Птица с горы Ваньшань кричит так же, как человек, продающий в рабство своих родных, чтобы похоронить умерших, но Конфуций ничего не знал об этом, и только Янь Хуэй смог объяснить ему характер услышанных криков, — разве это не так?[590] Когда он услышал, как плачет женщина на горе Тайшань, то он тоже не знал причины ее скорби, и только после того, как спросил ее, узнал, что тигр сожрал трех человек из ее семьи и поэтому-то она и не уходит с горы; только когда женщина ответила ему, он узнал об этом[591]. Когда Конфуций увидел, что ловец воробьев ловит только желторотых птенцов, то не мог понять причины этого обстоятельства, пока ловец сам не объяснил ему, что к чему[592]. Когда Конфуций хотел похоронить свою мать, то не знал, где находится могила его отца, и только посторонние люди объяснили ему, где ее найти. Потом могильный курган обрушился, но Конфуций также ничего не знал об этом, пока ему не рассказали ученики; тогда Конфуций залился слезами[593]. Подозревая, что Янь Юань украл пищу, Конфуций притворился, что хочет принести ее в жертву предкам и погадать о бренности и тщете присвоенного имущества[594]. Когда сгорела конюшня, Конфуций не знал, пострадали ли от этого кони и люди, и Янь Юань должен был сообщить ему, что при пожаре были жертвы[595]. Конфуций объехал семьдесят с лишним чжоуских государств, но не знал заранее, удастся ли ему где-нибудь получить назначение на службу. Оставаясь без использования и здесь и там, он так быстро переезжал с одного места на другое, что циновки, на которых он сидел, не успевали согреваться. Не зная, что люди из местности Куан будут угрожать ему, Конфуций спокойно путешествовал по тем землям[596]. А поскольку он расспрашивал Лао-цзы о древних ритуалах, то и о ритуалах он знал далеко не все[597]. Он расспрашивал Тань-цзы о чиновничьих должностях, называемых именами птиц, а это значит, что он знал не все и о чиновничьих должностях[598]. Во время одного из своих путешествий он не знал, где найти брод, и вынужден был спрашивать об этом других людей; не знал он и того, что люди, к которым он обратился с вопросом, обманут его и не объяснят ему дорогу, — ведь если бы он все это знал, то не стал бы никому задавать вопросов[599]. Когда он сходил с колесницы, чтобы подойти к человеку, певшему о фениксе, то не знал, что тот не остановится поговорить с ним[600]. Он был на аудиенции у Нань-цзы, но не знал, что от встречи с ней не будет проку[601]. Вообще же, всех примеров такого рода даже нельзя и перечислить, так почему же надо удивляться только тому, что Конфуций не знал способов обретения состояния бессмертия?
И еще конфуцианцы-обыватели говорят: «Если совершенные мудрецы чего-то не могли, то другие люди тем более не смогут». Народ данов живет в воде[602], лянская матушка превратилась в огонь[603], Бо-цзы выдерживал крайнюю степень жара[604], Чжун-ду терпел самый жестокий мороз[605], Цзо Цы совершил освобождение от трупа посредством меча и обрел бессмертие[606], Гань Ши целый год воздерживался от пищи[607], Фань И ударили топором, но не причинили ему никакого вреда[608], Бе Лин трупом плыл по реке, но воскрес[609], Шао-цянь держал в повиновении сотню демонов[610], Чан-фан сокращал расстояния во время своих странствий[611], Чжун-фу умел прикинуться дикой уткой[612], а Чжан Кай одним выдохом создал облака и туман[613]. Но никто не слышал, чтобы Чжоу-гун и Конфуций могли сделать что-либо подобное».
Некий обыватель сказал: «Чжоу-гун и Конфуций могли сделать все это, но не делали, вот и все».
Я сказал ему в ответ: «Об этом не найти ничего в мудрых сочинениях, но можно узнать из пустой болтовни. Ведь и я могу взять и сказать, что Чжоу-гун и Конфуций умели летать, паря в небесной выси, что они могли облететь все восемь пределов мироздания или же что они могли изливать дождь из облаков, передвигать горы, чтобы вырыть колодцы, да, что они были способны на все это, но просто этого не делали. Каков же, по-вашему, порог достоверности, если мы отказываемся считать ее критерием факты, сообщенные в авторитетных текстах? Так ведь и я могу заявить, что Чжоу-гун и Конфуций стали бессмертными и вознеслись на небо. Но я думаю, что это не способ для наставления мира. Я боюсь, что если все люди будут твердо знать, что бессмертие можно обрести, то они перестанут заботиться о пропитании, откажутся служить государству и отправятся жить среди горных пиков и глубоких потоков, чтобы там совершенствоваться в практике этого пути; боюсь, что в таком случае семьи лишатся сыновей и внуков, а государство — чиновников и министров, преданность и сыновняя почтительность будут забыты и великие принципы морали спутаны. Поэтому, могу я сказать, Чжоу-гун и Конфуций и скрыли то, что они стали бессмертными, ничего не сказав об этом людям. Они сделали вид, что умерли, а на самом деле вознеслись ввысь как бессмертные. Если я начну заявлять такое, то каким образом вы сможете опровергнуть меня? А ведь в этом нет ничего невероятного!
В «Каноне Духовной Драгоценности»[614] есть три главы, называющиеся «Истинный механизм», «Равновесие» и «Передача способа летящей черепахи». Все они посвящены искусствам бессмертных. Когда в скале вырубали камни на строительство дворца царя государства У[615], то за одним из камней обнаружили золотые таблички с текстом пурпурного цвета, который никто не мог прочитать. Тогда их передали гонцу, которого отправили к Чжун-ни, Конфуцию. Гонец, однако, обманул Чжун-ни, сказав ему: «Царь У на досуге отдыхал во дворце. Вдруг в покое появилась красная птица[616], державшая в клюве эту книгу, а потом она улетела, оставив текст царю. Государь не понял ее содержания и послал меня в дальнюю дорогу, чтобы просить вас объяснить, что к чему». Конфуций взглянул на текст и сказал: «Это способы одухотворенной драгоценности и методы продления жизни. Ее скрыл от любопытных взоров великий Юй, который отшельничал в местности, где много разных вод. Он по своему возрасту сравнялся с Небом и Землей, и тогда его призвали к небесному двору в Пурпурный Дворец. Юй преобразился в бессмертного и спрятал этот текст, запечатав его камнем в славных горах. Ныне красная птица принесла его, что, видимо, означает, что Небо даровало ее вам'.
Если порассуждать об этих словах, то нам станет понятно, что сяский[617] Юй обрел бессмертие и что Конфуций знал об этом. Как знать, не совершенствовался ли тайно и сам Конфуций в практике этого пути? Если в связи с этим мы вернемся к вашему утверждению, что совершенномудрые не делали ничего такого, то мы уже не сможем сказать, что они поступали так из-за недейственности. То, что люди любят или ненавидят, отличается в зависимости от личности человека: одному нравится одно, другому — другое, но когда нечто предъявляют людям прямо в лицо, то как им не поверить в это? Если некая идея соответствует представлениям человека, то он охотно принимает ее, сколь бы ничтожной она ни была. Если же идея не соответствует духу человека, то он не станет изучать ее, сколь бы великой она ни была. Ведь бывают даже люди, которые любят горькое и терпеть не могут сладкого, а уж число тех, кто ради выгоды отбрасывает долг, вообще неизмеримо. „С точки зрения совершенных мудрецов, драгоценностью является высокое положение, но подавляющее большинство простых людей назовут самым ценным богатство». И еще говорится: «Богатство и знатность — вот чего желают люди»[618], А вот в древности цари и императоры передавали престол посторонним, и те отказывались принять его, предлагали людям величайшие сокровища среди четырех морей, и они не брали их, а уж тех, кто отказывался от должностей трех герцогов и девяти министров или поворачивался спиной к нефриту и шелку, предпочитая уединение в горной выси или лесной глуши или простые радости жизни рыбака, и вообще не счесть. И еще говорится: «Мужчины, женщина, еда, питье — вот в чем заключаются великие желания рода человеческого»[619]. А значит, если удовлетворены плотские влечения, то люди не будут поносить власти, а если они получат вкусную еду, то забудут все невзгоды. Но ведь трудно перечислить и все до одного имена тех, кто отказался от сладкой еды и прекрасных вещей, отверг услады с женами и наложницами, предпочитая удалиться в уединение, пестовать свою безбрежную мысль[620], находить радость в созерцании собственной тени и, забывая об изысканных вкусах, наслаждаться бегом прозрачных потоков. Человеческие чувства стремятся к румяным лицам и смазливой внешности, легким и мягким женским телам и статным фигурам, но император Хуан-ди взял в жены уродливую Мо-му, а чэньский маркиз пожалел презираемую Дунь-ся[621].
Поскольку все люди ценят благоуханные запахи, то они считают драгоценностями благовонную серу, благоухающее золото, грибную орхидею, сапотовое дерево, темную желчь, су-цзяо, цзян-ли, цзе-чэ, бледную весеннюю орхидею и осеннюю орхидею[622]. Эти вещества и растения ценятся людьми наравне с нефритом и яшмой, но женщины, живущие в приморских землях, обожают своих провонявших мужей и никогда не стремятся расстаться с ними. Чжоуский Вэнь-ван любил непритязательные сушеные овощи и не соглашался заменить их на изысканный вкус мясных блюд. Вэйский император Мин-ди любил звук молотков и резцов и не собирался менять их на гармоничную мелодию инструментов из нитей и бамбука. У каждого человека свои вкусы и пристрастия, и разве можно найти нечто, относительно чего все люди были бы едины в их мнении?
Случилось так, что Чжоу-гун и Конфуций не верили в путь бессмертных. Но ведь и солнце с луной освещают не все, и даже для совершенномудрых остается нечто неизвестное. Так разве из того, что совершенномудрые чего-то не делали, можно заключать, что в Поднебесной нет бессмертных! Ведь это все равно что обвинять солнце, луну и звезды в том, что они не могут осветить место под опрокинутой плошкой!»