Баопу-цзы

Глава 13 Предельные речи

Некто спросил: «Что касается бессмертных древности, то они достигали бессмертия благодаря обучению или благодаря тому, что обладали особой пневмой?»

Баопу-цзы сказал в ответ: «И почему только вам приходит в голову говорить такое? Никто из них не отказывался от того, чтобы нести на спине груз из книг, следуя за учителем. Все они усердно трудились, страдая от инея в стужу, обдуваемые ветрами и орошаемые дождями. Все они исчерпывали свои силы, самостоятельно трудясь над овладением искусства бессмертных, начиная свои подвиги с веры и заканчивая их в опасностях и невзгодах. Когда же их природная сущность твердо устанавливалась на стезе добродетели, а их сердца освобождались от сомнений и страха, им позволялось входить в жилище учителя и уединяться в келье для созерцания.

Однако некоторые начинали лениться и утомляться, останавливаясь на полпути, другие же начинали испытывать разочарование и неудовлетворенность, отступая назад. Третьи соблазнялись славой и выгодой и возвращались к делам обывателей, кое-кто был совращен лжеучениями, теряя незапятнанную чистоту и пресноту своей воли, иные утром начинали заниматься практикой, а вечером уже ждали результата или же, сидя, занимались практикой, а вставая, забывали о пользе совершенствования. И на все множество мужей, начинавших практиковать методы обретения бессмертия, были, самое большее, только единицы таких, которые глядели бы на богатство или красивых женщин — и их сердце не совращалось, слушали бы речи обывателей — и их воля оставалась непоколебимой. Начавших практику было столько же, сколько шерстинок на теле коровы, а закончивших столько, сколько рогов у единорога.

Стрелок из лука должен применить силу, чтобы натянуть тетиву и хорошо пустить стрелу. Переправляющийся через широкую реку чувствует себя в безопасности, только оказавшись на другом берегу. Если бы колодец не располагался вблизи подземного ключа, то его бы не стали рыть, и если бы первый шаг был не нужен для того, чтобы дойти до нужного места, никто бы не отправлялся в путь.

Ведь путь нельзя одолеть, просто следя за тенью солнечных часов, а строение, устремляющееся в небо, нельзя возвести с одной корзиной строительных материалов. Поэтому совершающие восхождение на горные пики боятся, что перед самой вершиной у них не останется сил, а практикующие Дао-Путь опасаются, что им не хватит силы воли перед самым завершением их практики. Тысячи полных амбаров и мириады нагруженных сундуков не могут появиться после одного урожая, и дерево, достигающее неба ветвями, не вырастет за одну неделю. Неизмеримая водная пучина начинается в болотах и топях, а богатство Тао Чжу[623] было собрано благодаря трудам сотен тысяч людей. Вот почему Инь-цзы[624] достиг успеха в практике Дао-Пути, тогда как другие отступали, едва приступив. Ценя конец так же, как и начало, Сянь-мэнь[625] вознесся в небо на парящем в облаках драконе. Если я искренен и моя воля крепка, что мне за дело до других людей?»

Баопу-цзы сказал: «Обыватели неспособны обеспечивать сохранение и пестование жизни[626] и делают все возможное, чтобы губить жизнь. Ведь с помощью исчерпавшегося не обеспечить и грана непреходящего, и всех великих рек не хватит, чтобы наполнить бездонный кувшин. Обычные люди получают пользы мало, а тратят много; они отнюдь не те, кто что-то получает. А тем более это справедливо, когда расходуются сотни и тысячи, а доходы не составляют и жалкой крохи, не так ли?

Среди людей, будь они молоды или стары, нет таких, которые бы не были больны, и разница между ними состоит лишь в степени легкости или тяжести недуга. Кроме того, каждый получает свою меру пневмы, кто много, а кто мало. У тех, кто получил много пневмы, она истощается медленнее, а у тех, кто получил мало пневмы, — быстрее. Знающие истинный Путь-Дао как можно раньше начинают восполнять растрату пневмы, спасая себя, но даже они очень медленно начинают чувствовать пользу от восполнения пневмы, получаемую ими потом.

Если можно было бы один день принимать лекарства, и на следующий день тело стало бы способно к полету, а мышцы и кости так бы укрепились, что и старец запрыгал бы, если можно было бы одно новолуние попрактиковать гимнастику дао инь, а на следующий день уже выросли бы перья и крылья, то тогда в мире совсем не осталось бы людей, не верящих в Дао-Путь. Но я боюсь, что для получения ложки пользы надо без видимых результатов потратить массу усилий. Корни и листья не успевают найти защиту, как лед и иней уже губят зелень листьев. Не успев понять, что корень беды в них самих, люди уже утверждают, что практика Дао-Пути бесполезна, и бросают принимать пилюли и порошки, а также перестают заниматься упражнениями вдоха и выдоха. Поэтому и говорится: «Не продлить жизнь трудно, а услышать о Дао-Пути трудно. Не услышать о Дао-Пути трудно, а осуществлять его трудно. Не осуществлять его трудно, а довести практику до конца трудно».

Искусный мастер может научить людей пользоваться циркулем и угольником, но он не может научить людей таланту. Мудрый учитель может научить людей тому, что написано в книгах, но он не может научить вести себя так, как в этих книгах советуется. Практика Дао-Пути подобна обработке поля, а достижение успеха в практике подобно сбору урожая. И земля может быть плодородной, и воды вдоволь, но погода выдается плохой или плуг с мотыгой не применят правильно — вот и получится так, что посеяли горы зерна, а не взошло ничего; и земли было вдоволь, а урожая никакого.

Обычные люди не понимают, что польза производит пользу. Не знают они и того, что ущерб тоже производит ущерб. А ведь об ущербе проще узнать и легче устранить, а о пользе труднее узнать, и требуются усилия, чтобы ее получить. Если люди ни за что не могут сделать того, что легко, то как требовать от них, чтобы они делали то, что трудно. Ущерб напоминает процесс пожирания масла огнем светильника: никто не замечает, как это происходит, а вот уже масла и нет. А польза подобна тому, как всходят ростки на полях: никто не замечает этого, а поле вдруг оказывается густо покрыто зеленью.

Поэтому работа по поддержанию тела в порядке и по пестованию природной сущности должна быть тщательной и усердной: нельзя пренебрегать даже малой пользой и не стремиться получить ее; нельзя допустить появления даже крохотного ущерба и не стремиться защититься от него. Ведь малое собирается вместе, и получается большое, единицы слагаются друг с другом, и получаются миллиарды. И посему тот, кто умеет ценить малое и достигать успеха в мельчайшем, близко подходит к познанию Дао-Пути».

Некто сказал, задав вопрос: «Бывало ли в древности так, чтобы кто-нибудь, ничего не делая, достиг продления жизни?»

Баопу-цзы сказал в ответ: «Такого никогда не бывало. Одни люди следовали за мудрым учителем, накапливали заслуги, усердно трудились, чтобы получить от своего наставника в дар секрет изготовления снадобья. Другие получали тайные наставления и сами делали все, о чем им сообщалось, занимаясь работой по самоисправлению. Они не оповещали об этих делах мир и не вели бесед с обывателями. Поэтому авторам книг известны только их имена, но неизвестны досконально те способы, благодаря применению которых они стали бессмертными. Вот и создается впечатление, что их как бы не было. В древности было такое, что Хуан-ди умел говорить уже от рождения, и он сразу же смог заставить служить себе множество одухотворенных существ. Потому можно сказать, что эти его способности естественным образом были получены им от Неба. Но и он не мог, ничего не делая и лишь восседая с прямой спиной, обрести Дао-Путь. Он отправился на гору Ваньушань и обрел там каноны эликсиров киновари, пошел к озеру Динху и выпарил там текучий жемчуг[627], поднялся на гору Кундун и вопрошал там Гуан Чэн-цзы[628], направился в Цзюйцы и служил там Давэю[629], прибыл к склонам горы Восточная Дай и получил там наставления Чжун Хуана[630], вступил в Цзиньгу и советовался там с Цзюань-цзы. Когда же Хуан-ди рассуждал о Дао-Пути и искусстве пестования жизни, то ему помогали две божественные девы — Сокровенная Дева и Чистая Дева[631]. Чтобы ускорить свое продвижение вперед, он советовался с Шань Цзи и Ли Му[632], а когда вставал вопрос о предсказаниях, он обращался к божеству ветра. Когда ему надо было научиться диагностике по пульсу, он просил наставлений Лэй-гуна и Ци-бо[633], а когда он занялся изучением военного искусства, то ему пришлось осваивать сочинения о пяти звуках[634]. Когда Хуан-ди надо было постичь хитрости божеств, он стал слушать слова, произносимые чудесным зверем с Белого болота[635], а чтобы овладеть познанием земных принципов, он начал записывать речи волшебной Синей птицы[636]. Чтобы быть способным оказывать помощь увечным и раненым, Хуан-ди овладел искусством Плавильщика Металла[637], — другими словами, он всегда советовался со всеми знающими и учился у всех умелых. Именно поэтому Хуан-ди смог обрести все тайные наставления; исчерпать понимание Дао-Пути; до конца постичь истинное; сидя на драконе, вознестись ввысь и сравняться с Небом и Землей по беспредельности своего долголетия. И если уж про Хуан-ди и Лао-цзы, этих двух величайших мужей, в канонах святых-бессмертных говорится, что они взошли в чертоги Изначального Государя Великого Первоединого, чтобы получить от него тайные наставления, то можно ли думать, будто стать бессмертными самостоятельно способны люди, во много раз уступающие им? Никто о таком никогда и не слышал».

Некто спросил: «Если Хуан-ди действительно стал бессмертным, то как же может его могила находиться на горе Цяошань?»[638] Баопу-цзы сказал в ответ: «Согласно «Канону горы Цзиншань» и «Записям о Драконовой Главе»[639], получается, что после того как Хуан-ди принял божественную киноварь, к нему прилетел дракон, на котором он и умчался вдаль. Но все его сановники и министры продолжали горевать о нем и всегда помнили о своем государе. То они брали его стол и посох, строили для этих вещей храм и начинали там совершать жертвоприношения. То они брали его одежду и шляпу, хоронили их и начинали оказывать почести месту их захоронения. В «Жизнеописаниях бессмертных» говорится, что Хуан-ди сам назначил день своей смерти. На семидесятый день он ушел, а через семьдесят дней снова вернулся. Тогда его и похоронили на горе Цяошань. Когда же могильный курган обрушился, то оказалось, что гроб Хуан-ди пуст и трупа в нем нет. В нем вообще ничего не было, кроме меча и башмаков. Хотя имеющиеся у нас источники и расходятся в деталях, все они согласны в том, что Хуан-ди стал бессмертным. Сведений, что Хуан-ди стал бессмертным, чрезвычайно много как в даосских книгах, так и в сочинениях представителей всего множества философских школ. Только одни конфуцианцы, не желая подтверждать и распространять сведения об удивительном и ходить по дорогам странного, не говорят об этом. Они проповедуют лишь доктрину ритуала и считают, что о делах, касающихся святых-бессмертных, не следует сообщать простым людям. Поэтому конфуцианцы и говорят, что Хуан-ди умер. Так они вводят в заблуждение умы народа.

В благодарность за оказанные добродеяния все множество простых семей воздвигали храмы и кумирни Чжу И, Луань Ба и Юй-гуну, когда те были еще живы[640]. В древности, когда умирал человек обширной добродетели, его подданные и потомки выгравировывали записи о его деяниях на неразрушаемых сосудах. И доныне сохранились стелы, возвеличивающие деяния добродетельных государей и начальников прошлого, думавших о народе с любовью и насаждавших милосердие и добро. Такие стелы есть повсюду, и именно к памятникам этого рода относятся храм и гробница Хуан-ди. Разве может данное обстоятельство служить доказательством того, что он умер?»

Некий человек спросил: «Пэн-цзу прожил восемьсот лет, Ань Ци прожил три тысячи лет. Их долголетие во много раз превосходит срок жизни обычных людей. Но если, тем не менее, существует и путь полного избавления от смерти, почему же они не стали бессмертными? Это можно объяснить только тем, что они получили конкретную судьбу, выразившуюся в определенном запасе жизненной энергии — пневмы-ци. Хотя жизнь этих двух людей и имела границы, им удалось максимально использовать имевшиеся у них возможности. Однако принципы жизни нельзя изменить, и продлить жизнь больше предопределенных границ им не удалось. Не поэтому ли они в конце концов все-таки не сумели избежать кончины?»

Баопу-цзы сказал в ответ: «В «Каноне Пэн-цзу» говорится, что начиная с того времени, когда Владыка Ку[641] был помощником императора Яо, Пэн-цзу был великим сановником, занимая свою должность от эпохи правления династии Ся и до прихода к власти династии Инь[642]. Тогда иньский царь отправил к нему гетеру, чтобы она научилась у Пэн-цзу технике искусства «внутренних покоев». Царь начал с хорошими результатами практиковать это искусство, но задумал убить Пэн-цзу, чтобы пресечь распространение этого пути среди людей. Пэн-цзу почувствовал это и скрылся. Тогда ему было семьсот или восемьсот лет, но это не значит, что он умер.

В «Записях Господина Желтого Камня»[643] говорится, что более чем через семьдесят лет после ухода Пэн-цзу один из его слуг встретил его к западу от Текучих Песков[644]. Из этого становится совершенно ясно, что он не умер. Кроме того, известно, что семь или восемь учеников Пэн-цзу, такие как Господин Ворон в Зеленых Одеждах, Господин Пещера Туши, Господин Прекрасные Брови, Господин Сын Белый Заяц, Господин, Покинувший Жену, Государь Великого Достатка, Мудрец Высокого Холма и Не Могу Прийти, — все они прожили по нескольку сотен лет, а после стали бессмертными и ушли от мира. И если это так, то как же сам Пэн-цзу мог умереть?

Кроме того, Лю Сян в своем труде «Жизнеописания бессмертных» также говорит, что Пэн-цзу является бессмертным.

Что же касается господина Ань Ци[645], то он продавал снадобья на берегу моря, и все население Ланье[646] регулярно, из поколения в поколение, видело его там. Можно подсчитать, что ему к тому времени уже исполнилась тысяча лет. Цинь Шихуан призвал его для беседы и проговорил с ним три дня и три ночи. Его речи были возвышенны, а их суть далека от обыденного. Он обнаружил широкую образованность и владел доказательствами истинности своих слов. Цинь Шихуан отличил его и одарил золотом и регалиями из нефрита. Эти дары оценивались в сотни тысяч или миллионы монет. Потом Ань Ци роздал все эти богатства в городах и весях, так как считал, что пара башмаков, украшенных красным нефритом, вполне хорошая награда для него. Он оставил письмо, в котором говорилось: «Через следующую тысячу лет ищите меня на горе Пэнлай». Это свидетельствует о том, что ко времени беседы с Цинь Шихуаном ему уже исполнилась тысяча лет, но отнюдь не свидетельствует о том, что он умер. Кроме того, известно, что Цинь Шихуан был человеком жестоким, твердым и горделивым. А такие люди в Поднебесной как раз не склонны верить в святых-бессмертных, а тем более если бы на его вопросы отвечали неискренне, он никогда бы не поверил. Но задавая Ань Ци вопросы о делах продления жизни, император получал от него исчерпывающие и обоснованные ответы. И Цинь Шихуан прозрел и уразумел, что в Поднебесной непременно должен быть путь бессмертных. Поэтому он проявил такую милость к Ань Ци и столь щедро наградил его, а сам от всего сердца решил заняться изучением дел обретения бессмертия. Но поскольку у императора не было мудрого учителя, он оказался введенным в заблуждение Лу Ао и Сюй Фу. По этой причине он и не смог обрести бессмертие. Если бы слова Ань Ци были лживыми или недостоверными, то за три дня и три ночи беседы с императором это вполне бы обнаружилось, и тогда Шихуан непременно сварил бы господина Ань Ци живьем или убил бы его другим способом, и тот не избежал бы мук в кипящем масле котла, а отнюдь не получил бы богатых даров и других милостей».

Некто спросил: «В мире так много людей, принимающих лекарственные снадобья, практикующих регулярно пневмы и гимнастику дао инь, но все равно умирающих. Почему это так?»

Баопу-цзы ответил: «Если не обрести золотой раствор и перегнанную киноварь, а только принимать растительные снадобья и практиковать малые искусства, то можно продлить годы жизни и отдалить смерть, но нельзя стать бессмертным. Точно так же если применять растительные снадобья, но игнорировать необходимые искусства возвращения лет жизни, то в конце концов не удастся овладеть принципом жизни. Если не носить на поясе божественные амулеты, не следовать запретительным заповедям, не созерцать духов, живущих в теле, и не практиковать хранение Одного, то можно будет лишь предотвращать возникновение внутренних болезней и вред, приносимый ветром и сыростью. Если же на такого человека нападут злые бесы или наделенная силой нечисть, если ему причинят вред оборотни гор или ядоносы вод, то он все же умрет.

Если он не будет владеть методами вхождения в горы, то ему достанется много горя от горных духов: нечистые нави обрушатся на него, хищные звери станут нападать на него, водяные гады станут жалить его, змеи и прочие гады будут язвить его, так что у него будет много возможностей умереть, не от одного, так от другого.

Иногда методы продления жизни начинают практиковать слишком поздно, когда ущерб, понесенный организмом, уже слишком велик и его нельзя восполнить. Или бывает и так, что польза от восполнения еще не стала окончательной, а человек снова делает нечто вредное и сводит все на нет; в таком случае что можно предпринять, чтобы преодолеть последствия такого вреда, и на основании какого резона можно ожидать тут продления жизни?

Бывает и так, что человек в старости начинает практиковать Дао-Путь и становится бессмертным, а бывает и так, что человек с молодости практикует Дао-Путь и не становится бессмертным. Почему? Иногда человек уже стар, но поскольку полученной им при рождении пневмы много, то и ущерб, понесенный его организмом, невелик. А раз ущерб невелик, то его легко восполнить. А раз его легко восполнить, то можно и обрести состояние бессмертного.

Но бывает и так, что человек молод, а полученной им при рождении пневмы мало. Раз пневмы мало, то и нанесенный ей ущерб велик. Раз ущерб велик, то его трудно восполнить. А раз его трудно восполнить, то нельзя и стать бессмертным.

Ведь гибискус и ива таковы, что когда их выращивают, то они прекрасно растут: пригнут их к земле — они растут, пустят параллельно земле — они тоже растут. И в жизнеспособности ничто не превосходит эти деревья. Но вот вы сажаете их в землю очень неглубоко, лишь едва прикрыв корни землей. Тогда очень скоро их кора начнет трескаться, листва опадет, они накренятся и упадут. Даже если их пестуют плодородной землей и поливают родниковой водой, они не могут не засохнуть и не погибнуть, ибо их корни не укрепились как следует. Поскольку им в таком случае не удается произвести новые ростки и побеги, их соков не хватает, чтобы получить новый запас жизненной силы.

Тело, которое человек получает при рождении, таково, что ему легко нанести ущерб, но трудно вскормить и выпестовать. В этом отношении оно далеко уступает тем двум деревьям. А симптомов болезней человека во много раз больше, чем трещины на коре, увядание, потеря листвы и падение. Средств заботиться о теле так мало, а средств причинить ему вред так много! И насколько же легче человеку умереть!

Принципы дыхательных упражнений основываются на том, чтобы выдыхая старое, вдыхать новое и таким образом взращивать пневму при помощи пневмы. Но если пневма уже сильно истощена, то ее трудно взрастить. Принципы приема снадобий таковы, что принимая их, люди используют кровь, чтобы восполнять кровь. Но если кровь уже сильно обеднена, то ее ущерб трудно восполнить.

Когда человек бежит стремглав, его дыхание становится прерывистым и его легкие то совсем пустеют, то вновь наполняются. Когда человек насильственно изматывает свое тело, то дыхание его мало-помалу укорачивается и его пневма несет ущерб. Лицо тогда теряет свой цвет и лоск, кожа становится сухой и шершавой, губы бледнеют и вены обесцвечиваются. Все черты сглаживаются, и тело слабеет и увядает. Это признак уменьшения крови. Два этих типа признаков относятся к тому, что вовне. Но они свидетельствуют о том, что и духовный корень вянет внутри. И если человек не обретет наивысшего снадобья, то спастись ему не удастся.

Таким образом, положение, при котором человек начинает практиковать Дао-Путь, но не завершает практику, заботится о жизни, но все равно умирает, обусловлено отнюдь не тем, что человеку не хватает жизненной силы крови и пневмы. На самом деле в таком теле погибли сам корень и сам источник, производящий и пневму, и кровь: корень засох, остались одни ветки. Это все равно что окунуть факел в воду — огонь погас, но факел продолжает дымиться. Или это подобно тому, как дерево срубают, но его побеги и листья продолжают расти. Горение прекращается и дерево засыхает не потому, что нет дыма или листьев, а потому, что уже раньше погибло то, благодаря чему только и возможны и дым, и листья. Мирские люди обычно считают первый день недомогания за день начала болезни. Точно так же день, когда пресеклось возрастание пневмы, может считаться первым днем гибели тела.

Люди боятся только ветра и стужи, жары и сырости. Но они не понимают, что ни ветер и сырость, ни стужа и жара не могут причинить никакого вреда крепкому и здоровому организму. Следует опасаться только того, что организм уже опустошен и пневмы осталось мало. И если это так, то человек не сможет устоять против вредных воздействий, и они непременно скажутся на здоровье его внутренних органов.

Что здесь можно привести в качестве примера? Представим, что есть несколько человек одинакового возраста и одинакового состояния здоровья. Количество имеющейся у них еды также одинаково. И вот все они зимой попадают в пустыню. Стоят трескучие морозы. Ночь. С неба падает белый снег, под ногами скрипит темный лед. Пронизывающий ветер продувает насквозь, завывая в ночи. На губах нарастает льдистая корка, и они стынут и мерзнут. Среди этих людей непременно найдется один, чувствующий внутренний холод. Но отнюдь не обязательно оттого, что он болен. И не потому, что пневма холода сосредоточилась именно там, где стоял он, а не другие. Просто в его теле присутствовала некая непереносимость холода.

Бывает и так, что несколько людей едят одну и ту же пищу, а потом один из них отравляется. И это не потому, что в пище был яд именно в том куске, который съел он. Или все пьют одно и то же вино, но кто-то остается трезвым, а кто-то пьянеет. И это не потому, что вино, которое они пили, было разной крепости. Многие страдают от непереносимой жары, но только некоторые умирают от солнечного удара. И это не потому, что жар небес имеет какие-то пристрастия и делит людей на своих и чужих. Все принимают некое снадобье, но одни от него впадают в отупляющую вялость, а другие испытывают головокружение, и все. И это, конечно, не потому, что яд снадобья кого-то любит, а кого-то ненавидит.

Когда в лесу дует сильный ветер, засохшие деревья падают первыми. Когда река выходит из берегов, то щели и трещины вода заливает первыми. Когда свирепствует пожар, то сухая трава загорается раньше, чем зеленая. Когда миски летят на пол, то разбиваются только самые хрупкие из них.

Из этого видно, что если в человеке отсутствует Дао-Путь, то он легко становится жертвой болезней и ветер, холод, зной, сырость легко губят его. Если же добиться того, чтобы пневма поддерживалась на одном уровне и не несла бы ущерба, а тело и дух защищали друг друга, то ничто не могло бы принести вред организму.

Ведь человек, следующий Дао-Пути, испытывает страх, когда стареет, а не когда молодеет. Люди в молодости беззаботны, полагаясь на крепость своего тела и силу своих налитых мускулов. Но именно в этой беззаботности они перенапрягают себя, и тут-то и появляются зародыши всего множества болезней.

Жизнь быстротечна и нежна, словно утренняя роса, и если не обрести великое снадобье, а принимать одни лекарства растительного происхождения, то хотя и можно продлить жизнь на срок больший, чем у обычных людей, но нельзя отдалить сам великий рубеж своего существования. Поэтому канон бессмертных гласит: «Пестование жизни заключается в непричинении себе вреда — вот главное». Это очень правильные слова. Шэнь-гун говорил: «Если не исцелиться от всего множества болезней, то как можно продлить жизнь?» О, сколь верны эти слова!»

Некто спросил: «То, что вы назвали вредящим организму, не разврат и чувственные влечения ли это?»

Баопу-цзы сказал в ответ: «Как же можно говорить только об этом одном? Ведь то, что необходимо для продления жизни, непосредственно связано с путем возвращения молодых лет, с омоложением. Мужи высших способностей, зная этот путь, могут продлить годы своей жизни и избавиться от болезней, а кроме того, они отнюдь не станут причинять себе вред. Если человек еще молод и крепок и к тому же знает принципы омоложения, то он может принимать киноварный эликсир силы инь и питать им мозг, собирать «нефритовую жидкость» в «длинной долине»[647], но если при этом он не принимает снадобий, то, хотя и проживет триста лет, все-таки не станет бессмертным. Тех же, кто не обладал этим искусством, древние сравнивали с людьми, варящими суп в ледяной посуде или хранящими огонь в плетенке из шерстистого тростника.

Стремиться к недостижимому и в мыслях мучиться из-за этого — вот, что вредно.

Направлять свои силы на то, что превосходит их, и тщетно пытаться поднять такой груз — вот, что вредно. Тоска и печаль, горькие воспоминания — вот, что вредно. Чрезмерные радость и веселье — вот, что вредно. Долгая болтовня и смех — вот, что вредно. Валяться в постели и даром терять время — вот, что вредно. Напиваться до беспамятства, а потом блевать — вот, что вредно. Наедаться до отвала, а потом ложиться спать — вот, что вредно. Задыхаться, будучи утомленным бегом и прыжками, — вот, что вредно. Длительное отсутствие соединения инь и ян — вот, что вредно.

Эти приносящие вред поступки, когда они все присутствуют, приводят к ранней смерти. Ранняя смерть не есть Дао-Путь[648]. Таким образом, если говорить о способах пестования жизни, то они заключаются в том, чтобы не спать чрезмерно много, не ходить чрезмерно быстро, не утомлять слух напряженным вслушиванием, не утомлять зрение долгим всматриванием, не ложиться спать в чрезмерном утомлении, не кутаться до прихода холодов и не раздеваться до наступления тепла, не доводить себя до крайнего голода, не есть больше, чем нужно, чтобы насытиться, не доводить себя до крайней жажды и не пить больше, чем нужно, чтобы утолить жажду.

Ведь если чрезмерно много есть, то получается излишнее скопление[649], а если пить слишком много, то появляются мокрота и несварение желудка.

Не надо слишком утруждаться и слишком много пребывать в праздности, не надо вставать поздно и не надо изнурять себя до того, чтобы пот лился ручьями. Не надо слишком много спать и не надо мчаться на колесницах и галопом скакать на конях. Не надо утомлять зрение, вглядываться в дальние дали и не надо слишком объедаться, ибо от этого родится холод. Не надо пить вино, ибо от этого обязательно будут ветры, не надо без числа совершать омовения, не надо расширять сферу деятельности воли и пределы распространения желаний, не надо изыскивать способы создания хитроумных и изощренных вещей.

Не следует слишком греться зимой и слишком охлаждаться летом, не следует лежать под открытым небом звездными ночами, не следует во сне обнажать плечи; и если выполнять все это, то ни мороз, ни жара, ни ветер, ни туман — ничто не нанесет вреда. Пять вкусов входят в рот, но не следует увлекаться излишне только каким-то одним из них, ибо избыток кислого вредит селезенке, избыток соленого вредит сердцу, избыток сладкого вредит почкам. Это естественный принцип пяти первоэлементов[650].

Если говорить о вредном, то следует неизменно сознавать, в чем оно заключается: когда вредное воздействие длится долго, то жизнь сокращается. Именно поэтому хорошо умеющие держаться за жизнь[651] определяют время между отходом ко сну и пробуждением как четыре двухчасья[652], их деятельность и покой основываются на постоянстве и порядке предельной гармонии, их кости и сочленения пребывают в добром согласии. Владея способом взгляда вниз и вверх, они преграждают дорогу болезням и входы для всего дурного. Владея искусством вдоха и выдоха, они распространяют процветание и защищенность. Владея способом сдерживания излияния семени, они достигают гармонии в регулировании пневмы.

Сдерживанием гнева восполняется пневма инь, подавлением радости пестуется пневма ян. Также нужно сначала принимать растительные снадобья, чтобы избавиться от недостатков и изъянов, а затем принимать золотой раствор и перегнанную киноварь, чтобы утвердиться в безграничном долголетии. Этим и исчерпывается принцип продления жизни. Если человек хочет претворять в жизнь свои чаяния и исполнить свои заветные стремления, которые сам называет достижением знания и постижением предопределенности, то он должен не привязываться к крайностям, а положить предел своим чувствам и изо всех сил стараться достичь цели. Для тех же, кто не хочет работать во имя продления жизни, сказанные здесь слова не более чем шум ветра в ушах или вспышка молнии перед глазами, да и этих сравнений недостаточно, чтобы передать их отношение к изложенному.

Хотя тело иссыхает в житейском коловращении, а пневма исчерпывается в роскоши тонких шелков, они услаждают свое сердце всем этим, и как же можно поведать таким людям дела, связанные с пестованием жизни? Они ни о чем не задумываются и ничего из упомянутого не берут — это и называется бесовским заблуждением. Надеяться, что они уверуют в этот путь, — все равно что выставлять светлое зеркало перед бельмами слепца или струнами и бамбуком музыкальных инструментов очаровывать глухого».